Из воскресного «Дейли мейл» за 13-е мая

Анна Премоли

От обладателя премии «БАНКАРЕЛЛА»

ПРОШУ, ПОЗВОЛЬ ТЕБЯ

НЕНАВИДЕТЬ

АННОТАЦИЯ:

Дженнифер и Йен знакомы семь лет, и последние пять они ведут войну. Они - руководители двух команд одного и того же коммерческого банка в Лондоне, между которыми постоянно вспыхивают ссоры. Они ненавидят и не выносят друг друга, только и делают, что ставят друг другу палки в колеса. До тех пор, пока в один прекрасный момент их не заставляют работать вместе над общим проектом: управлять капиталами зажиточного аристократа, клиента их банка.

Таким образом, им приходится проводить много времени вместе, даже после работы. Но Йен - самый привлекательный, богатый и желанный холостяк Лондона, и его встречи не остаются незамеченными: достаточно невинного вечера в ресторане, чтобы попасть на страницу сплетен известного английского ежедневника.

Дженнифер в гневе: как они могут говорить, что она встречается с этим чванливым сторонником классового неравенства, с этим надутым индюком, как Йен?

Он смеется, но в большей степени удивляется: фотография с коллегой отвадила от него всех назойливых поклонниц. И в тот момент он делает ей непристойное предложение: Йен дает Дженнифер карт-бланш на работу с богатым клиентом, если она, в свою очередь, будет прикидываться его девушкой.

Вызов принят - игра началась! Однако вскоре то, что для Дженнифер казалось шуткой, оказывается гораздо сложнее, чем предполагалось, и поцелуй, который должен был быть частью спектакля, вызывает дрожь и абсолютно неожиданные реакции...

 

 

ГЛАВА 1

Я смогу это сделать, я смогу это сделать, я должна это сделать!

Но нет, ошибка: я посмотрела на часы. Боже мой, я не смогу это сделать… Я бегу, как сумасшедшая, по улицам Лондона, потому что впервые, по крайней мере, за эти девять лет почетной карьеры, я ужасно опаздываю. Я - прекрасный подчиненный и глава лучшей команды умников по вопросам налогового консалтинга[1] во всем банке, ужасно опаздываю в день основной презентации.

Как только подхожу к турникету, вытряхиваю все содержимое сумочки на землю, чтобы не терять времени. От бега и нервов у меня появилась отдышка, не считая того, что должна найти этот проклятый пропуск очень быстро, иначе мне снесут голову с плеч.

Я падаю на колени и отчаянно ищу среди кучи вещей пропуск до тех пор, пока не нахожу то, что меня интересует. Не теряя больше ни минуты, вновь сгребаю все в сумку или почти все, но это не важно. Тем более тот блеск, который откатился в сторону, мне не очень-то и нужен.

Хорошо, вот и я, опоздала по графику на два часа!

— Какая занимательная сцена. Я попал в «Candid Camera»[2]? — спросил предательский низкий голос за моей спиной.

Моя рука приостановилась в воздухе и болезненно сжала удостоверение личности, которое я собиралась вставить в считыватель. Мне даже не нужно оборачиваться, чтобы узнать, кому принадлежит этот голос.

Ладно, теперь официально: я этого не сделаю...

Одна часть меня испытывала искушение провести пропуск и продолжить путь, даже не обернувшись, но это могло быть расценено как бегство, а я сбегу от Йена Сент Джона только тогда, когда настанет конец света. И, не смотря на все проклятия и предсказания настолько любимыми древними Майа и голливудскими фильмами, кажется, этот день еще не наступил.

— Я сделаю все возможное, чтобы не задерживать коллег, — отвечаю я, чуть-чуть поворачиваясь.
Краем глаза замечаю, что его фигура, высокая и угрожающая, опасно приближается ко мне. Быстрым движением провожу магнитной картой и бегом прохожу холл. Затем гневно давлю на кнопку лифта передо мной. Если он еще не понял, то я очень спешу.

— Никогда бы не подумал, что буду присутствовать при такой сцене, — последовал голос, который был позади меня, а сейчас оказался... Рядом со мной, проклятье. Видимо, мы оба до сих пор стояли перед лифтом, который даже и не думал приезжать. В мире столько технологий, но все ещё нельзя избежать встречи с коллегой, которого ты не хочешь видеть. Я спрашиваю себя: «не изобрели ли такое приложение, которое позволяет избежать противных типов вроде того, которого я встретила?»

Даже не глядя на него, чувствую, как он рассматривает меня с очевидным любопытством. На его месте я бы поступила так же.

Немного поднимаю взгляд, и я испепелена самыми голубыми глазами в мире. Быстро опускаю голову, как будто мне безумно надоел этот блеск. Какая бесполезная трата: такие глубокие глаза у человека, зацикленного на себе, надменного и ненавистного.

Но, как оказалось, любопытство было сильнее меня. И когда я последний раз бросаю на него взгляд, у меня ненароком вырывается смешок.

Его смоляные брови опускаются в знак недоверия. Это то выражение лица, которое, на самом деле, он принимает очень часто. Думаю, он упражняется перед зеркалом, чтобы показаться более тревожным при встрече со мной. Ясно, что это не получается у него намеренно.
— Я счастлив, что заставил тебя улыбнуться в такой трудный для тебя день. Не у тебя ли, случайно, была презентация, скажем… час назад, Дженни? — спросил он, прекрасно зная, что попал в точку.

— Ублюдок, — прошипела я, наконец, входя в лифт.

Упс, я подумала, что сказала это про себя, но, очевидно, это было не так.
Йен последовал за мной и усмехнулся.

— Пусть даже я ужасно опаздываю, но как же так, что ты пришел в это время? Человек, верный своим обязанностям, как ты, в основном не теряет возможности выделиться… — я говорю ему терпко, как ежевика, сорванная очень преждевременно.

— Завтрак с клиентом, — сказал он нейтральным тоном, ни капли не задетый моим обвинением.
Ну, конечно, Йен встречается со всеми своими клиентками. Говорят, что они перед ним падают в обморок. Если быть откровенной, вполне вероятно, что от него теряет сознание вся женская часть этого здания. И так же стоящего напротив. И того, на соседней улице…

Мне доставляет огромное удовольствие быть единственной, которая этого не делает.
Рука поднялась передо мной и нажала кнопку четвертого этажа.

— Ввиду того, что ты настолько опаздываешь, ты могла хотя бы нажать кнопку лифта, — подметил он с сарказмом.

На самом деле я отвлеклась, проклятье, этим утром мне не нужны другие неприятности.
Лифт отправился с легким толчком.

— Смелее, Дженни, скажи мне, что случилось. Ты никогда не опаздываешь…

Я эффектно поворачиваюсь к Йену, который смотрит на меня, как охотник, готовый подстрелить свою жертву. Непослушная прядь его черных волос шаловливо упала на лоб. Он убрал ее с глубоких глаз хорошо отточенным движением. Если бы я была справедливой женщиной, то должна была признать, что такой контраст действительно очень заметен, но, к счастью, я очень предвзята, когда речь идет о Йене, следовательно, могу относиться наплевательски на его внешность. Слюней моих коллег более чем достаточно.

— Проясним одну вещь, — говорю ему со скукой в голосе. — Во-первых, это не твое дело, почему я пришла с опозданием этим утром, и, во-вторых, не притворяйся, что тебя это волнует, так как я знаю, что тебе плевать.

Первые несколько секунд мне показалось, что моя фраза не вызвала никакой реакции. Но затем эти хорошо вырезанные губы расплылись в нахальной усмешке.

— Дженни, Дженни, как же ты можешь подумать такое обо мне… — он говорит, будто обращается к маленькому ребенку, собственно в это же время лифт останавливается на нашем этаже. Я поворачиваюсь, чтобы выйти из этого гребаного места, когда слышу за своими плечами смену тона. Сейчас голос скорее скучающий. С определенным удовлетворением я даю себе отчет, что у меня заняло приблизительно две с половиной минуты, чтобы лишить его самообладания. Впечатляюще, но можно лучше.

— Однако я обеспокоен, так как они позвали меня, чтобы успокоить гнев Лорда Беверли, который ждет налоговой консультации уже ровно час.

