2015-05-27
1451
«- Так что же? спросил Парменид: каждая мысль будет одно, но мысль – ни о чем? – Но это невозможно, отвечал он. – Значит, о чем-нибудь? – Да. – Существующем или не существующем? – Существующем. Не об одном ли чем, что мыслится как присущее всему и представляет одну некоторую идею? – Да. -- Так не вид ли будет это мыслимое одно, всегда тожественное во всем? – Необходимо. – Что же теперь? спросил Парменид: если все прочие вещи причастны, говоришь, видов, то не необходимо ли тебе думать, что либо каждая вещь относится к мыслям и все мыслит, либо относящееся к мыслям не мысленно? Но и это не имело бы смысла, отвечал он. Впрочем, мне-то, Парменид, скорее всего представляется так: эти виды стоят в природе как бы образцы, а прочие вещи подходят к ним и становятся подобиями; так что самая причастность их видам есть не иное что, как уподобление им» (Парменид 130-135 - с. 395).
Обдумайте рассуждение Платона о благе и подумайте над тем, почему идея блага занимает в его иерархии идей высшее положение.
«Это, доставляющее истинность познаваемому и дающее силу познающему, называй идеею блага, причиною знания и истины, поскольку она познается умом. Ведь сколь ни прекрасны оба эти предметы – знание и истина, ты, предполагая другое еще прекраснее их, будешь предполагать справедливо. Как там свет и зрение почитать солнцеобразными справедливо, а солнцем несправедливо, так и здесь оба эти предметы – знание и истину – признавать благовидными справедливо, а благом которое-нибудь из них несправедливо; но природу блага надобно ставить еще выше. /…/ Солнце, скажешь ты, доставляет видимым предметам не только, думаю, способность быть видимыми, но и рождение, и возрастание, и пищу, а само оно не рождается. /.../ Так и благо, надобно сказать, доставляет познаваемым предметам не только способность быть познаваемыми, но и существовать и получать от него сущность, тогда как благо не есть сущность, но по достоинству и силе стоит выше пределов сущности» (Федон 100 В - с. 379-380).
|
|
|
