Когда любви недостаточно

Глава 1 Почему одной любви недостаточно

«Я тебя люблю». Эту фразу, возможно, мы часто слышали, когда были детьми. В некоторых семьях она повторяется такое бесчисленное количество раз, что теряет всякий смысл. В других ее можно услышать довольно редко, как будто эти слова слишком значительны, чтобы расточать их детям. Будучи произнесенной или подразумевающейся, эта фраза обычно означает, что мы соответствуем ожиданиям родителей.

Любовь или сдерживание этого чувства, проявляющееся в форме неодобрения, часто используются как способ контроля за поведением детей. Такие выражения, как: «Ступай к себе в комнату, я не хочу тебя видеть, потому что ты не умеешь нормально себя вести» или «Никто тебя не будет любить, если ты так себя ведешь», являются типичными. Детям также говорят: «Ты можешь делать это лучше» и «Мы ожидаем от тебя большего». Их часто упрекают: «Как можно быть таким глупым?» Или: «Неужели ты не можешь хоть что-то сделать, как следует?» Так детям дают понять, что они недостойны любви, поскольку не оправдывают ожиданий родителей.

Только тогда, когда мы осознаем, как беспомощен ребенок в свете родительских амбиций, мы, наконец, постигнем всю жестокость угроз лишить его любви из-за того, что ему не удается соответствовать чрезмерным запросам. Родители не имеют в виду использовать любовь таким образом. И все-таки, не затрудняя себя размышлениями, они вновь и вновь делают это. В большинстве случаев мы сообщаем о своей любви к детям в форме одобрения их поведения (при условии, что они отвечают нашим ожиданиям). Это то, что мы сами испытали на себе в детском возрасте. Практически никого не любят только за факт его существования. Тем не менее каждый ребенок заслуживает и имеет право на то, чтобы его обожали просто за то, что он существует.

Давайте спросим себя, как мы осознавали, что нас любят или не любят родители или опекуны. Если мы потратим время на воспоминания, то, возможно, придем к пониманию того, что замечали проявление любви в зависимости от хорошего поведения и успехов. Мы не ощущали, что нас любят, когда наше поведение было хуже, чем ожидалось. Часто люди говорят: Отцу или матери не нужно было ничего говорить. Уже по тому, как они глядели на меня, я понимала, что сделала нечто, что им не нравится. На их лицах появлялось какое-то болезненное, раздраженное и злое выражение. И мы понимали, что это означает. Высказанное вслух или непроизнесенное порицание давало нам понять, что мы переступили некий рубеж. Для маленького человечка, развивающего в себе чувство собственного достоинства, этого было достаточно.

Так как мы нуждались в родительском одобрении и любви, мы всячески старались умиротворить родителей. Некоторые дети тем не менее оставляли эти попытки. Во всяком случае, осознание того, что нас любят не всей душой, прочно внедрилось в наше сознание. Неважно, что мы очень старались, - всегда казалось, будто мы не дотягиваем до нужной оценки. Что бы мы ни делали, все было недостаточно хорошо. Полное одобрение было вне пределов досягаемости. Возможно, это и не было тем, что родители имели в виду, однако именно такое чувство мы испытывали. И это очень сильно влияло на наше представление о себе.

Подавляющее большинство родителей любят своих детей и защитили бы их в случае необходимости даже ценой собственной жизни. Существование такой любви вне всяких сомнений. Но речь идет о качестве любви, а не о ее количестве. Когда любовь не включает в себя одобрения (признания) и когда утешение недостижимо, тогда ее качество снижается.

Иногда родители любят слишком сильно. Они буквально благоговеют перед своими детьми. В таком случае ребенок растет, путая любовь и восхищение, и это отдаляет родителей от ребенка. Подсознательно родитель, так или иначе, передает окружающим свою уверенность, что его ребенок не только лучше его, родителя, но и лучше остальных людей. При этом в некоторых случаях ребенок становится маленьким тираном, требовательным и высокомерным.

Восхищение провоцирует появление надменного чувства собственной значимости. Когда ребенок подрастает и другие люди, чьим мнением ребенок дорожит, не проявляют восхищения по отношению к нему, он впадает в депрессию. Тенденция поведения в любом случае такова, что предположить, будто что-то не в порядке, когда другие люди воздерживаются от проявления восхищения, повзрослевший ребенок не в состоянии.

Чарльз был в ярости, когда ему предстояло разводиться в третий раз. Ни одно из его супружеств не длилось более двух лет. В свои 27 лет он был очарователен и красив и для него несоставляло труда добиваться успеха у женщин. Тем не менее, он горько жаловался на то, что не может найти достойную женщину. Когда он только знакомился с женщиной, она, по его словам, казалась ему прекрасной и заботливой. Потом, по мнению Чарльза, она постепенно превращалась в требовательную эгоистку, которая хотела, чтобы все делалось так, как она того пожелает. Он все время повторял: мне нужен кто-нибудь, кто бы проявлял заботу обо мне.

Чарльз был единственным ребенком пожилой пары. Его родители не спешили иметь ребенка, поскольку это помешало бы их карьере. После того как они несколько раз безуспешно пытались родить ребенка, в конце концов появился Чарльз. Он был зеницей ока для родителей. На него обрушивались целые потоки любви, с ним всегда обращались как с маленьким, делающим свои первые шаги, им без устали хвастались. Друзья шутили, что Чарльз никогда не научится ходить, так как его вечно подхватывали на руки и часами носили. Каждый его каприз немедленно удовлетворялся. Чарльз никогда ни в чем не знал недостатка. Возможность любой неприятности предотвращалась.

Мамочка и папочка «благословляли землю, по которой он ступал». У него никогда не было необходимости взять на себя ответственность, и поэтому у него не было возможности стать взрослым. Его детский нарциссизм подпитывался родительским восхищением. Он видел, что его родители - это люди, которыми можно манипулировать по своему собственному усмотрению, и не очень-то заботился о том, что они чувствуют. Он был не в состоянии проявить хоть в какой-нибудь форме заботу о любой из своих подружек или жен. Когда они решили постоять за себя и отказывались быть «тряпками», он считал их эгоистичными. Чарльз и вообразить не мог, что, может быть, это он вел себя не должным образом.

Наряду с чрезмерной любовью равно проблематичным является и недостаток любви. Когда мы скрываем проявление любви от детей, они приходят к заключению, что не заслуживают ее. Если мы боимся быть «слишком мягкими» по отношению к нашим детям, то часто скрываем очевидные проявления любви. Делая так, мы верим, что готовим наших детей к реальной жизни. Увы, маловероятно, что этот сигнал они воспринимают так, как он был задуман. Мы не планировали посылать уведомление о своей нелюбви, но ребенок получает его и переживает из-за этого. Детям не разрешается задавать вопросы, а мы не испытываем потребности в объяснениях. Дети остаются как бы на заднем плане, и главное внимание уделяется родительским правам, вместо того чтобы обратить его на детские нужды.

Нам никогда не приходит в голову лишать детей еды, заставлять их спать на открытом воздухе в любую погоду или отказывать им в одежде. И вместе с тем гораздо чаще, чем многие могут это признать, мы отказываем детям в привязанности, утешении, уважении и одобрении, когда они нарушают домашний покой или не отвечают нашим ожиданиям. В семьях, где высоко ценят жесткое воспитание, ребенку, который, например, поранился, говорят, чтобы он не плакал, так как в ране нет ничего страшного. Делать так - значит отказывать ребенку в тепле и понимании. Если ребенок ушибся - это значит, что он действительно ушибся вне зависимости от того, как это представляется нам. Дети в подобных семьях склонны к одной из двух вещей: преувеличить боль в следующий раз в надежде получить требуемое внимание или ожесточиться и отрицать боль. В любом случае, хотя ребенок может осознать, что он испытывает, вывод, к которому он приходит подсознательно, заключается в том, что его чувства не имеют значения. Но если чувства не важны, то и сам он не важен.