И с этой эффектной фразой он быстро идет к залу собраний. На мгновение я остаюсь ошеломленной, затем перехожу на мелкий бег, чтобы догнать его.

У меня это получается в тот момент, когда он решительным движением открывает дверь в зал собраний: мне больше ничего не остается, как последовать за ним внутрь.
Через некоторое время перед нами предстало что-то вроде чайной комнаты, и сцена была бы действительно, как в кабаре, если бы я не была единственным виновником этого спектакля сверх программы.

Устрашающий Лорд Беверли на самом деле потягивал свой чай, задерживаемый нашим шефом - Колином, - раскрасневшимся и заметно нервничающим. А Колин никогда не нервничает.
Но сегодня у него есть более чем уважительная причина, потому что известное дело, все взволнованны перед лицом Лорда Беверли, - мужчины напыщенной внешности, и в тоже время угрожающего. В нем заключалось высокомерие, которое можно было ожидать от знатного англичанина, думающего, что живет в восемнадцатом столетии, и надменность, происходящая от горы денег, которыми он владеет.

В общем, знатные люди сегодня растрынькивают свое имущество уже поколениями, и мы, простые смертные, можем просто смотреть, как их достатки уменьшаются. Но это не случай Лорда Беверли, он считается выше всех как по происхождению, так и по количеству денег. Он смог увеличить капиталы его семьи выдающимся образом благодаря шахтам в Новой Зеландии.

— Йен, мальчик мой, — приветливо говорит ему Беверли и поднимается для того, чтобы его поприветствовать.

На мгновение трясу головой, думая, что я сплю. Беверли приветливый? Какого черта? Что Колин подмешал в его чай?

Йен решительно пожимает ему руку и естественно улыбается. Да, естественно, почему бы и нет…

— Лорд Беверли, как приятно снова вас видеть! — расслабленно воскликнул Йен. Ну, конечно, это же не он опоздал, так что он может себе это позволить.

— Мне тоже безумно приятно! Как здоровье у твоего дедушки? Я его не вижу некоторое время в клубе, надеюсь, что все в порядке, — поинтересовался Беверли, как будто он был такой же человек, как и все мы.

Колин и я обменялись взволнованными взглядами. Вдруг нам необходимо уйти и оставить этих двоих с их аристократическими приличиями?

Но когда я собираюсь сбежать, Лорд Беверли замечает мое присутствие. Надо было поспешить.

— Ах, Мисс Перси… пришла… наконец-то.

Его констатация прозвучала, как смертный приговор. На мгновение тон изменился и стал холодным, как Северный полюс.

— Не знаю, как мне загладить свою вину за опоздание перед вами, — я попыталась оправдать себя, но вмиг была перебита движением руки и жестким взглядом. Кто-то должен был ему напомнить, что я не его собачка.

Думаю, что он собирался сказать мне пару ласковых, когда Йен вмешался.

— Да, речь идет об очень большой семейной проблеме, Лорд Беверли. Я надеюсь, вы примете извинения моей коллеги.

И Беверли, который собирался за секунду до этого отправить меня в ад, застопорился и посмотрел на меня. Он в затруднении, это написано у него на лице. И так же ясно, что его ни черта не интересует моя проблема. Вместо этого он от всего сердца поблагодарил Сент Джона. И это было очень любопытно: я допускала, что у Беверли никогда не возникало необходимости благодарить живую душу за все свое существование.

— Ладно, представим, что у всех случаются семейные проблемы время от времени, — отступил он в конце. Понятно, что он говорит это с неохотой, но его это трогает. Поразительно. На мгновение я остаюсь буквально с открытым ртом. Сент Джон победил Беверли со счетом 1:0.

Часть меня почти разочарованна, но другая, более рациональная, действительно успокоилась. Вновь восстанавливаю дыхание и думаю о том, что я даже не дала себе отчет в том, что не дышала.

— Благодарю вас за понимание, — говорю ему театрально.

В этом месте решил вмешаться Колин.

— Так как мы все выяснили, я могу доверить Лорда Беверли его адвокату по налоговым делам. Мы с Йеном оставим вас работать в спокойной обстановке.

И говоря это, он направляется в сторону двери. Но у Лорда Беверли были другие планы.

— Колин, я думал, что Йен также будет присутствовать на собрании?

У меня отвисла челюсть, и в то же время рот широко открылся. Йен… на собрании… вместе со мной? Беверли не дает себе отчет в том, о чем просит.

Но Колин прекрасно помнит бурные времена, когда мы с Йеном работали вместе и ругались, ругались и еще раз ругались. И сейчас паника бороздит на его лице, белом, как простыня. Бедный человек, это утро войдет в Топ-Десять-Самых-Неудачных в его жизни.

— Лорд Беверли, у Йена встреча… — пробормотал Колин, пытаясь спасти ситуацию.

Но Беверли — не тот человек, которого пугают встречи с другими: в конце концов, он просидел в этом зале собраний час, внимательно пил чай с печеньем и маслом, прекрасно зная, что все, о чем он попросит, ему будет предоставлено.

— Я должен настоять, Колин, — Лорд просто сказал и, черт бы его побрал, он знает прекрасно, что это все, что требовалось.

Наш шеф смиренно кивнул.

— Думаю, ты сможешь освободиться, Йен?

— Я буду свободен через две минуты. Простите, одну минуту, — сказал самый востребованный человек этого дня. И исчез.

* * *

Нет. Я не смогу это сделать.

Сейчас самое время достать документы из сумки, и Йен уже вернулся, абсолютно в своей тарелке, с улыбкой и с определенным взглядом. Он просто наслаждается этим утром, хотя это все - моя заслуга.

Без сомнения, это самый гадкий день моей жизни. До сих пор первенство было у утра, в которое мне вырезали аппендицит, и меня тошнило без передышки после анестезии, но сегодня… определенно хуже!

Мой враг номер одни уселся в прекрасное кресло черного цвета рядом с Лордом Беверли, горя желанием услышать мои блестящие планы по налоговой оптимизации моего клиента.
На мгновение я чувствую, что катапультировалась во времени: знать против плебса[3].

Лорд Беверли - сын маркиза, Йен Сент Джон - племянник герцога Ревингтона, сына какого-то маркиза, а также наследник титула и, следовательно, граф чего-то там, чего я не помню. Они смотрят на меня со своих мест и ждут узнать с явным нетерпением, какого черта я придумала.

Затем, учитывая то, что я являюсь и остаюсь самым блестящим умом, который этот банк имеет в своих активах, не смотря на противоположное мнение графа от усталости, начинаю свою гениальную презентацию и показываю им, чего я стою.

 

ГЛАВА 2

Я обессилена и, кажется, моя голова сейчас взорвётся. Боль сопровождает меня с того момента, как только я открыла глаза и осознала, что:

а) Два часа назад прозвенел будильник, который я не услышала;

б) Я опаздываю на встречу под пунктом «а»;

в) У меня первое реальное похмелье в моей несчастной жизни.

Я всегда была сильной, решительной, определенной девушкой, ничто и никто никогда не пугал меня, но вчера вечером я провалилась с треском перед лицом моего энного любимого человека. И по вине вежливости была запрессована моим женихом не столько, сколько ужасным осознанием того, что плевала на все, кроме него.

В тот момент, когда он сказал, что не готов начать жить со мной, я испытала облегчение. Я практически избежала улыбки. Еще раз.

Это были мои третьи серьезные отношения, которые потерпели крушение незадолго до совместной жизни, и вчера вечером я, наконец, поняла, что в этом нет вины моих бесхребетных парней, а только моя. Я сама являюсь причиной моих любовных неудач, я сама являюсь причиной того, что опускаю руки: рано или поздно понимаю, что мне они неважны, что обманываю саму себя, и, следовательно, парни сбегают.

Я бы на их месте сбежала бы еще раньше.

