Глава 1. Норманская теория (по Г.Ф. Миллеру)

В представленной главе мне хотелось бы обратить внимание на суть норманской теории и на ее место в историографической науке в период XVIII века. Это поможет в дальнейшем понять, какие именно тезисы упомянутой теории опровергал чуть позже Ломоносов.

Традиционно родоначальником норманской теории считают Г.З. Байера, немецкого ученого с 1726 г. проживавшего в Санкт-Петербурге и преподававшего на кафедре древностей классических и восточных языков в Петербургской Академии наук. Работой, которая впоследствии легла в основу норманской концепции, стала статья «De varagis» («О варягах», которая была опубликована на латинском языке в 1735 г. в «Комментариях Петербургской Академии наук». В качестве «отцов-основателей» норманской теории на ряду с Байером принято прибавлять имена Г.Ф. Миллера и А.Л Шлецера. «Первый, прибыв в Россию в ноябре 1725 г., навсегда связал м ней свою судьбу и многое сделал на поприще служения новому Отечеству. Второй прожил в России несколько важных для себя лет, которые определили его научные интересы, а также весьма значимую и вместе с тем довольно противоречивую роль в российской исторической науке»[13]. Все трое внесли вклад в формирование норманской концепции, но в своей работе мне бы хотелось обратиться именно в трудам Миллера. Мне кажется, именно его «Диссертацию …» (а в нашем случае его работу «О народах издревле в России обитавших») и замечания на нее Ломоносова стоит считать первоисточниками по вопросу отношения русского ученного к норманской теории. Как уже писалось во введении, в 1749 г. Миллер представил свою диссертацию «О происхождении имени и народа российского», подготовленную им для выступления на публичном собрании Академии наук. Ломоносову было поручено проверить труд Миллера на предмет содержания там высказываний, оскорбляющих национальную гордость русских. Это и стало камнем преткновения между 2-мя учеными. Обсуждение диссертации, как пишет Клейн в своей работе «Спор о варягах», заняло 29 заседаний и продолжалось с 23 октября 1749 г. по 8 марта 1750 г., а последнее выступление главного оппонента состоялось в 1760 г. На основе воспоминаний Ломоносова Клейн рассказывает о процессе обсуждения, который помогает нам понять характер и тон спора. «Миллер громко говорит на латыни: - Удивительно, до какой степени Ломоносов презирает местные исторические свидетельства.. Судите, граждане, поступает ли он так из любви истины или, скорее, увлеченный и ослепленный жаждой противоречия, издевается таким образом над своим отечеством…». На что Ломоносов яростно отвечает: «Видя такую направленную против меня брань, считаю, что здесь нет места для доказательств и доводов». Миллер, как вспоминает впоследствии Ломоносов «многих ругал и бесчестил»[14]. В чем же суть дела? Какие тезисы Миллера вызвали возражения Ломоносова?

Нужно сразу отметить, что в историографии XIX и XX вв. спор норманистов с антинорманистами включал в себя гораздо более широкий спектр вопросов, такие как: о роли внутренних причин и роли иноземцев в процессе формирования и развития древнерусского государства, о степени норманского влияния на русскую культуру, о происхождение имени Русь и российского народа. В середине же 18 века вопрос сводился к этнической принадлежности правящей династии, к выяснению этимологии имени Русь и к происхождению русского народа. Именно к этим вопросам в первую очередь и обращается Миллер. Ни Миллер, ни Ломоносов (как мы увидим позже) не отрицали реальность Рюрика и братьев, однако они не сходились в том вопросе, был ли Рюрик норманном или славянином, откуда он пришел и каково было влияние его народа на славян. Стоит, на мой взгляд, сразу сделать одну оговорку: дело в том, что Миллер в качестве источников, помимо ПВЛ и других летописей, использует скандинавские старинные песни, несмотря на то, что в них за много веков правда сильно перемешалась с вымыслом.

Миллер пишет о славянах, как о неком пассивном объекте чужих завоеваний и указывает на неспособность их организовать государство без помощи иностранных завоевателей (в данном случае, варягов). Славяне для Миллера предстают рабским народом («Славенские народы наиболее в рабском состоянии оставались» и «Славяне были тогда не иное что, как рабы»[15]), подвергавшимся вечным гонениям своими более сильными соседями. В частности, в свой диссертации Миллер писал: «Прадеды ваши, почтенные слушатели, от славных дел своих славянами назывались, которых от Дуная волохи выгнали». В подобных словах Ломоносов усмотрел некорректность по отношению к предкам; он писал, что: «Здесь весьма явны противные вещи слава и изгнание». Но главное, Миллер отрицал, что варяги во главе с Рюриком были призваны на Русь; он пишет о завоевании русской земли норманнами. «Профессиональные историки – от Г.Ф. Миллера до В.О. Ключевского, знавшие развязку сюжета – утверждение власти скандинавской по происхождению династии, родоначальником которой стал призванный в Новгород князь Рюрик, - настаивали на том, что «благостная легенда» была сконструирована представителями этой династии, чтобы закамуфлировать в киевской летописи и ее новгородском аналоге (Новгородской первой летописи – НПЛ) более естественный процесс – завоевание «великой и обильной земли» варягами»[16].

