Источники. 1) Barthelemy. Physique d'Aristote

1) Barthelemy. Physique d'Aristote. Paris, 1882.

2) Schleiermacher. Uber die ethischen Werke des Aristoteles

3) Brandis. Uber die Schieksale der Aristotelischen Bucher und Schriften.

4) Franz Biese. Die Philosophic des Aristoteles. Bd. I Logik und Metaphysik. Bd II. Die besonderen Wissenschaften.

5) Thurat. Etudes sur Aristote

6) Ad. Stahr. Aristotelin.

7) Zell. Aristoteles und Alexander.

8) Buhle. Vita of Aristotelis.

9) Blakesley. Life of Aristotel.

10) Maurice. Moral und Metaphysical Philosophy.

11) Аристотель. Афинская республика. Перевод Шубина.И многие другие.

СЕНЕКА

Его жизнь и философская деятельность

I

Родина Сенеки. — Его отец, мать, тетка. — Братья Сенеки: Галлион и Мела. — Племянники: Новатилла и поэт Лукан. — Общая даровитость семьи

__________________

Всесветное распространение римской цивилизации при первых императорах принесло и самому Риму ту вы­году, что привлекло в него свежие силы со всех кон­цов мира. Сначала в Рим, еще во времена республики, явились греки; затем в первые годы империи — ис­панцы; потом — галлы, британцы и, наконец, герман­цы, сломившие уже сам Рим. Но ни один народ не внес столько сил в римскую культуру, не дал Риму столько ученых, поэтов, государственных деятелей и даже императоров, и притом с чисто римским харак­тером, как испанцы. Испанцем по происхождению был и знаменитейший римский философ Сенека.

Луций Анней Сенека родился в Кордове между б и 3 годом до Рождества Христова¹. В то время Кордова,

______________

¹В 4 г. до и. э.

или, как ее звали римляне, Кордуба, была цвету­щим торговым городом. Завоеванная и укрепленная карфагенянами, она была свидетельницей пунических войн и уже с 206 года до Рождества Христова перешла во власть римлян. Первые два столетия до Рождества Христова Кордова была ареной постоянных войн. В гражданскую войну Цезаря и Помпея она дважды под­верглась опустошению; но со вступлением на престол Октавиана Августа и с распространением мира Кордо­ва скоро окрепла и сделалась вместе с Кадиксом цен­тром испанской торговли; а несколько позднее, в ка­честве главного города провинции Бетики¹, получила право чеканить свою монету. Своего торгового значе­ния она не потеряла и до последних дней. Но торго­вые занятия жителей Кордовы не мешали им посто­янно поддерживать в себе отвлеченные интересы к фи­лософии. В средние века, во время господства арабов, Кордова стала центром мусульманской образованнос­ти, и в это время появился величайший из философов той эпохи — Аверроэс. Интерес и уважение к образо­ванности в Кордове не угасли и до наших дней. Так, еще в прошлом веке в Кордове показывали как дос­топримечательность города дом, в котором родился Сенека, la casa de Seneca, а в окрестностях города — дачу, в которой протекло раннее детство философа, el Lugar de Seneca.

Отец Сенеки принадлежал к среднему (дворянс­кому) сословию римских всадников. Неизвестно, был ли римским всадником дед философа; несомненно, од­нако, что выше родословная их не поднималась. Таким

образом, фамилия Аннеев была сравнительно мо­лодая; Сенека был, что называется, homo novus¹, — обстоятельство, дававшее ему возможность отлично уживаться в императорском Риме, в то время когда представителям древних римских фамилий приходи­лось или вступать в компромиссы с совестью, или сходить со сцены.

Отец Сенеки, Марк Анней Сенека, известный в истории литературы под именем Сенеки-ритора, был человек недюжинного ума, высокой образованности и редкой энергии. В половине царствования Августа он покинул свой родной город и переселился в Рим. Его жена, Гельвия, последовала за ним. В то время буду­щий философ был так мал, что его вынесла на руках из Кордовы его тетка, сестра его матери, женщина в высшей степени замечательная. В Риме Марк Анней Сенека скоро нашел себе выгодное занятие. При пер­вых императорах римское ораторское искусство стало клониться к упадку и с политической трибуны пере­шло на школьную кафедру. Сенека-ритор стал препо­давать ораторское искусство и вскоре составил себе этим имя, положение и состояние. Он первый поста­вил преподавание риторики на должную высоту и сме­ло заявил, что не находит постыдным учить тому, чему так почетно учиться. Несмотря на природную суровость характера, Сенека не был педантом и в своих книгах сохранил ясный и трезвый взгляд на истинное значе­ние и достоинство оратора. В дошедших до нас его сочинениях он ядовито смеется над манерой современ­ных ему риторов уснащать свои речи цитатами и ри­торическими оборотами из классических речей в та-

________________

¹ Бетика — римская провинция на юге Пиренейского полуост­рова, названная по имени реки Бетис (совр. Гвадалквивир).

кой мере, что они теряли свой смысл. После Сенеки-ритора осталось сделанное им собрание речей совре­менных ему школьных ораторов¹ — на классические темы или на вымышленные юридические и нравствен­ные вопросы; каждая из этих речей сопровождается замечаниями самого Сенеки.

Мать Луция Аннея, Гельвия, происходила из знат­ного рода. Имя Гельвиев часто встречается в самых старинных надписях. Из той же фамилии происходи­ла мать Цицерона.

Гельвия выросла и была воспитана в доме своей мачехи. Однако отец ее позаботился дать ей прекрас­ное образование, и она много занималась искусства­ми. Сенека описывает свою мать как женщину редкой для того времени чистоты и с восторгом отзывается о ее материнских чувствах. «Тебе не придется, — писал он Гельвии, — извиняться женской слабостью, ибо ты лишена женских недостатков. Бесстыдство, ставшее столь общим явлением века, не коснулось тебя. Ни самоцветные камни, ни жемчуг не могли прельстить тебя. Ты не считала богатства за высшее благо людей. Воспитанная в старинном и строгом доме, ты не под­давалась дурному примеру. Никогда не стыдилась ты быть матерью, хотя этим изобличался твой возраст. Никогда не делала ты, по примеру других женщин, заботящихся о своей наружности, искусственных вы­кидышей. Никогда не прибегала к белилам, румянам и другим притираньям и не носила таких платьев, ко­торые скорее открывают тело, чем покрывают его. Но лучшим украшением своим почитала ты скромность. В отношении нас, детей своих, ты была нежно заботлива.

_________________

¹Taк называемые «Контроверсии».

Ты радовалась нашему благосостоянию более, чем пользовалась им. Ты полагала границы нашей щедрости, не зная их для своей, и, сберегая наше на­следство, ты заботилась о нем, как о своем, но воз­держивалась от него, как от чужого. Наши успехи в жизни вызывали в тебе только бескорыстную гордость. Ты не хотела извлекать из них выгоды».

Сестра Гельвии, та самая, которая вынесла Сене­ку на руках из Кордовы, и делом, и советом помогала философу в начале его общественной деятельности. Она ухаживала за ним во время тяжелой болезни, ко­торой он подвергся в детстве, а потом уже юношей благодаря ее протекции он получил место квестора. Эта тетка была замужем за Ветразием Поллионом, который в течение шестнадцати лет был претором¹ в Египте. Несмотря на легкость египетских нравов, жена его сохранила безупречную репутацию, и среди блеска и роскоши южных городов вела уединенную, замкну­тую жизнь. Она потеряла своего мужа трагическим образом во время морского путешествия, но ни за что не хотела расстаться с его телом и, несмотря на бурю, подвергаясь опасностям, перевезла любимый прах в Рим, где впоследствии поселилась и сама и была од­ной из уважаемых женщин в столице. Окруженный заботами и лаской этих двух замечательных женщин, Сенека провел свое детство. Таким образом, уже по рождению своему он принадлежал к интеллигентной и высоко добродетельной семье, в которой высокие

______________

¹ Во времена империи должность претора (к компетенции кото­рого во времена республики относилось правосудие) не имела особого значения, но служила необходимой ступенью для до­стижения высших должностей.