Плохая успеваемость в школе, тревога, отсутствие друзей, отсутствие интереса к играм с другими детьми, склонность к одиночеству - вот результаты.

Мы не только слишком часто убеждаем детей, будто они не чувствуют того, что в действительности испытывают, но мы иногда наказываем их, если они упорствуют в своих жалобах. Их настойчивость воспринимается как признак неуважения и отвергается заявлениями типа: «Это не может причинять такую боль», «Я тебе сейчас наподдам, чтобы было о чем плакать».

Каждое заявление подобного рода - покушение на какую-то важную психологическую потребность. Иногда это потребность быть узнанным: «Пожалуйста, посмотри, я здесь». Иногда это потребность в одобрении: «Скажи мне, что со мной все в порядке, даже если мне что-то не удалось». Иногда это потребность в любви: «Пожалуйста, обними меня крепко-крепко». На эти эмоциональные запросы следует откликаться безотносительно к тому, насколько ребенок отвечает нашим ожиданиям. Дети заслуживают эту отзывчивость, и она необходима для их здоровья и душевного комфорта. Они заслуживают этого, потому что они - дети.

Безоговорочное послушание многие считают главным подтверждением того, что дети нас уважают. Мы верим, что дети должны полностью полагаться на наш авторитет, или же они вырастут правонарушителями. Наш авторитет, надо сказать, спорная вещь, когда ребенок не подчиняется нам так, как мы того требуем. Однажды, когда я стоял у раковины, мой младший сын вбежал в кухню и ударил меня кубиком. Конечно, я среагировал немедленно: «Никогда в жизни не поднимать руку на отца!» Ничего себе: мне-то не разрешалось сердиться на моего отца, а этому четырехлетке позволено поднять руку на меня? Меня отнюдь не заботило, что он разозлился из-за происшедшего между нами раньше. Невысказанное вслух правило можно выразить так: ни при каких обстоятельствах родители не должны разрешать ребенку бить их. Жестокое последствие такого разрешения заключается в том, что ребенок потеряет уважение к родителям и их авторитет будет сведен на нет. Я всегда жил в соответствии с этим правилом, хотя никогда не слышал его. I Я узнал о нем, живя в своей семье. Меня шлепали, когда я был ребенком, и я тоже шлепал своих детей. Меня заставляли есть еду, которая мне полезна, и я тоже заставлял детей есть такую пищу. Предполагалось, что я весь день буду ходить чистенький, и я тоже считал, что на одежде детей не должно быть ни пятнышка. Эти и дюжины других правил я подсознательно и с готовностью принял в детстве и передал своим детям. Подобно мне, дети должны были приспосабливаться к правилам, но не правила должны были приспосабливаться к потребностям детей. Не делайте ошибки: детям нужны границы и рамки. Но им нужно услышать нет, сказанное любящим голосом. Границы и правила - это стратегия для того, чтобы чувствовать себя в безопасности. До сих пор нормы и правила, унаследованные и используемые бездумно, в большинстве случаев не удовлетворяют основных психологических запросов детей. Часто эти нормы представляют собой предрассудки и отражают некомпетентность, накапливаемую целыми поколениями. То, что было предназначено стать защитой ребенка, стало тюрьмой для его души. Правила прививают детям чувство страха и тревоги, так как их нарушение обычно вызывает неодобрение и наказание. К сожалению, даже думающие родители отдают предпочтение предписанным границам поведения, а не потребностям ребенка. И в результате он уясняет для себя, что не заслуживает внимания и не внушает доверия. Других выводов не делается. В наших усилиях быть справедливыми и последовательными мы используем ту модель поведения, которая не удовлетворяет психологических потребностей ребенка.

Последовательность играет важную роль в развитии у ребенка чувства благополучия. Придерживаться установленных правил в независимости от ситуации часто считается проявлением последовательности. Между тем потребность ребенка в ощущении надежности и предсказуемости играет существенную роль, и это следует принимать во внимание. Когда интересы ребенка являются главенствующими, коррекция установленных норм поведения не рассматривается как проявление непоследовательности.

Ребенок осознает усилия, направленные на то, чтобы сбалансировать и удовлетворить его нужды, и понимает, что его личность представляется более значимой, чем бездумное выполнение того или иного правила. Трудность заключается в том, чтобы найти золотую середину, которая позволяла бы не только удовлетворить запросы ребенка, но и с уважением отнестись к потребностям окружающих его людей, включая родителей.

Когда я был молодым отцом и боролся с чувством собственной некомпетентности в вопросах воспитания, я часто напоминал своим детям о том, как сильно я их люблю. Неважно, что иногда я плохо вел себя по отношению к ним, поскольку не забывал повторять: Я очень люблю вас. Я не хотел уподобляться своему отцу, далекому от моих интересов и необщительному. Кроме всего прочего, я прочел почти все хорошие книги о воспитании. Однажды, наказав одного из мальчиков за какой-то проступок, я пошел в ванную, чтобы помыть руки. Взглянув на себя в зеркало, я был поражен: на меня смотрело лицо моего собственного отца. В этот момент истина чуть-чуть приоткрылась мне. Я вышел из ванной и извинился перед своим сыном.

В своем невежестве я полагал, что, если часто напоминать детям о том, что их любят, они вырастут эмоционально здоровыми. Я почти не замечал того, что очень редко серьезно отношусь к их чувствам. Я не пытался оценить правила, принятые в нашей семье, с точки зрения детей Дети получали свою долю ласк, заботы и внешних проявлений любви. Но все это, как я убедился, было реакцией на недостаток любви и ласки, который я испытывал в детстве. Мое отношение было обусловлено не откликом на их потребности, а скорее желанием компенсировать то, чего я сам был лишен.

Дети ощущают, когда их любят ради них самих, а когда любовь основана на желании компенсировать то, что было недодано родителям в детстве. И хотя они не в состоянии сформулировать свои ощущения, они чувствуют разницу. Они понимают: то, что они получают, - это не свидетельство признания их собственной ценности и любви к ним как таковых. Вне зависимости от того, что мы говорим детям, их самооценка является л следствием нашего отношения к ним. Именно наше отношение лежит в основе их самооценки.

По всей вероятности, наши родители отнюдь не преследовали цели недодать нам что-либо, точно так же, как и мы не стремимся к этому. Они воспитывали нас так, как воспитывали их. Они делали все, что могли, но этого было недостаточно! От того, как воспитывали нас, зависит, как мы воспитываем детей. Наша способность к амнезии, которая позволяет нам забывать все, что когда-то причиняло боль, не всегда приносит пользу. Мы можем вспомнить страшные события, но чаще всего не хотим делать этого. Мы обычно не помним своих детских ощущений, если в тот момент рядом не было взрослого, который мог бы подтвердить их. Кажущиеся незначительными и не имеющими последствий переживания «исчезают» из памяти, однако их воздействие не менее значительно, чем воздействие крупных и неприятных событий. Каждый раз, когда с нашими чувствами не считались, каждый раз, когда мы пребывали в замешательстве, каждый раз, когда нас не принимали всерьез, когда нам говорили: «Веди себя как следует или...» - мы утрачивали частицу своего достоинства. Каждый раз, когда нами пренебрегали, не выслушивали нас, унижали или били, мы все больше теряли свою самоценность, и все больше испытывали недостаток любви.

Одной молодой женщине так часто говорили, что ее очень сильно любят, что она стала подозревать, будто с ней что-то не в порядке. Она уверовала, что это нечто столь ужасное, о чем никто не осмеливался заговорить, и поэтому ее матери приходилось постоянно убеждать ее в своей любви. Дочь знала, что в школе она успевала не так хорошо, как ее сверстники. Она вообразила, что ее учеба вызвала у матери такие чувства, в которых она боялась признаться. И когда она приносила домой дневник с плохими оценками, она всегда испытывала напряженность, на которую ее мать реагировала привычными заверениями в любви.

