Иларион (Алфеев), митр. Евангелие от Иоанна. Исторический и богословский комментарий. М, 2018. С. 327-348

Основная часть 11-й главы Евангелия от Иоанна посвящена рассказу о воскрешении Лазаря. Это чудо имеет центральное значение для понимания всей евангельской истории, знаменуя собой переход к истории Страстей. Кульминацией истории Страстей, в свою очередь, станет воскресение Христово, прямая тематическая связь с которым протягивается от рассказа о воскрешении Лазаря.

В Евангелии от Иоанна рассказ об этом событии расположен посередине, как бы рассекая его на две части. Будучи «математическим центром» четвертого Евангелия, история воскрешения Лазаря занимает также место «нравственного центра»: это одновременно кульминация и поворотный пункт. Первые десять глав, предшествующие 11-й главе, целиком посвященной воскрешению Лазаря, вмещают в себя всё служение Иисуса на протяжении более трех лет — от встречи с Иоанном Крестителем на берегу Иордана (Ин. 1:29) до возвращения на то место, где прежде крестил Иоанн (Ин. 10:40). Десять глав, которые следуют за рассказом о воскрешении Лазаря, повествуют о событиях последних дней земной жизни Иисуса, Его страданиях, смерти и воскресении. Смысловые нити протягиваются от этого рассказа и к началу, и к концу Евангелия, а сам рассказ становится главным прообразом главного события евангельской истории — воскресения Иисуса Христа.

Рассказ о воскрешении Лазаря по композиции напоминает драму в трех актах. Первый акт происходит, по-видимому, в Заиорданье (Ин. 10:40), куда Иисус, согласно Иоанну, удалился после зимнего праздника обновления (Ин. 10:22—39). Второй акт разворачивается у входа в Вифанию, где жили Марфа и Мария: Лазаря к тому времени успели похоронить, и Марфа встречает Иисуса, чтобы рассказать Ему об этом; потом она зовет Марию, и та приходит к Иисусу. Наконец, в третьем акте, происходящем в самой Вифании, происходит чудо воскрешения.

 

Лазарь - сокращенный вариант полного еврейского имени «Элиэзер» (евр. «Бог помогает»); это имя было широко распространено в новозаветные времена. Синоптические Евангелия не упоминают об этом человеке. У Луки встречается это имя, но там его носит один из персонажей знаменитой притчи (Лк 16:19-31). Вифании (возможно, от евр. Бет-анья, «дом печа­ли») - селение рядом с Иерусалимом. Сестры Мария и Марфа упомянуты только в Евангелии от Луки (Лк 10:38), но их место жительства не указано, известно лишь, что Иисус посетил их дом по пути в Иерусалим, но еще не дойдя до Иудеи. Марфа (арам. Марта) - По-арамейски это имя значит «госпожа».

Мариам была та самая женщина, которая умастила благовониями нош Господа и вытерла их сво­ими волосами - Мариам (евр. Мирьям) - В Новом Завете используют­ся две формы этого имени: Мариам и грецизированная фор­ма Мария (см. Лк 1.27, 30, 34, 38, 39, 41, 46 и др.). Это ее брат Лазарь заболел.

Сестры послали известить Иисуса: «Господь, тот, кого Ты любишь, болен» - Греческое слово «кю ́риос» означает как «господин», так и «Господь». Здесь оно в устах верующих и поэтому переведено как Господь, хотя такое словоупотребление не в стиле евангелиста Иоанна. Поэтому некоторые комментаторы полагают, что стих является позд­нейшей вставкой, принадлежащей, вероятно, переписчику. Тог, кого Ты любишь, болен - Эти слова значат: «Твой друг болен». На их основании некоторыми учеными был сделан вывод, что любимый ученик - это Лазарь, ведь толь­ко о нем в Евангелии сказано, что Иисус его любил.

Услышав это, Иисус сказал: - Эта болезнь не к смерти - Иисус хочет этим сказать, что болезнь Лазаря не закончится смертью. Ведь эта смерть временная, а не вечная. Слова Иисуса были поняты людьми, через которых Иисусу было передано это известие, как то, что Лазарь выздоровеет, сестрам незачем волноваться и поэтому Иисус не станет то­ропиться в Вифанию. Но на самом деле Иисус знал о том, что Лазарь умрет, а вероятнее всего, к этому моменту уже умер. Его слова означают то, что будет сказано в (Ин 11:25).