нравственные доблести жены сочетались с блестящим образованием и энергией мужа.

У Марка Аннея и Гельвии, кроме Сенеки, было еще два сына. Старший, Новат, впоследствии усынов­ленный Галл ионом и принявший его имя, выдвинул­ся на административной деятельности и ко времени царствования Нерона занимал ответственную долж­ность проконсула Ахайи¹. Мы встречаемся с ним в «Деяниях Апостольских». Он — тот самый проконсул, который отказался судить апостола Павла, сказав об­винявшим его иудеям: «Иудеи! Если бы какая-нибудь была обида или злой умысел, то я имел бы причину выслушать вас. Но когда идет спор об учении и об именах, и о законе вашем, то разбирайтесь сами: я не хочу быть судьею в этом» («Деян. Апост.» глава XVIII, 14 и 15). Сенека относился к Галл иону, как к старше­му, с глубоким уважением и посвятил ему свои рас­суждения «О гневе» и «О блаженной жизни».

Младший брат, Луций Анней Мела, жил в сторо­не от государственных дел. Он не занимался ни поли­тикой, ни литературой, хотя и был высокообразован и любил чтение. Зато он умножил свое состояние. Его уединенная и тихая жизнь не спасла его, однако, от алчности Нерона, и ему пришлось умереть доброволь­ной смертью, завещав часть состояния Нерону и его любимцам, чтобы спасти остальную.

Оба брата Сенеки, и Новат, и Мела, были пре­красными семьянинами и преданными сыновьями. Их заботам поручал Сенека Гельвию в дни своего изгнания.

__________________

¹ После победы над Македонией римляне называли Ахайей всю Грецию; с 27 г. н. э. Ахайя — сенатская провинция с центром в Коринфе.

«Вспомни о моих братьях, — пишет он матери. — Пока они живы, тебе нельзя пожаловаться на судьбу. Каждый из них может восхитить своею доблестью. Один с большим умом отдался административной де­ятельности; другой с не меньшим благоразумием от­казался от нее. Ты можешь всегда опереться на высо­кий сан одного сына, на спокойствие другого и на пре­данность их обоих. Я знаю искренность чувств обоих моих братьев. Один искал почестей для того, чтобы прославить тебя; другой избрал спокойную мирную жизнь, чтобы тем свободнее пользоваться твоим об­ществом. Судьба позаботилась о том, чтобы ты могла найти защиту и отраду в своих сыновьях: у одного — вследствие его высокого положения, у другого — вследствие его мирного образа жизни. Они будут на­перерыв ухаживать за тобой, и тоска по одном сыне восполнится преданностью двух других».

У Сенеки не было детей, кроме умершего неза­долго до его изгнания сына; но у его братьев были дети. Он упоминает о Новатилле, дочери Галлиона. В то время, к которому относится приведенная харак­теристика братьев Сенеки, она была девочкой лет три­надцати и пользовалась большим расположением сво­его дяди. Незадолго перед тем она потеряла свою мать, и Сенека, обращаясь к Гельвии, просит ее заняться воспитанием внучки: «Пусть воспитается она на твоих речах. Ты многое можешь ей дать, если далее послу­жишь ей одним примером».

У Луция Аннея Мелы был сын, Марк Анней Лукан, — известный поэт, автор поэмы «Фарсалия», за­пятнавший впоследствии свою память доносом на свою мать, который он сделал, будучи обвинен в заговоре против Нерона и напрасно надеясь спасти этим свою

жизнь. Это был хорошенький, веселый мальчик, «при виде которого не могла длиться никакая печаль». В молодости он подавал большие надежды своим поэтическим дарованием, но погиб безвременной смертью. Кроме этих двух упоминаемых племянников Сенеки, вероятно, были еще и другие родственники по нисходящей линии. Одному из них должны принад­лежать, по крайней мере, некоторые из приписывае­мых философу Сенеке трагедий. Из этой краткой характеристики родных Сенекимы видим, что он принадлежал к высокодаровитой семье. Почти все выделялись какими-либо таланта­ми. Даже женщины были замечательны в интеллек­туальном отношении. Но высшего своего развития ду­ховные силы фамилии достигли, конечно, в самом Луции Анне Сенеке.

II

Детство и ранняя молодость Сенеки. — Его физическое воспитание. — Болезненность. — Образование. — Наставники Сенеки в философии: стоик Аттал, пифагореец Сотион, циник Деметрий, эклектик Фабиан Папирий. — Первый этюд по естествознанию

__________________

До нас дошло мало сведений о детстве и юношестве Сенеки. У историков его имя встречается начиная с того времени, когда он был уже известным филосо­фом. Ранние сочинения Сенеки до нас не дошли. Од­нако, зная общий характер римского воспитания и пользуясь теми намеками на эпизоды юности, кото­рые встречаются в старческих сочинениях философа, наконец, на основании его характера можно сделать некоторые догадки и хотя бы в общих чертах предста­вить себе жизнь Сенеки в ранние годы.

Детство Сенеки протекло дома, и первоначально­му своему воспитанию он обязан женщинам — мате­ри и тетке. Об этом свидетельствует и глубокое ува­жение его к этим женщинам, и общая мягкость и утонченность

его характера, и редкая в философе стоичес­кой школы любовь к женщинам.

В сочинениях Сенеки женщина нигде не рассмат­ривается как помеха отвлеченным интересам, как со­блазн, который надо устранить; напротив, часто он упо­минает, в особенности по поводу своей второй жены Паулины, как он много обязан женщинам за чистоту своих нравов и мыслей. Кроме того, Сенека был сла­бым, болезненным ребенком, а такие дети всегда пользовались попечением женщин. В своем «Утеше­нии к Гельвии» Сенека упоминает о тяжелой болезни, во время которой за ним ухаживала его тетка.

Семья Сенеки была дружной. Можно предпола­гать, что в детстве все три брата жили вместе с роди­телями и теткой. Нежная дружба, связывавшая брать­ев, продолжалась всю их жизнь.

Подобно большинству зажиточных римлян, се­мейство Аннеев на лето уезжало из Рима. У самого Сенеки впоследствии было несколько вилл; неизвест­но, сколько их было у его отца. Надо, однако, думать, что всего чаще Аннеи проводили лето в той вилле, в нескольких часах езды от Рима, о посещении которой в старости Сенека говорит в одном из своих писем:

«Куда ни обращусь я, всюду вижу признаки моей старости. Приехал я в мою подгородную виллу и ос­тался недоволен тем, что поддержание ее дорого сто­ило. На мои сетования управляющий возразил, что он в этом не виноват, что он со своей стороны принимал все меры, но что вилла сама стара. А вилла эта пост­роена на моих глазах. Чем, в самом деле, стал я, если рассыпаются камни одного возраста со мною? Рассердясь на управляющего, я стал искать случая придрать­ся к чему-либо. «Очевидно, — этими платанами не смотрят. Их зелень жидка, ветви изогнуты

и узловаты, стволы черны и неровны. Ничего этого не было бы, если бы их окапывали и поливали как следует». Тут управляющий стал клясться, что он все это делал, не жалел на это никаких трудов, но что деревья стары. А между тем я сам посадил их и видел их первые листья. Взглянув на двери дома, я восклик­нул: «А это что за расслабленный старик? Недаром он стоит в дверях: его пора выгнать из дому. Где ты вы­искал такого? И что тебе за охота таскать чужих мерт­вецов?» Но старик этот сказал мне: «Неужели ты не узнал меня? Ведь я Фелицко, тот самый Фелицио, которому ты дарил в детстве статуэтки богов. Я — сын твоего управляющего, Филозита, и был когда-то тво­им любимцем»...