Позже выяснилось, что причиной ее плохой успеваемости была ее неспособность к учебе. В семье, где родители достигли многого, где большое значение придавалось внешним атрибутам, этот ребенок служил постоянным источником смущения. В результате она пришла к выводу, что ее не любят из-за ее тупости, из-за того, что она не такая умная, как ее братья и сестры. И даже после того как была выявлена ее неспособность к учебе, ее самооценка, деформированная отношением родителей, лишила ее способности достичь хотя бы того, чего она могла бы достичь. Даже теперь ей постоянно приходится бороться с комплексом неполноценности.

Трагичность подобной ситуации заключается в том, что ребенок оказывается перед дилеммой или - или. Или она должна продолжать доказывать родителям, что их представление о ней правильное, или же попытаться убедить их, что оно неверное. Доказывать, что они правы, - значит демонстрировать свою лояльность. И, несомненно, лояльность должна вызвать у родителей такую бескорыстную любовь, которая отчаянно ей нужна. Но этот выбор лишь продлит существование дилеммы. Если же она попытается убедить родителей, что они заблуждаются, она сильно рискует. Риск состоит в еще большем отторжении родителей, она может потерять всякую надежду обрести то, в чем нуждается.

Ребенок обладает поистине неисчерпаемой способностью надеяться. Огромная сила заключена в надежде на то, что когда-нибудь мама или папа будут способны на безграничное «благодеяние». И никакие существующие доказательства противного не омрачают этой надежды ребенка. Неважно, что множество раз эти надежды разбивались вдребезги, ребенок собирает осколки и держится за них.

Несбывшиеся надежды сопровождают нас во взрослой жизни и проявляются при выполнении нами родительских функций. В какой-то степени мы все еще жаждем одобрения, как будто по-прежнему связаны с родителями эмоциональной пуповиной. В результате мы не разрываем узы детства, когда становимся самостоятельными людьми. Подсознательно мы испытываем страх перед самостоятельностью. Мы боимся отказаться от надежды получить то, чего мы не получили, когда были маленькими. И одним из последствий этого страха является стремление привязать к себе детей. А это мешает им достичь зрелости. Мы ведем себя по отношению к ним так же, как вели себя наши родители по отношению к нам! К сожалению, мало кто осознает это. Запрятанный глубоко внутри, этот страх вредит не только нам самим, но и нашим детям. Но если бы мы осознавали это, мы бы никогда не вели себя так!

Мужчина, воспитанный в семье, где родители были не менее честолюбивы, чем в семье молодой женщины, о которой шла речь выше, был младшим из четырех сыновей. В этой семье постоянно сравнивались оценки, награды, спортивные призы и любые другие «статистические» показатели успеха мальчиков. Очень редко имели место проявления теплоты и любви без какого-либо повода. Очень редко говорилось: «Я люблю тебя». И, невзирая ни на какие успехи, мальчиков в этой семье очень редко хвалили. Их побуждали к еще большим успехам. Достигнув подросткового возраста, этот человек решил отказаться от борьбы. Ему приходилось постоянно конкурировать с братьями, и он решил, что больше не стоит. Как бы он ни старался, он знал, что никогда его старания не найдут признания и одобрения, в которых он так нуждался.

Ему постоянно внушалось, что, чего бы он ни достиг, этого недостаточно. И чтобы привлечь внимание родителей, он стал вести себя так, как, по его мнению, было совершенно неприемлемо для них. Вряд ли это было осознанное поведение. Он начал пропускать занятия и получать плохие отметки, постоянно приходил домой не вовремя. Затем он попался на воровстве, поскольку пристрастился к наркотикам. Реакция родителей была типичной: «Как это могло случиться с нами - ведь мы старались учить детей только хорошему?» Отгородившись от чувств детей, они не сумели понять мольбу ребенка о любви и признании просто ради него самого.

Подобные истории, повторяющиеся сотни раз, заставили меня прийти к выводу, что любви, которую получают большинство детей, недостаточно. Нельзя отрицать того, что родители любят своих детей. Совсем другое дело, насколько эта любовь в действительности удовлетворяла психологические потребности детей. Только проанализировав свое собственное детство, родители могли бы увидеть, в какой степени их собственный опыт повлиял на выполнение ими родительских функций.

В той или иной форме, но этот опыт оказывает воздействие. Мы можем воспроизвести наши отношения с родителями или же попытаться создать нечто противоположное. «Мои родители никогда не говорили, что любят меня, поэтому я буду постоянно говорить детям, что люблю их», «мой папа никогда не уделял мне внимания, поэтому я буду много времени посвящать детям». Разумеется, дети выигрывают от такого отношения. Однако на уровне подсознания они ощущают: то, что они получают, не связано лично с ними. Наше поведение, в какие бы внешние формы оно ни облекалось, обусловлено лишь желанием компенсировать свои собственные лишения. Детей надо любить просто ради них самих, а не из желания компенсировать то, что мы сами недополучили. Между этими подходами существует огромная разница. И дети ощущают ее, хотя и неосознанно. Чувствительность детей настолько высока, что они ощущают подобное различие и часто делают негативные и, следовательно, наносящие вред психике выводы о своей личности. Возможно, осознание воздействия детских несбывшихся надежд на выполнение нами родительских функций может вызвать неудовольствие, и даже страх. И если родители не относились чутко к нашим чувствам в детстве, мы все еще несем в себе раны детства вне зависимости от того, хранятся ли воспоминания о них у нас в сознании или в подсознании. Будучи детьми, мы все воспринимали с обостренной чувствительностью. У детей эмоции очень сильны и отсутствуют фильтры, которые мы позднее приобретаем для своей защиты.

Часто совершенно неосознанно поведение наших детей пробуждает наши забытые боль, желания и неудовлетворенные потребности. Не отдавая себе отчета, мы возлагаем на детей ответственность за удовлетворение наших несбывшихся чаяний. Понимаем ли мы, какого родителя» делаем из ребенка? И понимаем ли, какое непосильное бремя взваливаем на ребенка? И, наконец, понимаем ли, что ребенок приходит к убеждению, будто у него нет выбора и он должен взять ответственность на себя?

Детям необходимы чувство надежности, любовь, счастье и честность, тогда они вырастают уверенными в себе людьми. Однако во многих семьях родители не способны удовлетворить эти потребности. И в этих случаях дети пытаются восполнить пробел и взять на себя родительские обязанности. Но помните: дети не способны действовать как взрослые, осознающие свою ответственность. Часто родители не только стремятся возложить на детей взрослые обязанности, но и нередко считают детей источником своих проблем.

Нельзя требовать от ребенка нести ответственность за то, чего мы были лишены в детстве. Неудивительно, что так трудно быть ребенком! Неудивительно, что мы предпочитаем «забыть», - что чувствовали в детстве! Но цена «забывчивости» непомерна как для нас самих, так и для наших детей. Только устранив фильтры, которые затемняют и искажают истину о нашем собственном детстве, мы обретает способность любить детей так, как им это нужно и как они этого заслуживают.

В своих книгах доктор Алиса Миллер неустанно повторяет, что в той или иной форме взрослые воссоздают свое детство. Необходимость в воспроизведении возникает, когда мы отвергаем многое из того, что хотели бы видеть в нас наши родители. Это отвержение уже обусловливает предрешенность нашего стремления восполнить потери своего детства, проецируя их на последующее поколение в надежде, что наши дети получат то, чего мы сами были лишены. Но это оказывает на наших детей деформирующее воздействие. Оно влияет на все стороны их жизни. Утрачивается уникальность личности ребенка.

