Специфика объекта и предмета социально-гуманитарного познания

Область научных дисциплин, охватываемая понятием социально-гуманитарного знания, – это целостный континуум субъективной реальности. Он включает знания об обществе, человеке, истории и культуре. Все эти сферы исследуются как наукой, так и вненаучными формами познания. К вненаучным формам познания относятся те знания, которыми обладают люди в их повседневной жизни, в специфических формах деятельности. К таким видам деятельности можно отнести политическую деятельность, искусство, религию, право, культуру и др. В повседневной жизни познавательные процессы вплетены в контекст реальных проблем и забот, решение которых обеспечивает содержание конкретной жизнедеятельности людей. В социальной науке, как и в других видах научной деятельности, познавательная сфера вычленяется в специальный раздел знания. Наука есть форма специальной деятельности по производству знания, и осуществляется она определёнными социальными институтами на основе исторически выработанных и развиваемых собственных методов и процедур исследования. На результаты научного исследования большое влияние оказывает стиль научного мышления. Стиль мышления представляет собой сложную, иерархически упорядоченную систему образцов, принципов, форм и категорий теоретического освоения мира. Эта система изменяется во времени, она подчиняется определённым циклам, постоянно воспроизводит свою структуру и обусловливает специфическую реакцию на каждый включаемый в неё элемент. Например, А.А. Ивин писал: "ограничения, диктуемые стилем мышления, почти не осознаются и не подвергаются исследованию в свою эпоху". Стиль мышления слагается под воздействием культуры. Об этом писал представитель аналитической философии Л. Витгенштейн. Эгон Фридель, например, говорил о влиянии Рене Декарта на культуру Франции XVII в.Теоретический горизонт каждой эпохи ограничен свойственным ей стилем мышления. Никто не может подняться над историей и выйти из своего времени, чтобы рассматривать прошлое "беспристрастно", без всякого искажения. С учётом особенностей существующего стиля мышления можно определить и те фрагменты реальности, которые становятся в данную эпоху объектом научного познания. Объектом познания является тот фрагмент реальности, объективной или мысленно сконструированной, на изучение которой и направлено научное познание. Для социально-гуманитарных дисциплин объектами могут выступать, например: деятельность государства, ценности общества, его идеалы, общественные связи и коммуникационные процессы. Для того, чтобы эти объекты вошли в сферу научных изысканий, требуется провестиопределённую операцию по превращению объекта познания в предмет исследования данной науки. Содержание объекта при этом подвергается расчленению на специфические аспекты, согласно целям и способам идеализации, принятым научным сообществом на данном этапе развития науки. Такие мысленные конструкты или модели и будут рассматриваться как предмет познания в конкретной научной дисциплине. Выделение объекта познания и превращение его в предмет познавательных процедур обеспечивается за счёт активности субъекта познания – отдельного учёного, или определённого научного сообщества. Науки социально-гуманитарного профиля занимаются анализом, как закономерностей социальной жизни, так и её ценностных состояний, а также мотивов деятельности субъектов. Предметы и способы познания здесь конструируются, согласно целям и задачам исследования. Так, человек, являясь предметом изучения социологии, политологии, экономических наук, культурологии и др. имеет в каждой из этих областей знания свою специфику. Социология рассматривает человека в контексте социального целого. В экономической модели представлены детерминанты и способы поведения человека в процессах производства, потребления и других сферах хозяйственной деятельности. Присутствующая в экономических теориях та или иная модель человека мысленно конструирует и различные социальные реальности. Онтологизация теоретических моделей даёт разные онтологии не только экономических отношений, но и общества в целом. Культурология акцентирует внимание на человеке как носителе ценностей и участнике определённых символических схем и ритуалов поведения. Отсюда и специфика методологии социально-гуманитарного знания. Она обладает и общенаучным содержанием, и особенным – тем, что обеспечивает познание в различных её областях. Субъектом социально-гуманитарного познания являются человек, коллектив, научное сообщество, или общество в целом. В классической науке требование объективности знания исключало возможность проявления в содержании научного знания моментов, связанных с характеристиками познающего субъекта. Субъективное начало выносилось за скобки, а истина не могла "быть замутнена" никакими целевыми и ценностными установками тех, кто объявлял