2014-02-24
495Стремление найти наиболее эффективный путь для развития науки, определить ее принципы и нормативы привело, как уже говорилось в предыдущей теме, к дискуссии о том, какая модель мышления должна обладать приоритетом в формировании основ научного знания. Эмпирическая философия настаивала на преимуществах опытной науки, рационалистическая – на необходимости строгих требований к качеству теоретического мышления, что достижимо и выполнимо только на рациональной основе. Между данными позициями нет противоречия, но и нет очевидного согласия. Поэтому, в принципе, они могли бы дополнять друг друга – эмпирическое мышление может «работать» на сбор и проверку данных, а затем проверку теорий, а рациональное мышление может «работать» над созданием теоретических моделей, представляющих научную картину мира. Однако чтобы такое взаимодействие было возможно и, самое главное, продуктивно, необходимо установить условия, основания и принципы этого взаимодействия, т.к. они не обнаруживаются сами собой.
Обоснование взаимосвязи эмпирического и рационального познания, а также обоснование возможности «примирения» теоретических принципов научного мышления стало возможным благодаря созданию И. Кантом трансцендентальной философии. Вся критическая философия Канта, представленная в трех его «Критиках» – «Критике чистого разума» (ее популярное изложение – «Пролегомены ко всякой будущей метафизике»), «Критике практического разума» и «Критике способности суждения» – возникла как результат разработки и применения трансцендентального принципа в мышлении.
Общее значение слова «трансцендентальный» можно охарактеризовать как «переходящий, выходящий за пределы», но как понятие оно предполагает все, что выходит за пределы ограниченного эмпирического мира, а также предполагает состояние переходности, при котором нечто находится и внутри и за пределами системы отсчета одновременно. Например, состояние рефлексии или самопознания – это трансцендентальное состояние, т.к. находясь в процессе мышления или переживания, человек одновременно смотрит на этот процесс как бы со стороны. Например, идея красоты или идея добра, и т.п. трансцендентальны, т.к. прекрасное или добро не принадлежат полностью ни одному из конкретных объектов или действий, а лишь проявлены в них, будучи самостоятельными сущностями.
Трансцендентальный принцип в теоретической философии представляет собой создание трансцендентального знания о том, как вообще возможно какое бы то ни было знание и, в особенности,теоретическое знание. Знание такого рода – это знание об условиях, формах и границах применения познавательных возможностей человека. А трансцендентальный принцип в практической философии (практическая философия исследует сферу свободного выбора и действий человека в жизни, что наиболее полно проявляется в сфере морали и нравственности) позволяет сформировать трансцендентальное знание об условиях, формах и пределах применения свободной воли человека. Тот же принцип заставляет Канта исследовать вопрос, как возможна связь между теоретическим мышлением, полностью ориентированным на мир природных, строгих объективных закономерностей, и практическим мышлением, ориентированным на свободную самореализацию человека. В целом трансцендентальная философия И.Канта представляет собой исследование условий и возможностей, обеспечивающих взаимодействие различных моделей и теоретических принципов мышления, но сама она не «привязана» к какой-либо из этих моделей и принципам. Даже рационалистическая философия, в рамках которой Кант выстраивает свою систему, приобретает у него исключительно критический и скептический характер, т.е. он старается максимально беспристрастно и бескомпромиссно подходить к решению вопросов и задач, связанных с исследованием возможностей и пределов применения разума. Итак, если остановиться на критике познавательной способности, то принципиальными для Канта становятся три направления.