Никому не хочется признать, что описываемое поведение является неправильным и что он плохо обращается с детьми. Мы съеживаемся при одной только мысли о том, что о нас могут так подумать. Никто не хочет задуматься над тем, в какой мере неправильно относились их родители к ним самим. Задуматься над этим означало бы нарушить заговор молчания относительно истинного положения вещей. В результате большинство из нас вырастают в эмоционально неблагоприятной среде, и так поколение за поколением.

Каждый раз, когда родитель или другой взрослый сдерживает эмоциональные проявления, необходимые для роста и развития ребенка, он наносит ущерб его эмоциональному здоровью. И неважно, происходит это преднамеренно или нет. В разных семьях степень ущерба, наносимого эмоциональному развитию ребенка, варьируется, но практически ни одной семье не удается избежать этого. Не только семья, но и сложившаяся культура общества сохраняет и поддерживает устарелые и деструктивные представления о ребенке и его воспитании, что вносит свою лепту в деформирование эмоциональной сферы ребенка.

Крайние формы эмоционального экстремизма находят отражение в физическом и сексуальном насилии над детьми. Гораздо большее количество детей, чем мы полагаем, подвергается избиениям или сексуальному насилию со стороны взрослых или старших братьев и сестер, от которых естественно было бы ждать помощи и поддержки. Специалисты, занимающиеся проблемами плохого обращения с детьми, утверждают, что лишь небольшой процент случаев плохого обращения с детьми попадает в поле зрения профессионалов. Полагают, что каждый пятый случай настолько серьезен, что требует помощи специалистов.

Но случаи плохого обращения с детьми, обсуждаемые в данной книге, редко попадают в поле зрения соответствующих органов. Эти случаи покажутся незначительными в сравнении со случаями физического или сексуального насилия, которыми обычно занимаются эти органы. Но, несмотря на их видимую незначительность, они глубоко травмируют ребенка и вызывают страдания и душевную боль, которые сопровождают его всю жизнь.

Подобные травмы влияют на то, как мы воспринимаем сами себя, как относимся к другим людям и как воспринимаем мир. Старые раны не заживают, поскольку их и не лечили. Мы учимся забывать их, но они остаются. С этими ранами мы продолжаем жить.

Плохое обращение поражает нашу сущность. Очень многие из нас вырастают, оценивая себя и свою значимость слишком низко - без всяких на то оснований. Обуреваемые страхами, неуверенные в себе, мы отчаянно стремимся обрести чувство надежности и безопасности, часто плохо представляя, что нам нужно и почему. Очень часто это выражается в чувстве обеспокоенности, неудовлетворенности или страстного желания чего-либо. Придя к логическому заключению, что с нами что-то не так, мы воспринимаем себя как нехороших, ни к чему не годных людей, заслуживающих того, что с нами происходит. А чем еще можно оправдать неадекватное, карательное и критическое отношение к нам родителей? В конце концов ведь не может же проблема заключаться в родителях? Как говорит Алиса Миллер в своей книге «Тебе не будет известно», «у меня ни разу не было пациента, который дал бы своим родителям более негативную характеристику, чем это было в действительности; как правило, дают более позитивную характеристику, поскольку для выживания ребенка необходима идеализация родителей».

Если мы более внимательно проанализируем свои детские ощущения, то поймем, что заслуживали лучшего отношения, чем в действительности получали. В процессе анализа мы можем обнаружить, что были готовы добиться того, что нам требовалось и в чем мы нуждались, любой ценой. Это не лучше и не хуже, чем демонстрировать свою полную никчемность; это просто другое решение проблемы. Будучи детьми, некоторые из нас, рассердившись на несправедливое отношение, начинали плохо вести себя с другими. Поскольку обращать свой гнев против родителей было небезопасно, мы обращали его на других, давая выход своему гневу. Став взрослыми, мы часто изливаем свой гнев на своих детей, превратив их в мишень.

Так как многие полагают, что критическое отношение и наказание - это эффективные средства закаливания характера ребенка, мы постоянно даем понять ребенку, что многое в нем нас не устраивает. Проявления любви в форме уважения, признания, поощрения и поддержки очень часто сдерживаются, чтобы заставить ребенка подчиниться требованиям родителей без учета его потребностей. Поскольку дети считают, что мы практически всегда правы, то у них нет иного выбора, кроме как воспринимать себя такими, какими мы их считаем. Родители должны быть правы!

«Забытые» страхи и гнев, которые мы несем в себе, берут начало в раннем детстве. Чувства ребенка всегда представляют собой аутентичную реакцию на все, что он испытывает. Поскольку детство - короткий период, ребенок еще не умеет управлять своими чувствами. Поведение его всегда гармонично и искренне. Позднее, став взрослым, человек несет в себе уходящие корнями в детские переживания чувства гнева и страха. Поскольку эти чувства требуют какого-либо выхода, они изливаются на тех, кто доступен. А так как дети очень ранимы и не могут давать сдачи, они и становятся основной мишенью для разрядки.

Чтобы выжить любой ценой, мы вынуждены мириться с последствиями подобного обращения, стремясь избежать дальнейшего обострения отношений с теми, кто о нас заботится. Плоды подобного смирения становятся очевидными, когда мы начинаем испытывать затруднения в установлении близких отношений с другими людьми, и когда мы взваливаем на себя родительские тяготы.

Очень важно помнить, что чувства детей чрезвычайно обострены. И доктор Миллер, и Фредерик Лебойе (французский врач-акушер) подчеркивают, что действительные страдания, испытываемые детьми, значительно сильнее, чем воспоминания о них. К моменту физической зрелости мы приобретаем способность, подавлять и заглушать обостренную чувствительность и в определенной степени сознание. Однако где-то в дальнем и потаенном уголке нашего естества все еще живет маленький испуганный ребенок, рост и развитие которого застыли - он все воспринимает так же обостренно - и который все еще пытается понять, что происходит, и нигде не находит помощи. Позабыв о страданиях и боли нашего собственного детства, мы полагаем, что они остались в прошлом и, следовательно, никак не влияют на наше настоящее. А если нам и приходится изредка вспоминать об этом, то нас убеждают «простить и забыть». Кажется, никому не приходит в голову, что в детстве мы стали невинными жертвами родительской некомпетентности, и что мы имеем право на любые чувства, которые у нас в связи с этим возникают. Мне это явно не приходило в голову, когда я воспитывал своих детей. Эта книга стала катализатором пробуждения моего сознания. К тому времени, когда мы становимся взрослыми в биологическом смысле, мы настолько забываем свои чувства, что часто уже не воспринимаем их как страдания. В результате мы утрачиваем большую часть своего «я».

А без полной самоидентификации мы вынуждены полагаться на то, как воспринимали нас родители, - но ведь именно это и служило основной причиной наших страданий. Не отдавая в том себе отчета, мы становимся родителями, склонными к критике и наказаниям. И спустя много лет после того как мы покинули отчий дом, наш собственный голос повторяет или копирует недовольный голос наших родителей. Мы воспроизводим их поведение, хотя и неосознанно. Этот недовольный родитель продолжает подавлять живущего внутри нас ребенка и требует вести себя в соответствии с прежними родительскими ожиданиями. И, таким образом, мы совершенно неосознанно продолжаем культивировать в себе комплекс неполноценности. От этого страдает не только живущий внутри нас ребенок, но и тот, о котором мы должны заботиться, беспомощный и неспособный жить без матери и отца Он не имеет иного выбора, кроме как подчиниться нашим требованиям и ожиданиям вне зависимости от того, что они собой представляют.