Она ради славы Бога и для того, чтобы Сын Бога бла­годаря ей явил Свою славу - то есть благодаря ей будет явлена Слава Бога - через победу над смертью. Но так как это будет совершено через Иисуса, то Он тоже будет про­славлен и через это чудо будет явлен Сыном Бога[1]. Кроме того, грядущее дарование жизни означает то прославление Иисуса, которое совершается через Его смерть (ср. Ин 9:3-5).

Сестры извещают Иисуса о болезни Лазаря, но Иисус отвечает словами, похожими на те, которые Он сказал о слепорожденном: «Не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божии» (Ин. 9:3). Как и в том случае, Его собеседники смотрят на явление из перспективы земной жизни, Он — sub speciae aeternitatis (лат. «из перспективы вечности»): из той перспективы, в которой на первом месте стоит не событие человеческой истории, а действие Бога, проявляющееся или долженствующее проявиться в этом событии.

Хотя новость, которую сестры сообщили Иисусу, была одновременно и просьбой о том, чтобы Он пришел и исцелил больного, Он не спешит исполнить просьбу и остается еще два дня на месте. Это замедление отнюдь не является следствием равнодушия: как подчеркивает рассказчик, Иисус «любил» и Лазаря, и его сестер. Здесь для обозначения любви употреблен глагол αγαπάω, обозначающий любовь сильную и горячую, в отличие от глагола φιΛέω, обозначающего любовь как спокойную дружескую привязанность. Второй глагол использован в словах «Господи! вот, кого Ты любишь, болен», а также в словах иудеев «Смотри, как Он любил его» (Ин. 11:36).

Глагол αγαπάω и производное от него существительное άγάπη («любовь») употребляется Иоанном в тех случаях, когда речь идет о любви Бога к людям и о любви Иисуса к Своим ученикам. В его Евангелии тема любви занимает центральное место. Само пришествие в мир Сына Божия было следствием божественной любви: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3:16). На Тайной вечере, согласно Иоанну: «Иисус, зная, что пришел час Его перейти от мира сего к Отцу, явил делом, что, возлюбив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их» (Ин. 13:2). Умовение ног ученикам (Ин. 13:5) и последующая беседа, в которой Иисус дает ученикам «новую заповедь» о любви (Ин. 13:34) продолжают тему, которая достигнет апогея в истории смерти Иисуса на кресте.

Почему Иоанн делает акцент на любви, которую Иисус испытывал к семье Лазаря? Очевидно, речь идет не о той любви, которую Иисус, будучи Богом, имел ко всем людям. Поскольку в рассказе многократно подчеркиваются личные качества Иисуса, речь здесь идет о любви как человеческой привязанности. Это была любовь и дружба одновременно: Иисус называет Лазаря «друг наш», имея в виду, что он известен также и ученикам. Судя по упоминанию о Марфе и Марии в Евангелии от Луки, дом Лазаря и его сестер был тем местом, куда Иисус с учениками приходил не однажды.

Диалог между Иисусом и учениками поначалу не связан с Лазарем. Иисус объявляет о Своем намерении пойти снова в Иудею; ученики напоминают, как иудеи совсем недавно хотели побить Его камнями (Ин. 10:31). Но Иисус в ответ говорит о «свете мира сего» и о тьме, продолжая сказанное в связи с исцелением слепорожденного: «Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни» (Ин. 8:12). Эти слова, в свою очередь, являются аллюзией на Ветхий Завет: «Воздайте славу Господу Богу вашему, доколе Он еще не навел темноты, и доколе еще ноги ваши не спотыкаются на горах мрака: тогда вы будете ожидать света, а Он обратит его в тень смерти и сделает тьмою» (Иер. 13:16).

- Иисус ответил им: - В дне двенадцать часов, не так ли? Кто ходит днем, не спотыкается, потому что ви­дит свет этого мира - Иисус ответил Своим ученикам прит­чей, похожей на ту, что была рассказана в (Ин 9:4). С одной сто­роны, это притча о путешественнике, который может путешествовать только в дневные часы, потому что в темноте до­рога становится опасной. Иисус - это свет, а час тьмы насту­пит с Его смертью (ср. Ин 13:30). Само присутствие Иисуса по­буждает людей принять Его или отвергнуть, то есть стать детьми света или детьми тьмы (ср. Ин 3:19-21). Смысл притчи заключается в том, что близится час Суда и слушатели должны поторопиться, чтобы успеть принять жизненно важ­ное для себя решение, потому что, когда наступит Суд, бу­дет поздно. В дне двенадцать часов - Еврейский и римский день делился на двенадцать часов от восхода до заката. На первый взгляд, замечание Иисуса о двенадцати часах в дне не является ответом на возражение в ст. 8. Между тем свя­зующая мысль заключается в том, что внешние обстоятель­ства не влияют на часы дня. Час Иисуса еще не наступил (т. е. двенадцатый час), и до тех пор пока Бог не пожелает, чтобы это произошло, единственной линией поведения Иисуса будет исполнение Своей миссии.

