На первоначальном этапе сельскохозяйственного освоения сибирского края, при подъеме пашни, обустройстве на новом месте возникали трудовые земельные сообщества, объединяющие в большинстве своем семейно-родственные коллективы или товарищества. По мере развития семейно-родственные коллективы оформились в общины. Тысячелетний опыт общинной жизни возродился здесь не только как традиция, но и как необходимость при регулировании отношений между индивидуальными ячейками-домохозяйствами. Одновременно шло возрождение черт общины докрепостнического периода.
Сибирская община имела ряд специфических функций.
Сибирская община представляла собой замкнутый мир полноправных граждан «своего» сообщества — старожилов. Община коллективно противостояла внешнему миру государства и переселенцам. Община защищала интересы своих членов, но в то же время, как и «в России», отвечала на условиях круговой поруки за исполнение повинностей перед государством. Членам общины были присущи многие черты «полисного сознания».
Община выступала коллективным пользователем государственной земли, определяла порядок и наделяла землей крестьян-общинников, защищала границы земельных владений в споре с соседними общинами. Но в Сибири не было передела общинных земель, «мир» не вмешивался в индивидуальную хозяйственную деятельность домохозяев. Высочайший статус личного труда, индивидуализма, чувство собственности и свободы породили в Сибири возможность продажи, аренды, наследования пашенных земель в общине. Община осуществляла совместное пользование угодьями: пастбищами, покосами, лесом, кедровниками, рыболовными «местами».
«Благоразумные крестьяне, вырубая постепенно на свои нужды все древесные породы, оставляют кедр как плодовое дерево… Кедровые рощи в течение лета берегутся не только от пожаров, но от того, чтобы кто-нибудь из своих или чужих не испортил дерева… и существует сбор кедровых орехов на общинных началах»[§].
В общине были тесно увязаны права и обязанности крестьян: права порождали обязанности, и наоборот. Община здесь не только не препятствовала росту зажиточности на трудовой основе, новым «заимочным» запашкам, но и поддерживала немощных, убогих, сирот, помогала при пожарах, стихийных бедствиях, неурожаях.
Сибирская община стала ячейкой с характерными укладами отношений гражданского общества в условиях жесткой бюрократической системы Российской империи. Полноправие старожилов, самоуправление, верховенство норм обычного права в рамках своего «общества», высочайшая требовательность общины к человеку, а человека к себе, высокий статус женщины, высокая активность в делах сообщества, коллегиальное утверждение решений при высоком уровне самостоятельности индивида были и условием, и следствием особенностей крестьянского мира Сибири.
В русской общине, несмотря на внешнее единомыслие, постоянно тлел конфликт между личностью и коллективом. «У подавляющей массы населения всегда были живучи традиции коллективизма и взаимопомощи, хотя у любого крестьянина одновременно никогда не исчезала и естественная тяга к личному, частному способу ведения хозяйства», — справедливо отмечает современный российский историк А.В. Милов.
Община в Европейской России подавляла «бунт личного» и всячески закрепляла образ «Мы» через развитую «мирскую» систему социальной поддержки, самоуправления, пользования землей. При этом отдельные члены данного сообщества с ярко выраженным «образом Я», вступая в конфликт с «Мы», пытались обрести экономическую, духовную, правовую и политическую независимость. Отток крестьянского населения на восток стал основой формирующегося сибирского крестьянства.
Практически не отмечались случаи массового коллективного переселения всей общиной или селением. История освоения территории за Уралом доказывает, что подавляющей была индивидуально-семейная форма переселения в Сибирь. В 1886 г. в с. Комском Балахтинской волости из 178 мужчин, имевших право голоса на сходе, было: Ананьиных — 60, Кирилловых — 40, Ростовцевых — 28, Черновых — 12, Сиротининых — 11, Спириных — 11, Юшковых — 9 человек; только 7 мужчин не входили в данные семейные «микрокорпорации». Нельзя забывать, что большинство семейств за многие десятилетия породнились на основе брачных связей.
Превалирование «образа Я» старожила закрепилось, прежде всего, в том, что ведущее место занял индивидуализм. Об этом писал А.П. Щапов: «Каждый живет особняком, …коллективное начало мало развито». Превалирование индивидуализма стало основой выраженного соревнования — конкуренции между домохозяевами в труде, поведении, обустройстве усадьбы, во внешнем виде домочадцев. В борьбе за выживание в условиях соревнования-соперничества в сибиряках вырабатывались «удивительная выносливость и настойчивость,… необыкновенная терпимость в трудах, мужество в опасностях». Сформировавшись как семейная, сибирская община в период ее становления четко определила приоритеты личного и «мирского» по всему кругу проблем.
Сибиряки делили мир на «своих» и «российских людей», на «своих» и чиновников. Крестьянский мир замыкался под давлением властей, и община становилась для крестьян своим обществом. Не случайно в Сибири община называлась крестьянами «обществом». Сибирское население представляло собой сообщества самоуправляющихся «обществ».
Общины по структуре были как простые — в границах отдельных деревень, так и сложные — из нескольких селений. Но и в сложной общине в каждой деревне было свое самоуправление, делегировавшее представителей в органы всей общины. Территориальное оформление земельных владений «обществ» относится в Приенисейском крае к концу XVIII в. Так как владения были весьма обширными, то вплоть до XX в. селения располагались в среднем не ближе чем в 5 – 15 верстах друг от друга.
«Общество» полноправно распоряжалось государственной землей в границах владений. Долгое время мир лишь констатировал размеры земельных владений домохозяев, которые зависели от трудовых возможностей семьи. В конце XIX в. государство определило надельную норму в 15 десятин на мужскую душу. Наделы на душу мужского пола полагались с 17 лет. Однако крестьянский двор имел и заимочные земли, пашни, поднятые трудом предков, арендованные и купленные земли. Земля в Сибири продавалась, но только возделанная, — скорее, здесь продавался вложенный на ее освоение труд. Одновременно при продаже пашни к другому владельцу переходили обязанности по уплате повинностей, от этого не проигрывали ни государство, ни «общество». До конца XIX в. существовало беспередельное землепользование-владение. До нашего времени повсеместно поля, урочища, лесные угодья, лога так и называются по имени крестьян-общинников.