Став взрослыми, многие люди находят различные возможности как-то примириться со своим прошлым. Чтобы избежать дальнейших страданий, многие уходят в себя и изолируются от других людей. Они маскируют свои истинные чувства под маской застенчивости, склонности к уединению или равнодушия. В результате они обретают некое чувство безопасности и облегчения, но такое поведение отнюдь не удовлетворяет их потребности в эмоциональной близости. Другие могут страдать от постоянного чувства беспокойства. Это, как правило, нервные и легковозбудимые люди, всегда готовые схватиться с кем угодно. Их примирение с прошлым находит отражение в агрессивности, которая отталкивает от них людей. И хотя агрессивность и дает некоторую защиту от страданий, она тоже не удовлетворяет потребности в эмоциональной близости. Еще один способ - излить свой гнев (в форме словесных оскорблений или физического насилия) на тех, кто находится рядом. Такое поведение заставляет окружающих воздвигать защитную стену.

При таких обстоятельствах нельзя рассчитывать на удовлетворение потребности в любви, утешении, признании, уважении и поддержке. Когда люди решаются на такое поведение, это означает, что у них нет другого выбора. Возможно, подсознательно они уже смирились с неизбежностью депрессий, которые временами бывают очень глубокими и заставляют других людей обращать на них внимание. Их потребности тоже остаются неудовлетворенными, но, поскольку они никогда не испытывали ничего иного, они полагают, что это «нормально».

В своей книге «Ради вашего собственного блага» доктор Миллер прослеживает эволюцию современной практики воспитания, доминирующей в западной культуре. Автор показывает, что как фрейдистский психоанализ, так и христианская церковь всегда отстаивают невиновность родителей. В теории Фрейда вся ответственность возлагается на ребенка, который якобы является испорченным существом и подлежит строгому контролю. Это необходимо, чтобы подавить присущее ему от рождения антисоциальное поведение. Именно с благословения науки, утверждает Миллер, церковь выступила в поддержку концепции о порочной природе ребёнка, зачатого и рождённого во грехе. Были представлены «научные» доказательства, чтобы заставить детей подчиняться диктату родителей, т. е. никогда не оспаривать их требований, а выполнять их беспрекословно.

Но нас сейчас не интересует вопрос о том, кто виноват. Наши родители, их родители, родители их родителей (и т. д) могли делать лишь то, что приобретали собственным опытом и что рекомендовали им «эксперты» И хотя родители так же невиновны в сложившемся положении, как и дети, мы, как взрослые и родители, должны нести большую долю ответственности. За нашими плечами стоит уже большой жизненный опыт, и мы располагаем большими средствами, если только захотим ими воспользоваться. У детей же есть только родители!

Ребенок приходит в мир совершенно беззащитным, неспособным позаботиться о себе. Ничто не может защитить его или отвратить опасность травм, наносимых любящими родителями. И хотя, по мере того как мы взрослеем, мы становимся более закаленными, самые серьезные травмы мы приобретаем в возрасте 4 - 5 лет, когда мы еще столь ранимы.

Люди утверждают и верят в это, что новорожденный ничего не чувствует. Это не так - чувствует все. Все, в полной мере, без возможности что-либо отфильтровать и отбросить Сам процесс рождения - это такой ураган ощущений, который мы не можем даже вообразить Это такие неописуемые чувства, которые трудно себе представить Разве можно сравнить нашу чувствительность с чувствительностью ребенка? А чувства, вызываемые процессом появления на свет, еще больше усиливаются контрастом с жизнью в утробе. (Да, ощущения уже функционируют задолго до того, как ребенок придет сюда, к нам, в этот мир.) Признано, что эти ощущения не носят целостного, связного характера. Но это делает их еще сильнее, еще неистовее и непереносимее - практически сводящими с ума.

Так удивительно ли, что новорожденный в ужасе испускает вопли?

Это описание того, что каждый переживает при рождении. И как будто этого недостаточно - люди, призванные заботиться о ребенке, без всякого умысла в первые же недели жизни добавляют ему еще страданий. Ребенок впитывает любые стрессы, испытываемые родителями. Ребенок поглощает все эмоции окружающей среды, но не умеет еще распознать их значение и важность.

Мы не привыкли думать об этом, нанося травмы беспомощному новорожденному. И если бы на этом все заканчивалось! Без всяких дурных намерений наши родители, скорее всего, также практиковали подобное обращение с нами. На основе собственного опыта мы в свою очередь учимся плохому обращению с детьми. Это - единственное, что мы знаем, и полагаем, что так и следует делать. Именно поэтому недостаточно широко рекламируемых ныне заверений в любви. Этого совершенно недостаточно, чтобы вырастить детей психически здоровыми. Ничто не может разрушить практику воспитания, которую мы сами познали в детстве. Нам нужно по-новому взглянуть на детей и детство.

Хорошее воспитание фактически заключается в том, чтобы делать хорошо одну вещь; обеспечить среду, в которой ребенок будет чувствовать себя в высшей степени безопасно, с тем чтобы все хорошие задатки, заложенные в ребенке, могли бы развиваться без помех. По существу, детям не нужна помощь извне, для того чтобы расти и развиваться. Эта способность присуща каждому ребенку, и требуется лишь поддержка, чтобы она реализовывалась.

Дети приходят в мир, уже обладая внутренней мудростью, необходимой, чтобы стать личностью. Если они растут в семье, где серьезно относятся к их основным и жизненно необходимым потребностям, они вырастают психически здоровыми и целостными личностями.

«Любое человеческое существо при наличии благоприятной среды от природы содержит в себе все движущие силы, необходимые для развития эмоционально и физически зрелой личности»

Это центральное понятие всех работ Д. В. Уинникотта, английского педиатра и психиатра. Он утверждает, что без «благоприятной среды» трудно, если вообще возможно, реализовать врожденные способности человека.

Однако создать подобную среду не так просто для тех, кто сам вырос в неблагоприятной среде. Чувство надежности и безопасности постоянно должно сопровождать нас. Его невозможно вызвать заклинаниями, если нет условий для его существования. Единственный способ борьбы с отсутствием чувства безопасности – это осознать его отсутствие, признать этот факт и начать действовать на основе этого осознания. Полезно также не привносить наши собственные неудовлетворенные детские потребности в жизнь наших детей; следует отделить свои потребности от потребностей детей. И тогда мы, взрослые, сможем удовлетворить свои потребности более приемлемым путем, нежели используя для этого собственных детей.

Вспомните и поразмышляйте

Приведенное ниже упражнение предназначено для того, чтобы помочь вам оценить свои представления о воспитании детей и выявить их связь с представлениями о воспитании детей, которые были присущи вашим родителям. Многие из этих представлений формируются в вас не в такой непосредственной форме, как они здесь представлены. Поэтому иногда очень сложно определить, какие из них были вам внушены. Внимательно проанализируйте свой опыт и воспоминания, прежде чем вы решите, что не разделяете данное убеждение. Определяя свое отношение к положениям, содержащимся в анкете, необходимо правильно идентифицировать свои чувства по каждому пункту. Отметьте также те пункты, которые не вызывают у вас сомнения. Отметьте и те, по которым вам трудно определить свое отношение. Просматривая затем свои ответы, вы сможете увидеть, по каким пунктам ваши представления о воспитании детей и представления ваших родителей совпадают, а по каким разнятся. Спросите себя, о чем это говорит, имея в виду выполнение вами родительских функций.

Используя шкалу от 0 до 5, обозначьте в каждой колонке, в какой степени вы (В) и ваши родители (Р) разделяете эти убеждения. «О» означает, что вы либо не можете определиться, либо не разделяете данного убеждения. «5» означает, что вы 1вердо в это верите. В том случае, если между родителями существуют разногласия относительно убеждений, используйте две цифры. Важно, чтобы вы обозначили свои истинные убеждения, а не убеждения, которые, как вы полагаете, следует разделять.1. Дети, которых приучают к выполнению своих обязанностей, как правило, любят своих родителей.

2. С гневом и ненавистью можно бороться, просто игнорируя их или запрещая их проявления.

3. Достаточно быть просто родителем, чтобы дети тебя уважали.

4. Детям не требуется уважения, так как они еще маленькие.

5. Дети вырастут с сильным характером, если научить их беспрекословному послушанию.

6. Высокая самооценка вредна для ребенка, поскольку развивает в нем эгоистические наклонности.

7. Ребенка следует научить руководствоваться интересами других людей вне зависимости от его собственных потребностей.

8. Избыточная нежность вредна для ребенка.

9. Детей надо научить ждать.

10. Если вы не идете на поводу у ребенка и не проявляете своих чувств к нему - это хорошая подготовка к жизни.

11. Для усиления родительского авторитета иногда полезно отшлепать ребенка.

12. Родители не выносят, когда их поведение сравнивают с поведением других.

13. Оскорбить родителей - то же самое, что оскорбить Бога.

14. Тело - это нечто грязное и вызывающее отвращение.

15. Сильные эмоции вредны, и их следует пресекать.

16. На первом плане всегда должны стоять потребности родителей.

17. Родители никогда не ошибаются и всегда правы.

18. «Потому что я так говорю» - достаточный ответ на вопрос ребенка «почему».

19. Для того чтобы дети добились успеха в жизни, необходимо приучать их к конкуренции.

20. Разочарования учат детей не стремиться к скорейшему удовлетворению своих желаний.

21. Мгновенное и беспрекословное послушание полезно для ребенка.

22. Быть вежливым важнее, чем быть честным.

23. Другие люди считают вас более значимым, чем вы есть на самом деле.

24. За детьми следует присматривать, а не выслушивать их.

25. Детей следует оберегать от правды, поскольку они слишком малы, чтобы понять ее.

26. Не следует слишком часто утешать детей, иначе они вырастут мягкосердечными.

27. Наказание - необходимый элемент хорошего воспитания.

28. Детей надо ограждать от таких реалий жизни, как секс, рождение, деньги и смерть.

29. Родителям никогда не следует показывать своих чувств детям независимо от того, что происходит.

Глава 2 Насущная потребность чувствовать себя защищенным

Однажды ночью, когда мне было 4 или 5 лет, я проснулся в твердой уверенности, что в моей комнате кто-то находится. Краем глаза я увидел, как некто проходит рядом с открытым окном. Я был так испуган, что не осмелился пошевелиться или закричать. Я лежал как можно тише и почти не дышал, чтобы этот некто не обнаружил моего присутствия и не сделал бы со мной чего-то ужасного. Мой ужас был так велик, что я даже не открывал глаз, чтобы проследить за тем, что происходит. Казалось, до рассвета прошли бесконечные часы. Я очень медленно открыл глаза, чтобы убедиться, что некто исчез. Когда я рассказал матери о случившемся, она сразу же начала говорить мне, что я не должен пугаться: «Тебе нечего бояться. Большие (взрослые) мальчики не боятся. Почему ты не встал и не включил свет?»

Я помню, что почувствовал себя одураченным. Я чувствовал, что чем-то расстроил мать. Единственное, что я понял, когда рассказал матери о своих страхах, это то, что в будущем о них не следует сообщать. Я также осознал, что со мной что-то не в порядке, так как я боязлив. Между тем мой страх становился все более сильным. После этого случая я просыпался несколько раз, ощущая, что некто нашел меня и его огромная рука сдавливает мне грудь. Конечно, я не осмелился ни открыть глаза, ни пошевельнуться или закричать. И я не осмелился рассказать своим родителям, какой кошмар я переживал. Хотя эти страхи через несколько месяцев прекратились, у меня осталось яркое чувство и неуходящее воспоминание о том, как мать не приняла во внимание мои чувства.

Становясь взрослыми, мы не всегда помним, что пугало нас, когда мы были детьми, и, как правило, не вспоминаем о своих сильных детских страхах. В памяти сохраняются лишь случаи, подобно описанному выше, когда страхи казались ужасными, а отец или мать говорили: «Здесь нечего бояться». Стараясь поверить им, мы загоняли свои страхи внутрь и притворялись, что они не существуют. Но избавиться от этих страхов было нелегко. Хотя ими пренебрегали, они проявлялись в той или другой форме. То они возникали в виде дурного предчувствия, то проявлялись в полной путанице, когда мы не понимали, кому или чему доверять. Мы могли также соотнести наши страхи с кем-то или чем-то, абсолютно не имеющим отношения к ним. Вследствие того что ими пренебрегали, мы научились не верить собственным ощущениям. В общем, если родители говорили нам, что нам нечего бояться, это означало, что что-то не в порядке с нами самими.

Воспоминания о детских страхах являются ключом к пониманию того, как незащищенно мы себя чувствовали, становясь старше. В действительности эти страхи - лишь вершина айсберга. Наши родители, по всей вероятности, не воспринимали их серьезно. И если они все-таки признавали существование наших страхов, они старались сделать так, чтобы те казались менее серьезными, чем они были на самом деле. При таких обстоятельствах перед нами вставала дилемма. Мы либо не придавали значения нашим страхам, чтобы доставить удовольствие родителям, либо отрицали вообще существование этих страхов, опасаясь, что иначе с этим не справиться. В любом случае страхи занимали главенствующее положение; казалось, они закрывали от нас все остальное. Позже они трансформируются в различные виды тревожных состояний, проявляясь в застенчивости или замкнутости. С одной стороны, страхи делают лас подавленными, а с другой - нахальными и надменно агрессивными. Во всяком случае, предпринимаются попытки справиться с чувством страха путем его отрицания.

Самая насущная потребность каждого человеческого существа заключается в ощущении безопасности в своем собственном мирке, так как без достаточной степени безопасности ни один человек не станет тем, чем ему предназначено стать. Когда родители не воспринимают детские страхи серьезно, они тем самым помогают своим детям ощущать отсутствие безопасности.

Родительское отрицание детских страхов учит детей не доверять авторитету взрослых. Страхи маленького ребенка - это реальность, даже если они кажутся смехотворными. Родители забывают, что дети еще не полностью развили в себе интуицию. Они воспринимают окружающий их мир в зависимости от того, как он откликается на их ощущения. Дети не преувеличивают свои чувства до тех пор, пока верят, что могут получить признание более разумными способами. Что бы дети ни чувствовали, они обычно выражают свои переживания так, как они их понимают, - не более и не менее того. Так как дети обладают ограниченным ментальным, физическим и эмоциональным потенциалами, главная роль родителей включает в себя физическую и психологическую защиту детей, которая позволяет им чувствовать себя в безопасности. Так говорит Клаудиа Блэк в книге «Повтори за мной». Когда родители не обеспечивают этой жизненно необходимой защищенности, дети должны сами решать для себя, как обеспечить безопасность, которая им требуется. В действительности ничего из того, что ребенок изобретает, не срабатывает нужным образом - вот почему появляется потребность в самообмане. Детские возможности создавать иллюзии, почти беспредельны, так как это - передняя линия обороны от мнимых или реальных опасностей.

Иллюзии, которые создают дети, обычно принимают форму отрицания. Так как дети не хотят знать, до какой степени их родители не проявляют заботу об их существовании, то они будут:

1) придумывать различные уважительные причины, по которым родители не могут это делать;

2) верить, несмотря на все «улики», что их родители в действительности проявляют заботу о них;

3) считать, что они не заслуживают ничего лучшего, чем-то, что они получают;

4) отрицать то, что они испытывают.

Признать правду - именно то, что они не чувствуют себя защищенными, представляется немыслимым. Даже если бы дети смогли идентифицировать это чувство незащищенности, ни при каких условиях они не осмелились бы сказать об этом своим родителям, поскольку уже получили информацию от них, что те не желают выслушивать эту правду.