Это неожиданное осознание подвергло меня вчера в такой коматоз[4], что Лаура и Вера заставили меня выйти прогуляться. Мы пошли в паб и напились в хлам.
Им удалась миссия заставить-меня-забыть-себя. Я была заполнена алкоголем настолько, что действительно забыла о моих бывших парнях и о моих провалах. На время мне удалось забыть о причинах, по которым я их выбрала, или же почему они были незначительными существами, которые даже не могли поцарапать по минимуму мою жизнь, перевернутую верх дном.
Ненавижу отсутствие контроля над ситуацией и в отношениях между двумя заканчиваю всегда выбором человека, который ни в коем случае не будет препятствовать моим планам, человека, который позволит мне управлять им.

Жаль, что пробуждение стало ужасным возвращением в реальность. И каким ужасным.
В память возвращалось все, пока я выкладывала факты и информацию перед Лордом Беверли и Йеном, без сомнений, двумя отъявленными засранцами, по крайне мере, я так считаю, по некоторой злостной причине в моей голове.

 

* * *

И наоборот, возвращаясь к моему последнему парню, некоторое время я действительно считала, что он идеален для меня: преподает философию в университете, невероятно серьезный и рассуждающий, ненавидит консерваторов и мечтает изменить мир. Естественное, что он остановился только на мечте и не действовал, но по крайне мере он мечтал о правильных вещах.
Моя семья сразу же его начала обожать его и нашла в этом человеке то родственное, чего мне всегда недоставало. Я генетическая ошибка, которую они до сих пор не понимают.
Эта энная ошибка с Чарльзом вынудила меня серьёзно поработать над собой. Я должна найти правильного человека, такого, который нравился бы мне, а не моей семье.
Звонок Веры пробуждает меня от моих бредовых мыслей. Увидев ее номер, сразу отвечаю на звонок.
— Привет, красотка, — приветствую её улыбаясь.

— Ну, ты живая, — отвечает она облегченно.

— Так себе… — признаюсь я ей.

— Как прошла знаменитая презентация?

— Как нельзя лучше, — отвечаю ироническим тоном. — Я проспала и опоздала на два часа, мне с трудом удалось притащиться на работу. После чего я обнаружила, что мой клиент обожает окружать себя себе подобными, и мне пришлось притворяться, что я в своей тарелке, пока показывала все не только ему, но еще и его царскому двойнику, Йену.

— Ой, ой…

Вера знала все о борьбе между мной и Йеном, которая длилась годами, она провела ночи, слушая мои жалобы, и знает почти все детали наших знаменитых ссор. Верю, что они рассказали даже нашим новым сотрудникам, потому что было очевидно, что к нам лучше не приближаться.

Она уверенна, что злоба между нами похожа на борьбу между классами. Я наоборот считаю, что он известный кретин, и что социальная разница не имеет значения. Тот факт, что Йен — дворянин, не меняет сути, он останется таким же кретином, зацикленным на себе.

— Уже можешь говорить громче. А именно ой, ой…

— Что было настолько ужасно? — опасливо спрашивает она.

— Моя дорогая, это было более чем ужасно. Но все же я молодец, спаслась в углу. Допускаю даже, что Йен не слишком зверствовал и был странно молчалив.

— Это хорошо или нет?

— Хм, я в этом не уверенна. Если бы мы говорили о ком-то другом… то возможно. Но нет, Йену не стоит доверять, ты это хорошо знаешь. У меня такое ощущение, что сегодня он не проткнул меня кинжалом только лишь потому, что уже придумал дьявольский план.

Вера смеется.

— Моя дорогая, ты параноик, тебе это еще никто не говорил?

— Конечно, я это знаю, я же адвокат по налоговым делам, поневоле я должна быть такой!
Вера все еще посмеивалась, когда я смутно различаю Коллинза, который подходит к моему рабочему месту и делает мне знак подойти.

— Красотка, я должная идти, — говорю я Вере. — Биг-босс хочет меня видеть. Держи за меня кулачки.

— Будет сделано.

— До скорого.

 

* * *

Сразу же подхожу к Коллинзу, останавливаясь перед кофе-машиной.

— Сегодня ты была на волосок от гибели, — говорит мне шеф. Но тон его голоса звучит без упрека.

— Знаю, Коллинз, не думай, что я не понимаю, насколько сильно рисковала. Речь идет об одной ошибке, о той, которую больше не намеренна совершать.

Коллинз опускает две монетки в кофе-машину, быстро нажимает ряд кнопок и немного погодя протягивает мне горячий кофе. Я пробую его и чувствую, что там слишком много сахара.
— Много сахара? — спрашивает он меня. — Не так уж и много… — говорит он мне загадочным тоном.

— Итак, я присяду.

— Ты сильная женщина, я уверен, что с этим справишься и без дальнейшей поддержки, — и подмигивает мне.

— Смелей, Коллинз, ты же знаешь, что я выдержу практически все плохие новости, — говоря это, я показываю ему, что стойкая. В действительности, начинаю догадываться, о чем он хочет поговорить, и это мне очень не нравится.

— Ты, Дженни, прекрасно знаешь, о чем сейчас пойдет речь, и не делай такое кислое лицо после того, как выпила самый сладкий кофе в твоей жизни.

Но, как оказалось, наш шеф не очень благоразумный.

— Я знаю, о чем идет речь, но не хочу избавлять тебя от затруднения сказать мне это.

— Какая коварная девушка.… Итак, если ты не хочешь облегчать мне задачу, то знай, что Лорд Беверли настаивает на том, чтобы его дело вели ты и Йен… вдвоем.

— Эм…

Не могу больше ничего сказать. К сожалению, я уловила верные колебания.

— Очевидно, что наш клиент не знает о ваших прошлых проблемах, и, говоря искренне, после сегодняшнего я бы предпочел, чтобы он никогда о них не узнал, — уточняет он.
— Я тебя слушаю, Коллинз, — говорю серьезно. — Я одна из тех, кто берет ответственность на себя. Я прекрасно понимаю, что сделала хрень и должна в каком-то смысле заплатить за это, но это…. уже чересчур. Лорд Беверли возможно этого не знает, но ведь ТЫ знаешь, что произошло, знаешь, как мы рискуем.

Коллинз нервно крутит в руках свой кофе и не смотрит на меня.

— Прошло уже четыре года, Дженни, будем надеяться, что два взрослых и образованных человека в будущем смогут разрешить свои разногласия.

— Конечно, если бы Йен был взрослым, ну или хотя бы образованным. Но сейчас, я считаю, ему не хватает обоих этих важных качеств.

Я говорю это с ангельским лицом, возможно немного презрительным. Коллинз нервничает, и это заметно по его глазам.

— Дженни… — упрекает он меня.

Я даже не даю ему закончить фразу, ведь прекрасно знаю, чем она закончится.

— Ты прав, сегодня именно я совершила идиотский поступок и должна терпеть последствия.

Теперь Коллинз пытается изменить тактику.

— Попробуй посмотреть на это с другой стороны. Ты заплатишь за ошибку, которую совершила, но Йен… он оказался впутанным в эту ситуацию, не желая того. Возможно, даже он сейчас не прыгает от радости.

Приобретая этот оттенок, вопрос становился интересен по-новому. Действительно, кто я такая, чтобы отрицать, что Йен испытывает огромную радость от перспективы работать со мной?

— Он уже это знает? — спрашиваю, вдохновленная новым приливом сил. Никогда не стоит недооценивать возможность сделать жизнь другого невозможной.

Коллинз улыбается, смирившись.

— Как оказалось, некоторые трюки работают всегда. Вы как два ребенка, Дженни, — добродушно упрекает он меня.

— Ты меня, конечно, прости, но я старше на два года, так что ребенок — это он.

— Конечно, эти два знаменитых года разницы.

— Эти существенные два года разницы, — напоминаю ему на полном серьезе.

По правде говоря, пять лет назад все началось именно с вопросов возраста: когда мы создавали первую смешанную команду по налоговому консалтингу, состоящую из экономистов и адвокатов, они были вынуждены сделать трудный выбор. Кого поставить за главного?

Мне было двадцать восемь лет, позади быстрая и невероятная карьера. Йену тогда было двадцать шесть, и он был приобретением более новым, даже не смотря на то, что о нем рассказывали невероятные вещи. Говорили, что он гениальный и блестящий экономист и, что клиенты зависели от его слов.