- Но кто ходит ночью, спотыкается, потому что в нем нет света - Это продолжение притчи. Спотыкается - Некоторые комментаторы видят здесь намек на «камень пре­ткновения» (Ис 8:14). Этот текст Исайи часто цитировался в раннехристианской литературе. В нем нет света - По древним представлениям, человек видел потому, что у него в глазах находился некий источник света, не глаза воспринима­ли свет извне, а сами испускали его, поэтому глаза часто называли светильником (ср. Мф 6:22-23). Смысл этих слов у Иоанна: люди не должны полагаться на собственный свет, а следовать за Иисусом, потому что Он - свет миру (Ин 8:12; 9:5).

Как и в других диалогах, приводимых у Иоанна (с Никодимом, с самарянкой), собеседники Иисуса находятся на ином уровне восприятия, чем тот, на который Он пытается их вывести, поэтому диалог не производит впечатление разговора, выстроенного в строгой логической последовательности. Скорее наоборот, Иисус говорит одно, ученики слышат другое: Иисус говорит, что Лазарь уснул, а они отвечают, что, раз уснул, значит, выздоровеет. Выздоровеет - буквально: «будет спасен». В устах учеников это слово, как часто и в русском языке, означает выздоровление, но евангелист придает ему двойной смысл.

Тогда, наконец, Иисус прямо объявляет о смерти Лазаря, хотя никто не возвещал ему о ней. При этом Он дает понять, что намеренно не спешит идти к нему: это замедление необходимо, чтобы ученики уверовали.

Реплика Фомы «пойдем и мы умрем с Ним» представляет определенные сложности для толкования. В изданиях Синодального перевода последнее местоимение в этой фразе печатается со строчной буквы («пойдем и мы умрем с ним»), как если бы оно указывало на Лазаря, а не на Иисуса. Однако представляется более уместным употребление здесь прописной буквы, поскольку местоимение, скорее, должно относиться к Иисусу: было бы странно ожидать от Фомы готовности умереть с Лазарем.

Но и в том случае, если Фома выражает намерение умереть с Иисусом, его реплику можно понять по-разному. Одни ученые видят в ней смелость и готовность последовать за Учителем до смерти. Другие отмечают, что слова Фомы показывают больше любви к личности Иисуса, чем веры в мудрость Его действий. Третьи указывают на двусмысленность реплики Фомы. Хотя ее можно понять в смысле “умрем с Лазарем”, но, поскольку комментаторы знают, что Иисус умрет на этом пути в Иудею и Иерусалим, они понимают Фому в смысле готовности умереть с Иисусом. Возможно, эта двусмысленность преднамеренная и показывает, что судьба Лазаря предвосхищает судьбу Иисуса.

Нельзя обойти вниманием мнение ряда древних толкователей, согласно которому в своей реплике Фома являет страх и малодушие. Наконец, некоторые толкователи видят иронию в словах Фомы, чтобы и прочих соучеников остановить, он напоминает им о смерти и намеренно прибавляет “умрем”, говоря как бы так: “И мы, глупые, безумные и не заботящиеся о своем спасении и жизни, пойдемте, чтобы умереть с Ним. Пусть Он недорого ценит Свою жизнь; поэтому и мы доджны быть неблагоразумны?»423. О том, что слова Фомы содержат скрытую иронию, говорят и современные исследователи.

В Евангелии от Иоанна Фома становится символом недостаточной веры, и это проявляется не только в рассказе о его сомнениях в вос­кресении Иисуса, но и сейчас. Он преданный ученик, но для него возвращение в Иудею означает только смерть.

 

Второй акт драмы распадается на несколько сцен. В первой Иисус подходит к селению и узнает, что Лазарь уже четыре дня как похоронен. По представлениям древних евреев, в течение первых трех дней душа присутствует рядом с телом, стремясь снова войти в него, но затем она покидает его навсегда. Упоминание о четырех днях в данном контексте призвано подчеркнуть, что смерть Лазаря была окончательной и безвозвратной. Кроме того, оно указывает на то, что прошло как минимум четыре дня с того момента, как Он возвестил ученикам о смерти Лазаря.

У евреев не было традиции хоронить умершего на второй или третий день: тело умершего вскоре после смерти относили в гроб, которым служила пещера, высеченная в скале. Такие пещеры-кладбища находились за пределами городов и сел, однако в пешей доступности.