1. Если мы хотим исследовать условия и возможности познавательной деятельности, то их следует рассматривать «вчистую», сами по себе, без тех наслоений, которые появляются в процессе и в результате осуществления познавательной деятельности. Речь идет об априорных формах чувственного познания, деятельности рассудка и разума (априорных – т.е. до-опытных, вне-опытных). Например, вопрос об априорных формах чувственного познания может быть сформулирован так: что делает чувственное восприятие возможным? или что делает возможной нашу способность иметь опыт восприятия действительности? Ведь когда мы говорим, что воспринимаем объекты действительного мира, мы считаем само собой разумеещимся получение разносторонней информации об объекте, но не задаемся вопросом, каким образом информация совершенно разного качества (зрительные, слуховые и т.п. впечатления) складывается в целостное представление об объекте. Отвечая на этот вопрос, Кант приходит к выводу, что априорными формами чувственного восприятия являются пространство и время – как «чувство» пространственной и временной определенности наблюдаемых явлений и их свойств, наглядной связности явлений в пространстве и во времени. При этом получается, что традиционное представление о пространстве и времени как объективных характеристиках самого действительного мира оказывается возможным только при условии субъективной способности человека фиксировать в своем сознании пространственные и временные определенности.
В исследовании априорных форм деятельности рассудка, а сущность рассудка Кант определяет как способность действовать в соответствии с правилами, обнаруживается, что схематизм деятельности рассудка формируется опять таки на основе сознания пространства и времени. Ведь способность рассуждать опирается на способность понимать, схватывать формальные соответствия и последовательность, в которых должно строиться рассуждение. При этом формальные соответствия, как правило, выражаются в пространственных представлениях, а последовательность – во временных. Правила же являются, своего рода, экспликациями устойчивых, законосообразных формальных соответствий или последовательностей.
Именно это позволило сделать вывод об условии взаимосвязи и взаимодополнительности эмпирического и рационального мышления – пространство и время как субъективные априорные формы чувственного восприятия и как априорные формы, обусловливающие схематизм деятельности рассудка, являются условием синтеза эмпирического и рационального познания.
Если в чувственном опыте создаются представления о явлениях, а рассудок есть способность, создающая единство явлений согласно правилам, то разум есть способность, создающая единство правил рассудка согласно принципам. Поэтому разум не имеет прямого отношения к опыту, а действует через рассудок. Это позволяет выстроить последовательную связь этапов или форм познания: от чувственного опыта к рассудку, от рассудка к разуму (и обратно). Способность разума создавать принципы проявляется, в основном, в продуцировании идей и в определении законов, по которым идеи приобретают систематическую связь, причем априорный синтез идей должен обеспечивать приращение, расширение возможных идей.
2. Исследование возможностей познавательной деятельности предполагает обоснование продуктивности эмпирического и рационального мышления, что связано, прежде всего, с пониманием способности к синтезу представлений, понятий и продуктивной способности воображения. Особое место здесь занимает вопрос о происхождении априорных синтетических суждений, т.к. именно они обеспечивают приращение знания. Априорным трансцендентальным условием синтетической способности является единство сознания или самосознание, в основе которого построенная на «чувстве» времени последовательность и связь всех представлений.
Однако при теоретическом обосновании возможности априорного синтеза возникает ряд проблем, среди которых Кант особо выделяет следующие: 1) если априорный синтез осуществляется в рамках принципов или законов логики, то все выводы будут иметь дедуктивный характер, а, значит, будут аналитическими, а не синтетическими; 2) в своей способности создавать принципы разум неминуемо приходит к конфликту с принципами логики (эта ситуация демонстрирует антиномию, т.е. противо-законность чистого разума); 3) в какой мере способность воображения может быть законной и продуктивной для работы разума в деле приращения знания.