Ну и так, отсеяв различных кандидатов, банк должен был выбрать одного из нас как ответственного. Каждый из нас ожидал признания.

Решение было очень трудным, но в конце совет столкнулся с неспособностью выбрать и пришел к выводу, что нужно наградить человека постарше, или же нижеподписавшегося. Нам сказали, что им нужен человек с минимальным стажем.

В глубине души я знала, что это обоснование было всего лишь извинением, и что у меня были все полномочия на эту должность. Быть ответственным за всю команду не означает быть всего лишь лучшим (даже если я без сомнения такой являюсь) но так же и знать, как управлять и воодушевлять коллектив. Насколько я могу судить, Йен всегда управлял исключительно собой.
Однако плохо, что он принял это решение. В первое время все думали, что он откажется для того, чтобы взять на себя другие обязанности, но вместо этого Йен принял более чем коварную стратегию. Он на самом деле решил остаться, но до этого момента у него была одна цель: создать мне трудности.

В первые месяцы он хорошо скрывал свою неприязнь, чтобы потом это разразилось в настоящую войну. Наши собрания команды стали легендарными и бесконечными. Если я говорила «А», он говорил «В». Если я была белая, он был черный. И так до крайности.

После года борьбы и ссор ситуация вышла из-под контроля: в начале я старалась быть выше этих провокаций и гнуть свою линию, но после очередной грубости он поворачивался только для того, чтобы дискредитировать меня в глазах клиента. Мы встретились лицом к лицу в его офисе, я сказала ему четко и ясно все, что думала, и он меня оскорбил, как ненормальный.

Закончилось это все очень плохо. Я позволила всему своему гневу, который вынашивала в себе весь год, вылиться и в конце дала ему в нос. Видимо, я сделала это слишком хорошо, потому что Йен вышел со сломанным носом, а я с гипсом на руке на неделю.

До этого момента я даже муху обидеть не могла.

Инцидент вызвал шумиху, и, чтобы спасти ситуацию, агентство мудро решило, что мы больше никогда не должны работать вместе. Каждому доверили свою личную команду и с этого момента война перешла на профессиональный уровень. Каждая из наших групп получала необыкновенные результаты в попытке превзойти соперников, так же завоевать жезл «первенства»

И вот мы застряли в постоянной ничьей.

— Итак, я надеюсь, что вы с этим справитесь и не поубиваете друг друга на собраниях.

Голос Коллинза возвращает меня в реальность.

— Прошло пять лет, мы можем попробовать быть цивилизованными, — отвечаю ему, поражаясь сама себе.

Коллинз очень удивлен. Дипломатическая жилка не входит в мои лучшие характеристики. Вижу, что он снова начинает улыбаться. Ну, хоть у кого-то это получается.

— Ты меня осчастливила. Действительно, Дженни, даже не представляешь как...

Но я-то знаю, знаю, как для него важно иметь возможность рассчитывать на ответственных людей. Скажу, что последние пять лет в этих стенах не так часто проскакивал здравый смысл. Возможно, один раз я попробую сделать что-то для него, учитывая то, что он меня всегда защищал и после того знаменитого события спас мое место.

На самом деле это же я ударила и теоритически была неправа в глазах окружающих. Но Коллинз хорошо знал, что я отреагировала так, потому что кое-то пересек черту.

— Хочешь я поговорю с Йеном? — спрашивает меня шеф.

Сейчас мне уже тридцать три и нянька не нужна. Было бы прекрасно, но, увы, каждый должен выполнять свои обязанности.

— Нет, спасибо тебе большое, но я сама поговорю с Йеном, — отвечаю я ему, смирившись. — Это касается меня.

Коллинз кладет руку мне на плечо.

— Удачи!

Что-то мне подсказывает, что это, на самом деле, необходимо.

 

* * *

Идея не казалась мне такой глупой, когда я предлагала ее Коллинзу, но вернувшись в свой офис, она кажется уже невозможной. И так я остаюсь приклеенной к стулу весь день.

Я трусишка, знаю… и это так не похоже на меня. Но этого достаточно, чтобы вывести меня из оцепенения и подтолкнуть к действиям.

Офис почти пуст, и уже достаточно темно на улице. Время ужина уже давно прошло. Слава Богу, завтра суббота, и те, кто мог, ушли раньше на выходные за город или на свидание.

Джордж, мой зам, заглядывает в мой кабинет.

— Ты еще здесь? — спрашивает он так, как будто может быть иначе.

— Как видишь.

В его быстром взгляде замечаю сострадание.

— Удачи, — желает мне он.

И я знаю, что он подразумевает. Возможно, это уже знает весь офис.

— Пока, Джордж. Хороших выходных. Повеселись, — отвечаю ему.

Часть меня хотела бы, чтобы Йен уже ушел, так мы сможем провести следующие два дня в относительном спокойствии и подождать понедельника, чтобы встретится лицом к лицу, но сегодня неудача нависла надо мной.

Сползая с кресла, я готова отправить к дьяволу мои два дня спокойствия. В офисе Йена горит свет, сложно не заметить его, даже издалека, а особенно в коридоре. Никогда не была готовой отступится перед лицом сложной ситуации. Сегодня впервые сожалею об этом даре.

Пока я плетусь по коридору, замечаю что Тамара, заместитель Йена, мудро сбежала: даже повышение ее шефа не смогло удержать ее на посту до девяти часов в пятницу вечером.

Без колебаний и задних мыслей стучу решительно в дверь и, не получив ответа, открываю. Лучше застать его врасплох, это дает мне психологическое преимущество.

И в самом деле, я его удивила, потому что Йен мне послал взгляд, полный удивления. Но это длилось всего секунду, так как он перешел сразу же к осторожной и убийственной формальности. Глаза, ясные в начале, мгновенно стали скрытными и туманными.

Любопытно, но раньше я никогда не замечала, как моя физическая близость может на него влиять. Секунду до этого передо мной был расслабленный мужчина, сейчас же это враг, готовый к атаке.

Йен удобно сидит в своем кресле из черной кожи, экран компьютера освещает его осторожное лицо. Взгляд падает сразу же на расстёгнутый воротник и ослабленный галстук. В руках Йен держит огромную кипу бумаг, которые решительно прислонил к столу, не замечая моего присутствия.

— Я спрашиваю, зачем ты стучишь, если не хочешь ждать, пока я отвечу? — спрашивает он громким голосом.

— Я должна ответить? — повторяю я, садясь в кресло напротив него.

В углах рта Йена появляется подобие улыбки.

— Конечно, не должна, у меня самого это получится прекрасно: ты постучала, чтобы соблюсти формальность, но тебя не волнует мой ответ и у тебя есть преимущество внезапности, не так ли?

Улыбаюсь ему через силу. Конечно же, он прав.

Я должна быть искренна: мозг Йена всегда был проблемой. В общем, я могу переплюнуть его в остроумии, но в этом случае его вероломный разум пристрелит меня.

Йен расслабляет плечи и качается в кресле.

— Чем имею честь? — спрашивает меня, вглядываясь своими голубыми глазами.
И сейчас, когда я здесь, действительно не знаю с чего начать. В моем мозгу я создала логическую цепочку, но сейчас как будто провал в памяти.

— Ты здесь не для того, чтобы меня поблагодарить? — спрашивает он, иронически шипя.

— Благодарить тебя? — спрашиваю ошеломленно. — За что?

Тон моего голоса становится выше. Йен усмехается.

— За сегодняшнее утро, за то, что спас твою задницу от Лорда Беверли… — напоминает он мне.

Мгновенно я его перебиваю.

— Возможно, я спасла сама себя от Беверли.

— Конечно, но только лишь потому, что мое присутствие успокоило и подсластило его. И только поэтому у тебя была возможность спастись, — уточняет он.

Часть меня знает, что Йен прав, но он столько всего мне сделал, что даже тысячи таких поступков, как сегодня, не хватит, чтобы уровнять счет.

— Внесем ясность, я была бы спасена и без твоего дерзкого присутствия, Йен.

Он смотрит на меня с сомнением.

— Что и требовалось доказать, моя дорогая, — тон, которым он это говорит, вызывает у меня холодный озноб.