«Я есмь воскресение и жизнь»

Марфа обращается к Иисусу со словами, в которых звучит интонация упрека: мы звали Тебя, а Ты не пришел. Женщина тем не менее надеется, что Иисус может помочь, поскольку Его молитву слышит Бог. Она воспринимает Его как посредника между людьми и Богом, хотя вряд ли предполагает, что Он может вернуть к жизни умершего четыре дня назад брата.

Ранее, в беседе с иудеями после исцеления расслабленного, Иисус говорил о Страшном суде и о всеобщем воскресении, которое за ним последует (Ин. 5:25-29). Речь здесь шла Вера во всеобщее воскресение появилась у иудеев достаточно поздно: ее, по-видимому, разделяли фарисеи, но не разделяли саддукеи (Мф. 22:23; Мк. 12:8; Лк. 20:27; Деян. 23:8). Однако слова «наступает время, и настало уже» (аналогичные слова в Ин. 4:23 Иисус обращает к самарянке) указывают на то, что отдаленная перспектива перемещается в тот временной отрезок, внутри которого происходит действие: из будущего в настоящее. В речи Иисуса это совмещение двух перспектив не редкость. Так, например, Его предсказание о разрушении Иерусалима перерастает в картину всеобщего суда (Мф. 24:1-44). Подобного рода совмещение различных временных пластов характерно и для пророческих книг.

Следует также обратить внимание на то, что Иисус говорит о двух видах воскресения: о воскресении жизни и о воскресении осуждения. Воскресение станет событием, которое затронет всех людей, но не для всех оно будет означать жизнь. Термин «жизнь» в данном случае указывает на жизнь вечную, которую получат уверовавшие в Иисуса. Воскресение и жизнь, таким образом, не полностью синонимичны, и слова Иисуса, обращенные к Марфе, подчеркивают это различие. Иисус называет Себя воскресением, но поскольку воскресение может быть также к осуждению, слова “Я есмь жизнь״ содержат дополнительный смысл, ибо воскресение означает то, для чего воскреснут все, а жизнь — то, для чего воскреснут те, кто воекреснет во спасение.

Событие, которое должно произойти в Вифании, каким-то образом соотносится с всеобщим воскресением: может быть, воскрешение Лазаря должно стать его прообразом или началом. Еще одним прообразом всеобщего воскресения станет событие, о котором повествует Матфей: «И вот, завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу; и земля потряслась; и камни расселись; и гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли и, выйдя из гробов по воскресении Его, вошли во святый град и явились многим» (Мф. 27:51—53).

Всего этого, однако, не знает Марфа, которая воспринимает слова Иисуса о том, что воскреснет брат ее, как указание на всеобщее воскресение «в последний день». Но не этого утешения она ждет от Иисуса. Тогда Иисус произносит один из тех афоризмов, начинающихся словами «Я есмь», посредством которых раскрывает смысл Своего служения: «Я есмь воскресение и жизнь».

Слова о том, что верующий в Него не умрет, а если и умрет, оживет, имеют смысл обобщения и относятся к вечной жизни — к тому спасению, которое Иисус принес людям. Но в данной конкретной ситуации они относятся к конкретному лицу, которое будет возвращено к жизни Иисусом. Это воскресение должно стать прообразом не только всеобщего воскресения, но и вечной жизни — того Царства Небесного, приближение которого возвестил Иисус в самом начале Своей проповеди.

Следующая часть диалога Иисуса с Марфой напоминает многие диалоги, предшествовавшие совершению Иисусом тех или иных чудес. Темой диалога является вера. Как это часто бывает у Иоанна, ключевое слово повторяется неоднократно на одном отрезке: 1) «верующий (πιστεύων) в Меня не умрет вовек»; 2) «веришь (πιστεύεις) ли сему?»; 3) «я верую (πεπίστευκα)». В третьем случае слово πεπίστευκα представляет собой активную перфектную форму от глагола πιστεύω («верить»): эта форма указывает на некогда начавшееся и постоянно длящееся действие. Соответственно, слова Марфы могут быть переданы так: «я уверовала и верую в то, что Ты Христос, Сын Божий, грядущий в мир». Очевидно, Марфа имеет в виду, что она уверовала еще раньше благодаря общению с Иисусом; продолжает верить и сейчас.

Как и в других случаях, когда Евангелисты отмечают колебание между верой и неверием (например Мк. 9:24), здесь мы видим пример веры горячей и эмоциональной, но несовершейной и нестабильной. Это женская вера, происходящая из тайной надежды на чудо, но не такая, о которой Иисус говорил ученикам: это не вера, способная переставлять горы. В какой-то момент своей жизни Марфа уверовала в Иисуса, она исповедует Его Сыном Божиим, однако она всё еще не понимает, как эта вера может перерасти в реальное чудо.