На физическое развитие в Риме обращалось го­раздо более внимания, чем у нас. И Сенека, несмотря на кабинетность своего характера и слабое телосложе­ние, занимался гимнастическими упражнениями. Они состояли в садовых работах, в беге, метании диска, а главное, в купанье в холодной воде. Излюбленным местом для этого был у римлян Евриы, канал, огибав­ший Рим, с особенно холодной водой. В детстве и юности Сенека купался в нем круглый год и даже зи­мой в первый день Нового года бросался в купальнях, называвшихся «Девственными водами», в холодную, почти ледяную воду и плавал там. Старея, Сенека из­бирал более теплые воды для купанья: сперва Тибр, а затем и искусственные ванны с теплой водой, Сенека, как уже неоднократно упоминалось, был слабого здо­ровья. По его собственным словам, он испытал почти все болезни. Вообще Сенеке рано пришлось познако­миться с врачами и лекарствами. В течение его жизни ему так часто приходилось прибегать к ним, что и в философских сочинениях своих он часто пользуется

сравнениями и аналогиями, заимствованными из об­ласти медицины. В старости Сенека страдал астмой; в молодости, кроме обычных детских болезней, Сенеке, пришлось испытать хронический катар дыхательных, путей. «Сначала, — пишет философ, — я не обращал., на него особенного внимания: благодаря своей моло­дости мне было не особенно тяжело переносить бо­лезнь, Но наконец мне пришлось слечь, так как катар довел меня до того, что я весь истаял и страшно осла­бел. Я даже стал подумывать о самоубийстве; но меня удержала мысль о том, как я оставлю моего отца-ста­рика, очень любившего меня. Я принял в соображе­ние не то, как бы прекрасно мог умереть я сам, но как бы он не горевал слишком по моей кончине».

Друзья Сенеки развлекали его во время болезни своими утешениями, посещениями и разговорами. Се­нека вспоминал о них впоследствии с чувством глубо­кой благодарности: «Ничто так не восстановляет сил больного, как участие друзей. Ничто не устраняет в такой мере ожидания и страха смерти. Я не думал, что я весь умру, если они переживут меня. Я думал, что я буду жить тогда если не с ними, то через них.. Мне казалось, что я не испущу духа своего, не пере­дам его им. Все это поддерживало во мне желание вылечиться и терпеливо переносить все мучения». Еще более содействовала терпению Сенеки философия, бывшая для него не только предметом кабинетных за­нятий, но убеждением сердца, которое он сознательно и последовательно проводил в своей жизни.

Вообще отвлеченные и научные занятия погло­щали большую часть жизни Сенеки. Свое первоначаль­ное образование он получил под руководством своего; отца, известного ритора. Вероятно, кроме того, Сенека посещал также какую-нибудь школу. В его письмах,

по крайней мере, есть указания на то, что ему хорошо известны недостатки римского школьного пре­подавания. Так, осуждая в одном из писем схоласти­ку, душившую римскую школу не менее, чем средне­вековую и современную, Сенека замечает: «Не ради жизни мы учимся, а ради школы». В остальных своих сочинениях Сенека выказывает необыкновенную на­читанность и знание схоластических авторов, какого, конечно, он не мог приобрести впоследствии, занима­ясь философией в часы досуга от адвокатской и адми­нистративной деятельности, тем более что о всех этих школьных авторах он отзывается с большим или мень­шим презрением.

Таким образом, с уверенностью можно сказать, что к двадцати годам своей жизни Сенека получил со­лидное образование в греческом языке, грамматике, пиитике, музыке, истории и математике, когда он, ос­тавив школьное образование, обратился к слушанию лекций по философии у лучших тогдашних филосо­фов. Это было около 19 года от Рождества Христова.

Наставниками Сенеки в философии были стоик Аттал, пифагореец Сотион, эклектик Фабиан Папирий и циник Деметрий. Вообще, за исключением филосо­фии Эпикура, которую Сенека изучил впоследствии, его философское образование было очень разносторон­не. О всех своих наставниках Сенека отзьшается с боль­шим восторгом, и лекции каждого производили на него сильное впечатление. Но особенно тесная связь суще­ствовала между Сенекой и Атталом.

В школу Аттала Сенека приходил первым и ухо­дил последним. Мало того, даже в перерыве между занятиями, во время прогулок, Сенека постоянно об­ращался к своему наставнику с расспросами и вызы­вал его на рассуждения. Когда Сенека слушал лекции

Аттала, на которых стоик обличал пороки, невежество и недостатки, юный ученик его испытывал сожаление о роде людском, и ему казалось, что его учитель — существо высшее, чем другие люди. Сам Аттал назы­вал себя царем, но он казался чем-то высшим — ца­рем под царями. «Когда, — продолжает Сенека, — он проповедовал бедность и доказывал, в какой мере лиш­няя и ненужная тягость все, что превышает первые потребности, мне хотелось нищим уйти из школы. Когда он обличал наши страсти и проповедовал цело­мудрие, трезвость, чистоту воображения и советовал не предаваться не только нехорошим наслаждениям, но даже излишним, хотелось совсем отказать себе в пище и питье. Кое-что из его наставлений, — сообща­ет Сенека своему другу Луцилию в старости, — оста­лось у меня на всю жизнь. Сначала же я следовал им очень горячо, но затем, отдавшись общественной дея­тельности, растерял многие из этих правил. Но все же на всю жизнь я отказался от устриц и грибов, ибо эта пища служит не для насыщения, но лишь для воз­буждения аппетита и только помогает съесть больше, чем желудок мог бы вместить. Точно так же, благода­ря советам Аттала, я на всю жизнь отказался от ду­хов, тем более что всего лучше для тела, когда оно совсем не пахнет. Бросил я также пить вино и стал избегать бань, находя излишней изнеженностью рас­слаблять свое тело искусственными парами. Другие же привычки возвратились, хотя я в них соблюдаю строгую умеренность, тем более что это не легче, чем полное воздержание».

Значительное влияние на жизнь и нравы Сенеки оказывал пифагореец Сотион. Изложив доктрину ве­гетарианства, согласно учению Пифагора и пифагорей­ца Секстия, Сотион склонил и Сенеку к воздержанию

от мясной пищи. Около года Сенека питался исклю­чительно растительной пищей. Он уже стал привы­кать к ней, и ему казалось даже, что дух его стал под­вижнее, а ум острее. Но в это время Тиберием¹ было предпринято гонение на тайные секты евреев и егип­тян, казавшиеся подозрительными тогдашнему пра вительству и внешним признаком которых было не­употребление в пищу некоторых сортов мяса. Отец Сенеки, вообще не сочувствовавший философским ув­лечениям своего сына, воспользовался этим случаем и уговорил его отказаться от вегетарианства.

Из остальных учителей Сенеки выделялся гор­дым, неуживчивым характером циник Деметрий. Это была ходячая оппозиция всему тогдашнему строю жизни. Он презирал богатство, смеялся над властя­ми, был неоднократно преследуем за вольный язык и между тем держался самых возвышенных правил. «Я любил его, Деметрия, — говорит Сенека в одном из своих писем, — и, бросив жирных улиток в пурпуре, говорил с этим полуобнаженным чудаком и восхищал­ся, видя, что он не чувствует никаких лишений. Все презирать легче, чем иметь все. Кратчайший путь к богатству — презрение этого богатства. Деметрий же так живет, как будто он не то что презирает все вещи, но предоставил другим ими пользоваться». Во време­на Калигулы этот Деметрий удивил своим бескорыс тием императора, отказавшись принять от него весь­ма ценный подарок. «Неужели, — сказал Деметрий, — он думал, что я дам продать себя за такую ничтожную сумму? Чтобы подкупить меня, не хватило бы всего его царства». Одному царедворцу, гордившемуся сво­им богатством, Деметрий сказал: «И я был бы так же

________________

¹ Тиберий — римский император в 14—37 гг.

богат, как и ты, если бы стал торговать своей совес­тью». В глубокой старости он осыпал оскорблениями Веспасиана, но тщетно. Этот мудрый император пре­зрительно заметил, что считает лишним убивать со­баку, которая на него лает.

Сенека сохранил дружеские отношения с Деметрием до глубокой старости, почти до своей смерти.