На миг мы не делаем ничего и только смотрим друг на друга, никто не хочет отвести взгляд. В конце концов, это делает Йен, чтобы закончить ожидание.

— Я бы хотел остаться здесь на ночь, но, увы, через тридцать минут мне нужно быть за пределами этого офиса, у меня свидание, итак попросил бы тебя уже закончить этот разговор, — говорит он мне с внезапно холодным голосом.

— Дело касается Лорда Беверли, — начинаю я решительно, — он желает, чтобы мы работали вместе над его делом.

— Естественно он этого хочет, — подчеркнул Йен, как будто это было в порядке вещей. — Он слышал, что мы два лучших ума этого отдела, и хочет нас обоих. Я могу его понять. Ты будешь работать над проектом и после его завершения представишь мне, и я подскажу тебе, где внести улучшения, — отвечает он спокойно.

И это странно, так как в основном Йен человек предсказуемый. Я имею в виду, в худшем смысле этого слова, конечно.

— Я так понимаю, что потаскуха, которую ты ведешь на ужин, замкнула тебе мозг, но попробуй быть сконцентрированным еще пару минут, — раздраженно упрекаю его.

Моя речь попала в точку, потому что мгновение спустя он наклоняется из кресла, взявшись за край стола и опасно приблизившись к моему лицу.

— Потаскуха? — спрашивает он рассерженно. В его глазах вижу самые настоящие голубые молнии.

Это заставляет меня улыбнуться.

— Я всегда это знала. Или ты недавно сменил пол? — спрашиваю с выражением полной невинности.

Йен хватает меня за лицо, и с усилием пытаясь не раздавить его, говорит:

— Боже, как бы я хотел, чтобы твой большой рот замолчал. Это было бы самое большое наслаждение в моей жизни.

В его глазах вижу тяжело контролируемый гнев. Должно быть, я действительно заставила его потерять терпение. Хорошо.

Решительным движением мне удается высвободиться и установить безопасное расстояние между нами. Я уже сломала ему нос один раз, не хочу больше этого повторять.

— Во-первых, Лорд Беверли хочет, чтобы мы работали вдвоем над его досье, мы прекрасные специалисты и взрослые люди, и сделаем это, — объясняю я ему. — Во-вторых, никакой команды, эту работу будем делать только ты и я: мы достаточно разумные для того, чтобы не привлекать других людей в нашу борьбу, — сразу добавляю. Его лицо выражает смесь раздражения и понимания. Вижу, что он начинает догадываться, к чему я клоню. — И в-третьих, когда будем вырывать друг другу волосы, образно, конечно, будем делать это как можно дальше от офиса. Для всех остальных мы пришли к соглашению после длительного перерыва в деле. Наши неизбежные ссоры должны происходить вне этой комнаты, — подвожу итог.

— В общем, ты просто не хочешь иметь свидетелей, — отвечает Йен, ничуть не удивляясь.

— Конечно же, нет, и ты тоже их не хочешь иметь. Наши карьеры рисковали серьезно прогореть в прошлый раз из-за ссор, в этот раз не хочу ничего подобного.

— Даже потому что мой нос понравился… — рассерженно подмечает он.

— Я бы не хотела разрушить то, что твой пластический хирург восстановил так хорошо, — саркастически перебиваю его.

Я знаю, что Йен не прооперировал нос после моего удара, но подстегивать его дает мне чувство удовлетворенности, даже если для него это больная тема. Его одержимость внешностью заметили все, но так же и его страх операций.

— Все, чего бы я хотел, чтобы хирург собрал вместе, — разгневанно заметил он.

— Клянусь, ты одержим, как женщина, формой носа. У меня ужасный нос, и я живу прекрасно, — говорю ему, почувствовав себя мудрой.

— Наоборот, у тебя хороший нос, — убежденно говорит он мне. — У тебя нормальный нос, который прекрасно подходит к твоему лицу.

Меня ошеломила эта фраза: Йен хорошо отзывается о моем носе? Но, какого черта он начал этот разговор?

— Конечно же, если речь пойдет о твоих волосах, то я бы с ними что-то сделал, — поспешил добавить он.

Ах, вот оно что, кретины разбираются в них лучше. Однако, для справки: у меня каштановые волосы средней длинны. Там мало, что можно критиковать.

— Итак, сделка заключена? — спрашиваю его, игнорируя комментарий, поднимаясь и протягивая ему руку. Профессионализм прежде всего.

— Разве есть варианты? — спрашивает он, смирившись.

— Конечно же, нет, — отвечаю, возвращаясь к приветливому тону.

Йен вздыхает.

— Значит, сделка заключена, — подводит он итог. С сомнением смотрит на мою руку, настолько, что я уже подумала, что не пожмет ее, в то время как он решается и хватает ее. Надежное пожатие, которое не оставляет места для сомнений.

Я поднимаю глаза, встречая его взгляд. Ясно, что это ошибка: его пользующиеся дурной славой голубые глаза меня пленяют и с трудом позволяют уйти. Понимаю, почему весь Лондон у его ног; нет, правда, если быть объективной, то я не знаю мужчину настолько красивого и раздражающего. Мне говорили, что желтая пресса пишет о нем часто: дворянин, будущий герцог, главный наследник империи несомненной важности, с прекрасным физическим обличием, которое не осталось незамеченным. Легко говорить о нем и о толпе женщин, с которыми он фотографировался. Все они модели, либо пиарщицы, которые надеются заполучить кого-либо. Естественно, что все они не достигают уровня IQ человека со средним уровнем интеллекта, но это не имеет значения.

Йену достаточно того, что его обожествляют, больше ему ничего не нужно.

Высвобождаю руку так, будто обожглась, и отвожу взгляд. Лучше вернуться в реальность.
— Значит, хорошего вечера и выходных, — говорю ему благодарно, гордясь своим превосходством.

Он иронически поднимает бровь, как обычно. И мои благие намерения зарыть топор войны растаяли, как снег на солнце. Я подхожу к выходу и говорю ему:

— Давай, двигайся, ты же знаешь, дела не ждут. Никогда ничего не ждет.

И, чтобы красиво закончить, подмигиваю ему, в то время как мой профиль исчезает в темноте коридора.

Возвращаюсь в свой офис, и впервые за то время, как я открыла утром глаза, мне захотелось улыбнуться. Спасибо, Йен, спасибо от всего сердца.

 

 

ГЛАВА 3

Итак, я решаю двигаться, пока мой малолитражный автомобиль шумно пробивает себе дорогу сквозь поля немного за Лондоном. Я в деревне возле фермы моих родителей.

Здесь все биологически чистое, и политически правильное.

Мои родители своеобразны, можно сказать, что они - как две меня. Они англичане, но они против монархии, они вегетарианцы, веганы, если быть более точным, антирелигиозны, или по крайне мере близки к буддизму более, чем ко всем другим религиям, они не женаты, но они самая настоящая пара, и поддерживают все возможные организации, которые существуют, кроме правительственных. У них трое детей: Майкл, мой братишка медик, работает на Amnesty International и на других группах, которые помогают эмигрантам по всему миру, и моя сестра Стейси, которая работает адвокатом и предлагает гарантированную защиту в суде тем, кто не может воспользоваться услугами адвоката.

Итак, теперь понятно, почему я чувствую себя не в своей тарелке в кругу моей семьи. Я адвокат по налоговому консалтингу! В их глазах я помогаю богатым становиться еще богаче, и автоматически становлюсь воплощением дурного общества, я как сатана в юбке.

Но так же я и самая маленькая, поэтому они стараются быть терпимыми ко мне. Возможно, если бы я была первенцем, со временем меня бы отвергли. Если не брать в расчет то время, когда в моей жизни был Чарльз, когда моя семья смотрела на меня великодушными глазами.

Сейчас, без него, я естественно вернусь на дно фамильной классификации.

 

* * *

Как только я припарковалась, сразу же иду через сборище гусынь, которые набрасываются на меня пытаясь укусить за руку.

Как говорит моя мама, свободные гусыни - счастливые гусыни. Я стараюсь не разделять ее мнения, но до сих пор не отваживаюсь с ней поговорить об этом.

Гуси коварны, это знают все. Мои родители вырастили диктаторских и ужасно плохих гусей.