полученные результаты истинными. Всё изменилось с открытием квантовой механики. Модель беспристрастного наблюдателя в физике микромира сменилась на противоположную. Наблюдатель не только участвует здесь в регистрации результатов наблюдения, но и условия, в которых он производит их, – всё отражается на конечном результате исследования. В первой половине XX века в естественных науках формируется представление о мире как многомерной системе, где господствуют уже не динамические, а статистические законы. Принципом, объясняющим процессы микромира, становится вероятностный детерминизм. Для Вебера социология является отдельной наукой о поведении человека и его следствиях. Доступные познанию связи для него относительны. Картина целого может быть только аспектом в предметном созерцании, а не знанием действительного целого. Это релятивистское познание не затрагивает человека как его самого. Для него воззрения становятся возможностями и границами познания. Он постигает предмет познания в своей ситуации существования. Но он не возвышается до того, что даётся и доступно в знании. Согласно этой позиции, возможные воззрения должны быть охвачены в их относительности, и присутствовать там, где что-либо совершается с должной ответственностью. Социально-гуманитарное познание – это всегда ценностно-смысловое освоение и воспроизведение человеческого бытия. Категории "смысл" и "ценность" являются ключевыми для понимания социального познания. Человеческая жизнь – это всегда осмысленное бытие. Гуманитарному познанию предлагается выявить и обосновать смысл существующего. Отсюда – и включённость в предмет социальных дисциплин самого познающего субъекта со всем комплексом его ценностных предпочтений и целевых полаганий. Таким образом, в социально-гуманитарном познании предмет рассматривается не в его пространственных и временных параметрах, а как носитель смысла, как знак, символ человеческого проявления. Сознание в этом случае направлено не на постижение природной сущности вещи, а к её смыслу. В гуманитарном знании мир задан человеку духовно-смысловым своим проявлением. Здесь мы попадаем в царство ценностных сущностей, которые подлежат пониманию и истолкованию. Этим и отличается объект социально-гуманитарного познания от его предмета, который есть не что иное, как "мир человека", "смысловая реальность", раскрывающаяся при контакте субъекта познания с соответствующими фрагментами объективной реальности. Таким образом, в данном контексте процедура понимания выступает операцией по нахождению смыслов. Поэтому оно органически связано с самопониманием и самопостижением, что осуществляется в пространстве языка. Так в структуру социального познания входит аксиологическая компонента, а стиль мышления становится ценностно-ориентационным. На основе категориального статуса ценности сформировалась философия ценности или аксиология. Её становление связывается с неокантианством, одним из представителей которого был последователь баденской школы Г. Риккерт. Риккерт разрабатывает концепцию ценностей, включая в неё проблему ценностной интерпретации, и выходит в смысловое поле герменевтики. Ценности не относятся ни к области объектов, ни к области субъектов. Они образуют совершенно самостоятельное царство, лежащее по ту сторону субъекта и объекта. Следовательно, мир состоит не из субъектов и объектов, но из действительности, как изначальной целостности человеческой жизни и ценностей. Если мир состоит из действительности и ценностей, то в противоречии этих двух сфер и заключается мировая проблема. Противоречие это гораздо шире противоречия между объектом и субъектом. Субъекты вместе с объектами составляют одну часть мира – действительность. Им противостоит другая часть – ценности. Мировая проблема есть проблема взаимного отношения обеих этих частей и их возможного единства. В теории ценностей Риккерта интерес представляют такие ценности, которые претендуют на значимость. Они могут быть обнаружены только в сфере культуры. Культуру следует понимать как совокупность благ. Наличие ценностей становится основной предпосылкой наук о культуре. Именно ценностно-смысловые структуры всего существующего представляют особый интерес для социального познания и внедрения результатов этого познания в проектирование и осуществление сценариев будущего. История может быть "научна", по Риккерту, при соблюдении ряда условий, позволяющих ученому избежать как "пожирающего индивидуальность генерализующего метода", так и опасности "ненаучных оценок". Традицию, которую открыли в философии и культуре представители баденской школы неокантианства, продолжил М. Шелер. Сама эпоха с необходимостью ставит перед ним ряд вопросов, главный из которых – это вопрос о причинах поступков и выбора отдельного индивида. И в своих аксиологических исследованиях Шелер изначально ставит перед собой иную цель, чем