Наконец, Фабиан Папирий славился как прекрас­ный оратор и высоконравственный человек. «Из уст его выходят не речи, но сама нравственность», — го­ворил Сенека. В другом месте Сенека ставит его как образец лектора по философии за ясность и плавную медленность, с какой он читал свои лекции. Зато эта манера препятствовала Фабиану хорошо писать: его слог был недостаточно сжат, и хотя изложение его было весьма последовательно, однако казалось напы­щенным и водянистым. Фабиан Папирий и стоик Аттал кроме философии читали лекции по естественной истории. Под их руководством написал Сенека свое сочинение о землетрясениях, переделанное им впо­следствии и вошедшее в состав его «Естественно-ис­торических вопросов» («Quaestiones naturales»). В сочи­нении этом Сенека подробно разбирает различные ги­потезы древних о землетрясениях, объяснявшие эти явления то влиянием подземного огня, то колебания­ми мирового океана, на котором плавает земной мате­рик, то напором подземных газов, то сочетанием не­скольких из этих причин. Сенека склоняется к объяс­нению землетрясений как следствия напора скопив­шихся под землей газов.

III

Адвокатура Сенеки. — Столкновение с Калигулой. — Трактат «О гневе». — Знакомство с Юлией и изгнание на остров Корсику

______________

Увлечение философией, да еще стоической, не нрави­лось в молодом Сенеке его отцу. В самом деле, обще­ственные условия той эпохи не благоприятствовали фи­лософии. Модной этикой того времени был легкий эпи­куреизм, привитый римскому обществу грациозной по­эзией Горация. «Добродетель, мудрость и справедли­вость, — говорили тогдашние представители высших классов, — только пустой звук. Все человеческое сча­стье заключается в хорошей жизни: есть, пить, расто­чать полученное наследство — вот это жизнь, вот это значит помнить, что мы смертны. Проходят дни, и минует быстротечная жизнь. Чего же думать? Что за радость быть мудрецом в нашей жизни, в которой не всегда будут доступны наслаждения, даже в то время, когда можно им предаваться, когда сама природа их требует; предписывать себе умеренность, предвосхи­щать смерть и отказывать заранее себе в том, что она

отнимет у нас. Нет у тебя любовницы; ежедневно ты проводишь время трезвым; обедаешь так, как будто тебе придется показывать свою расходную книжку стро­гому отцу. Это не называется жить, но только смот­реть, как живут другие. Не безумно ли копить имуще­ство для своего наследника и отказывать себе во всем, когда большое наследство только обращает друзей во врагов? Ибо чем больше останется после тебя, тем бо­лее будет радоваться твоей смерти наследник. Не ставь ни в грош этих мрачных и подозрительных цензоров чужой жизни, врагов самим себе, публичных настав­ников и не сомневайся, что веселая жизнь предпочти­тельнее их хорошего мнения». (Письма Сенеки¹.)

Таково было настроение римского общества при первых императорах. Неудивительно поэтому, что фи­лософы-стоики казались ненавистными за то, что их пример был живым укором обществу; правительству же они казались подозрительными, потому что, осуж­дая современный им порядок вещей, они, естествен­но, летели мечтой к древним республиканским фор­мам. Впоследствии даже нередко стоиков изгоняли из Рима императорскими декретами, как людей вредных. Уже Сенеке в последних сочинениях приходилось тщетно доказывать, что философия не мешает поли­тической благонадежности. Будучи, таким образом, не­безопасными, занятия философией, сверх того, счита­лись малопочетными. Неудивительно поэтому, что усилия отца Сенеки и других его родных были направ­лены к тому, чтобы отвлечь Сенеку от излюбленной им науки. Уступая настояниям окружающих, молодой

________________

¹ Здесь и далее под «Письмами» подразумеваются «Нравствен­ные письма к Луцилию».

философ обратился к адвокатской деятельности, «Медицина, — говорили в то время, — ведет к богатству, адвокатура — к почестям».

До нас не дошло ни речей Сенеки, ни процессов, которые он вел. Однако такой начитанный и талант­ливый человек, как он, притом еще имевший в ора­торском искусстве такого наставника, как Сенека-ри­тор, не мог не явиться яркой звездой среди современ­ных ему адвокатов. Не говоря уже о содержании речей Сенеки, которые не могли не блистать остроумием и глубокомыслием, сама форма их должна была быть блестяща. Молодой, увлекающийся, красивый оратор, говоривший плавно и мерно, производил хорошее впе­чатление на своих слушателей.

Около этого времени Сенека женился в первый раз. Кто была его жена — осталось невыясненным. Даже в сочинениях Сенеки почти нет указаний на нее. В одном только месте своего трактата «О гневе», напи­санного в самом начале царствования Клавдия, фило­соф упоминает, что он по вечерам имел привычку ози­рать умственным оком весь прошедший день и взве­шивать свои поступки и что он делал это в присут­ствии своей жены, которая, зная его привычку, замол­кала на это время. Жена его жила недолго и еще до ссылки философа на остров Корсика в 41 году от Рож­дества Христова умерла, оставив после себя сына.

Адвокатскую деятельность Сенека, подобно боль­шинству тогдашних юристов, соединил с админист­ративной и, благодаря протекции своей тетки, полу­чил в начале царствования Калигулы место квестора¹.

________________

¹ Квестор — финансовый магистрат, казначей; во времена им­перии квесторы составляли низший класс в сенате.

Квестура, адвокатская деятельность и значитель­ное наследство, полученное от отца, умершего в нача­ле царствования Калигулы, быстро выдвинули Сене­ку на общественном поприще, и к концу царствования Калигулы он появился уже при дворе. Сам император приходил слушать его речи, Однако это внимание при­чинило Сенеке только неприятности. Калигула был человек вообще ненормальный; в частности же он от­личался болезненной завистью к талантам, доходив­шей порой до таких курьезов, что Калигула приказы­вал уничтожать в библиотеках сочинения и статуи Гомера, Вергилия и Тита Ливия. Калигула воображал себя первоклассным оратором, и успех Сенеки был для него просто личным оскорблением. Император снача­ла издевался над его речами, называя их ученически­ми упражнениями и «бесплодной пустыней» (arens sine cake); но, когда увидал, что его насмешки нисколько не уменьшают числа поклонников молодого оратора, приказал его убить. Приказание это, впрочем, не было приведено в исполнение вследствие заступничества одной из вольноотпущенниц императора, уговорившей его не убивать философа, так как последний в это вре­мя был болен и, по словам вольноотпущенницы, в скором времени должен был умереть своей смертью.

Вскоре после этого сам Калигула стал жертвой заговора. Однако философ, уже и раньше тяготившийся обязанностями адвоката, после такой опасности и со­всем их оставил, чтобы предаться давно увлекавшим его занятиям философией. Приблизительно к этому времени относится первый из дошедших до нас фило­софских трактатов Сенеки «О гневе», посвященный его брату Новату.

Сочинение это имеет целью опровергнуть мнение

Аристотеля, находившего, что, в известных случаях, гнев бывает не только полезен, но даже необходим. Сенека подробно разбирает природу и свойства гнева, проводит границу между гневом и негодованием и между гневом и вспыльчивостью, затем доказывает, что гнев есть особое состояние души, вполне способ­ное подчиняться разуму, и, наконец, сообщает различ­ные меры, которые человек может употреблять, что­бы утишить свой собственный гнев и чтобы успоко­ить другого человека. Вместе с тем Сенека не скупит­ся на примеры как необыкновенной сдержанности и твердости характера, так и, напротив, неумеренной раз­нузданности и вспыльчивости. Все сочинение испол­нено практичности и в то же время высокой нравствен­ной чистоты. Уча подавлять гнев, Сенека учит все­прощению и любви к ближнему. «За что ненавидеть тех, кто оскорбляет нас по неведению?» — говорит философ. В другом месте он рассуждает так: «Един­ственно, что может доставить нам спокойствие, — это взаимное соглашение быть снисходительными друг к другу. Этот человек меня оскорбил, а я ему ничего не сделал. Но, быть может, я оскорбил кого-либо друго­го или оскорблю после. Не следует принимать в рас­чет какой-нибудь определенный день и час. Пусть ты не сделал зла, — ты можешь его сделать. И потому не лучше ли забывать обиды, чем мстить за них? Мще­ние требует много времени, заставляет наносить мно­го обид из-за какой-нибудь одной. Мы сердимся доль­ше, чем нас оскорбляют, так не лучше ли прощать обиды, чем усугублять одно зло другим?.. Прибавь еще, что всегда ты будешь находить причины к гневу, если не будешь бороться с ним. То ты вспылишь на одного, то на другого, и от постоянных раздражений

будет разгораться и старый гнев. И когда же наконец ты будешь любить? О, сколько прекрасного времени тратишь ты на зло! Сколько мог бы ты принести доб­ра и своим родным, и близким, и родине, если бы занялся ими, вместо того чтобы изыскивать средства, как бы причинить зло твоим врагам».

