Доказывающая, что руководителям на местах на Великую Корпорацию наплевать

Татьяна Веденская

Искра для соломенной вдовы

Часть 2

Корпоративное счастье

Глава 5

Доказывающая, что руководителям на местах на Великую Корпорацию наплевать

Все лето прошло под знаком удачи. Правда, Руслан мне так и не позвонил, но я пережила это. Не сказать, чтобы легко, но пережила. Слава Богу, он не бросал меня с долгами и детьми. Так что ничего страшного. Поначалу я размечталась, расставила в моей мечте все по своим местам: Руслана одесную меня в роскошном доме, детей в дорогих шмотках и под присмотром своры гувернеров. При этом детки отдают нам честь и ежевечерне докладывают о проделанной работе и достигнутых успехах. И мама. Мама, счастливо коротающая дни на Лазурном побережье. Далеко, очень далеко от меня. На разработку деталей ушла пара недель. Еще пару недель я урезала желаемое до формата возможного. Еще через месяц меня бы сделала счастливой чашка кофе в обществе Руслана. К концу лета я поняла, что губу придется закатать. Заведу с кем-нибудь роман и все забуду. Видимо, он не смог пережить моего безнадежно испорченного вида в тот день. Но, как говориться, не везет в любви, повезет в работе.

Телкова серьезно заинтересовалась моей идеей покорения кибер-пространства Интернета. Я заглушала тоску по женскому изготовлением сочинения на заданную тему и когда, примерно в конце июня я положила на ее стол манускрипт с изложением аргументов, она была даже обрадована.

– А я уж подумала, что ты совсем сдулась. – Сделала она мне комплимент.

– Я не сдулась. Просто это не так просто.

– Каламбур. Ну показывай.

– Вот. – Выложила я на стол и подтолкнула к ней стопку скрепленных листков.

– Так, я почитаю, осмыслю, подумаю, что тут надо еще доработать и тебя вызову. Идет?

– Конечно. Если вам что-то надо будет разъяснить, то я…

– Я тебе позвоню. Ты ведь в офисе?

– Да, – как-то странно мы разговаривали. Она мне тыкала, а я ей выкала. Я ушла, но ненадолго, так как Алина не стала откладывать меня в долгий ящик. И вообще, трактат ее явно тронул, так как уже через пару часов я снова сидела в том же кабинете.

– Да, Ольга Петрова. Ты, прямо-таки молодец. Прямо целое исследование начала! Скажи, вот ты тут называешь разные цифры.

– Да. А как же. Все должно иметь обоснование.

– И они верные? Просто это очень серьезно – сотни пропущенных обращений клиентов в день.

– Это не совсем так. Не все обратившиеся к сайту действительно могут являться потенциальными клиентами. Но какая-то часть наверняка.

– Но почему же они не звонят нам напрямую? Чего они там ползают по этой сети?

– Они звонят. Но не факт, что нам. Они заходят в Интернет, чтобы получить какие-то ответы на какие-то вопросы. И они перезвонят туда, где эти ответы найдут. В этом и суть.

– Да, я поняла. Ты будешь сидеть в сети и живым образом с ними там разбираться.

– Примерно, – улыбнулась я. Телкова в свое время, как мне поведал Сенокосов, была очень неплохим маклером из серии шумных и обещающих золотые горы шарлатанов. Народ у нас такие персонажи любит, тем более, после нескольких лет работы Телкова научилась маскировать свою дремучесть. В руководители она попала, так как была безопасна в смысле подсиживания. Руководить технической боеготовностью отделения через секретарей и начальников отделов – в этом был ее жизненный предел. Таким образом, она являла собой, некоторым образом, компромисс между стоящими выше. Однако на самом деле она совсем не была чужда подковерным играм и некоей житейской хитрости.

– А сколько тебе нужно людей и денег?

– Не думаю, что много. Я изучила структуру Нашей Великой Корпорации. У нас есть штатные программисты, которые в рамках служебных обязанностей могут создать ссылки на консультации с живыми специалистами.

– А вот по работе с почтой?