неокантианцы. Его интересует действующий в мире индивид, выбирающий путь к цели, которая для каждого своя. Каждый индивид – особый микрокосм. В основе нравственного познания человека лежит не логическая взаимосвязь, а сфера эмоционального с ценностным порядком и актом ценностного предпочтения. Он выдвигает такой принцип: "Само по себе доброе для меня". Объективный ранговый порядок ценностей содержится в каждом отдельном индивидууме, проявляясь в акте предпочтения ценностей. Аксиология, таким образом, приводит в согласие релятивизм и абсолютизм. Высшим типом знания Шелер считает знание спасения. Это – метафизическое знание, дающее возможность постижения абсолютной реальности и ценности Бога как высшего абсолюта. Особое место занимает у Шелера гуманитарное знание, – знание образования и культуры. Главным предметом гуманитарного знания он считает ценность. Это в целом характерно для феноменологической философии того времени, поскольку ценность выступает как содержательный момент бытия. Постижение ценности требует, по мнению философа, как погружения познающего в жизненный мир, так и его подъёма к метафизическим высотам абсолютного знания. Меняющийся и вечно ищущий человек, и общество в целом, ставят вопрос о стабильных основах человеческого общества. Почему всё получается так, а не иначе, почему всё – такое, а не иное – вот тот вопрос, на который хотят ответить и разрушитель, и творец. Суть шелеровской аксиологии состоит в признании объективной иерархии ценностей, вытекающей из признания первенства надвременного "царства ценностей". Историческим, в его понимании, является лишь способ востребования тех или других ценностей, который определён как обществом, так и свойствами личности. Объективный ранговый порядок ценностей включает в себя: ценностный ряд приятного и неприятного, а также полезного; ценностную модальность, соответствующую витальным чувствам; духовные ценности (этические, эстетические, познавательные и производные от них ценности культуры); ценностные святыни. Шелер ставит себе в заслугу введение второго ценностного ряда, связанного с витальными чувствами: они включают противоположность благородного и низкого, благополучного и неблагополучного, подъёма и спада жизни, здоровья и болезни, слабости и силы, старости и смерти, радости и печали, мужества и страха. Все эти чувства составляют самостоятельную ценностную модальность и не сводятся к ценностям приятного-неприятного или к духовным ценностям. В основе их лежит жизнь как "подлинная сущность". Ценностные святыни являются наивысшими в иерархии ценностей. Они соответствуют сфере божественного и делают религию основой культуры. Философия, искусство, наука – лишь последующие за религией фазы развития духа. Вместе с тем решающее место среди них занимают ценности личности. Наука, следовательно, опирается на духовную ценность познания, но сами ценности могут быть познаны и в философском дискурсе. Для жизни и для познания Шелер считает необходимой априорную способность любви – "к другому", "к своему предмету". Порядок любви спонтанен, не является ответом на устройство ценностного мира. Предмет познания раскрывается в ответ на любовное к себе отношение познающего, его вчувствование и желание понять. Любознательность и воля к власти – основа метафизики, а любовь к Богу ведет к религиозному знанию или знанию-спасению. Высшие формы духовного опыта укоренены в витальных влечениях. Шелер считает, что правильность или ложность образа жизни человека можно понять, если только существует объективно правильный порядок его чувств. Такой порядок он называет "порядок любви" (ordo amoris). Этому порядку следует и познание субординации всего, что в вещах может быть достойным любви, сообразно внутренней, присущей им ценности. Концепция Шелера является результатом его увлечений философией Канта, Фихте, феноменологией Гуссерля и учением католической церкви. В ней удивительно "переплавлены" основные наработки его "духовных наставников" и предложено своё собственное понимание человека, открывшего в себе "любовь к жизни". Исследование проблемы ценностей на уровне научного знания проводил и Вебер. Он провёл различие между естественными и социально-гуманитарными науками и их способами решения проблемы "свободы науки от ценностей". Учёный считает, что существуют различные возможности ценностного соотнесения объекта. При этом отношение к соотнесённому с ценностью объекту не обязательно должно быть положительным. Если в качестве объектов интерпретации будут, например, "Капитал" Маркса, "Фауст" Гёте, "Сикстинская мадонна" Рафаэля, "Исповедь" Ж.