Наряду с всепрощением проповедуется у Сенеки и самая широкая свобода. Он смеется над республи­канцами, оплакивающими свободные установления прежних времен и в то же время изгнавшими свободу из собственного дома. Сенека открыто порицает этих домашних тиранов, кричащих в исступлении на семью и на рабов.

Все это сразу определило место Сенеки при дворе развратного Клавдия, всецело подчинившегося тогда влиянию знаменитой в своем роде Мессалины¹. Он попал в ряды оппозиции, во главе которой стояла чес­толюбивая Юлия, добивавшаяся влияния на импера­тора. Не может быть сомнения в том, что Сенека по­давал ей мудрые дипломатические советы. Это обсто­ятельство, а также и вообще его слишком либераль­ный образ мысли и острый язык (в своем сочинении «О гневе» Сенека, описывая безобразие гневного чело­века, списал его портрет с императора Клавдия) зас­тавляли Мессалину желать избавиться от опасного философа, тем более что его строгий образ жизни во время его вдовства был ей живым и постоянным уко­ром. При помощи одного из наемных доносчиков, каких

_______________

¹ Мессалина — третья жена императора Клавдия, прославивша­яся своим распутством, коварством и жестокостью. В 48 г. орга­низовала заговор против Клавдия и была казнена по его при­казу.

было множество в императорском Риме, в кото­ром донос обратился в ремесло, Мессалина обвинила Сенеку в преступной связи с самой Юлией и таким образом сразу добилась изгнания обоих опасных для нее людей, а впоследствии даже и смерти своей со­перницы. Что Сенека никогда не был любовником Юлии — в этом не может быть сомнения. Если бы эта красивая и умная римлянка искала адюльтера, прежде всего она, вероятно, выбрала бы себе любовника по­моложе. Болезненный сорокалетний философ в роли Дон Жуана или ловеласа кажется чем-то маловероят­ным, тем более что, по сочинениям Сенеки, относя­щимся к этому времени, видно, что он сам считает себя просто жертвой интриги. Точно так же думают о нем и ближайшие к нему римские историки — Тацит и Светоний.

IV

Элегии Сенеки по поводу его изгнания. —Послание к Полибию. — Послание к Гельвии. — Образ жизни на Корсике и предпринятые во время ссылки ученые труды

____________

После того как Сенеке открывалась блестящая адми­нистративная дорога, очутиться изгнанником, лишен­ным родных, друзей, с закрытой, как казалось тогда, навсегда дорогой к будущности, было очень тяжело. Надо прибавить к этому, что в Риме Сенека привык к комфорту, граничащему с роскошью; на Корсике с ее нездоровым климатом приходилось подвергаться ли­шениям. В Риме Сенека вращался в обществе людей высокообразованных и утонченных; на Корсике ему приходилось иметь дело с полудикарями. Достаточно припомнить, как неутешно оплакивал свое изгнание Овидий, чтобы понять, что ожидало Сенеку. А ведь радости Овидия были более чувственного характера и потому могли быть легче удовлетворены в Томи, чем духовные радости на Корсике. К тому же судьба не пощадила и сердечных чувств философа. Незадолго

до того потерявший жену, Сенека всего за несколько недель до ссылки лишился и своего единственного сына, умершего на руках своей бабушки. Естествен­но, что даже философская стойкость Сенеки поколе­балась, и этот железный человек, встретивший с та­ким холодным спокойствием смерть в конце своих дней, рассыпался в жалобах, вылившихся в несколь­ко грациозных стихотворений. В одном из них он об­ращается к месту своего изгнания, Корсике, с выра­жениями относительно себя, какие применялись толь­ко к умершим:

Корсика, ты приютила когда-то фокейских пришельцев!

Корсика, меньше Сардинии ты, но пространнее Эльбы!

Корсика, множество рыб плавает в реках твоих!

Корсика, сколь ни ужасна ты при наступлении лета,

Все же мрачнее, когда Сириус светит с небес!

Сжалься над бедным изгнанником (лучше сказать: погребенным)!

Пусть и живому твоя легкою будет земля!

В другом стихотворении философ самыми мрач­ными красками описывает природу Корсики:

В утесах вся и скалах мрачных —
Пустынная и дикая страна.

Тут нет посевов летом злачных;

Она румяных яблок лишена.

И по весне душистыми цветами

Не покрываются на Корсике поля;

Фонтаны не журчат сребристыми струями,

И глаз не веселит приветливое пламя...

Здесь лишь изгнание, и здесь изгнанник — я.

В горе Сенека дошел до того, что готов был про­сить о помиловании. Он решился пуститься на лесть

и написал письмо к вольноотпущеннику императора Клавдия, Полибию, с выражениями покорности и пре­клонения перед императором, которого он так ядови­то осмеивал и раньше, и впоследствии. Когда Сенека был возвращен из ссылки, он раскаивался, что напи­сал это письмо, разыскивал и уничтожал его списки. Однако, хотя с утерянным началом, письмо это сохра­нилось до нашего времени и подало повод Диону Кас­сию, а за ним и немецким историкам к самым низким нападкам на философа.

Достойно замечания, что из всех вольноотпущен­ников Клавдия, игравших такую видную роль в цар­ствование этого императора, Сенека обратился имен­но к Полибию, наименее запятнавшему себя низкими поступками. Это был человек неглупый, образован­ный и не чуждый литературе. Он перевел на гречес­кий язык «Энеиду» и на латинский «Илиаду» и «Одис­сею». Вскоре по изгнании Сенеки у Полибия умер брат. Ища заступничества перед императором, философ на­писал временщику послание-утешение в смерти бра­та. В утешении этом Сенека вообще высказывает те утешительные истины, которые он затем неоднократ­но повторял и в других своих сочинениях на подобные темы. Он успокаивает горюющего брата тем, что по­койный не погиб для него навсегда, но только раньше отправился в обитель душ, в которой он встретится с родными; он уговаривает не предаваться печали на том основании, что смерть неизбежна и все равно, рано или поздно, должна была наступить; наконец, он со­ветует искать утешения в научных занятиях, чтобы печаль не имела никакого доступа в душу потерпев­шего утрату. Но наряду с этим, и чего нельзя одоб­рить, Сенека, желая польстить Клавдию, советует

Полибию утешаться возможностью ежедневно лице­зреть императора: «Ты неблагодарен к судьбе, если ду­маешь, что при жизни Цезаря ты можешь плакать. Если он жив и невредим, то ты ничего и никого не потерял и не только не должен плакать, но только ра­доваться. Если слезы начнут застилать твои глаза, возведи их на Цезаря, и они высохнут от созерцания столь светлого и славного существа». Послание свое Сенека оканчивает следующими жалобными словами, вполне объясняющими то уклонение от прямоты и стойкости, которое он допустил в своем письме: «Я написал тебе все это в твое утешение, хотя сам нахо­жусь в тревожном и подавленном настроении духа. Если мое письмо не произведет на тебя должного впе­чатления, а мои утешения покажутся мало действи­тельными, подумай, что я сам в таком настроении, что мне трудно утешать других; ведь сам я окружен несчастиями, и даже латинская речь с трудом повину­ется мне, так как мой слух ежечасно оскорбляется на­речиями варварских языков, неприятных даже для тех из варваров, которые хотя немного цивилизовались».

Послание к Полибию осталось без последствий, потому ли, что вольноотпущенник не хотел оказать покровительства сосланному философу, или потому что он сам не имел уже достаточного влияния при дворе.

