Три золотые фигуры

Один царь в стародавние времена захотел проверить ум и наблюдательность царя соседнего царства, а заодно и смекалку его народа. Он послал своему соседу три золотые фигуры одинакового вида и одинакового веса. Царю предлагалось установить, какая из фигур была самой ценной.

Вместе со своими придворными царь внимательно рассмотрел фигуры, но не смог обнаружить ни малейшего различия. Даже мудрейшие из мудрецов его царства готовы были поклясться, что между фигурами нет никакой разницы. Царю было очень тяжело осознать, что в его царстве никто не может сообразить, в чём разница между фигурами. Все царство принимало участие в решении загадки, и каждый старался изо всех сил – но всё безрезультатно.

Когда король уже был вынужден признать поражение, один юноша, томящийся в тюрьме, взялся обнаружить разницу между фигурами, если только ему дадут их осмотреть. Царь приказал привести молодого человека во дворец и велел показать ему три золотые фигуры. Юноша очень внимательно их рассмотрел и, наконец, установил, что у каждой из фигур в ухе есть маленькая дырочка. Тогда для проверки он просунул туда тонкую серебряную проволоку. Оказалось, что у первой фигуры серебряная проволока вышла изо рта, у второй – из другого уха, а у третьей появилась из пупка. Подумав немного, молодой человек обратился к царю.

– Ваше величество, – сказал он, – я думаю, что решение загадки лежит перед нами, как открытая книга. Нужно только попытаться её прочесть. Вы видите, как все люди отличаются друг от друга, так и каждая из этих фигур единственная в своем роде. Первая фигура напоминает тех, кто спешат рассказать все, что услышали. Вторая фигура похожа на тех, у кого, как говорится, «В одно ухо влетает, в другое вылетает». Третья же фигура во многом схожа с теми, кто запоминает услышанное и принимает это близко к сердцу. Господин! Теперь рассуди, какая фигура самая ценная. Кого бы ты выбрал и сделал своим приближенным? Того, кто ничего не хранит, того, кому твои слова что ветер, или того, кому можно полностью довериться?

ЦВЕТОК

Ветер встретил прекрасный Цветок и влюбился в него. Пока он нежно ласкал Цветок, тот отвечал ему еще большей любовью, выраженной в цвете и аромате. Но Ветру показалось мало этого, и он решил:

– Если я дам Цветку всю свою мощь и силу, то тот одарит меня чем-то еще большим.

И он дохнул на Цветок мощным дыханием своей любви. Но Цветок не вынес бурной страсти и сломался. Ветер попытался поднять его и оживить, но не смог. Тогда он утих и задышал на Цветок нежным дыханием любви, но тот увядал на глазах. Закричал тогда Ветер:

– Я отдал тебе всю мощь своей любви, а ты сломался! Видно, не было в тебе силы любви ко мне, а значит, ты не любил!

Но Цветок ничего не ответил. Он умер.

Тот, кто любит, должен помнить, что не силой и страстью измеряют Любовь, а нежностью и трепетным отношением. Лучше десять раз сдержаться, чем один раз сломать.

ЧАША

– Он хотел быть моим другом и пришёл ко мне с чашей, и я принял дар бережно, нежно. Я поставил её на праздничный стол. Эта чаша прекрасна. Я был растроган. Более чем, – сказал он. Единственная в своём роде, она бесконечно прекрасней всех трудов простых смертных. Её не уродуют нарезы и не пачкают краски, она проста, совершенна, чистый горный хрусталь. Она, мой завет – для тебя одного.

В его голосе мне почудилась ревность.

– Смотри, не испачкай её, – сказал он, – Не используй её понапрасну.

Он уселся за стол и стал деловито писать что-то в блокноте. Закончив письмо, он вырвал листок и, не глядя, протянул его мне.

– Вот, – сказал он, – Вот как правильно с ней обращаться.

Я взглянул на листок. «Никуда не переставлять», – говорилось в письме, – «Место Чаши на столе в центре гостиной...». Это был список правил. Я поднял глаза. Его взгляд понуждал меня к чтению.

Никаких других чаш в этом доме. Ничего внутрь не класть. Печенье, яблоки – не для неё, не говоря уже об алкоголе... Чистить каждое утро, обтирать лучшим бархатом... Женщинам не давать – захотят, чтоб им передарил, разобьют...

...Он покинул мой дом оскорблённым. Я проводил долгим взглядом его обиженный, гордый затылок, удаляющуюся спину и острый назойливый локоть. Я знал, неблагодарный, знал без сожалений: эта рука прижимает к его груди Чашу.