Ж. Руссо, то общий формальный элемент такой интерпретации – смысл, будет состоять в том, чтобы открыть нам возможные точки зрения и направленность оценок. Вебер полагает, что интерпретация, удовлетворяющая нормам мышления, принятым в какой-либо доктрине, принуждает принимать и определённую оценку. Такая оценка будет считаться единственно "научно" допустимой в подобной интерпретации. (Например, в "Капитале" Маркса). Ценностный анализ, рассматривая объекты, относит их к ценности. Ценность эта независима от какого бы то ни было чисто исторического, или причинного значения: она находится за пределами исторического. Такое различие предстаёт как различие ценностной и причинной интерпретации. Оно заставляет помнить, что объект этой идеальной ценности исторически обусловлен. Если нам не известны общие условия: общественная среда, исторический период, состояние проблемы, т.е. – всё то, что имеет причинное значение для текстов и научного труда, тогда множество нюансов и выражений мысли окажутся для нас непонятными. Вебер рассматривает также соотношение проблемы ценностей с противоположной ей проблемой – "свободы от оценочных суждений", в частности, в эмпирических науках. Для него отнесение к ценностям – это методологический приём. Он не влияет напрямую на субъективно-практические оценки, однако, выполняет регулятивные и предпосылочные функции. "Даже чисто эмпирическому научному исследованию направление указывают культурные, следовательно, ценностные интересы". Конечно, Вебер не считал науки свободными от ценностей и не предполагал полное исключение ценностных высказываний из научного познания. Но он настаивал на необходимости выделять специфические устойчивые и объективные характеристики отдельно, как для естественных наук, так и для наук о культуре. В науках о культуре разнообразные, неповторяющиеся явления, по его мнению, подводятся не под закон, а под "идеальный тип", позволяющий иным способом зафиксировать общее и необходимое в этих науках. Современная эпистемологическая парадигма в социально-гуманитарныхнауках предлагает свою дефиницию ценностей, используемых в контексте данных дисциплин. Под ценностями в новой социо-гуманитарной концепции понимается не только "мир должного", нравственные и эстетические идеалы, но и любые феномены сознания, а так же и объекты из "мира сущего", имеющие ту или иную мировоззренческую и нормативную значимость для субъекта и общества в целом. Появляется необходимость различать две группы ценностей, функционирующих в научном познании. К первой относятся социокультурные, мировоззренческие ценности, обусловленные социальной и культурно-исторической природой науки и научных сообществ, самих исследователей.Вторая охватывает когнитивно-методологические ценности, выполняющие регулятивные функции, которые определяют выбор теорий, методов, способы вы-движения, обоснования и проверки гипотез. Эти регулятивные функции обеспечивают и выбор оценивающих оснований для интерпретации и информативной значимости данных, полученных в исследовании. Если для Вебера наука, изучающая социальное, есть наука о поведениичеловека и его последствиях, то для философов-постмодернистов эти последствия выглядят слишком пессимистично. Характеристика кардинальных изменений базовых форм социального бытия предложена в книге Ж. Бодрийяра "В тени молчаливого большинства, или конец социального". По мысли Бодрийяра, "…всё хаотическое скопление социального вращается... вокруг масс", обладающих таким свойством, что "всё электричество социального и политического они поглощают и нейтрализуют безвозвратно. Они не являются ни хорошими проводниками политического, ни хорошими проводниками социального, ни хорошими проводниками смысла вообще". Бодрийяр констатирует, что "призыв к массам, в сущности, всегда остаётся без ответа. Они не излучают, а, напротив, поглощают всё излучение периферических созвездий: Государства, Истории, Культуры, Смысла. Они суть инерция, могущество инерции, власть нейтрального". Масса представляет явление, не осваиваемое никакой практикой иникакой теорией. Массы способны выступать главным действующим лицом истории, обретая слово и переставая быть "молчаливым большинством". Но собственной истории, достойной описания, они не имеют. Их сила является неизбывно актуальной. Масса, согласно Бодрийяру, обладает свойством "радикальной неопределенности". Она не имеет какой-либо социологической "реальности". В массе невозможно отчуждение. Массы предельно деформируют всевозможные схемы разума, которые не способны объяснять социальное бытие. "Зеркало социального разбивается от столкновения с ними", а они не оказывают какого-либо активного сопротивления. Французский философ-постмодернист завершает свой анализ социального бытия, предлагая следующее его прочтение. "Термин "социальное"… ничего не описывает и ничего не обозначает. В нём не только нет необходимости, он не только бесполезен, но всякий раз, когда к нему прибегают, он не даёт возможности увидеть нечто иное, не социальное: вызов, смерть, совращение, ритуал или повторение – он скрывает то, что за ним стоит всего лишь абстракция, результат процесса