Зато философ скоро примирился со своей учас­тью. Он умел забывать собственное горе, сочувствуя чужому. Едва привыкнув к жизни на острове Корси­ка, он поспешил написать своей матери в утешение, что его участь не так уже тяжела, как ему казалась прежде. Это его послание к Гельвии, которое неодно­кратно цитировалось выше, представляет одно из лучших

его произведений как по возвышенности образа мыслей, так и по стилю. Самый мотив, вследствие которого было написано послание к Гельвии, очень возвышенный. Сенека забыл о своих личных лише­ниях и старается утешить свою мать в том горе, в ко­тором она только сострадает. Сенека вспоминает сло­ва прежних писателей, что тягость ссылки смягчается тем, что окружающая природа всегда более или менее одинакова и что всюду мы можем нести за собой свое нравственное я. «Повсюду, — говорит Сенека, — взо­ры наши встречают все тот же небесный свод. Лишь бы мог я всегда созерцать солнце, луну и звезды, на­блюдать их восход и закат, смотреть на блестящий тысячами звезд свод неба, лишь бы мог я жить в их сообществе, насколько может человек участвовать в жизни небес, и мне будет безразлично, какая земля у меня под ногами. Страна, в которой я живу, не обиль­на плодоносными и тенистыми деревьями, она не оро­шается глубокими судоходными реками, она не про­изводит ничего из того, что ценится людьми, и дает едва достаточный урожай для скудного пропитания ее обитателей; нет здесь ни дорогих камней, ни золота, ни серебра. Но сколь мелок тот, кого занимает это зем­ное, суетное. Следует возводить свою душу туда, на небо, которое всегда и всюду одинаково сияет, следу­ет противоставлять этим условным благам истинные и вечные. Чем длиннее строим мы портики, чем выше возводим башни, чем обширнее располагаем дома, тем более закрываем мы небо. Пусть судьба забросила меня в страну, где хижина есть самое обширное жилище. Я бы счел себя малодушным и низким, если бы не мог утешиться мыслью, что и Ромул жил в хижине. Надо стараться, чтобы в этой хижине обитала добродетель.

И она будет прекраснее всех храмов, если в ней будут обитать справедливость, воздержание, мудрость, бла­гочестие, разум, познание божеского и человеческого. Разве ничтожно то место, в котором живут столько добродетелей? Никакая ссылка не покажется тяжелой, если можно удалиться в нее в таком обществе».

Сенека легко примирился и с отсутствием ком­форта. «Я лишился не богатства, — пишет он, — но хлопот, сопряженных с ним. Потребности мои не ве­лики: иметь кров от холода и пищу от голода и жаж­ды. Все, что кроме этого, требует порок, а не нужда».

В таких условиях Сенека прожил около восьми лет. Недостаток материальных удобств восполнялся умственным трудом. С первого же года жизни на ост­рове Корсике Сенека принялся за деятельное изуче­ние местной природы, нравов и языка народонаселе­ния. Он различил в местном говоре следы многих на­циональностей, сменявших одна другую на острове, а затем принялся за чтение писателей и наблюдения и по другим отраслям естествознания. Вот как описы­вал Сенека матери свое времяпрепровождение на ост­рове Корсике в конце первого года ссылки:

«Я бодр и весел, как и в лучшие мои дни. Мой ум свободен от мелочных забот, и я занимаюсь тем, что мне нравится. Когда я устаю от более серьезных заня­тий, я читаю что-либо легкое или, жадный до иссле­дования истины, погружаюсь в созерцание природы. Я изучаю земли и их относительное расположение, затем море, приливы и отливы, затем тот промежу­ток между небом и землей, в котором зарождаются громы, молнии, ветры, дожди, снег и град; наконец, постепенно переходя к высшему, наслаждаюсь вели­колепным зрелищем неба и, вспоминая о вечности и

бесконечности, перехожу к исследованию того, что всегда было и будет».

В этих словах заключается, между прочим, про­грамма написанных впоследствии Сенекой «Естествен­но-исторических вопросов». Очевидно, материал для них был собран философом еще на острове Корсике.

Из дошедших до нас сочинений Сенеки, кроме посланий к Полибию и к Гельвии, не дошло ни одно­го, относительно которого можно было бы с уверен­ностью сказать, что оно закончено во время ссылки философа. Но, судя по тому, что до нас дошли далеко
не все произведения Сенеки, а также по тому, что за время его отсутствия в Риме его популярность как фи­лософа не только не уменьшилась, но еще значитель­но возросла, надо думать, что он широко воспользо­вался своим вынужденным досугом для писания со­чинений по различным отраслям современной ему философии.

V

События в Риме. — Возвращение Сенеки из ссылки. — Его товарищи при дворе. — Аницет и Афраний Бурр — Воспитание Нерона. — Его успехи в риторике. — Занятия философией. — Хорошие стороны в характере Нерона

________________

Между тем за время семилетней ссылки Сенеки по­ложение дел в Риме существенно изменилось. Мес­салина, дошедшая в своем разврате до крайних пре­делов бесстыдства, пала жертвой собственного лег­комыслия, и император женился во второй раз на Аг­риппине. Искусной придворной политикой Агриппи­на расчистила себе путь к власти, удаляя и ссылая одних из представителей враждебной ей партии и при­влекая на свою сторону милостями, которые доходи­ли иногда до совсем непозволительных размеров, других¹. Но, достигнув сама престола, Агриппина хотела обеспечить его и за своим сыном Нероном и с этой целью стала набирать себе партию. В числе при-

_____________________

¹ Так, чтобы привлечь на свою сторону вольноотпущенника Пал-ласа, она сделалась его любовницей. — Примеч. авт.

влеченных ею ко двору деятелей был и Сенека, кото­рого она вернула из ссылки, поручила ему воспита­ние своего сына и возвела в должность претора. Та­цит замечает по поводу возвращения Сенеки, что Агриппина вернула этого популярного философа за­тем, чтобы прославиться не одними только злодей­ствами. Эти слова историка свидетельствуют, конеч­но, о том уважении и той популярности, какими пользовалось имя Сенеки. Действительные же побуж­дения Агриппины были иного свойства. Она вступа­ла в брак с Клавдием не ради единения интересов с мужем, но ради удобства борьбы с ним. Агриппина хотела царствовать сама, она хотела, кроме того, ли­шить престола законного наследника — сына Клав­дия Британика и возвести на престол своего сына от первого брака — Нерона. Агриппина вступала на суп­ружеское ложе не в качестве советницы и друга, но в качестве врага; оттого партия Агриппины при дворе была, в сущности, сильной оппозицией Клавдию. Сенека же зарекомендовал себя еще раньше оппози­цией императору. Ссылка могла только усилить враж­дебные чувства будущего автора «Апоколокинтози-са»¹ к Клавдию, и на Сенеку Агриппина могла рас­считывать как на преданнейшего союзника в борьбе с мужем. Ум и такт философа были известны при дво­ре; немалое значение имела в глазах Агриппины и популярность Сенеки. Она знала, что, возвращая из ссылки невинно пострадавшего мудреца, она выиг­рает в глазах народа. Наконец, и для Нерона быть воспитанным под руководством мудрейшего из со-

_______________

¹ Букв.: «отыквление» — язвительная Сатира Сенеки на смерть императора Клавдия.

временников был немалый шанс по сравнению с Британиком, получившим образование среди рабов.

Двор, при котором должен был играть роль Се­нека, представлял из себя самое жалкое в нравствен­ном отношении зрелище. Вокруг развратного импера­тора толпились вольноотпущенники и рабы. Агрип­пина окружала себя фаворитками. Это была пресмы­кающаяся толпа нравственных ничтожеств, вечно ин­триговавших друг против друга и державших себя относительно других людей с заносчивостью выско­чек.

Ближайшими сотрудниками Сенеки в деле вос­питания молодого принца были Аницет и Бурр.