– Там вообще ничего не надо, кроме того, чтобы найти подходящих для этой работы маклеров из числа имеющихся.

– Это хорошо, – еще бы. Коммерческий проект, не требующий вложений, что может быть лучше?

– А вот над разделом конкуренции в баннерной сети – тут ты недоработала. – Надо же, и откуда она слова-то эти знает. Или наугад сказала? Я пошла в отдел прорабатывать конкуренцию, а Алина вызвала к себе Пашу. Все-таки Сенокосов у нас прям какая-то общественная жилетка. Всех выслушает, всем поможет. А его за это все любят и не обижают. За это и за то, что он тоже в принципе безопасен. Он мог бы быть опаснее, если бы был амбициознее. Но для него рискнуть хоть одним долларом или одними хорошими отношениями – проблема, соизмеримая по значимости с глобальным потеплением. В общем, я сидела и играла в пасьянс-солитер, так как реально раздел конкуренции в сети был мною проработан хорошо и ничего нового я делать не хотела. А так как я нечасто себе позволяла зациклить мозг на карточной дуэли с машиной, то сейчас я проигрывала. Я смотрела на колонки карт, запутанных по всем правилам шпионской школы и злилась. Тут вернулся мой шеф и, дергаясь и напрягаясь, позвал меня поболтать.

– Пойдем выйдем? Надо поболтать. – Сказал он так, словно собирался сообщить мне о начале Великой Отечественной Войны.

– Пошли-пошли, – не стала упираться я. Интересно, похоже, что сейчас посредством Сенокосова состоятся переговоры между мною и руководством.

– Я сейчас говорил с Алиной, ты знаешь.

– И что она тебе такого велела мне передать, что у нее язык не повернулся сказать самой? Меня не увольняют?

– Нет, ты что? Наоборот.

– Интересно, – мы интимно заперлись в переговорной. И почему у нас тут возникает ощущение конфиденциальности, если все знают, что стены утыканы микрофонами?

– Она просто хотела посоветоваться, что с тобой делать. Ты хоть понимаешь, что никому не уперлось проталкивать кого-то вперед?

– Как интересно! А декларируется совсем другое.

– Алина смекнула, что, проталкивая твой проект, может заработать пару лишних баллов себе. Но она хочет быть уверенной, что ты будешь играть с нею в одни ворота.

– Конкретнее, пожалуйста.

– Я не знаю, что она имеет в виду. В целом, она хочет, чтобы вы с ней выступили одной командой. Тогда потом она протолкнет и тебя.

– То есть, ей желательно на уровне начальства присвоить авторство идеи себе. Я правильно поняла? – Пашка замолчал. Он как настоящий либерал, очень не любил острых углов. А здесь угол становился определенно колюще-режущим.

– В целом – да.

– А почему бы ей прямо сразу не пойти с моим докладом наверх? Без меня?

– Ну пойми…

– Дай-ка, я угадаю. Она не сможет ответить ни на один дополнительный вопрос. Не приведет ни одного аргумента.

– И без тебя ей не обойтись.

– Слушай, а я без нее обойтись не смогу? Запишусь на прием к Парламентову, генеральному всего САИНа, поговорю с ним. Ты сам говорил, что там сидят люди умные.

– Да тебя Телкова растопчет. Ты будешь увалена раньше, чем дойдешь от Парламентова до отдела.

– А может, он не даст ей меня уволить? – фантазировала я.

– Ну да. Станет кто-то рушить структуру фирмы ради твоих распрекрасных глаз.

– Это ты прав. – С грустью согласилась я. Какие гадкие вещи – субординация и иерархия.

– Ладно, скажи ей, что я согласна выступать с нею одной командой. Что делать? Лишь бы проект выжил.

– Ведь проект-то хороший. Одно жаль.

– Чего?

– Уйдешь ты из моего отдела. Прямо я тут сам себе яму копаю и лишаю себя лучшего маклера.

– Да брось ты.