«Господи! если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой»

Марфа отправляется назад к сестре, а Иисус остается на месте и не входит в селение. Он по-прежнему не спешит, будто давая покойнику подольше полежать в гробу. Мария, прибежав к Нему, падает к Его ногам и произносит те же самые слова, что произнесла Марфа. Очевидно, обе сестры были уверены, что, если бы Иисус пришел вовремя, не произошло бы то, что произошло. На этот раз Иисус ничего не отвечает. Отметим, что и в эпизоде, рассказанном у Луки, приведен только диалог Иисуса с Марфой: Марии Иисус не говорит ни слова (Лк. 10.41-42).

Марфа и Мария в повествовании о воскрешении Лазаря прописаны по-разному. Марфу мы слышим трижды, Марию только один раз, причем в своей единственной реплике она дословно повторяет то, что уже сказала Марфа. Марфа «пошла навстречу» Иисусу, затем «пошла и позвала тайно Марию». Мария же, «как скоро услышала, поспешно встала и пошла к Иисусу», а увидев Его, «пала к ногам Его». На слова Марфы Иисус реагировал словами, на плач Марии Он реагирует тем, что «Сам восскорбел и возмутился духом». Марфа представлена более спокойной и рассудительной, Мария более эмоциональной: ее состояние передается не столько через слова, сколько через жесты и чувства. Ответ Марфы предполагает, что она верит во все, что Иисус делает и говорит. Ее исповедание содержит в себе три мес­сианских титула: Помазанник, Сын Бога и Тот, который должен прийти в мир. Ее исповедание очень напо­минает собой крещальную формулу ранней Церкви. Инте­ресно отметить, что в других Евангелиях веру в мессианство Иисуса исповедует Петр (ср. Мф 16:16), а здесь это делает женщина.

«Иисус... Сам восскорбел духом и возмутился»

Следующая за этим сцена является эмоциональной кульминацией всего повествования. Иисус, увидев плачущих людей, пришедших с Марией, Сам «восскорбел духом и возмутился (ένεβρίμήσατο τφ ηνεύματι καί έτάραξεν έαυτόν)». Глагол έμβριμάομαι. происходит от βριμάομαι («быть в сильном гневе», «возмущаться»): в других случаях этот глагол обозначает гнев (Дан. 11:30 по переводу LXX), строгий запрет (Мф. 9:30; Мк. 1:43), ропот (Мк. 14:5). Некоторые толкователи считают, что Иисуса возмутило неверие иудеев; другие полагают, что сам феномен смерти стал источником Его возмущения. Однако в общем контексте повествования это выражение еледует понимать как указывающее не столько на возмущение, сколько на очень сильное внутреннее, духовное переживание. Иоанн Здатоуст понимает выражение ένεβριμήσατο τφ πνεύματι. как прекращение плача:

Он только смиряется и снисходит, и, чтобы уверить в Своей человеческой природе, тихо плачет и откладывает до времени чудо... Потом Он обуздывает Свою скорбь — это именно и означает выражение: «запретил духу» (Ин. 11:33) — и тогда спрашивает: «где вы положили его?», чтобы вопрос не был соединен с рыданием.

Выражение ταράσσω έαυτόν имеет много значений («сотрясаться», «сокрушаться», «волноваться», «возмущаться», «быть в волнении»); в данном случае оно также указывает на глубокое душевное волнение («был потрясен»).

«Иисус прослезился»

Слова «Иисус прослезился» — одно из двух упоминаний о слезах Иисуса во всем корпусе Евангелий. В другой раз Иисус заплачет об Иерусалиме, предсказывая его разрушение (Лк. 19:41—44). За пределами Евангелий Его слезы в Новом Завете упоминаются еще один раз, но в совершенно ином контексте: «Он, во дни плоти Своей, с сильным воплем и со слезами принес молитвы и моления Могущему спасти Его от смерти; и услышан был за Свое благоговение» (Евр. 5:7). Возможно, здесь имеется в виду молитва в Гефсиманском саду (Мф. 26:36— 44; Мк. 14:32—42; Лк. 22:39—46), хотя ни один из Евангелистов, описывающих ее, не упоминает о слезах.

Иоанн употребляет два разных глагола, говоря о плаче Марфы и иудеев и о слезах Иисуса: κλαίω и δακρύω. В Синодальном переводе первый передан как «плакать», второй как «прослезиться». Между тем глаголы являются синонимами, и слова έδάκρυσεν о Ίησοΰς вполне можно перевести как «Иисус заплакал».