Нравственный облик Аницета весьма непригля­ден. Достаточно сказать, что ему принадлежит план убийства Агриппины с помощью распадающегося ко­рабля. Но Аницет был высокообразованный инженер и обучал Нерона математике и техническим искусст­вам. Совсем иного рода человек был Бурр. Это — ста­рый римский воин, закаленный в походах, мужествен­ный, неподкупной честности, прекрасно образованный, ко, по-видимому, недалекий и грубоватый. Тем не менее это был единственный порядочный человек при дворе, и неудивительно, что Сенека сошелся с ним всего ближе, и с тех пор их имена встречаются з исто­рии всегда рядом.

Задача Сенеки была нелегка. Первоначальное вос­питание Нерона было запущено, а его природные на­клонности были самого низкого разряда. Рассказыва­ют, будто отец его, узнав о рождении сына, сказал, что от его брака может родиться только чудовище. Первые годы жизни Нерона протекли вне родительс­кого дома. Отец его умер вскоре после рождения сына,

а мать находилась в изгнании за участие в заговоре Лепида против Калигулы. Нерон воспитывался в доме своей тетки, Домиции Лепиды, под руководством ци­рюльника и танцора. Позже, по возвращении матери, он был окружен лучшими воспитателями и при своих природных способностях усвоил себе кое-какие знания, однако в образовании его не было никакой системы и знания Нерона были отрывочны.

К тому времени, когда Сенека начал свои заня­тия с Нероном, молодой принц достиг уже значитель­ных успехов в рисовании, пении, ваянии, писании сти­хов, музыке и в гимнастических упражнениях. Но на­учные интересы были слабы, и вообще Нерон уже тогда был склонен к дилетантству.

Сенека заботился о том, чтобы дать Нерону впол­не законченное образование в том объеме, какой был принят в современных ему школах. Это значило, дав некоторые сведения в искусствах, математике, гречес­ком языке, географии и истории, перейти к изучению риторики и философии. Древняя латинская литерату­ра в то время выходила уже из моды, и даже в школах не считали нужным читать Невия и Энния¹; предпо­читали ограничиваться образцами греческой поэзии.

В помощь Сенеке были приглашены два ученых грека: Александр Эгейский, философ-перипатетик, и Херемон. Под их руководством Нерон читал гречес­ких поэтов и навсегда сохранил пристрастие к Гомеру. Но в том возрасте, в котором Нерон начал свои заня­тия с Сенекой (около 12 лет), переходили уже к заня­тиям риторикой. В этом искусстве Нерон не достиг

________________________

¹ Гней Невий (ум. ок. 201 г. до н. э.) и Квинт Энний (239—169 гг. до н. э.) — выдающиеся римские поэты.

особых успехов, и историки даже упрекают его в том, что он был первым из римских императоров, речи ко­торого предварительно сочинялись другим лицом (Се­некой). Впрочем, благодаря усилиям своего наставни­ка, Нерон настолько успел в ораторском искусстве, что мог в торжественных случаях говорить речи; и первые его речи, произнесенные им в сенате еще при Клав­дии, имели успех.

Воспитание Нерона, однако, осталось незакончен­ным, так как Агриппина восстала против желания Се­неки преподавать принцу философию в полном объе­ме. Нерон познакомился с этим последним словом тог­дашней науки весьма поверхностно.

Что касается нравственного воздействия на Неро­на, то при наличном составе двора и нравственных ка­чествах самой Агриппины трудно было в этом отно­шении достигнуть каких-либо результатов. Тем не ме­нее Сенека не упускал случая внушить своему воспи­таннику добродетель и старался сделать это в возмож­но привлекательной форме. Так, можно думать, что, если трагедии Сенеки принадлежат действительно фи­лософу, они написаны, по крайней мере отчасти, для его ученика. Написанные совершенно не для сцены, они содержат в себе множество нравственных сентен­ций, близких с теми, которые проводил философ в своих прозаических сочинениях. Сюжеты же из гре­ческой героической жизни должны были привлекать интерес юного Нерона.

Несомненно, что Сенека скоро разгадал природу Нерона. Он рано говорил, что это хищный лев, кото­рому стоит только дать попробовать крови, чтобы он обнаружил всю ярость своего характера, и потому Се­нека по возможности держал своего ученика в узде,

стараясь отвлечь его от вредных и жестоких наслаж­дений, обращая к более невинным и позволительным. При этом Сенека держал себя со свойственным ему либерализмом и отнюдь не требовал от Нерона суро­вого аскетизма и полного отречения от мирских на­слаждений.

Впрочем, при всей дикости и жестокости, в ха­рактере Нерона, особенно в молодости, было много симпатичного. Он был доверчив, весел, любил поэзию, легко выносил шутку и вообще отличался терпимос­тью. Его склонность к стихотворству подавала неко­торые надежды, и, если бы Нерон не оставался всю свою жизнь неисправимым дилетантом, может быть, он был бы недурным писателем. В отношении Сенеки Нерон долго выказывал уважение и преданность, и потому не должно казаться странным, что и философ искренно привязался и полюбил своего ученика.

VI

Новые друзья. —Марция. — Павлин. —Вторая жена Сенеки, Пом­пея Паулина. — Анней Серен. — Фабий Рустик. — Луцилий. — Императрица Агриппина. — Интимные философские вечера

_______________

Придворная жизнь и административная деятельность Сенеки столкнула его со множеством весьма разнооб­разных людей. С некоторыми он сошелся ближе, и они стали его друзьями. Во всех этих друзьях Сенеки, при всем разнообразии их характеров и общественно­го положения, была, однако, одна общая черта — жи­вой интерес к литературе и философии. Все они были непременно или сами писателями, или ревностными поклонниками литературы. В числе таких образован­ных друзей Сенеки, составлявших его любимое обще­ство, были и женщины. Такова была, например, Мар­ция, дочь Кремуция Корда, известная нам по трога­тельному посланию, которое написал ей философ в утешение по поводу смерти ее сына. Отец этой заме­чательной женщины жил и писал при Тиберии. Он

написал историю последнего периода римской респуб­лики, в которой вполне выразил свой радикальный образ мыслей, называя Брута и Кассия последними римлянами. По распоряжению Тиберия сочинения эти были сожжены рукой палача, а сам Кремуций Корд, преследуемый клевретами Тибериева любимца Сеяна, чтобы не стать их жертвой, уморил себя голодом. Его дочь, Марция, все время находилась при отце и обо­дряла его, а значительную часть сочинений Кремуция Корда ей удалось сохранить и издать их снова при Калигуле. Жизнь этой либеральной женщины состо­яла из тяжелых сердечных утрат, перенесенных ею с редкой твердостью. Послание Сенеки к Марции полно возвышенных мыслей и прекрасных утешительных выражений. Смерть представляется философу неиз­бежным следствием жизни и даже утешением в ее горестях. «Видя столько матерей, огорченных поведе­нием или судьбою своих детей при их жизни, как мо­жешь ты сокрушаться, зная, что твой сын избежал превратностей своего века», — замечает философ.

Вообще недовольство и неудовлетворенность сво­ей придворной и общественной деятельностью посто­янно слышится у Сенеки. В другом своем послании к Павлину, озаглавленном «О краткости жизни» и на­писанном в первый же год по возвращении из ссыл­ки, философ называет жизнью только то время, ко­торое люди посвящают занятиям философией и са­мосовершенствованию. Все административные, обще­ственные и иные обязанности он считает бесплодно потерянной тратой времени. Жизнь наша не коротка сама по себе, но мы тратим ее попусту — вот общая мысль трактата Сенеки. Все часы, проведенные на пирах, в домашних дрязгах, в ссорах, на службе, теряются;

напротив, кто занимается мудростью, тот не только не теряет настоящего, но приобретает в свое распоряжение и прошедшее; к своим годам он при­бавляет целые столетия.

