Отношения в «обществе»

Сибирская деревня жила в условиях устойчивой гармонии отношений, сосуществования личных и общих инте­ресов. При вынесении решений по конкретным вопросам сход руководство­вался более традиционными правилами, «неписаными законами» дедов, нормами совести, морали. Государственные законы и распоряжения вос­принимались с недоверием, как попытка вторжения в права их мира. Очень красноречиво об этом свидетельствует документ — Приказ Минусинского зе­мельного исправника Жербатскому сельскому старшине № 1447 от 11 апре­ля 1860 года. «Мерзавец ты старшина! Если ты через сутки не доставишь ко мне предписанием моим от 8 числа генваря сего года за N 115 требуемой ведо­мости о постройке домов и прочем, то за истребованием ведомости послан будет нарочный за прогон на твой счет».

Общество сурово осуждало и наказывало тех, кто допускал правона­рушения, ему разрешалось осуществлять определенные судебные функции. Это касалось разбирательств о мелких хищениях, потравах посевов, о раз­деле имущества, хулиганских выходках. При проведении расследования ста­роста и понятые обращали особое внимание на доказательства: «Полично­му нет отвода», — говорили в Сибири (поличное — свидетель, вещь и про­чее). Родственники обвиняемого не могли выступать свидетелями.

В системе наказаний особое место занимали штрафы. Наказывали так­же «мирским начетом», заключением в «кутузку» («чижовку») на хлеб и воду, а в каче­стве крайней меры отлучали от «общества». В решениях конкретных дел находим «предрассудительные поступки»: предерзость в миру, непристойность, поношения, пьянство, буянство, рас­путное поведение, похабство, тяжбы, а также отрицательные характерис­тики — «недельный человек», «кляузник на суседа», «не уважает обще­ство».

Современники отмечали, что преступления в сибирских селениях были крайне редки. Чаще встречаются различные «тяжбы», однако сход старался примирить крестьян. Было принято примирение «запить совмест­но вином».

Общественное мнение сурово осуждало тех, кто дебоширил в семье, слыл лентяем, неуважительно относился к старшим. Сход наказывал и за порубки леса, за нарушение противопожарных мер, за унижение достоинства личности и оскорбление сообщинника.

Особо осуждалось нарушение общепринятых правил ведения хозяйства, затягивание сроков сельскохозяйственных работ и прежде всего затягивание жатвы хлебов. По­рицали тех, чьи поля зарастали сорняками, тех, кто нерадиво относился к скоту, к порядку и чистоте в доме. Таких общинников ждали и порицание, и насмешки, и едкое прозвище. Традиционно не «в чести» были высокомерие, заносчи­вость, сквернословие, грубость и несдержанность, неряшливость в одежде.

За постоян­ное, циничное нарушение общепринятых норм и правил поведения «обще­ство» вынуждало человека покинуть деревню. Впрочем, люди, стремящиеся к вседозволенности и «поиску шальных денег», оторвавшиеся от семьи и дома («вы-род-ки»), сами с легкостью уходили на прииски мыть золото, на тракт или в город. Но подобное происходило крайне редко: крестьянский мир был достаточно мудр и терпелив в воспитании традиционных устоев в человеке с раннего детства. Мир коллективно учил уважать стариков, почитать их мудрость, воспринимать нормы поведения как осознанную необходимость, учил уважать другого человека и принимать его таким, каков он есть. «Об­щество» снисходительно относилось к «чудакам и чудачествам». Община сообща выступала на защиту «своего», если угроза или обида шли извне — от чиновника, от переселенца-лапотошника.

Общину сплачивали совместные праздники — «съезжие», «храмовые», «кануны». Все религиозные и мирские праздники отмечались сообща, обиль­ными угощениями, совместными «гулеваниями». Многолюдными и весе­лыми были сельские свадьбы, масленичные катания на горках-«катушках» и ката­ния на «тройках». «Общество» всем коллективом провожало в последний путь умершего человека, поддерживало родственников в трудный час. Посещение «моги­лок» в Родительский день выливалось в Сибири в единение одной большой семьи...

Таким образом, сибирская община являлась величайшей ценностью культуры и общественной жизни.

* * *