Учитывая, что я уже привыкла к этому, решительно направляюсь к входной двери, позволяя себе уверенным шагом пробежать между собаками и кошками, которые спали на подоконнике. После многих лет постоянной практики я приобрела заметную способность и, следовательно, через несколько секунд я внутри дома. Гусыня-убийца, которая двигалась на меня в начале, хлопала крыльями и кудахтала за дверью. Какое удовлетворение.

— Мама, я приехала! — кричу, чтобы она меня услышала.

— Я в кухне, — отвечает убедительный голос моей мамы.

И на самом деле, вот она там, начинающая готовить блюда с сильным необычным запахом. Если никогда не спрашивать, что она кладет в блюда, можно умереть от испуга.

— Ах, вот и ты, Джени, мы волновались, ты опоздала на час, — сразу же заметила моя мама, которая сегодня была одета в ярко-желтое платье. Возможно, вроде приветствия солнцу, если судить по ослепляющему цвету.

— Я не опоздала. Я предупредила, что приеду в час, и вот я здесь, пунктуальна как швейцарские часы.
Между нами говоря, пытаюсь всегда приехать в последние секунды, когда речь заходит о поездки к моим. Ни минутой раньше, иначе я рискую попасть под поток неудобных вопросов.

— Милая, дай на себя посмотреть. Все еще это серое лицо. Что же ты ешь, черт возьми? Случайно не мясо? — спрашивает моя мама, заметно потрясенная только этой мыслью.

Сейчас, выросши в семье двух вегетарианцев ясно, что я не ем мясо, но сегодня я позволю себе немного рыбы или яйцо. Но никогда не наберусь храбрости сказать это маме, она бы убила меня, если бы узнала что я строгая вегетарианка, а не выборная.

— Нет, мам, — отвечаю с готовностью. — Никакого мяса, один только стресс.

По ее выражению лица понимаю, что выбрала неверный курс.

— Ну, честно говоря, это то, чего ты заслуживаешь из-за работы, которую выбрала. Правда, Дженифер, что тебе стукнуло в голову, когда ты выбирала налоговый консалтинг? И работать на инвестиционный банк, затем... Ты хоть понимаешь? Это вызвало крах нашей финансовой и экономической системы! — повторяет она мне это в миллионный раз. Я уже настолько часто слышала эту историю, что могу опередить слово за словом то, в чем она меня упрекает. С минимальными ошибками.

— Я думала, что ты обрадуешься краху, — указываю ей на это.

Моя мама замирает от удивления с черпаком в воздухе и поворачивается, чтобы взглянуть на меня.

— Конечно же, я счастлива! Наконец-то и все остальные заметили то, что мы с твоим отцом повторяем вот уже сорок лет. — Пока она произносила это, ее глаза блестели, и от этого она казалась более юной.

— Итак, вы должны были знать, что я помогаю разрушить систему. В то или иной мере, — добавляю я почти с улыбкой.

Я хитрая и мама это знает. Смирившись, она возвращается к кастрюле.

— А Чарльз, почему он не приехал с тобой? — спрашивает она, продолжая помешивать. Я действительно надеялась, что на это не заметит, по крайней мере, не так быстро. Я думала, что запоздалые жалобы на работу помогут мне выиграть несколько минут.

— Итак, Джени, где Чарльз? — спрашивает мой брат, который возник из ниоткуда возле моего бока.

— Х-м-м-м-м, — бормочу я. И от этого короткого звука, как только я его произнесла, моя мама взорвалась.

— Боже мой, вы расстались!

— Ну...

Майкл почувствовал мою неуверенность и попробовал мне помочь.

— Брось, мам, не будь настолько драматичной, у Чарльза сейчас дела, правда?

Он прекрасно знает, что мы порвали, он не глупый, но как оказалось это не подходящий день для такой новости. Моя мама, обычна такая тихая, превратилась в фурию только от этой мысли. Лучше повременить.
— Конечно, он на собрании, — говорю убежденно. За плечами у меня годы практики.
— Очень жаль. Хотела собрать тебе сумку с остатками. Ты же хорошо знаешь, как он обожает мою кухню.
Я опускаю, что должна выйти за него замуж только поэтому. Я никогда не найду мужчину, способного оценить кухню моей мамы. Но Чарльз действительно ее любил, и не столько за запах, сколько философски: согласно с его мнением, если ингредиенты этичны и логичны это и есть результат. Исключая вкус.

Потому что на вкус это действительно спорно. И я говорю это со всей дочерней любовью.

— Давайте, готово, — немного позже позвала мама.

И мы следуем за ней, пока она делает круг, чтобы пройти просторную столовую. Просторная, потому что абсолютно лишена покрова, как требуют новые правила фэн-шуя.

Возле стола из натурального дерева сидит мой отец, сосредоточенный на болтовне с Томом, супругом моей сестры, Стейси. Даже у них есть абсолютно биологическая ферма в нескольких километрах отсюда. Двое их детей, Джереми и Аннет, бегают в догонялки вокруг стола.

Моя сестра занимает невесту Майкла, Анну. Она немецкий медик и они познакомились несколько лет назад в лагере беженцев. Они до сих пор любят друг друга до потери пульса. Свадьба — это дело уже решенное, остались рабочие заботы.

В действительности уже год, как они собираются пожениться, но продолжительные войны, с которыми человечество кажется, ничего не может сделать, делает их слишком занятыми. У меня такое ощущение, что они ждут мира во всем мире, и закончится это тем, что они никогда не поженятся, но, а с другой стороны, зачем разрушать мечты других?

Эти люди сблизились идеалами и убеждениями, эти люди вызывают страсть, убежденные своей идеей. И к этому я действительно больше ничего не добавлю.

По правде говоря, я уже выросла настолько чувствительной ко всем жестокостям в мире, что должна уже построить собственную оборону. Итак, я выбрала занятие совершенно противоположное их убеждениям, то, что для них кажется легкомысленным и глупым, но это создает некоторое расстояние между мной и ими. Я почувствовала себя одинокой, когда в каком-то смысле оборвала мосты с ними. У меня всегда была необходимость существовать отдельно, а не как часть одной общины, где все должны разделять одинаковые убеждения и идеи.

Будучи одной из лучших студенток Оксфорда, я соглашалась закрепить тот отрыв, который позже мог мне помочь уехать в Лондон и найти себя.

Не то чтобы это вышло, хотя бы поговорить об этом по-человечески. Карьера – единственная вещь, которая держит меня на плаву, и мне бы не хотелось признавать это.

— Привет, Дженни, — приветствует меня папа. — Сегодня Чарльза не будет? — его тон к счастью сердечный и не взбудоражен, какой был у мамы несколько минут назад.

— Нет, у него дела в университете, — лгу убежденно.

— Итак, он прощен, — говорит он торжественным голосом. Итак, проясним: я никогда не приезжаю к ним на выходные, если должна работать и, следовательно, не могу приветствовать их.

— Что слышно в городе? — спрашивает меня Том.

— Ничего особенного. Все как всегда, — отвечаю, садясь за стол.

— Вы хоть не потерпели банкротство как те Леман? — спросила Стейси обеспокоенно.

Я стучу по столу.

— Нет, я бы сказала, что сейчас мы не терпим банкротство.

«Очень даже вероятно, что скорее Англия даст маху, чем инвестиционный банк», — думаю про себя, но бесполезно навевать им скуку такими мыслями.

— Знаешь, вчера у парикмахера я прочла статью об одном дворянине, который работает в твоем банке, — говорит мне Анна. Ей простительно чтение многих светских сплетен, потому что она немка.
Я жую кусок ржаного хлеба, который от неожиданности встал у меня поперек горла. Меня преследуют, я слышу разговоры о нем даже в единственном уголочке Англии, где я надеялась быть незамеченной.

— Как его зовут? Он действительно очень красивый молодой человек, ты его точно заметила, — не зная, наступает на меня Анна.

Все замерли и смотрят на меня. Поэтому такое напряжение.

— Йен Сент Джон, граф Ланглей, — говорю низким голосом, закашлявшись.

— Точно! — выкрикивает Анна удовлетворенно. — Ты его знаешь?

