2015-05-27
329Могут ли обездоленные аутсайдеры иметь преимущество?
1.
Сидни Вейнберг родился в 1891 году, один из 11 детей Пинкус Вейнберг, борца польского происхождеения, продающего ликер и бутлегер в Бруклине. Сидни был низкий, «Kewpie doll», как называет его Нью-Йоркский писатель И.Дж.Кан, описывая его, «в постоянной опасности быть поглощенным стульями внушительных размеров». Он произносил свое имя, как Вайн-бойг. Он закончил школу в 15. У него был шрам на шее в память ооб одной битве на ножах в его доподростковые дни, когда он продавал вечерние газеты на Хамильтон Авеню, конечной остановке парома из Манхетена в Бруклин.
В 16 лет, он попал на Вол-Стрит, и не мог оторвать взгляда от «прекрасных, высоких зданий» как он вспоминал позже. Он поднялся на 43 Exchange Place, где он начав с верхнего этажа и спускался весь день вниз, спрашивая в каждом офисе - «Нужен мальчик?». К концу дня, он достиг маленькой брокерской фирмы на третьем этаже. Там было закрыто. Но он вернулся в брокерскую фирму на следующее утро. Он соврал, что его попросили вернуться и предложили быть ассистентом дворника за три доллара в неделю. Маленькая брокерская фирма была Голдман Саш.
С этого момента, Чарли Элиз рассказыает нам в своей новой книге, «Партнерство: Создавая Голдман Саш», о стремительном становлении Вейнберга. Уже на раннем этапе ему доверили провести флагшток на тележке в верхнюю часть города, в дом семьи Сач. Дверь открыл Паул Сач, внук основателя фирмы, и Сач улыбнулся ему. Вейнберг был вскоре перемещен в почтовое отделение, которое он быстро реорганизовал. Сач отправил его в Бизнес Колледж Броуна, в Бруклин, изучать чистописание. К 1925-му году фирма купила ему место на Нью-Йорской фондовой бирже. К 1927-му, он стал партнером. К 1930-му, он был генеральным партнером, и в течение следующих 39-ти лет – до его смерти в 1969-м – Вейнберг стал иконой Голдман Сач, превратив его из партнера средней руки в главный инвестиционный банк мира.
2.
История из грязи – основа Американской биографии – со временем получила две различных интерпретации. Версия 19-го века делала упор на значение компенсированных недостатков. Если ты хочешь подняться на верх, думает идущий, намного лучше начать снизу, потому что будучи там ты получишь все необходимые навыки и мотивации для того, чтобы достичь успеха. «Нью-Йоркские предприниматели предпочитают нанимать парней из деревни, так как в теории они работают усердней, более решительны, послушный, и доброжелательны, чем коренные Нью-Йоркцы», - написал Ирвин Дж. Вилли в 1954 своем исследовании «Люди Америки, которые сделали себя сами». Эндрю Карнеги, чья персональная история задала направление для карьеристов 19-го века, настаивал, что родиться, вырасти и воспитываться в школе бедности – это большое преимущество. Согласно Карнеги, «Не от детей миллионеров или почетных членов общества, мир получает своих учителей, мучеников, изобретателей, управленцев, поэтом, или даже дельцов. Все они выходят из царства бедности, который дает им все эти возможности».