абстрагирования, или даже просто эффект социального, симуляция и видимость". Такие настроения отражают современную ситуацию в обществознании. Построить на разумных основаниях совершенный общественный организм, безупречный во всех человеческих отношениях, не удалось. Более того, сциентистский, технократический подход поставил человечество на грань трагический катастрофы. Термоядерная, экологическая и другие угрозы возможных катастроф стали осязаемыми реальностями. Оптимистические надежды на науку, способную разрешить все человеческие проблемы, сменились глубоким скепсисом в её возможностях на этом пути. Сциентизм (от лат. scientia – знание, наука), стали рассматривать как особый вид утопизма, – рационалистического утопизма. Он нашёл выражение в непомерных притязаниях всё понимать и переустраивать на основе научного подхода и научных знаний. Такая абсолютизация научного подхода и научных знаний является абстрактной и однобокой. За скобками общественной практики и познания оказываются целый арсенал вненаучных способов освоения мира: обыденный опыт, интуиция, формы художественного познания и преобразования мира, здравый смысл, религиозное миропонимание и др. Применительно к социальному познанию это означает, что субъектсоциальной практики принимает решения исключительно рационально: наоснове достоверной и исчерпывающей по объему информации, касающейся как предпосылок этого решения, так и его последствий. В действительности такое оказалось невозможно. Человек не является думающим автоматом. Его мысли неразрывно связаны с чувствами, эмоциями, разными формами оценок, которые не всегда являются рациональными. Субъект социальной деятельности всегда находится в динамичном состоянии. Ю.М. Лойтман, рассматривая особенности поведения современного человека в обыденной жизни, так описывает его отношение к феномену моды."Бытовой реализацией подобного процесса является мода, которая тожевносит динамическое начало, в казалось бы, неподвижные сферы быта. Вобществах, где типы одежды строго подчиняются традиции или же диктуются календарными переменами – в любом случае, не зависят от линейнойдинамики и произвола человеческой воли, – могут быть дорогие и дешёвые одежды, но нет моды. Более того, в подобном обществе, чем выше ценится одежда, тем дольше её хранят, и наоборот, чем дольше хранится – тем выше ценится. Таково, например, отношение к ритуальным одеждам глав государств и церковных иерархов. Регулярная смена моды – признак динамической социальной структуры. Более того, именно мода с её постоянными эпитетами: "капризная", "изменчивая", "странная", – подчёркивающими немотивированность, кажущуюся произвольность её движения, становится некоторым метрономом культурного развития. Ускоренный характер движения моды связан с усилением роли инициативной личности в процессе движения. В культурном пространстве одежды происходит постоянная борьба между стремлением к стабильности, неподвижности (это стремление психологически переживается как оправданное традицией, привычкой, нравственностью, историческими и религиозными соображениями) и противоположной им ориентацией на новизну, экстравагантность – всё то, что входит в представление о моде. Таким образом, мода делается как бы зримым воплощением немотивированной новизны. Это позволяет её интерпретировать и как область уродливого каприза, и как сферу новаторского творчества. Обязательным элементом моды является экстравагантность. Последняя не опровергается периодически возникающей модой на традиционность, ибо традиционность сама является в данном случае экстравагантной формой отрицания экстравагантности. Включить определённый элемент в пространство моды означает сделать его заметным, наделить значимостью. Мода всегда семиотична. Включение в моду, – непрерывный процесс превращения незначимого в значимое". Принимая какое-либо решение, человек всегда подкрепляет его ещё ичувством уверенности, правоты, веры, надежды, желания и т.д. Возникает вопрос: почему же стремление на научной основе строить общественные отношения наталкиваются на непреодолимые препятствия, превращающие самые благие намерения в утопию? Причин здесь несколько. Отметим некоторые из них. Деятельность социального субъекта всегда детерминирована фактором времени. Принятие решения и выполнение той или иной социальной деятельности происходит в конкретном временном интервале. Надо делать именно тогда, когда это диктуется временными обстоятельствами. Потом будут другие обстоятельства, при которых это действие может стать бесполезным или даже вредным. Субъект социальной деятельности всегда находится во власти времени. Его подталкивают оппоненты, конкуренты, логика самого социального процесса, в который он погружён. Социальному субъекту не всегда отводится время для серьёзных размышлений и принятия продуманных решений. Надо успеть всё сделать