На мгновение мне захотелось сказать своей будущей невестке, что я сломала нос прекрасному графу Ланглей, но это может вызвать слишком большой энтузиазм среди моих родственников, обычно спокойных. Лучше опустить подробности.

— Виделись мельком, — выдаю я.

Даже и так, кто действительно может сказать, что знает Йена Сент Джона? Думаю никто.
До сих пор не ясно, что он делает в крупнейшем американском инвестиционном банке, когда его семья занимает определенное положение в обществе исчезающего по всему миру. В газете было сказано, о каких-то семейных разногласиях, которые подтолкнули его к тому, что он отклонил все предложения своего деда. Чтобы быть точным — работать независимо, даже щедро оплачиваемая работа не могла соперничать с необъятным семейным наследием.

Он действительно мог бы ничего не делать, как поступает большая часть таких людей как он, но в это время он гноится в офисе в течение огромного количества часов. Почти как я. И это заставляет меня ненавидеть его еще больше.

Вскоре разговор за столом вернулся на более уверенные темы, такие как: постепенный переход от атомной энергии на солнечную и ветровую, который должна выполнить Япония, на новое политическое общество Англии и прочие другие вещи.

Через несколько часов я снова в машине, с боку у меня упаковка в которой аккуратно запаковано худшее блюдо того вечера.

Кто знает, почему, но это вернуло мне чувство необходимости вернуться домой.

ГЛАВА 4

— Я дома! — кричу, решительно переступая порог своей квартиры. Три прекрасные спальни плюс кухня и гостиная, которые я делю с Верой и Лаурой в окраинном районе не слишком далеко от городского шума.

В последние годы моя зарплата значительно выросла, и я могла бы переехать в более спокойный и близкий к центру район, но мои подруги не могут себе такого позволить, так что несколько лет назад я решила, что останусь с ними до моего возможного сожительства или свадьбы. И я думаю, что останусь здесь на всю жизнь.

— Привет, Дженни, — приветствует меня Вера, читая книгу и развалившись на диване в гостиной. Вера всегда читает какую-нибудь книгу, даже когда готовит, или убирает, или идет за покупками. Она работает в библиотеке, и решила, бессознательно, прочитать все, что написано. И она не теряет времени. Никогда.

— Привет, интересная книга? — спрашиваю ее, упав в кресло, которое находится напротив.

Она кивает, не отрывая взгляд от страницы.

— У твоих все хорошо?

— Как всегда, — соглашаюсь, кладя остатки на столик.

— А что там, в пакете? — спрашивает она с любопытством. Не знаю, как у нее получилось увидеть пакет, ни разу не поднимая глаз от книги. По-видимому, она обладает экстрасенсорными способностями.

Смеюсь, перед тем как сказать:

— Блюдо от моей мамы для Чарльза.

Это заставляет ее отложить на миг книгу на стол. Она бросает на меня обеспокоенный взгляд своих прекрасных зеленых глаз.

— Шутишь, да?

— Если бы! — отвечаю ей смирившись.

— Значит, твои не знают....

— Сегодня реально не было подходящего случая, я слишком устала, чтобы терпеть еще и их, — пытаюсь оправдаться.

— Тебе нужен отпуск, — напрасно говорит мне Вера, — тебе необходимо послать все и всех к чертям на недельку. Хорошо бы в какое-то экзотическое место, Мавритания или Сейшельские острова.

— Ты же знаешь, что если я туда поеду, то должна буду сказать своим, что еду в Афганистан помогать нуждающимся?

Вера смотрит на меня, смирившись.

— Ты отдаешь себе отчет в том, что по сравнению с твоей семьей, моя кажется почти нормальной?

И это сказал человек, чья мама была замужем пять раз и у отца были три других ребенка от разных женщин, думаю, что это достаточно многозначительно.

— В любом случае я им расскажу. Не хочу лгать всегда. Мне всего лишь необходимо преодолеть это напряжение на работе и вернуться к нормальной жизни, — отвечаю ей.

— Очень жаль, что тебе пришлось через это пройти, — утешает подруга.

— Я это знаю и очень благодарна тебе и Лауре за вашу моральную поддержку. Правда, без вас следующие недели были бы невыносимы, даже для такого крема, как я.

— Почему? Что еще случилось? — беспокойно спрашивает она меня.

— Я буду работать в исключительной команде, — говорю ей, притворяясь веселой.

— Или…? — она спрашивает подозрительно

— Ненавижу, с... — оставляю фразу незаконченной, получая театральный эффект.

— Все ясно. Мисс Перси, у нас большое событие: вы и граф Ланглей прекрасно подходите для этого задания по самоубийству.

— О, боги! Мне это очень сильно не нравится, Дженни, — говорит она серьезно.

— Вера, не беспокойся обо мне. Я постараюсь развлечься, правда.

На минуту она задумалась и затем наконец-то радостно рассмеялась.

— Да, но кто же защитит его дворянское величество от тебя? — спрашивает она с иронией.
— Прошу тебя, только не говори мне, что теперь к нему нужно относиться, как к вымирающему виду, — беспокойно говорю ей.

— Ты же знаешь, что на этот раз не сможешь сломать ему нос, даже если он этого заслужит? — напоминает мне Вера. — И я говорю это не из-за его носа, который меня мало волнует, а это из-за тебя и твоей карьеры.

— Да, да, знаю, — убеждаю ее. — Как бы там ни было, я не должна была ломать ему нос даже в прошлый раз. И я тоже имею в виду не его нос, а отказ от грубости и того, что я делаю в трудные минуты? Отвечаю ударом? Как банально...

— Эм, это было не просто, — подмечает моя подруга.

— Дорогая, я бы хотела, чтобы это так и было, но я достаточно реалистична, чтобы понимать, что это было мое возмездие, а не наоборот. Несмотря на наши крайние различия многие его черты присущи так же и мне. И поэтому я потеряла контроль над собой, потому что его рассуждения очень похожи на мои, у него получается затронуть нужные струны.

Вера поражена моим заключением.

— Красотка, ты должна работать психологом.

— Я думала, ты это знаешь, на самом деле, адвокаты - это те же психологи. Нам должны были дать почетный диплом… — Смеясь, она, протягивает мне подушку, — что ты адвокат по налоговому консалтингу, а не мировой судья.

— Это именно потому, что я адвокат по налоговому консалтингу, который знает жизнь, страдания и надежды моих клиентов!

В этот момент на сцене появилась Лаура. У нее мрачное лицо.

— Что случилось? — вдвоем спрашиваем у нее.

— Я порвала с Давидом, — отвечает подруга голосом между серьезностью и отчаянием.
Для статистики, Лаура расстается с Давидом один раз в неделю, и это всегда драма.

— Почему? — спрашиваем ее.

— Потому что он — кретин и не хочет брать на себя обязательства! Он не хочет жениться после семи лет отношений! Семь лет, вы хоть представляете? — говорит она и падает на диван рядом с Верой.

Если быть честными, мы знаем это очень хорошо, потому что вот уже семь лет, как Давид повторяет Лауре, что не хочет жениться, что не создан для брака, а только для сожительства. И это больное место: Давид хочет жить вместе, а Лаура не хочет уходить от нас, если только не в белом платье. Видимо, две несовместимые позиции.

Хотя, возможно, они действительно любят друг друга сильно и поэтому через несколько дней мирятся. Чтобы вскоре вновь поругаться! И потом каждый раз сначала.

— А если вместо свадьбы попробуете пожить вместе? — смело спрашиваю ее.

Она сразу же метнула на меня взгляд.

— Никогда, — сообщает она мне. — У меня есть ценности и убеждения, и в своей жизни у меня будет либо свадьба, либо ничего.

Я бы хотела сказать ей, что совместное проживание лучше, чем ничего, что мои родители живут счастливо уже почти сорок лет, будучи неженатыми, но знаю, это бесполезно. Когда она злится, лучше не говорить ей ничего.

В комнате повисло тяжелое молчание, пока Вера не вскрикнула:

— Я знаю, что нам троим необходимо!

Я и Лаура смотрим на нее растерянно.

— Нам нужна новая стрижка! — говорит она убежденно.