– Никто так как ты мне план не делает. – Я промолчала. Что делать, если я действительно чувствую в себе силы для чего-то большего, нежели работа на Сенокосова. И хочу большего, чем пятисотдолларовый доход. Смешно конечно это слышать от женщины, которая не так давно продавала сломанные гвоздики, скрепляя их иголками. Но что поделаешь. Оказывается, мне Господь Бог отвесил приличное количество амбиций, которые спокойно дремали, пока я считала, что жизнь создана мужчинами для мужчин. И только когда поняла, что за свою жизнь придется отвечать собой, удосужилась спросить себя – а чего ты, милая моя разлюбезная Оля Петрова, на самом деле хочешь? И вот тут оказалось, что я хочу как-то много всего. Квартиру мою на Покровке хочу обратно, машину хочу как у Руслана, и хочу, наконец, самого Руслана.

– Оля, только не думай, что на этом свете так легко пробиться. Может, еще и не выйдет ничего. – Попытался застолбить пути к отступлению Сенокосов.

– Я буду здесь расти…. или…или тоже буду расти, – уверенно сказала я. В конце концов, прошел всего месяц с момента моего позорного вояжа в банк, а я уже уверенно доезжаю до Мытищинской ярмарки и с первого раза паркуюсь перед продуктовой оптовкой. Значит для меня нет практически ничего невозможного.

Вообще, моя настоящая водительская жизнь началась после одного трагического эпизода, омрачившего мой август, но одновременно давшего мне возможность чувствовать себя на дороге гораздо увереннее. Все-таки, я парадоксальный человек. Итак, в середине августа я, со всей тщательностью подготовив машину к вояжу, отправилась за продуктами. После утомительных и дорогостоящих процедур на местном автосервисе я узнала, что моя машина до меня сменила по меньшей мере трех хозяев (а не одного престарелого аккуратного гражданина, использовавшего машину исключительно в крайних случаях и только не зимой). Кроме того, машина оказалась битой практически со всех сторон, красный цвет, как ни странно, не был ее родным. В девичестве она была белой, но при полном перекрасе кузова после всех ее аварий, умные хозяева решили ее сделать поярче. Специально в расчете на дурочек, тянущихся ко всему яркому и блестящему. После подробного анализа внутренностей я выложила около тысячи долларов за новый движок, неновый, но нормальный радиатор (старый, оказывается, был засорен и безнадежно тек), свечи, насос топливного фильтра и сам топливный фильтр. Также была «продута» система впрыска топлива (интересно, они и правда туда дули?), прочищен карбюратор, подрегулированы обороты (что за обороты, я и по сей день не знаю. Может, это те обороты, по которым ходит тосол?). После всех процедур мне пообещали отсутствие катаклизмов на ближайший год и я несколько бодрее взялась за освоение московских дорог. В самом деле, если я, при всей моей физиологической невозможности без истерик расставаться с деньгами, выложила на эту железяку уже две с половиной штуки, то я должна хотя бы на ней ездить. Умею – не умею, боюсь – не боюсь, тут не катит. Я решила в тот день, в середине августа, освоить новый маршрут – Медведково – Отрадное. Там было несколько левых поворотов, но зато в конце пути меня ждал отличный вещевой рынок, где за копейки продавали всякие штаны-юбки-кофты, которые мне были необходимы для поднятия жизненного тонуса. Проверив уровень масла (ковыряешь тонкой спицей внутрь двигателя), прокачав тормоза (сидишь в выключенной машине и со всей дури жмешь на педали) и аккуратно прогрев двигатель (просто заводишься и минут пятнадцать плюешь в потолок), я, чувствуя себя уже практически профессионалом, двинула в Отрадное. Машину у меня уже совсем не дергало, как пароварку на открытом огне, в повороты я входила плавно и до места добралась за полчаса. Но вот с парковкой у меня начались проблемы. Оказалось, что таких как я любителей дешевых и красивых тряпок, съехалось на рынок достаточно. А поскольку мне для парковки необходимо было не одно, а, как минимум, два больших места, то около рынка мне запарковаться не удалось. Я поехала дальше, но, чтобы не отъезжать далеко и не переться потом пешком, я решилась въехать во дворы ближайшего к рынку дома. Там, недалеко от арки, через которую я заехала, как раз и было место, способное в себя вместить трейлер американского формата. В общем я, счастливая и довольная, с упоением побродила по рынку, накупила себе осенних шмоток, полаялась для разминки с продавцами и, в полной гармонии побрела обратно к машине. И только когда я засела на место водителя и уже даже отъехала, то заметила, что прямо рядом с аркой запарковалась жирная Газель, перегородив выезд. То есть, не совсем перегородив, но при моей неспособности к точным маневрам, задача поворота и въезда в арку для меня стала невыполнимой. Полчаса в панике я бегала по двору, стучала по колесам Газели и заламывала руки. Резюме было таким. Первое – выезд из двора был только один – через злополучную арку. Второе – Газель, по всей видимости, припарковалась тут навсегда. Третье – никто мне не поможет, все ушли на фронт. Я села и, обливаясь потом принялась встраивать машину в поворот, проходя между аркиным углом и Газелью. Не прошло и минуты, как раздался длинный протяжный звук, как будто кто-то провел когтями по жестянке. Я шарахнула по тормозам, выскочила и ахнула. Арка оказалась с подлянкой, которую я сначала не заметила. Сверху она шла без рельефов, а вот снизу, на уровне полуметра от земли шел бордюр, выступавший так сантиметров на пятнадцать–двадцать. Вот этим-то бордюром я и проехалась по своей двери со стороны пассажира. Я в панике бросилась назад за руль и попыталась отъехать от бордюра. В результате, полоса продолжилась на кузове. Чуть не рыдая, я остановилась, перегородив въезд в арку. Через пять минут в арку захотел въехать мужик на волге. Он посигналил мне, потом начал что-то орать через окно, потом, увидев, что я не реагирую, а, наоборот, подозрительно дергаюсь внутри своей восьмерки, он подошел поближе и понял всю глубину наших глубин.

– Эк тебя угораздило!

– Угу, – всхлипывала я, размазывая слезы по щекам. Как же я могла две с половиной тысячи так размазать по стене.

– Совсем ты, мать, габаритов не чувствуешь.

– Угу.

– Тут же места, чтоб три такие как ты выехали.

– Угу, – меня заело.

– Что думаешь делать? – откровенно наслаждался всей глубиной моего идиотизма он.

– Не знаю. Дальше не поеду, боюсь еще больше разодрать.

– Да уж, правду говорят, нельзя вам, прекрасному полу, за руль. Зачем полезла?

– Лучше бы помогли! – тут же озверела я.

– Это пожалуйста. И как тебя муж отпускает? Убьешься же! Ну, садись за руль и делай все, что я тебе скажу.

– А может, вы сами? – робко попросила я.

– Э нет. Твоя машина, ты и разбирайся. – Я завела мотор и, сквозь слезы десять минут дергалась, трогалась и крутила руль так, как он показывал. Вернее, он крутил сначала руками, а потом и всем телом и орал.

– Раскручивай вправо! Да не едь, просто руль крути. Вправо! Где у тебя право? Ты какой рукой кашу ешь?

– Давай потихоньку. Стоп! На меня, выворачивай влево. Лево – там, – он махал рукой, уже не надеясь на мои знания о том, где лево.

– Еще немного на меня, не дергай. От так! Молодца. Дальше ровняй колеса и езжай с Богом. А лучше пешочком, и для здоровья полезнее. И нервы сбережешь. – Под его диктовку я вырулила, не увеличив рану на теле машины. Но и без этого она была ужасающая.

– Мам, ты же сказала, она только на двери? – возмутилась Шурка, увидев результат моего шоппинга.

– Ну не на двери, а чуть дальше. Какая разница?

– Да это не царапина, а удар.

– Я только процарапала!

– Ты только шарахнула машину со всей своей дури об стену. Это надо так уметь въехать в дом!

– А дом-то хоть цел остался? Не упал? – ерничала мамуля.

– Слышала, бабуль, про чеченских террористов? Так наша мать пострашнее будет.

– Таранит недвижимость.

– Сначала продает, потом таранит, – угорали они. А я вдруг расслабилась. Вот она – моя первая авария, действительно похожа на дебилизм, но, какая есть. И что произошло? Ничего. Подумаешь, царапина. Да мой Боливар, если верить мастеру, был бит со всех сторон неоднократно. Так что ничего для него нового.

В общем, я как-то успокоилась и решила – пусть я и обезьяна с гранатой на дороге, а теперь я буду ездить на машине всегда и везде. Пусть я ее убью вообще. Лишь бы научиться. Лишь бы она на меня работала, а я перестала бояться дороги. Я стала выезжать из дому на час раньше, но каждый день садилась и ехала до работы на автомобиле. Самое интересное, что ни в какую крупную аварию я не попала, так как в итоге оказалось, что езжу я очень аккуратно, боюсь всего на свете и разбираюсь в дорожных знаках (спасибо нашему Малюте Скуратову из автошколы). Вот так я и стала водителем, через почти год после того, как начала учиться этому искусству. А неважно – быстро или нет. Важен результат. Когда я в районе сентября впервые в жизни подрезала ИЖ-каблук, чтобы перестроиться в левый ряд, то поняла – дело сделано.

В сентябре наметились существенные перемены в моем положении на работе. А до этого весь август Алина Текова водила меня показывать руководству, как медведя на рождественской ярмарке. Сначала она повезла меня в головной офис показать начальнику департамента развития, железной женщине по фамилии Молотова.

– Так это вы разрабатываете техническое обеспечение идеи нашей Алиночки, – ласково спросила она, перебирая тонкими пальцами мой, уже довольно толстый фолиант.

– Да. И на сегодня мы уже закончили статистическое исследование проекта, – мямлила я.

– Да, Алина говорила. Она показывала свои раскладки, – еще бы, если эти раскладки я ей лично позавчера вложила в руки.

– Эффект может ожидаться такой, что обеспечит работой около двадцати маклеров.

– Неплохо. Но у вас пока хромает информационно – технологическая проработка.

– В смысле, – удивилась я. Вроде, уже все проработано за лето, уже наизусть я знаю любую технологическую часть.

– Ну, вы здесь с Алиной только визуально раскрываете, как должны выглядеть изменения на сайте. А где реальные разработки программистов?

– Так мы за этим и пришли, Ника. – Влезла Телкова. – Нам нужен допуск к программистам, чтобы составить… – она умоляюще посмотрела на меня. А, страшила, не можешь без меня, язык отнимается!

– Чтобы написать программы под конкретные окна сайта. – отчеканила я. Молотова посмотрела на меня с интересом.

– Хорошо. Я дам им указания относительно вас. Можете им позвонить и договориться уже сегодня, – да, Молотова действительно была женщиной умной. И сразу же начала действовать. Через неделю были готовы примерные версии сайта, хотя ради этого мне пришлось практически изнасиловать программистов. Эти худосочные ленивые парни, сидящие на зарплате, очень отрицательно относились к работе как к таковой. А уж к неплановой работе еще хуже. И только мои угрозы настучать Молотовой, которую боялись все, и мои понукания возымели успех. Я стояла у них над душей всю неделю и к концу августа, после еще пары согласований у Молотовой и пары совещаний у нас в отделении мы с Телковой были допущены к императору. Генеральный директор уделил нам ровно пятнадцать минут, к которым я была полностью готова. Я устроила целое представление, я поставила на демонстрационный компьютер диск и красноречиво, с огоньком рассказала, как вся моя (пардон, наша) система будет работать. На красочных таблицах я продемонстрировала расчеты, подтверждающие однозначный успех этого дела. Я была убедительна, как никогда. Директор, невзрачного вида мужчина моих лет, выслушал меня и сказал, что подумает. Ни особого интереса, ни желания что-то понять в его глазах я не увидела. После этого разговора у меня в душе осталась какая-то пустота. Я автоматически приходила в офис, автоматически работала с клиентами, автоматически проводила сделки. Но на самом деле я ждала одного – реакции. Три месяца каторжного труда, и что, вот это тишина в ответ? Если им не нравится, пусть хотя бы объяснят – почему?

– Присядь, Оля. – Вызвала меня к себе Телкова в конце сентября.

– Что случилось? Есть новости? – взволновалась я.

– Есть. Пока в том виде, в каком есть наше предложение не принято.

– Почему? – невероятно! Невозможно!

– Ну, трудно сказать. Все-таки оно еще сыровато. Над ним еще надо поработать, привести его в соответствие с глобальным стратегическим планом развития Корпорации.

– Я готова работать. С радостью.

– Нет. Все, что могла, ты уже сделала. Теперь этим вопросом будут заниматься профессионалы.

– Кто-кто? – задохнулась от возмущения я.

– Не надо думать, что все так просто. Ты сразу же решилась претендовать на слишком ответственный пост. Разве может человек без специального образования и опыта развить большое, неосвоенное направление. И потом, на это нужно время.

– Но вообще направление разрабатываться будет? – хваталась за призрачные шансы я.

– Наверное, будет. Теоретически, наверху все одобрили. Но, конечно форма и исполнение будут другими. Профессиональными и стратегически обоснованными.

– А что же мне делать?

– В смысле?

– Ну я же жила этим проектом, я на него надеялась. И теперь все это ляжет под сукно?

– Да нет же. Как только все приведут в соответствие, то тебя безусловно привлекут к практической стороне дела.

– А когда? – не отставала я.

– Я не знаю. Извини, Оля, у меня еще очень много дел, – непрозрачно намекнула она и я удалилась. Ну вот, еще один облом. А ведь я не сомневалась, что проект пойдет. И Сенокосов тоже. Вон он бежит, хочет узнать, что она мне сказала.

– Мне отказали, Паш. Сказали, что материал сырой и требует профессиональной доработки.

– Сочувствую, – он действительно сочувствовал, хотя для него это было только благом.

– Значит, я буду работать в твоем отделе еще неведомо сколько времени.

– Это плюс, – улыбнулся он и повел меня утешаться. К вечеру, когда мы наутешались коньяком, он вдруг разоткровенничался и решил поучить меня жизни.

– Ты, Оль, отличный специалист, но ни хрена не дипломат.

– Это почему, – пьяно возмутилась я.

– А потому. Я думаю, что твою идею зарубили, потому что она была слишком хорошая.

– Не поняла?

– У нас в верхах царит кумовство и коррупция. И никогда наверх никто не пустит чужого человека. У них там круговая порука. А ты слишком хороша, и можешь со временем затмить тех, кто там сейчас вершит судьбы

– Но ведь они заинтересованы же в процветании Корпорации?

– Они заинтересованы только в набивании собственных карманов. А поскольку лично им от возвышения тебя ни холодно ни жарко, то они решили на всякий случай зарубить и тебя, и идею.

– Это же саботаж. Как же это допускает наш умнейший директор?

– Директор что может видеть? Только то, что ему покажут его приближенные. А у него самая приближенная – Молотова. Он на мир смотрит ее глазами. Значит – она ему сказала, что твоя идея не перспективна.

– Но мне она говорила, что проект отличный.

– В этом и заключается искусство дипломатии. Тебе говорить одно, ему – другое, а делать третье.

– То есть, шансов выдвинуться у меня практически нет.

– Ну почему? Я говорил о тебе с Алиной. Ей-то ты очень понравилась. Она через тебя подтвердила, что она прекрасный руководитель, фанат Корпорации. И что не зря получает свою зарплату. Так что она готова предложить тебе место начальника отдела вторичного жилья, когда оно появится.

– И то хлеб, – успокоилась я. В конце концов, я имею хорошую работу, и за этот квартал получу свои две тысячи, то есть больше, чем за прошлый. Возможно что в будущем меня все-таки продвинут вверх. Кто-нибудь. Все же я не вижу поводов унывать.