Не редкость, когда родитель говорит ребенку: «Меня не волнует, что ты чувствуешь, и в дальнейшем не приставай». Также нетрудно услышать: «Я слишком занят (или слишком устал), чтобы ты меня беспокоил». Более часто информация о родительской незаинтересованности принимает форму безучастности к попыткам детей поделиться своими чувствами. Из-за отсутствия реакции на обращения детей последними усваивается негативная информация.

Дети очень рано узнают, какие чувства их родители будут воспринимать спокойно. Они учатся держать язык за зубами, чтобы не сказать родителям о том, что их беспокоит. Такое поведение дается им без особого труда. Кроме всего прочего, детский опыт ограничен, и способность описывать свои ощущения, также еще не развита. Поэтому не должно вызывать удивления, что дети приходят к выводу, будто их ощущения неверны, а уж говорить о чувствах и вовсе нехорошо.

Подсознательно мы (дети, которых опекают родители) решили: «То, что я ощущаю, ненормально, а так как я не умею контролировать свои чувства и свое поведение, я не вызываю одобрения со стороны родителей. Поэтому они забросили меня, (я стал им не нужен)». Подтверждение состояния ненужности приходит к ребенку всякий раз, когда родители с легкостью относятся к мучающим его страхам. Я вновь и вновь повторяю: всеохватывающий страх, который испытывают многие дети, является выражением состояния ненужности, заброшенности.»Я могу вспомнить, как папа и мама ругались, после того как я уходил спать. Я был в ужасе от того, что папы может не оказаться с нами уже утром».

«Я играл с игрушками на выставке, и, когда я взглянул вверх, оказалось, что мама исчезла. Я был в панике. Я осмотрел все вокруг. Я был уверен, что она уехала и оставила меня. Я начал плакать».

«Мой папа часто говорил мне, что они меня отошлют, если я не буду себя хорошо вести. Я помню, что был в ужасе. Я следил за своими действиями, так как боялся, что то или иное поведение заставит его выполнить обещание».

Если ребенок упоминает о ссоре, которую он услышал, родители склонны отрицать, что они спорили. Они попытаются убедить ребенка в том, что ссора не имеет к нему никакого отношения, не предлагая никаких других объяснений. Никто не разговаривает с детьми об этих страхах. Поэтому и дети не могут говорить об этом, хотя их чувства очень сильны. Вот так множатся опасения быть заброшенными.

Испытанные, но невысказанные чувства вводят маленьких детей в заблуждение. Они оказываются в тяжелой ситуации, разрываясь между желанием угодить родителям и соблазном исповедаться в том, что они испытывают. При таких обстоятельствах дети часто начинают не доверять своему собственному опыту и, таким образом, и себе. Каждый раз, когда это случается, ребенок бывает отрезан от главного источника чувства безопасности - способности доверять своим чувствам. Поэтому дети сочиняют истории о себе и своих родителях, которые заполняют все ширящуюся пропасть между тем, в чем они нуждаются, и тем, что они в действительности испытывают.

Одна молодая женщина до недавнего времени верила, что отец был ее единственным защитником в сумасшедшей семье наркоманов. Хотя оба родителя употребляли наркотики, мать была основным объектом гнева молодой женщины. Мать оскорбляла ее и часто сваливалась мертвецки пьяная на постель. Приготовление еды было редким событием, и если такое случалось, то это было скорее исключением из правил. Хотя денег было много, мать отказывала дочери покупке хорошей одежды и других удовольствиях, заявляя, что у нее и так всего достаточно. Поэтому девочке приходилось переделывать одежду из того, что у нее имелось. Между тем отец жалел дочь и говорил ей, как ужасна ее мать. Казалось, отец понимает дочь и встает на ее сторону. В сравнении с матерью отец казался «рыцарем без страха и упрека».

Тем не менее, он постоянно огорчал дочь тем, что не сдерживал обещания; он также показал себя беспомощным, неспособным прекратить нападки матери на дочь. Его отказ госпитализировать мать, когда обстановка в семье стала совершенно невыносимой, объяснялся жалостью к жене. Молодой женщине не приходило в голову, что, если бы отец хотел ее благополучия, он избавил бы ее от матери или вместе с дочерью ушел бы, чтобы она не страдала.

Молодая женщина отказывалась признать, что ее отец - наркоман. Впоследствии она проявила более реалистичный подход к этому человеку и его отношениям с матерью. В процессе осознания того, что произошло, чрезвычайно размытые воспоминания становились все более явственными. Она мужественно боролась, чтобы подавить их, но они все равно продолжали возникать. Вначале все, что она могла сделать, это описать неясную, туманную картину, которую она видела. По мере того как картина прояснялась, она вспомнила в слезах и ужасе, содрогаясь от стыда, как кто-то сидел рядом с ней на кровати и ласкал ее. Потом голос превратился в голос матери, кричащей что-то вроде: «Я знаю, что вы делаете там наверху. Ты лучше оставь ее в покое». В смятении и гневе она повторяла: «Нет, он не мог сделать это со мной, он не мог!»

Приблизительно тридцать лет она хранила свои иллюзии относительно этого человека. Даже будучи взрослой, ей было невыносимо поверить, что ее любимый отец не позаботился о ее потребности чувствовать себя в безопасности и защищенности. Оглядываясь назад и вспоминая других важных для нее взрослых, она поняла, что никто из них не был доступен для нее.

Этот рассказ иллюстрирует грань, до которой может дойти ребенок в своих усилиях сохранить какую-то степень безопасности. Ребенок будет держаться за иллюзии, созданные для того, чтобы чувствовать себя в безопасности.

Так как взросление зависит в большей степени от безопасности, дети воображают, что она присутствует даже тогда, когда ее нет. Такова мощь жизненной энергии, присущей человеческому существу. Но если проблемы ребенка, связанные с его безопасностью, не решаются, то в какой-то степени нарушается рост и развитие личности. Часть жизненных сил, предназначенных для роста и формирования личности, расходуется на то, чтобы компенсировать отсутствие ощущения безопасности. Дети не в состоянии нести столь непомерную нагрузку. Усилия, предпринимаемые ими, по существу, бесплодны.

Дети не виноваты в том, что не удовлетворяется их потребность в чувстве защищенности. Это - обязанность родителей. И это - их главная обязанность. Вполне возможно, что наши собственные родители тоже не могли удовлетворить наши потребности, поскольку и их потребность в защищенности в детстве не была удовлетворена. Система воспитания, в рамках которой мы воспитывались сами и воспитываем своих детей, взваливает ответственность за удовлетворение потребностей детей на них самих. Но так как дети воспринимают родителей в качестве всемогущих и безупречных, у них нет иного выхода, как брать на себя ответственность за неудовлетворенные потребности. И, похоже, никто не оспаривает абсурдность этой системы. Почему же? Потому что мы уверовали, что все, что мы переживаем, это «нормально!»

Когда обстановка в семье становится особенно неприятной, может возникнуть мысль: «Как было бы хорошо, если бы я рос в другой семье». И если подобные мысли возникают, то человек, несомненно, винит себя в нелояльности. Однако подобные мысли носят быстро преходящий характер, поскольку ребенок не в состоянии смириться с осознанием своего отчуждения от родителей. Именно поэтому дети стремятся загнать глубоко внутрь эти переживания и заставляют себя верить в то, во что следует верить.