Павлин, которому посвящен трактат «О краткос­ти жизни», был заведующим продовольственными ма­газинами в Риме. Он считался одним из ревностней­ших и честнейших чиновников. По словам Сенеки, он заботился об общественном благе, как о своем, но при употреблении его помнил, что оно чужое. Это было редкостью в то время, когда злоупотребления, взяточ­ничество, вымогательство и растраты были самыми заурядными явлениями. В доме Павлина Сенека по­знакомился и со второй своей женой, Помпеей Паули­ной, которая была, по одним сведениям, дочерью, по другим — сестрой заведующего магазинами. Сенеке в то время было за пятьдесят лет. Однако ученость, опытность, утонченность манер и вкусов делали его очень приятным в обществе. Он охотно проводил вре­мя среди дам. Неудивительно поэтому, что молодая, умная Паулина могла искренно привязаться к фило­софу, бывшему вдвое старше ее, и выйти за него за­муж. Со своей стороны, Сенека очень гордился же­ной. Она нравилась ему и за свою красоту, и за то, что происходила из хорошего дома; но главным образом он ценил в ней интеллигентность, доброту и привет­ливость. Философ и молодая жена жили, что называ­ется, душа в душу, в полном согласии и любви. Сене­ка трогательно описывает, как она заботилась о его здоровье, когда он, заболев лихорадкой, все же хотел во время приступа ехать из Рима в свое Номентанское поместье. «Я бежал в Номентанское поместье, — пи­сал Сенека Луцилию, — бежал от города и от начинавшейся

у меня лихорадки. Я велел закладывать эки­паж, несмотря на увещания Паулины. Врач сказал, что у меня начинается лихорадка, что это он узнает по неправильностям моего пульса. Тогда я поспешил уехать, вспомнив, что мой брат Галлион точно так же, захворав в Ахаии лихорадкой, немедленно отплыл от­туда, говоря, что это не его болезнь, но страны. Я ска­зал это и Паулине, которая заботится о моем здоро­вье. И я, так как мне известно, что ее благосостояние связано с моим, начинаю заботиться о себе, чтобы за­ботиться о ней, и хотя мои лета давали бы мне право пренебрегать многим, однако я не пользуюсь этим преимуществом своего возраста, ибо я всегда помню, что в отношении жены я должен еще быть молодым и заботиться о себе. И так как я не могу добиться от нее, чтобы она в своей любви ко мне была благоразумнее, то я сам стал более внимателен к себе. Надо уступать таким побуждениям и, хотя условия таковы, что уме­реть было бы приятнее, надо стараться жить ради сво­их близких. Ведь доблестный муж должен жить не пока ему приятно, но до тех пор, пока это нужно. Жалок тот, кто не способен настолько любить жену или друга, чтобы остаться ради их жить, несмотря на желание смерти... Я полагаю поэтому, что следует заботиться о себе и в старости, если знаешь, что твоя жизнь дорога, приятна и желательна кому-либо. Эти мелкие и несносные заботы заключают, однако, в себе и приятную сторону: ведь утешительно быть столь дорогим для своей жены, что ради этого быть дороже и себе самому. Таким-то образом Паулина заставляет меня бояться и заботиться не только о ней, но и о себе самом». Позднее мы встретимся с еще более трогательными доказательствами взаимной любви и нравствен­ной связи между Сенекой и его женой. Из остальных друзей Сенеки упомянем здесь об Аннее Серене, занимавшем должность префекта го­родской стражи. Анней Серен был веселый человек, участвовал во многих пиршествах и забавах Нерона в лучшие его времена, пока эти пиры не принимали еще характера дебошей, но веселость не мешала Серену быть почитателем философии Сенека посвящал ему некоторые из своих сочинений. Вообще из тогдашней римской молодежи Сенека был наиболее привязан к Аннею Серену, и когда тот безвременно умер, отра­вившись вместе со всеми собеседниками за обедом ядо­витыми грибами, философ неутешно и неумеренно оп­лакивал своего друга. Горе Сенеки было так глубоко, что впоследствии он сам сознавался, что философ дол­жен был бы быть умереннее и спокойнее. Из старых своих друзей Сенека возобновил зна­комство с Фабием Рустиком, другом своего отца. Фабий Рустик составил летопись событий во время им­ператоров, начав ее с того места, на котором остано­вился отец Сенеки. Этой летописью впоследствии пользовались, как материалом для своей истории, Та­цит и Светоний. Вероятно, тогда же познакомился Сенека и с Лу-цилием, римским всадником, вскоре назначенным, благодаря личным заслугам, прокуратором Сицилии. Луцилий отличался интересом к литературе и фило­софии, о чем свидетельствует как переписка его с Се­некой, в которой много писем посвящены разным воп­росам нравственной философии, так и его дидакти­ческое стихотворение «Этна». Сенека очень любил Луцилия. Письма его к другу написаны необыкновенно задушевным, ласковым тоном, хотя в них слышится голос авторитетного наставника, обращенный к нежно любимому ученику. Впрочем, по возрасту Сенека и Луцилий были почти ровесники. Наконец, в числе неизменных друзей Сенеки в последние годы царствования Клавдия следует считать саму императрицу Агриппину. Сенека был ее бли­жайшим советником и другом, и они постоянно сове­щались о воспитании Нерона. Злые языки говорили • даже о любовной связи между Сенекой и императри­цей. Эти толки вряд ли имели какое-нибудь фактичес­кое основание; но во всяком случае они доказывают, что и пятидесятилетний Сенека мог быть интересен и привлекателен для женщин. Вместе с тем они могут служить хорошей иллюстрацией нравов того време­ни, в которое не допускали, чтобы мужчина и женщи­на могли наедине рассуждать о вопросах отвлеченных, не предаваясь кстати и чувственным развлечениям. Не­сомненно только, что факт связи между Сенекой и Агриппиной ничем не подтвержден, и даже напротив, во всех таких поступках, в которых императрице нужна была преданность превыше чести, она не пользова­лась услугами философа. Жизнь Сенеки в последние годы царствования Клавдия и первые годы правления Нерона проходила хотя и на виду у всех, однако уединенно. Он избегал толпы, почти не посещал театра и гладиаторских боев, вошедших тогда в моду, весьма тяготился официаль­ными приемами и каждой свободной минутой пользо­вался для того, чтобы обратиться к своим любимым научным занятиям. Если припомнить, что все сочи­нения философа писались «в часы досуга», урывками между уроками Нерону, официальными приемами и исполнением преторских обязанностей, то можно толь­ко удивляться, когда он успевал следить за всеми вы­ходящими в свет книгами и писать столько глубоко-мысленнейших трактатов. Сенека избегал шумных пиров с характерным для императорского Рима обжорством. Он не любил рос­коши и хотя жил роскошно, но не придавал обстанов­ке особого значения. По его прекрасному выражению, он ел на серебряной посуде с таким равнодушием, как будто она была глиняная. Любимым отдохновением Сенеки от трудов было, когда по вечерам у него собирались друзья и они вме­сте занимались чтением какого-либо философского со­чинения, вроде трактатов Сотиона, Фабиана, Секстия. После чтения возникали споры и прения по разным отвлеченным метафизическим вопросам. На этих ин­тимных вечерах, кроме Луцилия, бывали многие зна­комые Сенеки — Либералис, престарелый поэт Ауфидий Басе, Флакк1 и многие другие, о которых упоми­нается в переписке Сенеки с Луцилием. Вообще жизнь философа была полна интеллектуальных интересов, и фигура его резко выделяется на общем фоне развратников и кутил, составлявших значительную часть тогдашних высших классов. Не­сомненно, что вкусы философа лежали вне двора и общественной жизни и его удерживало на посту толь­ко сознание своей важности и незаменимости и желание общественного блага. ______________________ 1Ауфидий Басе (1в. н. э.) — последователь учения Эпикура, крупнейший историк. О Флакке, умершем друге Луцилия, ничего не известно; в «Письмах» Сенеки о нем упомянуто лишь однажды (письмо 63). Смерть Клавдия. — «Апоколокинт Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:   891011121314  Сейчас читают про: Комплексные соединения Действия работников при обнаружении пожара Типы магазинов розничной торговой сети Программа Южного и Северного общества декабристов Типы финансовой устойчивости предприятия Конструктивные системы зданий и сооружений Самый сильный аргумент, почему эволюция человека не могла быть  Благоприятную возможность следует хватать на лету, ибо удача – это женщина, и если вы разочаровали ее сегодня, то не надейтесь снова встретить ее завтра. © Наполеон ==> читать все изречения... 7410 7241 Понравился сайт? Поделись им с друзьями: