Она заметно идет в двух уровнях: международно-правовом публичном и, более широко и более успешно, в частноправовом. В первом случае отметим такие акты: Конвенция ООН о предотвращении и наказании преступлений против лиц, пользующихся международной защитой, включая дипломатических агентов (1973 г.); Конвенция ООН о борьбе с захватом заложников (1979 г.); Венская конвенция о физической защите ядерного материала (1980 г.); Римская конвенция о борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности морского судоходства, и Протокол о борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности стационарных платформ, расположенных на континентальном шельфе (1988 г.); Конвенция ООН о борьбе с вербовкой, использованием, финансированием и обучением наемников (1989 г.); ряд соглашений по борьбе с терроризмом на воздушном транспорте заключен по линии Международной организации гражданской авиации (ИКАО).
В развитие указанных и иных публично-правовых актов были заключены многочисленные соглашения о правовой помощи, в которых государства определяли пути и методы сотрудничества в борьбе с терроризмом. В целом, эти правовые акты работают, хоть и с разной степенью эффективности. Много здесь зависит от политических взаимоотношений. В любом случае формальное отношение государств к исполнителям конкретных террористических актов совпадает.
|
|
Сложнее обстоит дело, когда речь заходит о силах, вдохновляющих и финансирующих этих исполнителей. Террористы сильны не сами по себе, а связями, которые от них идут вверх до государственного уровня. Террор — это средство политической борьбы. С его помощью дестабилизируются противные режимы и общества.
В ряде других резолюций, также принятых на ГА ООН, осуждалась поддержка со стороны государств действий террористов. Казалось бы, вопрос ясен. Но с распадом СССР мировое сообщество как бы перестало видеть истинную причину международного терроризма. Точнее: СМИ говорят кто стоит за албанскими, чеченскими, талибскими и иными террористами, а государственные деятели, не отрицая этого, предпочитают бороться с терроризмом абстрактно, пытаясь списать все на религиозную нетерпимость. Но религия к этому не имеет отношения. Фанатизм — это внешний фасад, искусственный, общего политического явления. Ни одно вероучение не призывает к террору. Террорист, как любой убийца, вне религии, да и вне политики. Он работает на заказчика. А заказчики международного терроризма известны: это прежде всего правящий клан Соединенных Штатов Америки, превративший весь мир в зону жизненных американских интересов.
|
|
Борьба с терроризмом начинает приобретать другой — военно-политический — контекст. И об этом предпочитают не объявлять. Но когда в июне 2001 г. в Шанхае собралась «шестерка» (Казахстан, Китай, Киргизия, Россия, Узбекистан и Таджикистан) и договорилась о совместных действиях в борьбе с международным терроризмом, забеспокоились не руководители талибов, чеченцев или албанцев, а именно США. Они понимают, что складывающийся союз объективно направлен против них. На воре загорелась шапка!
Получается, таким образом, что право бессильно перед политической реальностью. Можно принять любые нормы антитеррористического характера, но пока мировое сообщество не найдет способа заставить США (а с ним и НАТО) действовать на мировой арене в соответствии с Уставом ООН, все это бесполезно.
Странно, но факт: до сих пор, из-за противодействия Запада, не удалось в рамках ООН выработать определение понятия «международный терроризм». И дальше США не позволят этого сделать, как в свое время не одно десятилетие они препятствовали выработке определения понятия «агрессия». Вот и делайте выводы, кто в международных отношениях проводит политику государственного терроризма и кто является агрессором; а в соответствии с выводом стройте свою внешнюю политику.