Второй аспект, по которому не сошлись Миллер и Ломоносов, это вопрос о происхождении варягов. В труде «О народах, издревле в России обитавших» Миллер пишет о том, что было несколько народов, объединяющихся термином «варяги», но имеющие разное происхождение. Так, были варяги со шведскими корнями, были и те народы, которые называются по греческим источникам «варангами»[17]. На Русь же этот народ, судя по русским летописям(в частности, по «Повести временных лет»), на которые ссылается Миллер, пришел «к новгородцам Восточным морем, которое от того и Варяжским названо было»[18]. Следовательно, варяги, пришедший в Новгород, должны были быть хорошими мореплавателями. Произведя этимологический анализ Миллер приходит к выводу, что «варяги» - это не наименование отдельно взятого народа, а совокупность северных народов, для которых характерны развитое мореходство и склонность к воинской науке. «Чрез то Варяги не привязаны еще к особливому какому народу и к отменному какому-либо состоянию, чего и в самом деле не было: они могли состоять из всех северных народов <…>»[19]. То есть, по мнению Миллера варяги - норманны, пришедшие из Скандинавии. Если говорить о более точной этнологической характеристики, то из работы немецкого историка следует, что норманны, которые в IX веке переселились на Русь, принадлежали к роксоланам, но не к тем, которые жили между Доном и Днепром, а шведам (Миллер полагал, что так их по ошибке назвали их соседи – финны). В результате временных преобразований корень «рокс» превратился в «росс», а «Росс и Русс все одно, а Лане так как и Лайне ни что иное есть, как окончание»[20]. Поэтому в источниках мы находим пришедших на Русь варяг под именем варяг-россов. Интересно, что Миллер утверждает, будто варяги-россы проживали на Руси еще до Рюрика. Вероятно, они прибыли в Новгород, но были изгнаны оттуда и тогда переселились в Киев. Миллер ссылается на греческие источники и на Никонов список Нестора, где говорится о нападении на Константинополь россов из Киева в 858 году[21]. Некоторые россы переселились в Пруссию, а оттуда переместились в Швецию, откуда и начали свой путь обратно в Новгород. Именно к варягам-россам принадлежал Рюрик и вся правящая династия, как утверждает автор «О народах издревле в России обитавших».

Следующим спорным моментом стал вопрос о происхождении названия Русь. Миллер видит в слове Русь скандинавские корни, считает, что именно варяги-россы определили название нашего государства. «Хотя и спорят о том, что Россия получила имя сие от Варяг: однако не опровергают и того, что Российское имя почти около сего времени началось, поелику никакой писатель прежде IX столетия об оном не упоминает». Происхождение имени Русь он выводит из термина «россолайна», так финны именовали шведов. Тем самым Миллер лишний раз подчеркивал преемственность славянами государственности от норманнских народов. Как пишет Шапиро в своей работе «Историография с древнейших времен по XVIII век», впоследствии этот тезис Миллера был развит А.А. Шахматовым, который указывал, что финны именовали себя suomi, а шведов – ruotsi. Это наименование при переходе в язык славян преобразовалось в слово Русь[22]. Если принять тезис Миллера за истину, то, как справедливо пишет Ловмяньский: «Можно предположить, что местное государство стало называться Русью, например, от династии норманнского происхождения, призванной местными силами, выражающей их стремления и ими же контролируемой. Тем не менее скандинавское происхождение обсуждаемого названия подчеркивало бы пусть и второстепенную, но в этом случае очень важную роль норманнов в процессе создания восточнославянского государства»[23].

Наконец, одной из наиболее противоречивых проблем стал вопрос о масштабах культурного влияния норманнов на славян: по мнению Миллера (Байера и Шлецера) восточные славяне до прихода варягов были совершенно диким народом, значительно отстававшим от западных этносов по развитию. В своей работе Клейн приводит следующие слова Шлецера: «Дикие, грубые рассеянные славяне начали делаться людьми только благодаря посредству германцев, которым назначено было судьбою рассе­ ять в северо-западном и северо-восточном мире семена просвещения. Кто знает, сколь долго пробыли бы русские славяне в блаженной для получело­ века бесчувственности, если бы не были возбуждены от этой бесчувствен­ ности нападением норманнов»[24]. Представители норманской теории считали также, что до прихода варяг, у славянского народа не было никакой истории: «не имели они у себя и никакой истории»[25], пишет Миллер, а позже и Шлецер: «Русская история начинается от пришествия Рюрика и основания русского государства… Перед сею эпохой все покрыто мраком, как в России, так и в смежных с нею местах. Конечно, люди здесь были бог знает с каких пор и откуда сюда зашли, но люди без правления, жившие подобно зверям и птицам, не имевшие никакого сношения с другими народами, почему и не могли быть замечены ни одним просвещенным европейцем»[26]. Более того, Миллер вслед за Байером утверждал, что имена всех первых князей русских имели скандинавское происхождение, и объяснял он это огромным культурным воздействием варягов на славян. Однако, как будет видно в следующей главе, этимологический анализ имен русских князей у Миллера – это своеобразные этимологические манипуляции и «Байеровы перевертки», как назвал это Ломоносов.

Таким образом, видно, что норманисты смотрели на славян, как на «американских дикарей», которым скандинавы «принесли веру, законы, гражданственность»[27]. Мог ли Ломоносов, отличавшийся своими патриотическими взглядами, согласиться с такой позицией?