Эти проблемы отражают сомнения в отношении значения логики в познании – классической формальной логики (как системы правил и норм рассуждения), которую было принято рассматривать как направляющую основу в познавательной деятельности. Сомнения были связаны с тем, что под диктатом логических правил знание часто приобретало тавтологический, догматический характер, но более того, становилось понятно, что новое продуктивное знание не может быть выведено из правил рассуждения. Ведь это было бы равносильно тому, что владение правилами грамматики языка обеспечивали бы способность сочинять романы. Как определяет Кант, логика не может служить «органоном» (средством) познания, а должна быть только каноном познания. Однако более внимательное рассмотрение роли логики как канона приводит проблеме антиномии чистого разума, когда оказывается, что строго следуя логическим правилам доказательства, мы приходим к заключениям, опровергающим важнейший принип логики, а именно – принцип непротиворечивости. Например, Кант демонстрирует, что строго в рамках логических правил можно доказать взаимоисключающие утверждения: «Мир имеет начало во времени и ограничен также в пространстве» и «Мир не имеет начала во времени и границ в пространстве» и др. И если имеются такие исключительные ситуации, то каноничность логики сомнительна. Однако Кант находит решение этой проблемы, обосновывая то, что традиционная логика, опирающаяся на принцип недопустимости противоречия, все таки не является универсальной, а имеет границы применения – только в области понятий, отражающих эмпирические представления. А познание в сфере трансцендентальных идей, т.е. идей, выражающих представления, выходящие за пределы какого бы то ни было человеческого опыта, не может быть организовано по требованиям традиционной логики, здесь она неприменима.
Для таких задач необходимо обосновать принципиально новую сферу применения разума – трансцендентальную логику. В отличие от традиционной логики здесь противоречие допустимо как первый этап решения задачи, но все решение, в конечном итоге, должно быть направлено к синтезу исходных противоположностей, который и будет представлять из себя принципиально новое понятие или идею, связывающую в единое целое исходные противоположности. При этом противоречие играет роль ограничения для всех возможных гипотез в отношении данных идей (воображение именно в той мере значимо для познания, в какой оно способно создавать гипотезы). Именно в сфере трансцендентальной логики Кант видел принципиально новую, продуктивную функцию метафизики, отвечающей на вопрос «Что я могу знать?».
3. Исследование возможностей познавательной деятельности предполагает также определение границ и даже пределов теоретического применения разума. Одной из основных задач философии, за которую не может взяться никакая другая наука, является определение того, какие вопросы никогда не могут быть решены теоретически (ни при каких условиях). К таким вопросам Кант относит вопросы о бытии Бога, о бессмертии души, о мире в целом и о свободе воли. Эти вопросы должны относиться к сфере практического применения разума, а именно философии ценностного выбора (аксиологии). Идея Бога или бессмертия души, идеи единства и целесообразности мирового устройства или свободы воли имеют сугубо регулятивный характер, т.е. могут оказывать влияние на способ и интерес мышления в определении принципов жизни и деятельности человека, но не должны определять принципы строгого знания.
Там же, «где границы нашего возможного знания очень узки, искушение строить суждения очень велико, иллюзии весьма обманчивы, и вред, приносимый заблуждениями, значителен…», требуется особая дисциплина разума, которая удерживала бы его от крайностей и заблуждений. Суть этой дисциплины заключается в осуществлении критики, даже цензуры к применению разума, особенно в отношении создания гипотез и доказательств. «Сама природа разума побуждает его выйти за пределы своего эмпирического применения, отважиться проникнуть до самых крайних границ всякого знания …с помощью одних лишь идей и успокоиться, только завершив свой круг в самодовлеющем систематическом целом.». Однако здесь следует помнить, что мы знаем о любом предмете ровно столько, сколько вложили в него сами. Вещи сами по себе скрыты от нас, будучи воспринимаемыми нами лишь настолько, насколько позволяют а priori заданные формы. Поэтому следует признать, что имея дело с вещью-в-себе, мы конструируем предмет познания на субъективных основаниях. А это означает, что к конструкциям разума необходимо предъявлять жесткие требования, проверяя его на безупречность и строгое следование необходимости.
Тема 9.Иррационализм как модель мышления и познания.
Процесс мышления и познания, как это уже было показано в теме 4, нельзя рассматривать без учета нерациональных компонентов – например, вера, язык, ценностные приоритеты, определяющие содержание и качество мышления, не подчиняются требованиям логики, тем или иным рациональным принципам. Классический рационализм пошел по пути согласования рациональных принципов и нерациональных компонентов мышления, стараясь найти способы их адаптации друг к другу. И это делалось для того, чтобы процесс мышления и познания представлял собой непротиворечивое единое целое, был достаточно эффективным в силу согласованности всех его оснований.
Однако, если сосредоточиться на изучении самого языка, веры или ценностей, то понятно, что эту задачу невозможно выполнить рациональными средствами. Как это убедительно показал И.Кант – все, что относится к сфере регулятивных оснований и установок нашего мышления, опирается на действие свободной воли человека и поэтому не может быть быть познано теоретическим разумом, т.е. чисто рационально. Это означает, что должн быть создан особый путь постижения иррациональных предметов и иррациональных оснований мышления – иррационализм. Иррационализм представлен довольно большим количеством философских течений и школ, но при этом можно выделить два основных направления, которые различаются по их позиции в отношении статуса данной модели мышления.
Первое направление (или тип), которое условно можно назвать «радикальный» иррационализм представляет собой анти-рационализм, он опровергает саму возможность рационального познания, считая ложными рациональные нормы истинности и принципы мышления, и предлагает кардинальный пересмотр всех предпосылок и оснований, в рамках которых до сих пор осуществлялось и мышление, и познание. Наиболее ярким философом здесь является Фридрих Ницше, а такие философские направления, как философия жизни, интуитивизм, деконструкция стали интересной попыткой создать принципиально новую парадигму мышления. Второе направление (или тип), которое можно назвать «нейтральный» иррационализм, не преследует такие масштабные цели, а останавливается на признании небходимости иррационализма как особого пути в решении особых задач – таких задач, которые рациональным путем не решаемы или вообще не могут быть сформулированы как рациональные задачи. Нейтральный иррационализм изучает вне-рациональные формы и способы мышления, не отвергая значения рационализма как модели мышления. Этот тип иррационализма представлен довольно широким диапазоном философских течений и авторов. Например, экзистенциализм, структурализм, философская герменевтика, семиология и др.
Нужно отметить, что работа, проделанная в рамках этих направлений, существенно повлияла и на развитие современного рационализма. Но для начала следует показать принципиальные различия между этими моделями мышления.
Как уже говорилось в начале данного курса, наше мышление, в первую очередь, нацелено на поиск связей между отдельными проявлениями действительного мира, что, в свою очередь, предполагает создание представлений об значениях и значимости тех или иных проявлений действительности. Чтобы реализовать такие цели, приходится разрабатывать системы оснований и норм истинности, в соответствии с которыми наше мышление может верно определять связи и значения явлений. Это и позволяет нам создавать знание о действительности. Поэтому для процесса познания так важно найти наиболее точные, емкие основания, принципы, которым должно следовать наше мышление. Например, начиная с античности рационализм исследовал возможные варианты, определяющие принципы связей между вещами: все связано в силу единой структурной основы, поэтому знание – это точная реконструкция «устройства» или «конструкции» вещей или явлений; или же другой вариант – все связано в силу определенной иерархии числовых пропорций, «кодов», поэтому знание – это вычисление таких пропорций или кодов; еще вариант – все связано причинно-следственными отношениями, поэтому знание – это точное определение возможных причин; и так далее… (здесь можно также вспомнить еще и то, как эмпиризм и мистицизм истолковывают связи и отношения между явлениями).
Иррационализм же обосновывает свой подход к истолкованию связей. Во-первых, здесь категорически отвергается мысль о каком-либо одном универсальном типе связи, который может объясниь все (как мы это видим в классическом рационализме) Во-вторых, даже когда идет речь об одном из типов связей, предполагается их изменчивость, неоднородность, динамика их интенсивности, активности и т.д.. В-третьих, здесь особый интерес вызывает понимание спонтанности возникновения и исчезновения связей, игры возможностей, в которых проявляет себя реальность (речь не идет об исчислении вероятностей, а именно об игре как о непредсказуемом поведении или состоянии на грани возможного и даже невозможного). В-четвертых, связи рассматриваются как смысловые и символические, когда любые, даже самые незначительные, явления или вещи «свидетельствуют» о глубинных подтекстах и смыслах, становятся «следами», по которым можно усмотреть и прочитать картину целого.
