Было бы ошибочно отождествлять немецкий национализм исключительно с национал-социализмом. В своей книге о "консервативной революции" (Die konservative Revolution in Deutschland, 1918-32, Wissenschaftliche Buchgesellcheft, Darmstadt, 1974) доктор Армин Молер (Armin Mohler), наоборот, подчеркивает наличие оппозиции со стороны многочисленных представителей политических движений, духовных течений и интеллектуальных обществ, составлявших Немецкое Движение (deutsche Bewegung), по отношению к окончательно сформировавшемуся гитлеризму - оппозицию, за которую некоторым из них пришлось заплатить ценой своей жизни.
Доминик Веннер (Dominique Venner) замечает: "В то время как левые сдались, несгибаемыми противниками победившего фашизма стали правые. В 1943 г. именно итальянские правые, а не левые, объединились для свержения Муссолини. В Третьем Райхе действительно опасные для Гитлера заговоры замышлялись немецкими правыми, от Канариса до Штауфенбергера" (Op.cit, февраль 1976 г.).
Опубликованная в июле 1933 г., за три года до смерти автора, книга О. Шпенглера "Решающие годы" с этой точки зрения является наиболее показательной. Антон Мирко Коктанен видел в ней "единственное свидетельство существования внутреннего, консервативного сопротивления, никогда не проявлявшегося во времена Третьего Райха". (Освальд Шпенглер и его время, C.H. Beck, Мюнхен, 1968 г.) Жильбер Мерлио (Gilbert Merlio) даже сказал, что "в Германии "Решающие годы" своим успехом обязаны именно тому, что в этой книге дана критика нацизма с точки зрения правых". (О. Шпенглер и национал-социализм, Германские исследования, N 6, 1976 г.)
|
|
В 1930 г. А. Розенберг напал на Шпенглера в своей наиболее известной работе "Миф XX века" (Hoheneischen, Мюнхен). В дальнейшем национал-социализм наградил Шпенглера званием Untergangsmelodramatiker (закатившийся мелодраматик - прим.пер) (E. Gunter, Grundel, Jahre der Uberwindung. Korn. Bresleu, 1934).
Для О. Шпенглера, о чем он заявил в "Закате Европы", не раса создает нацию, но, наоборот, культура, движущая идея (например, русская идея) выковывает расу (к примеру, тип прусского офицера). Душа (духовная энергия) создает психику - и составляет с ней одно целое. Человек строится изнутри, а не только снаружи. Он обладает расой, но не принадлежит ей.
В 1932 г., в том же году, когда NSDAP стала господствующей силой в Германии, Шпенглер, в своем введении к "Politische Schrifften" ("Политические работы"), заявил, что национальная революция нуждается не в "партийных вождях", а в "государственных мужах". И добавил: "Сегодня, я не вижу ни одного такого". Он считал национал-социализм вариантом "революции снизу" (Revolution von unten), которая ведет к обезличиванию. Для него она стала примером "стадной морали". "Он выступал против гуманистических, социалистических и во многом демократических черт, имеющихся в нацизме, видя в этих проявлениях серьезную опасность" - писал Мерлио. Шпенглер призывал Гитлера освободиться от пеленок социализма, в которые было закутано его движение. Плебейскому вождю и плебсу он противопоставлял подлинного представителя прусского аскетизма, Herrenmensch, харизматического лидера, который черпает свою власть не из массы, но исключительно из трансцендентности принципа авторитета.
|
|
Но невозможно было оторвать Гитлера от "массы". "Марксистское толкование - заметил Раймон Картье (Raymond Cartier), - пытается сделать из Гитлера орудие, изобретенное, финансируемое и управляемое капиталистами, единоличными правителями мира, однако это объяснение рассыпается в прах перед лицом фактов. Если Гитлер и был чьим-либо орудием - все исторические деятели являются им в той или иной степени - то только немецких масс". (La Craponillot, N 31, июль 1974 г.)
На протяжении двух томов, составляющих его книгу, Иоахим Фест, обильно цитирует архитектора и бывшего министра Райха Альберта Шпеера, чьи мемуары, опубликованные в 1971 г., ("В сердце Третьего Райха") наделали немало шума. Это более всего прочего, вызывает улыбку. Не шептались ли за Рейном, что И. Фест принимал участие в редактировании этих воспоминаний (Кроме того, Альберт Шпеер голосовал за партию Вилли Брандта, вернувшего ему конфискованное ранее имущество).
Согласно Фесту, у Гитлера были не только "навязчивые идеи". Он также понял как воплотить их в жизнь. С этой точки зрения, он даже представляет собой "исключительный случай интеллектуала, умеющего использовать свою власть на практике".
Гитлер, - объясняет Иоахим Фест - отрицал экспериментальный принцип, согласно которому все революции пожирают своих детей; он действительно был Руссо, Мирабо, Робеспьером и Наполеоном своей революции, он был ее Марксом, Лениным, Троцким и Сталиным. Это доказывает, что он прекрасно понимал, какие силы были спущены им с цепи.
- Неприятная очевидность, уточняет Фест - по ходу книги. Но, наконец, настало время показать феномен Гитлера каким он был и покончить с переодеваниями. Гитлер не был Диктатором Чаплина: он был его противоположностью".
"Величие, - говорит Яков Бурхардт - это необходимость ужасных эпох". Иоахим Фест, считающий себя демо-христианином, близок к мысли о том, что все "великие люди тем или иным образом сопричастны Злу, по его мнению в любом величии скрывается Зло. Гитлер был одним их величайших людей, поскольку в нем было крайне сильно Зло".
- Я думаю, что великие люди оказывают большое влияние, - говорит Фест - но их величие оценивается, исходя из их умения сохранить независимость по отношению к обстоятельствам. Поэтому хорошо, что "сфера действия", на которую распространяется их влияние, уменьшается. В этом смысле, Гитлер, возможно был последним человеком, который стремился делать историю".
Уже В 1970 г. Рудольф Аугштайн (Rudolf Augstein) писал в Шпигеле: "Сегодня, индивидуум на вершине власти уже не обладает возможностью реально решать что-либо. В лучшем случае он обуздывает свои решения. Он действует по долгосрочному плану. Можно с уверенностью сказать, что Гитлер был последним представителем классического великого политика". "Феномен великого человека, - замечает также Фест - всегда эстетического порядка: крайне редко его интересует моральный порядок". Это утверждение ведет далеко. Конечно, "метаморальный" характер всех исключительных исторических деяний кажется очевидным. Однако, наиболее ярко это проявилось в национал-социализме, ввиду той важности, которая придавалось этой системой стилю и зрелищу (факт, неизменно поражавший наблюдателей) - а также благодаря личности вождя.