Большинство родителей не захотели бы подвергать своих детей такому пагубному в эмоциональном плане обращению, если бы они задумались и осознали его. Ведь большая часть родителей страстно желает удовлетворить все потребности своих детей. Нами руководит не отсутствие желания. Мы просто забыли свои детские переживания и часто игнорируем естественные особенности ребенка. Подобное невежество наследуется от предшествующих поколений. Дети приходят в мир невинными, готовыми любить и быть любимыми, откликаться на обращенные к ним чувства, учиться, расти. Они начинают жизнь в полной уверенности, что будут обеспечены всем, в чем они нуждаются. В конце концов, именно таково их первое впечатление на основе опыта развития в утробе матери. В ребенке от природы заложено физическое, психическое и нравственное здоровье. Да, некоторые дети появляются на свет с физическими недостатками или психическими расстройствами. Однако их число очень невелико по сравнению с огромным числом детей, рождающихся здоровыми. Мы хотим лишь подчеркнуть закономерность. А то, что делают родители впоследствии, часто вредит здоровью детей. Мы делаем это без злого умысла. И тем не менее именно мы воздвигаем препятствия на пути раскрытия потенциальных способностей ребенка. Иногда эти препятствия принимают форму внушения, что дети не соответствуют требованиям родителей. Иногда эти препятствия принимают форму завышенных ожиданий. В любом случае они крайне пагубно влияют на способность ребенка использовать все свои жизненные силы для роста и развития.

В ребенке заложено все, что требуется, для того чтобы он превратился в нормально функционирующего, абсолютно здорового, зрелого человека. Мало кто действительно убежден в этом, и очень немногие действуют на основе этого убеждения. Большинство полагает, что ребенок представляет собой чистый лист, на котором можно писать указания, каким и кем ему следует быть и стать. Считается, что по отношению к детям следует применять принуждение, манипулирование, обольщение или хитрость; допустимо практически любое поведение родителей или других взрослых, имеющих дело с ребенком. Широко распространено представление о том, что для воспитания необходимо принуждение. Приводятся горы «доказательств» в подтверждение этого представления. Родители могут процитировать главы и строки, убеждающие, что без принуждения жизнь превратится в кромешный ад. «Если бы я постоянно не заставлял детей, то они не делали бы уроки». - «Я никак не могу вбить в голову детям, что у них есть обязанности». - «Мне приходится заставлять детей сделать что-нибудь по дому». - «Мои дети совершенно вышли бы из-под контроля, если бы я не наказывал их, когда они ведут себя плохо». Такие сентенции плодятся во множестве. Практически нет предела жалобам на детей.

И поскольку дети всегда выступают реципиентами этих представлений, они вынуждены действовать, исходя из них. Попробуйте внушать детям, что они безответственны, и они начнут поступать безответственно. Мы - взрослые. Мы должны отвечать за свои действия. Отсюда следует, что дети готовы сделать все возможное, чтобы воспринять родительские представления о себе. Дети нуждаются в признании и одобрении тех, кто о них заботится, и они настолько зависят от одобрения родителей, что охотно откажутся от всего, что присуще им, лишь бы угодить родителям.

Каковы мотивы нашего поведения

Давайте кратко рассмотрим ранние работы Абрахама Маслоу, который, изучая поведение людей, особо интересовался мотивами, заставляющими людей поступать так, а не иначе. Свои наблюдения он систематизировал в иерархическую шкалу потребностей в зависимости от их силы и влияния на наше поведение. Именно усилия, направленные на удовлетворение этих потребностей, и определяют наше поведение, считал он. В основании иерархии находится то, что Маслоу обозначил как физиологические потребности. Он убедился, что поведение мотивируется основными потребностями людей, направленными на поддержание жизни. Где найти пищу? Где обрести ночлег? Где можно быть в безопасности от хищных зверей? Где найти воду? Все эти потребности относятся к разряду «примитивных» или элементарных человеческих потребностей. В значительной мере поведение и деятельность людей направлены на удовлетворение этих элементарных потребностей. И до тех пор, пока проблемы, охватывающие эти потребности, не будут разрешены, человек обязательно будет продолжать действовать в этом направлении. И только когда мы убеждены, что физиологические потребности будут в полной мере удовлетворены, мы можем обратиться к следующему уровню потребностей.

Следующий уровень в иерархии Маслоу обозначен как уровень потребности в безопасности. Эта потребность включает способность человека доверять своим чувствам, то есть это означает, что человек может быть уверен в удовлетворении своих физических потребностей, и полагаться на свои психологические реакции или сигналы. Эти сигналы, по существу, представляют собой свод нормативных реакций (многие из них основываются на интуиции), в соответствии с которыми мы осуществляем свою повседневную деятельность. И если почему-то эти сигналы искажаются, мы становимся неспособны реагировать на ситуацию должным образом, то есть это лишает нас чувства уверенности. Например, некий знакомый всегда подходит к нам с улыбкой и пожимает руку. И мы будем потрясены, если когда-нибудь он подойдет к нам со своей обычной улыбкой и вдруг ударит нас без всякого видимого повода. В этом случае мы уже не можем полагаться на сигналы. И мир покажется нам уже не таким безопасным, как несколько минут назад.

Поскольку ребенок является в этот мир с доверием ко всем, он не способен защитить себя от влияния, оказываемого поведением других людей. Прежде всего, ребенок появляется на свет в состоянии шока. Придя из мира, где свет был мягким и приглушенным, он ослеплен ярким светом. Окружающий шум должен казаться ему настоящей какофонией после уютной тишины утробы. Вместо тепла он сталкивается с холодом. Где раньше было ощущение нежности, там он обнаруживает грубое прикосновение. Очень часто новорожденного держат за ноги головой вниз и шлепают. А затем это крошечное существо отнимают от его единственной опоры - матери. Мать следует в одно место, а ребенок - в другое, и его приносят к матери лишь для кормления. И даже в том случае, если в больнице предусмотрено нахождение ребенка вместе с матерью, в первые часы жизни для проведения различных процедур их разлучают. Как утверждает Ф. Лебойе в книге «Рождение без насилия», рождение ребенка - это сплошной ужас.

Затем немедленно начинается социализация ребенка. Она обусловлена бытующими представлениями о воспитании детей. Поэтому конкретные нормы поведения семейной группы, к которой принадлежит ребенок, играют существенную роль. Очень редко учитываются основные психологические потребности ребенка. Почти всегда доминирующую роль играют общепризнанные убеждения и нормы поведения, принятые в семье. Родителям, врачам, медсестрам и другим лучше знать, что требуется ребенку. Кроме того, мы полагаем, что ребенок не может сформулировать, что ему нужно.

Но ребенок знает это! Прежде всего, родителям следует изучить язык ребенка задолго до того, как ребенок выучит их язык. Ребенок стремится сообщить о своих потребностях. И обязанность родителей - удовлетворять их. Но если родители просто реагируют, а не удовлетворяют потребности ребенка, то у него возникает чувство неуверенности и незащищенности. Реакция всегда связана с забытым прошлым и не учитывает реалии настоящего. Это - старое решение новой проблемы, которое, как правило, не принимает в расчет уникальность каждого ребенка. С другой стороны, серьезное отношение к потребностям ребенка предполагает их учет, даже если невозможно быстро удовлетворить их.

Позвольте мне привести примеры, наглядно показывающие, как ребенок приходит к пониманию, что мир небезопасен.

Несколько лет назад, занимаясь совместным исследованием с доктором Ивой Райч, во время одного из сеансов я внезапно почувствовал необъяснимый гнев. Эта вспышка непонятного гнева продолжалась несколько минут. В самом разгаре этой вспышки я «мысленно увидел» большую грудь и маленькую ручонку, отчаянно хватающуюся за нее. Рука напоминала мою. Я никак не мог понять, что означает этот образ, поскольку всегда полагал, что меня вскармливали из бутылочки. Я позвонил своей матери и попросил ее рассказать мне все, что она помнила о моих первых месяцах жизни. Смеясь, она сказала, что все это было очень давно и что вряд ли она помнит многое. Тем не менее, в ходе разговора она упомянула, что первые шесть месяцев она пыталась кормить меня грудью, но молоко у нее было не очень питательным, и вместо того чтобы набирать вес, я, наоборот, терял его. Поэтому меня перевели на искусственное кормление. «После этого ты стал идеальным ребенко