Некоторые толкователи понимают плач Иисуса аллегорически — как относящийся не к Лазарю, а к иудеям. Однако сторонники буквального прочтения данного повествования видят в рассказе Евангелиста о душевных переживаниях Иисуса прежде всего сильное свидетельство реальности Его человеческой природы.

Душевное волнение, которое Иисус испытывает и которое Евангелист передает при помощи нескольких близких по смыслу выражений, становится явным для присутствующих. Одни как будто сочувствуют Ему, другие, наоборот, находят повод высказать упрек в том, что Он не пришел вовремя и не исцелил Своего друга.

Как это часто бывало, евангелист приводит две реакции присутствующих на слезы Иисуса. Одни понимают их как про­явление любви к покойному, другие же, вероятно, считают, что Иисус плачет от бессилия, потому что пришел слишком поздно, чтобы спасти Лазаря от смерти. Если слезы Иисуса были вызваны гневом, то присутствующие их неверно поня­ли: Иисус оплакивал не Лазаря, а их самих.

 

В третьем акте драмы, содержащем развязку всего действия, его кульминацию и логическое завершение, Евангелист вновь обращает внимание на эмоциональное состояние Иисуса: выражение «опять скорбя внутренно» (πάλιν έμβριμώμενος έν έαυτφ) указывает на глубокое переживание, которым сопровождается весь эпизод.

«Лазарь! иди вон»

Вход в пещеру, где погребали умершего, закрывали камнем. Иисус велит отодвинуть камень от гроба Лазаря. Марфа, еще недавно выражавшая веру в то, что Иисус может получить от Бога всё, чего ни попросит, сейчас осторожно напоминает Ему о том, что тело умершего уже начало издавать трупный запах, так как лежит в гробу четвертый день. Иисус в ответ ссылается на Свои ранее произнесенные слова: «Если будешь веровать, увидишь славу Божию». Эти слова отсутствовали в диалоге между Иисусом и Марфой, произошедшем у входа в Вифанию: либо они являются той частью разговора, которая осталась за кадром, либо Иисус суммирует в этих словах то, что говорил Марфе. Речь тогда тоже шла о вере, и Иисус, намереваясь совершить чудо, хочет пробудить веру в сестре умершего, освободить ее от внутренних колебаний и сомнений.

Прежде чем совершить чудо, Иисус обращается к Своему Отцу с молитвой, как бы подтверждая то, что раньше говорила Марфа: «чего Ты попросишь у Бога, даст Тебе Бог». В этой молитве Он ничего не просит у Бога: Он благодарит Бога за то, что Бог услышал Его.

Эта молитва, как следует из контекста, относится к ожидаемому чуду: оно еще не произошло, но уверенность Иисуса в том, что оно произойдет, непоколебима, как и Его уверенность в Своем полном единомыслии с Отцом. При этом Иисус добавляет, что произнес молитву ради народа — «чтобы поверили». Он мог, следовательно, воскресить Лазаря и без молитвенного обращения к Отцу, поскольку совершал чудо Своей силой (ср. 3 Цар 18:37, где пророк Илья обращается к Богу: «Услышь меня. Господи, услышь меня! Да познает народ сей, что Ты, Господи, Бог, и Ты обратишь сердце их к Тебе»). На этом энергично настаивает Иоанн Златоуст.

Само чудо происходит после того, как Иисус обращает к умершему краткую повелительную формулу — одну из тех, которые Он употреблял в других случаях: «Встань, возьми постель твою и иди в дом твой» (Мф. 9:6); «Протяни руку твою» (Мф. 12:13); «Девица, встань» (Мк. 5:41); «Отверзись» (Мк. 7:34). Однако воскрешение Лазаря — единственное зафиксированное в Евангелиях чудо, при совершении которого Иисус называет человека по имени. Это также единственное чудо, когда Иисус не просто сказал что-то, но «воззвал громким голосом» (глагол κραυγάζω означает «кричать»). В следующий раз окружающие услышат, как Иисус возопит громким голосом, когда Он будет умирать на кресте (Мф. 26:47, 50; Мк. 15:34, 37; Лк. 23:46).

«И вышел умерший...»

Лазарь выходит из гроба, обвязанный погребальными пеленами. В Израиле тела умерших перед погребением заворачивали в полотнища (κειρίαι — «пелены»), а голову оборачивали отдельным платом (σουδάριον — «плат», от лат. sudarium). Человек в таких пеленах не смог бы ступить ни шагу. То, что Лазарь вышел, Василий Великий назвал чудом в чуде. С одной стороны, естественно, что Лазарь выходит в пеленах и с закрытым лицом, но, с другой, это свидетельствует о том, что Лазарь остается под властью смерти и ему предстоит снова умереть (Ин 20:6-7 ср.: Ис 25:6). Иисус приказывает развязать умершего, чтобы он мог свободно идти. На этом рассказ о воскрешении Лазаря завершается.

 

История смерти и воскресения Лазаря является прологом к истории страданий, смерти и воскресения Иисуса Христа. Лазарь пролежал в гробу четыре дня — Иисус три. Лазарь вышел из гроба, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами, с платом на голове — после воскресения Иисуса в пустом гробе были найдены погребальные пелены и отдельно лежавший плат (Ин. 6:7). И в той и в другой истории присутствуют фарисеи, первосвященники, Каиафа, народ. В обеих историях особая роль отводится женщинам.

В то же время между двумя историями есть огромное различие: оно заключается в качестве самого события. Лазарь возвращается к той жизни, из которой он был изъят за четыре дня до этого. Евангелист ничего не говорит о его внешнем виде, но очевидно, что из пещеры выходит то же самое тело, которое было туда положено. Спустя некоторое время Лазарь появляется вновь: мы видим его возлежащим вместе с Иисусом (Ин. 12:2). Лазарь воскрешен не для того, чтобы больше не умирать: он проживет какое-то время на земле, но потом снова умрет.

После воскресения Иисуса Его тело исчезло из гроба. Когда Он начал являться женщинам и апостолам, они не узнавали Его: Мария приняла Его за садовника (Ин. 20:15); двое учеников приняли Его за обычного путника (Лк. 24:13—35); из одиннадцати апостолов одни поклонились Ему, другие усомнились (Мф. 28:17). Всё это свидетельствует о том, что тело воскресшего Иисуса имело иной вид, чем то, в котором Его знали до распятия.

Лазарь вернулся туда, откуда был взят; Иисус вскоре после воскресения вернулся туда, откуда пришел: Он воскрес не для того, чтобы остаться на земле, но чтобы вместе с телом вознестись на небо (Лк. 24:51; Деян. 1:9) и пребывать там неразлучно со Своим Отцом. Он «воссел одесную Бога» (Мк. 16:19), а Своих учеников оставил на земле, чтобы они «пошли и проповедывали везде, при Господнем содействии и подкреплении слова последующими знамениями» (Мк. 16:20).

Смысл истории воскрешения Лазаря раскрывается в общем контексте развития богословской мысли автора четвертого Евангелия. Начиная с торжественного провозглашения истины о том, что Слово Божие всегда пребывало с Богом, что «в Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков» (Ин. 1:1—4), Евангелист затем проводит читателя через серию повествований о встречах и беседах воплощенного Слова Божия с различными людьми и о нескольких совершённых Им чудесах. Повествование подводит к главному чуду — возвращению умершего к жизни. Это чудо подтверждает, что Слово Божие не только участвовало в сотворении мира (Ин. 1:3), но и является источником жизни для всего сотворенного, обладая властью над жизнью и смертью. Незадолго до воскрешения Лазаря Иисус говорит иудеям: «...Я отдаю жизнь Мою, чтобы опять принять ее. Никто не отнимает ее у Меня, но Я Сам отдаю ее. Имею власть отдать ее и власть имею опять принять ее» (Ин. 10:17—18). Дальнейшее повествование станет подтверждением власти воплощенного Слова Божия не только над жизнью других, но и над собственной жизнью.

Все четыре Евангелия содержат в себе повествовательный пласт (рассказ о жизни и чудесах Иисуса) и прямую речь Иисуса (поучения, притчи, реплики в диалогах). Каждый Евангелист по-своему выстраивает соотношение между одним и другим, но у всех Евангелистов действия Иисуса служат подтверждением Его слов, а слова разъясняют Его действия. У Иоанна каждое чудо призвано подтвердить одно из богословских высказываний Иисуса о Себе Самом: «Я есмь хлеб жизни» (Ин. 6:35, 48); «Я свет миру» (Ин. 8:12); «Я есмь дверь» (Ин. 10:9); «Я есмь пастырь добрый» (Ин. 10:11, 14); «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин. 14:6); «Я есмь лоза» (Ин. 15:5). Через эту серию определений Иисус раскрывает Свою личность, но каждое из этих утверждений подкреплено Его делами. Воскрешение Лазаря становится практическим выражением того, что на теоретическом уровне Он разъяснил Марфе: «Я есмь воскресение и жизнь» (Ин. 11:25). Иисус — источник жизни (Ин. 4:10, 14); Он, как и Отец, имеет жизнь в Самом Себе (Ин. 5:6).