Вера уже поменяла множество цветов волос, так что побила бы любой рекорд. Она - самый настоящий эксперт по краскам и знает всех профессиональных парикмахеров. И, возможно, именно сейчас она и права.

— Я «за», — говорю ей. — Думаю, мне действительно нужно радикальное изменение в жизни.

Стараюсь выгнать из головы червячка, который нашептывает мне, что я пытаюсь измениться только потому, что один конкретный человек мне это предложил. Ясно, что речь идет о чем-то радикальном: если я решила сделать что-то с моими волосами, то только потому, что так решила я, а не потому, что мне сказал об этом Йен.

Неожиданно Лаура тоже этим заинтересовалась.

— Мне всегда казалось, что из Дженни получилась бы отличная блондинка.

— Я блондинка? — шокировано говорю ей.

Вера соглашается:

— Конечно же, блондинка с очевидными яркими мелированными прядями.

— Вы, что, с ума сошли?

Вера уже поднялась с дивана и направляется в сторону ванны.

— Думаю, у меня есть все для этого, — говорит она спустя несколько минут. — Давайте, начинаем!

— Девчат, вы с ума сошли? Яркая блондинка? Не в обиду твоим способностям, Вера, но именно ты хочешь сделать мне мелирование? — спрашиваю ее заметно взволнованная.

На минуту на лице Веры проскальзывает обида, она скрещивает руки на груди в знак вызова. Но затем замечает страх в моих глазах.

— Тебе нужны решительные изменения, почему бы не сделать их? Ты же прекрасно знаешь, что я мастер своего дела, и тебе не стоит волноваться

Не из-за ее способностей, а из-за финального эффекта... И на этот счет у меня есть небольшой страх.

— Давай, садись на этот прекрасный стул и закрой глаза. Если хочешь, не открывай их до конца. Я и моя ассистентка Лаура обо всем позаботимся.

Так они меня убедили, и вот впервые за всю жизнь я крашу волосы.

 

 

ГЛАВА 5

Сейчас понедельник, половина восьмого утра, и в офисе почти никого нет. Так даже лучше.

Я бы сказала, что время для моего возмездия еще не пришло, на самом деле, время не просто совсем не подходящее — утро понедельника. Хотя для меня это утро не такое, как все предыдущие. Сегодня понедельник, который означает начало моего сотрудничества с Йеном. Какая неприятная мысль!

Внезапно возле меня возникает Тамара, именно в тот момент, когда я собираюсь войти в офис.

— Доброе утро, Дженнифер! — дружелюбно приветствует она меня. Тамара всегда милая и вежливая со всеми, это в ее характере. Досадно, что ее начальник — ублюдок первого сорта.

Наверное, ей нужно закалить характер.

— Доброе утро, Тамара, — я отвечаю ей так же вежливо, но затем замечаю, что она застыла напротив моей двери с открытым ртом и полнейшим изумлением на лице.

— Что-то не так? — спрашиваю с невинным видом. На самом деле я прекрасная знаю, почему она смотрит на меня так восхищенно.

— Ничего, — говорит она, даже не переведя дыхание и продолжая вглядываться. — Вы такая... другая... — подытоживает она.

— Можешь сказать это громче, — отвечаю ей, улыбаясь.

Я абсолютно другая, и это меня очень веселит. Вера — гений: у меня волосы блонд, немного волнистые и струятся по плечам. В последние двадцать лет жизни я носила хвост.

Если не учитывать, что я одета в черный комплект одежды, а юбка с длинным разрезом, и высокие каблуки. Хотя я всегда носила брюки и обувь на низком каблуке.

— Изменение... как бы сказать... сильное, — наконец говорит она мне. — Но Вам очень идет, — спешит уточнить Тамара.

— Спасибо тебе, — я знаю, что она права.

Внешнее изменение должно в теории показать так же и внутренние изменения. Будем надеяться, что это так. Будем надеяться, что я закончила с провалами и перестану быть замухрышкой.
Несколькими секундами позже пришел и Джордж, который даже не попытался скрыть свою оценку.

— Что, черт побери, с тобой случилось? — спрашивает он. — Не то, чтобы я не оценил, но это очень решительное изменение.

— Я порвала с Чарльзом, — ограничиваюсь ответом. — Нет необходимости....

Он кивает.

— Тогда я могу только порадоваться. Ну, правда, Дженни, где ты нашла только этого профессора философии в наши дни? — подшучивает он надо мной.

Должна признать, что он прав, и смеюсь над его вопросом.

— Что я могу тебе сказать, у меня отличный нюх.

— В следующий раз выбери кого-то с шипами в спине. Не так как у тебя, потому что это будет невозможно, но хотя бы на половину, — подсказывает он мне с лучшими намерениями.

— Честно говоря, на некоторое время никаких свиданий. Хочу перевести дух и сконцентрироваться на работе. Случай Беверли будет держать меня достаточно занятой на следующие несколько недель.

— И Йен также записал свое имя в ежедневнике, — говорит мне нерешительно Тамара.

— Я знаю, — подтверждаю, как будто мне это безразлично. О Боже, я бы хотела, чтобы это так и было, потому что в реальности он ужасно действует мне на нервы. От этого человека у меня появится язва до сорока лет.

— Это дело мы будем вести вместе, как и просил клиент, — объясняю им обоим.

У обоих открыт рот как у рыб, когда их лишают воды.

— Вы действительно будете вдвоем работать? — спрашивает Джордж. — То есть... я слышал что-то такое в прошлую пятницу, но думал, что вы придумали, как избежать это...

— Да, эта была первая мысль, но трудновыполнимая, — признаю я.

Джордж и Тамара смотрят на меня в ступоре. На самом деле нет ничего невозможного для таких типов, как мы.

— Удачи, — говорит мне Джордж, смеясь.

— В последнее время ты мне часто это повторяешь. Но, однако, спасибо, она мне понадобится.

* * *

Несколько часов спустя Колин появился перед дверью моего офиса. Даже его выбил из колеи мой новый стиль.

— Доброе утро, Дженни, — приветствует он меня, пристально смотря на мои волосы. Как будто это так странно, что женщина меняет цвет волос. Его секретарь делает это раз в месяц, и никто не обращает на это внимание.

— Доброе, — отвечаю ему, сконцентрировавшись на датах в моем расписании

— Конференц-зал свободен, — сообщает он мне. Я прекрасно знаю, к кому это относится.

— Спасибо, это прекрасная идея. Нейтральная территория лучше всего.

Колин удовлетворенно улыбается.

— Я так и думал. Я занял его на два часа. Хотя, зал не без звукоизоляции, — подмечает он.

— Я знаю, у меня за плечами годы опыта, ты же помнишь?

Мой шеф закатывает глаза.

— Скажем так, это будет небольшой спектакль в этих стенах. Секретари жалуются, что с того момента, как вы перестали работать вместе, все стало ужасно скучно и предсказуемо.

— Следовательно, наше сотрудничество разожгло огромное любопытство, — говорю ему, подытоживая фразу. — Но скука - хорошая вещь в нашем деле, ты не находишь?

— Я не удивлюсь, если кто-то положит химикаты в конференц-зале, чтобы только послушать вас. Вместе вы работаете… не знаю, как сказать это... вспыльчиво, — подводит итог мой шеф.

Я смотрю на Колина озадаченно.

— Я бы не использовала это слово, но представляю, что кто-нибудь мог бы о нем подумать, — я допускаю.

Колин собирается уходить, когда поворачивается в последний раз:

— В любом случае, да хранит тебя Бог, блонда.

И подмигнув мне, уходит.

 

* * *

Конференц-зал — главный зал, выполненный в строгом стиле. Говорят, его опустошили от всех предметов во время наших с Йеном ссор, так как боялись, что мы можем бросить друг в друга тупыми предметами. Учитывая то, как все заканчивалось, они были правы.

Когда я вхожу с уверенностью, то вижу, что Йен уже удобно устроился в кресле и говорит по телефону. Если бы речь шла о ком-то другом, я бы вышла, чтобы дать немного личного пространства, но Йен не достоин даже обычного жеста вежливости, поэтому пусть катится к черту.

---

---