Проблема значения и значимости явления, напомним, в рационализме решается с точки зрения его идеальной сущности или логического определения родовых и видовых признаков предмета, причем и то, и другое должно быть универсальным и общезначимым представлением. Иррационализм же настаивает на необходимости помыслить индивидуальное, единичное явление. Например, ценность конкретной человеческой жизни или таланта данного человека могут, конечно, быть изучены рационально, с точки зрения общезначимого представления о сущности жизни или таланта вообще, могут быть изучены также и в сравнении с жизнями и талантами других людей, т.е. эмпирически; но как показывают философы-иррационалисты, эти подходы могут привести и очень часто приводят к «устранению» всего индивидуального и уж тем более уникального, к непониманию ценности и жизни, и таланта. Когда мы, например, разумно полагаем, что человеческая жизнь должна быть осмысленной, творческой и т.д., то человек, жизнь которого проходит в одурманивании себя алкоголем или чем-либо еще, в монотонно повторяющихся действиях, ни для нас, ни для себя не будет представлять ценности. И к сожалению, человеческая история слишком богата примерами устранения и самоустранения, физического в том числе, индивидов, не вписывающихся в рамки разумного (т.е. понимаемого на данный момент как разумное). Поэтому и возникает проблема, как научиться понимать единичное явление не через сопоставление с идеальным прототипом или сравнение с другими явлениями, а само по себе, через его внутренний смысл. При этом, в отличие от сущностного представления, где мы обязательно разграничиваем, что существенно, а что – несущественно, здесь все должно быть существенно – любая мелочь или едва заметный оттенок могут оказаться важными для понимания индивидуального внутреннего смысла. В этой связи особый интерес иррационализма обращен к проблеме выражения индивидуального, как именно оно проявляет себя в тех или иных обстоятельствах. И именно поэтому для иррационализма теоретический интерес представляет язык искусства и способы его интерпретации.
Отсюда происходит переоценка основополагающих принципов, составивших классическую традицию рационального мышления и научного познания. Универсализму и требованию общезначимости противопоставляется установка на индивидуальный подход – сингулярность. Сингулярность – это многозначное понятие, используемое в различных областях знания, но в контексте современного иррационализма это не только понятие, это принцип осмысления единичного как события, имеющего смысл, где событие понимается как момент перелома траектории движения, как точка схождения и расхождения серий других событий, причем как вне, так и внутри данного события.
Объективизму противопоставляется интерсубъективность как система субъект-субъектных отношений, определяющих структуры и функции общественного сознания. Интерсубъективность рассматривается, в основном, в трех «измерениях» – в экзистенциальном, антропологическом, т.е.с точки зрения специфики человеческого существования и осуществления человека в бытии; а также аксиологическом, т.е. с точки зрения ценностных отношений. Этот принцип создает основу для гуманизации или «очеловечивания» научного знания
Детерминизму и жесткой последовательности выводов противопоставляется индетерминизм и игровой принцип. Индетерминизм представляет собой пересмотр детерминизма как обязательной установки на исследование причинно-следственных связей, обосновывая то, что причинно-следственные связи не могут дать исчерпывающие характеристики явлений действительного мира. Ведь с позиции детерминизма событие как перелом или разрыв в цепочке связей вообще невозможно. Именно это понимание оказало существенное влияние на развитие рационалистических принципов научного мышления, особенно в квантовой механике. В данном контексте индетерминизм можно соотнести с окказионализмом классической эпохи (18 века) – таким принципом объяснения действительности, который в истолковании происходящего отдает приоритет случайности как непредсказуемости неизбежного отклонения от определенной траектории в силу взаимодействия множества факторов. Окказионализм противостоял детерминизму, показывая, что ориентация на жесткие причинно-следственные связи в объяснении действительного мира и, соответственно, на выявление закономерностей, по которым мы можем предсказывать ход явлений, слишком абстрактна и приблизительна. Современный индетерминизм, уходя от противопоставления закона и случайности, ориентирует мышление на исследование игры возможностей, вариативности действий и т.д. Игра как принцип мышления не означает право на произвольностьрешений, игра обязательно предполагает предварительное условие – наличие правил игры. Проблема того, каким образом устанавливаются эти правила, в каком отношении друг к другу находятся правила и непредскзуемый итог игры, стала одной из наиболее сложных в философии 20 века (здесь пересекаются усилия и рационализма и иррационализма). В этом же смысле индетерминизм как принцип мышления необходим в сфере исследования жизненного мира человека, общества, в сфере исследования культурных феноменов и, особенно, языка, т.к. здесь реализует себя свободная воля и вообще свобода как способность выхода за рамки предопределенности. Поэтому индетерминизм должен быть принципиальной позицией для всего гуманитарного знания.