Сегодня, эта интерпретация противоположна. Успех представляется как торжество капитализации социально-экономических преимуществ, а не как компенсация недостатков. Механизмы социальной мобильности – стипендии, социальные акции, жилищные ваучеры - все попытки связанные с тем, чтобы преобразовать бедных из оутсайдеров в инсайдеров, спасти их от что называется безнадежного состояния. В наши дни, мы не учимся у бедноссти, мы избегаем ее, и книга типа истории Эллисы в Голдман Сач – это почти идеальный пример для того, чтобы понять, как работает социальная мобильность. Шесть сотен страниц в книге Эллиса посвящены современным дням Голдман, фирме, которая символизирует золотую эру Вол-Стрит. Со времен бума 1980-х вплоть до банковского кризиса последнего десятилетия, Голдман приносил безупречно аккредитованных членов образованной и социально-экономической элиты на Вол-Стрит, где они совершили фантастически сложные сделки и сделали огромные состояния. Однако открывая 72-ую страницу книги, главу рассказывающую о годах Сидни Вейнберг, кажется, что попадаешь в другую эру. Человек, который создал Голдман Сач таким, каким мы его знаем был бедняком, необразованным членом презираемых меньшинств – и его история так занимательна, что возможно только Эндрю Карнеги сможет ее понять.
3.
Вейнберг не был финансовым магом. Его чудеса были социальными. Во времена своего расцвета, Вейнберг был руководителем 31-ого совета директоров компании. Он был участником 250 встреч советов директоров или комитетов в год, и когда он небыл на встрече он часто парился в турецкой бане отеля Балтимор с кем-нибудь типа Роберта Вудрафа из Кока-Колы, или Бернардом Гимбелем из Гимбеля. Во время великой депрессии, Вейнберг служил в Консультативном отделе Франклина Рузвельта и в Градостостроительном совете, и F.D.R. называл его политиком за его умение быть посредником враждующих сторон. Военные годы он провел в качестве вице-президента Военного комитета продовольствия, где он был известен как Похититель Трупов, из-за того пути, которым он убедил молодых бизнесменов присоединиться к военным действиям. (Вейнберг казалось был первым кто убедил молодых предпринимателей присоединиться к общей работе во время войны, доказав, что это самый верный путь, завоевать лояльность потребителей сейчас, которая будет работать на них в послевоенное время).
Когда Форд Мотор Компани решила выйти на публику в середине 1950-х, что до сих пор остается одним из самых больших первичных размещений акций, оба главных подразделения в этой черезвычайно сложной сделке – семья Фордов и Фонд Форда – хотели, чтобы сделкой руководил Вейнберг. Он был мистером Вол Стрит. «Его роль был – сила под прикрытием трона», - писал И.Джи. Кан в Нью-Йоркере о Вейнберге, 50 лет назад, «он возможно занимал тот же статус, как из Бернард Брач, олицетворяя популярные мысли Бернарда Брача». Кан продолжал:
Едва ли существуют выдающиеся исполнительные директора корпораций про которых он не может сказать – и не надейтесь, что скажет – «Он на самом деле очень близкий мой друг»….Промышленники, которые хотели получить некую информацию о своих конкурентах автоматически приходили к Вейнбергу, также как торговцы консультируются в кредитно-рейтинговых агентствах. Стандартное окончание большинства его телефонных разговоров выглядит примерно так: «Кто?...Конечно я знаю его. Хорошо знаю….Раньше был заместителем министра финансов….Ок. Я попрошу его позвонить тебе»
Эта общительность как раз то, чего мы ожидаем от главы инвестиционного банка. Вол-Стрит – особенно клубная Вол-Стрит в начале и середине 20-го века – была бизнесом отношений: ты делаешь товарные предложения Continental Can потому что ты знаешь главу Continental Can. Кроме того, мы полагаем, что бизнес основанный на социальных связях дает преимущество в пользу культурных инсайдеров. И это одна из причин почему мы больше не думаем о бедности, что она полезна, как в 19-м веке; не важно как ты трудолюбив, или как ты дисциплинирован, это очень трудно преодолеть привычки прошлой бедной жизни, которые выделяют человека в общесте. (it is difficult to overcome the socially marginalizing effects of an impoverished background). По идее для того, чтобы провернуть дело с Continental Can, тебе нужно знать главу Continental Can, и по идее для того, чтобы познакомиться с главой этой компании, было бы хорошо быть его одногруппником в Йельском колледже.
Но Вейнберг там не учился. Его показатель был 13 (He was P.S. 13). Он также не пытался делать вид, что он инсайдер. Он был противником. «Мы должны прояснить это дело», - будет говорить он. – «Я просто невежа, необразованный ребенок из Бруклина». Он купил скромный дом в Скарсдейле в 1920-м и прожил там весь остаток жизни. Он ездил на метро. Возможно он очень тесно работал с Белым домом, но надо учитывать, что это был Белый дом времен Рузвельта, то время когда никто еще из старой гвардии Вол-Стрит не стал Новым Диллером. Вейнберг будет говорить о своей общеобразовательной школе как о Принстоне, и в шутку он будет скупать ключи Фи Бета Каппа (прим. переводчика – одно из самых старинных студенческих обществ в Америке, члены которого имели особые символы-ключи) в ломбардах и оставлять посетителям на память, как сувениры. Его умения были таковы, что Рузвельт хотел сделать его послом в Советском Союзе, а его схватка, опутывающая Вол-Стрит была такой сильной, что его телефон никогда не умолкал. Но так часто, как только можно он напоминал своим сверстникам, что он по другую сторону дороги.
На одной встрече совета, Эллис пишет «проходила одна очень нудная презентация, тупая, с детализированной статистикой. Цифры шли за цифрами. Когда занудный презентатор наконец остановился для передышки, Вейберг подпрыгнул, весьма демонстративно махая своими бумагами и закричал «Бинго». Самая лучшая стратегия для иммигранта, согластно известной пословице, это думать на идише, а одеваться как британец. Вейнберг как раз думал на идише, а одевался как Британец.
Почему эта стратегия работала? Это великая загадка карьеры Вейнберга, и это очень трудно избежать вывода, который делает Карнеги: в некоторые моменты истории быть оутсайдером – почти определенно значит, что ты станешь инсайдером. Не сложно представить, например, что главе Continental Can очень понравился тот факт, что Вейнберг был из ниоткуда, аналогично тому, что Нью-Йоркские работодатели предпочитают парней с окраин вместо городских мальчиков. Этот человек живет в мире, в котором множество людей, которые, прийдя в Йель, затем отправлялись на Вол-Стрит; он знал, что некоторые из них были профессионалами в том, что они делают, а некоторые просто хорошо общались и разделение возможностей некомпетентных людей не было легким делом. Вейнберг был выходцем из Бруклина; как он мог быть не идеальным?
Происхождение Вейнберга также позволяла ему играть классическую роль «сернеклассового меньшинства». Одна из причин, почему Парсы в Индии, Западные Азиаты в Африке, Китайцы в Юго-Восточной Азии, Ливанцы на Карибах, на фоне других были так успешны, заявляют социологи – это потому что они не связаны с общинами, в которых они работают. Если ты Малазиец в Малайзии, или Кениец в Кении, или Африко-Американец в Ватсе, и ты хочешь пойти в продовольственный магазин, ты начнешь с увечий: у тебя есть друзья и родственники, которые хотят работу, или скидку. Ты не можешь запретить брать в долг или коллекционировать займы соседям, потому что они ведьтвои соседи, и твой социальная и бизнес жизнь связаны вместе. Вот как описывает антрополог Брайан Фостер коммерцию в Таиланде:
Торговецу, который был подвержен традиционным социальным обязательствам и ограничениям, было бы трудно начинать традиционый бизнес. Если, например, он был полноценной частью жизни села и подвержен общественным ограничениям, вполне ожидаемо, что он будет вполне щедр к просьбам нуждающихся, как и его соратники. Для него было бы трудно отказывать в кредитах и также трудно выбивать долги…Внутренний конфликт интересов в торговле лицом к лицу в том, чтобы сделать надлежащий этикет невозможным или по крайней мере хорошо его подредактировать, так как он являетсяя важным фактором Тайских социальных отношений.
Меньшинство этих ограничений не имеет. Он свободно разделяет финансовые и социальные отношения. Он может называть безнадежный долг безнадежным долгом, а плохого посетителя плохим посетителем, без беспокойства за социальные последствия их честности.
Вейнберг был отделен от создания бизнеса таким же образом и кажется именно это в большей мерой стало привлекательным для испольнительных директоров, которые нанимали его на работу. Председатель Дженерл Фудс открыто декларировал: «Сидни, кажется, единственный, кого я знаю, в середине заседания может сказать то, что он однажды уже сказал: «Я не думаю, что ты прав» и каким-то образом заставить меня думать, что это комплимент». То, что Вейнберг может превратить замечание в комплимент – это завет его шарма. А чувство того, что он может высказать свое замечание, когда ему взбредет в голову – это завет его социальной позиции. Ты не можешь сказать председателю Дженерал Фудс, что он идиот, если ты был его однокурсником в Йеле. Но ты можешь это сделать, если ты сын Пинкуса Вейнберга из Бруклина. Говорить правду проще с позиции культурного расстояния.
Здесь Эллис говорит о Вейнберге снова:
Вскоре после того, как он был выбран главой Дженерал Электрик, он был призван Филипом Д. Ридом, председателем правления ДжиЭм, представлять группу компаний на банкете в Валдорф Астория. В презентации Вейнберга, Рид говорит…что он надеется, что мистер Вейнберг чувствует то же, что и он сам, что ДжиЕ это самый великий инструмент в самой великой индустрии в самой великой стране в мире. Вейнберг поднялся на ноги. «Я могу согласиться с мнением о самой великой стране», - начал он. «И, я полагаю, я даже куплюсь насчет этой темы с самой великой индустрией. Но то, что ДжиЕ самый великий бизнес в этом поле деятельности, будь я проклят, но не назову его таким пока у меня не будет бинокля». Затем он вновь сел под громкие аплодисменты.
В ДжиЕ, Вейнбергскую непочтительность заветно любили. Во времена второй мировой войны, высокопоставленный чиновник Вичи, Адмирал Джин-Фрайнчойз Дарлан, посетил Белый дом. Дарлан был классическим французским военным, властный и наделенный правами, и считалось проявлял симпатию нацистам. Протокол заявлял, что у Дарлана налажены связи с союзниками, и каждый так считал, за исключением Вейнберга. Оутсайдеры вполне спокойно могут сказать, то, что дургие боятся, и при этом обязательно расположит к себе всех окружиющих. «Когда было время прощаться», - пишет Эллис, - «Вейнберг, выходя из комнаты, залез в свой карман и, достав оттуда 25-центовую монетку, протянул ее выглядящему с иголочки адмиралу со словами: «Эй парень, подвези-ка».
Идея, что оутсайдеры могут извлекать выгоду из своего положения идет в разрез с нашим пониманием ментьшинств. «Думай на Идише, веди себя как Британец», - предполагает, что аутсайдер может лучше маскировать свои отличия. Но были в истории времена и места, где меньшинства получают выгоду за счет утверждения или даже преувеличения своих отличий. Историк из Беркли Юрий Слезкине утвержддает в своей книге «Еврейский век» (2004), что Идиш эволюционировал не типично: если ты изучал его форму и структуру, ты поймешь его полную и фундаментальную искусственность – этот язык людей, который заинтересован, по словам Слезкине, в «поддерживании отличий, самозащите и таким образом своих отличий».
Точно так же как и полевые работы в Малайзийских селах, антрополог Л.А. Питер Гослин изучал китайского владельца магазина, который
Хорошо примерил на себя малайскую культуру и оказался скурпулезно чувствительным к Малайцам по многим аспектам, включая повседневное ношение Сарога, тишину и вежливость малайской речи, и скромные и приветливые манеры. Однако, в урожайное время, когда он должен был выходить в поле, чтобы собирать зерно, которое он уже заложил, он одевал свой китайский костюм из шорт и исподней рубашки, и говорит в намного более крепких вырпажениях, и действует, по словам одного малазийского фермера, «почти как китайец». Это поведение было свидетельством того, что он не будет воспринят как обычный малайский парень, от которого можно ожидать великодушия или люготных кредитных условий.
Это как раз то, что Вейнберг постоянно ссылался на ПС 13? В книге Эллиса повторяется история про Вейнберга еще из описания Лизы Эндлич 1999 года, «Голдамн Саш: Культура успеха», которая в свою очередь повторяет истории про Вейнберга из профайла Кана. А этот профайл ссылается на истории рассказанные Вейнбергом и его друзьями годами раньше. И что действительно ясно из этих описаний, так то, что это действительно истории: анекдоты действительно созданные лишь для просчитанного эффекта. Согласно Эллис:
Один друг рассказывал про то, как Вейнберг был гостем на званом обеде у Джи.Пи.Моргана, где произошел следующий разговор: «Мистер Вейнберг, я предполагаю вы служили в последней войне?»
«Да, сэр, я был на войне – в военно-морском флоте».
«И кем вы там служили?»
«Поваром второго класса».
Морган был восхищен.
Конечно, Джи. Пи. Морган не был на самом деле восхищен. Он умер в 1913, до того как началась первая мировая война. Так что он не мог давать богатый званый обед. Но ты можешь понять почему Вейнберг у выгодно представить, что такой обед мог быть. И хотя Вейнберг и правда начинал работать как повар (из-за плохого зрения), он быстро дорос до высшего общества военно-морской интеллигенции, и затем большую часть войны провел возглавляя инспекцию по проверке всех судов, приходящих в пост Норкфолк. Но ты опять же можешь понять почему это небольшое добавление к истории не подходит, в любом случае.
А вот еще один пример:
Наследник большого состояния розничной торговли однажды провел ночь в Скарсдейле с Вейнбергом и после этого ушел рано. После Вейнберг и его жена, чей единственный слуга был поваром, опустошая пепельницы и убирая стаканы, они заметили, что их гость оставил свой костюм и туфли перед дверью его спальни. Довольный, Вейнберг унес костюм и туфлю в кухню, помыв туфли и почистив костюм, положил их назад. На следующий день, по уходу гость протянуул Вейнбергу пятидолларовый счет и попросил его передать это слуге, который так отлично позаботился о его гардеробе. Вейнберг поблагодарил его и положил деньги в карман.
Позвольте заметить: мы предполагаем, что наследник ужинал в скромной резиденции Вейнберга в Скарсдейле и ни разу не видел слугу, также он не видел его и утром, но тем не менее был убежден, что слуга в доме есть. Он что думал, что слуга прячется в туалете? Хотя без разницы. Это как раз та история, которую Вейнбергу нужно было рассказать, а его аудитории услышать.
4.
Одно дело утверждать, что быть аутсайдером – это стратегически выгодно. Но Эндрю Карнеги пошел дальше. Он верил, что бедность лучше подготавливает к успеху, чем богатство; то есть другими словами – компенсация за недостачу чего-либо более полезна, развивающа, чем усиление преимуществ.
Эта идея одновременно и ясна, и непонятна. Особенно учитывая тот смешной факт, что многие успешные предприниматели страдают от серьезной ученой неспособности. Пауль Орфалея, основатель сети Кинко, был студентом группы Д, который провалил два класса начальной школы, был выгнан из четырех школ, и закончил свое образование на последнем классе высшей школы. «В третьем классе единственное слово, которое я мог читать – это было слово “the”» - говорит он, - «И я отслеживал, где группа читала, следуя от одной «the» до другой». Ричард Бренсон, британский милиардер и основатель империи Virgin, бросил школу после безуспешной борьбы с чтением и правописанием. «Я всегда был одним из худших в классе», - говорил он. Джон Чамберс, которой построил фирму Cisco, прочно обоснованную в Силиконовой Долине, стоимостью в 100 млрд долларов, вообще имеет проблемы с чтением е-майлов. Один из пионеров в индустрии мобильных телефонов, Крейг МакКоу, болеет дислексией, также как и Чарлз Шваб, основатель скидочного брокерского дома, который носит его же имя. Когда профессор одной из бизнес-школ Джули Логан опросила группу американских владельцев малого бизнеса, она обнаружила что 35 процентов из них идентифицируют себя как больные дислексией.
Очень занимательная статистика. Дислексия захватывает те самые навыки, которые лежат в центре индивидуальной способности управлять современным миром. Еще Шваб и Орфалеа и Чамберс и Бренсон по-видимому компенсировали их инвалидности, тем же путем, как и считает Карнеги, компенсировали их бедность. Из-за своей неспособности к чтению и письму они развивали превосходные навыки коммуникации и решения проблем. Из-за того что им необходимо было просить помощи других, чтобы ориентироваться в мире букв, они стали большими спецами по части делегирования полномочий. В одном британском исследовании, 80 процентов предпринимателей-дислектиков в высшей школе были капитанами спортивных команд, из тех предпринимателей, кто не страдал подобным заболеванием капитанами в прошлом были лишь 27 процентов. Свои академические недостатки они компенсировали отличными социальными навыками, и, когда они приходили на рабочее место, эти умения давали им все возможности для быстрого и стремительного старта. «У меня не было достаточно самоуверенности, когда я был ребенком», - сказал однажды Орфалеа в интервью. «Но это к лучшему. Если тебе по жизни много отказывают, ты придумываешь как бы это сделать другим путем».
Нет сомнений, что нам очень некомфортно слышать, что люди типа Шваба и Орфалеа извлекают выгоду из своих недостатков. Как бы впечатляющим ни был их успех, никто бы из нас не зашел так далеко, чтобы пожелать дислексию для своих собственных детей. Если непропорционально большое число бизнесменов болеют дислексией, то тоже самое можно сказать и о заключенных. Система, в которой люди компенсируют свои недостатки, покажется нам слишком уж дарвиновской. Сильные становятся сильнее, а слабые еще более слабее. Человек, который может похвастаться семимильными прогулками в школу босиком, каждое утро весело отвозит своих внучат за 10 кварталов на своем внедорожнике. Мы начинаем верить, что лучшая дорога к успеху для наших детей включает в себя тщательно проработанную образовательную программу: «лучшие» школы, самые высококвалифицированные учителя, самые маленькие классы, самые блестящие объекты, самые разнообразные цвета в наборе для рисования. Но достаточно лишь одного взгляда на страны, где школьники опережают своих американских сверстников – несмотря на большие классы, облезшие школы и маленькие бюджеты – для того, чтобы удивиться, как наше массовое увлечение преимуществами преимуществ не так просто, как теория Карнеги о преимуществе недостатков.
В труде Е.Джи. Кан, он рассказывает историю управляющего, который уволился, когда приняли Вейнберга, рассказанную Аверелем Харриманом. Это было в солнечной долине, на лыжном курорте Хариман, где, как пишет Кан, присутствовал Вейнберг, который до этого ни разу не стоял на лыжах:
Несколько президентов корпораций все вместе поставили 25 долларов на то, что Вейнберг, не сможет съехать с самой крутой и длинной трассы в этой местности. Вейнбергу было около пятидесяти, но он все еще оставался самим собой. «Я воспользуюсь помощью инструктора по имени Франц Какой-то или Фриц Какой-то и позанимаюсь 30 минут», - сказал он. «Затем я заберусь на верхушку горы. Примерно полдня у меня уйдет на то, чтобы спуститься вниз, а закончу свою трассу я только с одной лыжей, а потом еще две недели я буду черно-синий, но я выиграю этот спор».