История воскрешения Лазаря подтверждает то нерасторжимое единство между Отцом и Сыном, которое заявлено в прологе Евангелия от Иоанна (Ин. 1:1—2) и в многочисленных беседах Иисуса с иудеями. Рефреном через все эти беседы проходят утверждения: «Как Отец знает Меня, так и Я знаю Отца» (Ин. 10:15); «Я и Отец — одно» (Ин. 10:30); «Я в Отце и Отец во Мне» (Ин. 14:11). Эти утверждения не остаются голословными: они подкрепляются делами Иисуса, Его чудесами и знамениями.

Воскрешая Лазаря, Иисус действует и как Бог, и как Посланник Божий: Он обращает Свой взор к Богу и возносит Ему благодарение, но не потому, что это требуется для совершения чуда, а потому, что этим Он являет Свое полное единство с Отцом. Слова «Я ничего не могу творить Сам от Себя» (Ин. 5:30) не являются указанием на несамостоятельность Сына или Его бессилие совершить чудо без воли Отца: они указывают на полное единство воли Сына и Отца, на невозможность, даже теоретическую, того, чтобы воля Сына вошла в противоречие с волей Отца или чтобы Сын сделал что-либо «Сам от Себя», не в единстве с Отцом.

В то же время воскрешение Лазаря, как никакое другое из описанных в Евангелиях чудес, раскрывает Иисуса как реального, земного человека, обладающего всей полнотой человеческого естества. Реализм и подробность, с какими поведение Иисуса, Его душевное, эмоциональное состояние описаны в этом рассказе, беспрецедентны для всего корпуса Евангелий, за исключением повествования о Его Страстях. Но если в истории Страстей Его скорбь проистекает от Его собственных страданий, то здесь она является следствием сострадания к скорби других. Никогда не кажется нам жизнь столь драгоценной, чем когда ей угрожает смерть. Мертвое тело Лазаря окружено плачем близких. Сам Господь плачет об утрате Своего друга — так глубоко входит Он в человеческое горе. Он настолько человек, что берет на Себя всю скорбь, которая Его окружает. Он плачет над каждым умершим человеком всякий раз, когда происходит временная победа смерти. Тем более когда уже как будто происходит торжество смерти над душою человека. И это не просто слезы — Господь готов жизнью Своею заплатить за каждую душу, о которой Он плачет.

В Ветхом Завете о жизни говорится как о времени труда и скорбей, а о смерти как о возвращении туда, откуда человек был взят: «В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься» (Быт. 3:19). Между началом и концом жизни существует определенный параллелизм. Жизнь человека начинается с зачатия и пребывания в утробе матери, а заканчивается возвращением в землю и пребыванием в сердце земли. Земля становится тем материнским лоном, которое принимает в себя всех умерших.

Новый Завет через учение о воскресении по-новому раскрывает смысл жизни и смерти. В свете этого учения смерть воспринимается тоже как возвращение, но не в изначальный прах, из которого человек создан, а к Богу, чьими руками он сотворен и по чьей воле приведен в жизнь. Если в Ветхом Завете смерть мыслилась прежде всего как наказание за грехи, вынужденное последствие грехопадения, то в Новом она становится дверью для перехода в иное качество бытия — то, которое Иисус называл «жизнью вечной». Сама жизнь, в свою очередь, воспринимается уже не только как «труд и болезнь» (Пс. 89:10) земного существования, но и как возможность приобщения к жизни вечной, как жизнь «с избытком» (Ин. 10:10), проистекающая от самого Источника жизни (Ин. 4:10, 14).

В Новом Завете Бог раскрывает Себя через Своего Сына — Богочеловека Иисуса Христа. В Его лице Бог входит в самую гущу человеческой истории, являя не просто желание помочь человеку, спасти его, но наивысшую степень любви к нему, сострадания ему, солидарности с ним, выразившуюся в полном отождествлении Себя с его жизнью, скорбями, печалями, болезнями, страданиями и смертью. В лице Иисуса Христа Бог проживает человеческую жизнь от начала до конца — от зачатия и рождения до смерти и погребения. Эта жизнь заканчивается воскресением — переходом в новую жизнь, новое состояние физическое и духовное.

 

[1] Ср. молитву египетского чудотворца, молящего богиню Исиду даровать чудо: «Исида, прославь меня, как я прославил имя твоего сына Гора».