Механицизму и линейному аналитическому мышлению противопосталяется символическое, герменевтическое истолкование происходящего – это опять же отсылка к смыслу происходящего: а смысл может быть явный и скрытый, истинный и иллюзорный, узкий и символический и т.д. Классическая установка на объяснение происходящего как главную цель и суть познания пересматривается в пользу установки на понимание происходящего. Понимание противопоставляется здесь объяснению так же, как синтез – анализу, как континуальность – дискретности. Объяснение предполагает разделение целого, разъятие значений для последующего складывания в последовательную цепочку допустимых выводов, а понимание – это «схватывание» целого, синтетическое взаимополагание значений. Исследование способов и принципов интерпретации смысла и понимания стало предметом философской герменевтики и семиологии, и эта работа еще продолжается.
Важнейшим вопросом для иррационализма становится вопрос о нормах истинности. Когда Ф. Ницше в предисловии к «По ту сторону добра и зла» предположил, что «истина есть женщина», он заново поставил вопрос о природе, значении и статусе истины. Этот образ берется как указание на парадоксальность самого стремления к истине, ведь она всегда лишь соблазняет и скрывается, играет и меняется. Поэтому можно ли к ней относиться серьезно и чего должны стоить наши усилия, направленные на определение и фиксацию ее границ? Как может возникнуть «воля к истине из воли к обману»? Ведь любая попытка выстроить истинное представление о мире опирается на убеждение, что истина существует, и она нам доступна – а не самообман ли это? Получается, что истина – это не то, что открывается, это не то, что дается свыше (в мистическом познании), а то, что сотворяется нами. И мыслитель, и ученый действует скорее как художник, творец. Необходимо только отдавать себе отчет в смысле этого творчества. В конечном итоге, истина приобретает моральное измерение или эквивалент – это честность и ответственность. Честность и подлинность в противовес притворству и симуляции. Кстати, симуляции, в которые пускается наше сознание, способны проектировать все наше существование, порождая особого рода реальность – виртуальную реальность, заменяющую и уничтожающую все «традиционные ориентации» жизни.
Общий обзор тех основных задач и направлений их решения, которые сформировали иррационализм как модель мышления, не предполагает подробный анализ вклада отдельных философов в решение всех этих проблем. Но имена философов, которые создали наиболее значительные решения, все же стоит назвать: А.Шопенгауэр, С. Кьеркегор, А.Бергсон, Э. Кассирер, В. Дильтей, Н.О.Лосский, М. Хайдеггер, Г.-Г. Гадамер, П. Рикер, К..Ясперс, А.Камю, Ж.-П. Сартр, М..Мерло-Понти, К. Леви-Стросс, Р.Барт, М.Фуко, Ж.Делез, Ж.Бодрийяр, Ж. Деррида.