вовремя. Действительность, в которую он погружён, накладывает отпечаток на характер его деятельности. Общественные процессы отличаются предложением множества вариантов, которые то неожиданно реализуются, то также неожиданно исчезают. Для получения точных сведений нет времени: информация успевает устаревать уже в ходе её собирания. Получение исчерпывающей информации о социальном объекте является недостижимым идеалом, превращаясь в бесконечный процесс. Получается такая картина: намерения социального субъекта ориентируются на принятие решения и последующего практического действия на основе достоверных научных данных. В реальности всё выходит иначе – импровизированные и интуитивные решения без надёжного информационного обеспечения. Социальные изменения затронули и положение индивида в системе общественных отношений. Если раньше место человека в структуре общества доставалась ему "по наследству", то теперь каждое поколение как бы заново вынуждено определяться со своим социальным статусом. С позиции философии здесь можно говорить о том, что традиционные общества определяли место каждого человека по динамическим законам, т.е. однозначно и достоверно. Современное общество определяет место человека по статистическим закономерностям, т.е. вероятностно и со значительной долей неопределённости. Судьба человека стала рискованной. Риск этот связан, как ни странно, – со свободой выбора, которой так дорожит современный человек. Человек традиционного общества находился в более комфортных условиях при принятии решений. Его прогнозы строились на стабильных общественных отношениях и могли быть более строгими и точными. Ускоряющееся развитие общества привело к тому, что сегодня возросла неопределенность будущего. Выждав, можно оказаться в выигрыше, но можно и проиграть совсем, значительно ухудшив ситуацию. В кризисные периоды развития общества, когда наблюдается максимальная неопределённость, вероятность принятия рационально обоснованных решений становиться минимальной. Долгосрочные прогнозы становятся практически равными нулю. Если этот теоретический вывод перевести на язык текущей практики, то надо говорить о том, что в современном обществе мера рационального социального решения обратно пропорциональна степени его актуальности, срочности, общественной востребованности. Чем больше обществу нужны те или иные решения, тем более скороспелыми и необоснованными научно они будут. Скорые решения, на которые идут социальные субъекты, не обременяют их тщательным анализом собранного материала, его профессиональными экспертными оценками, а в случае необходимости, поиском альтернатив. Социальные решения принимаются на основе быстрого поверхностного описания события или ситуации до того, как они изменятся, чтобыпринять решения и успеть на них прореагировать. В такой ситуации возрастает необходимость теоретической разработки логических средств анализа информации для принятия оптимальных решений в практической деятельности. Область социально-культурных отношений, ставящая под сомнение возможность принятия чисто рациональных решений в области социальной деятельности, приводит к возникновению у некоторых субъектов такого психологического состояния как "амбивалентность чувств". С одной стороны, их одолевают чувства страха, неуверенности в завтрашнем дне, а с другой – развиваются азарт, желание найти нетривиальные решения, проявляется творческий подход к разработке возможных сценариев самореализации. Развитие общества отменило наследственные социальные координаты индивидов. Социальные группы – классы, слои, страты – по составу сталиочень динамичными. Мозаичность социальной структуры привела к тому,что каждая группа заинтересованно скрывает свои истинные намерения,желания, цели. Это понятно. В общественной ситуации, когда активностьдругих не оставляет времени для точной оценки происходящих событий,каждый заинтересован в том, чтобы конкуренты, оппоненты и просто другие не могли точно раньше времени "вычислить" твои цели, решения и действия. Такая позиция социальных групп и отдельных людей создает еще одну трудность для получения достоверной информации о состоянии общества для успешного прогнозирования будущего. Противоречивость общественных отношений проявляется и в сфересоциальных коммуникаций. С одной стороны, в обществе возрастает всеобщая грамотность, доступность научной информации в результате развития компьютерных технологий и Интернета. Это способствует прозрачности общества, увеличивает возможности коммуникации между его членами. Правда, здесь появляются и некоторые издержки: профессиональные тайны врачей, политиков, деятелей искусства и т.д. легко просматриваются всеми, кто того желает. "Паноптикум" становится со стороны технических средств возможным. С другой стороны, возможность оперативно собрать информацию наталкивается в обществе на ситуацию сознательного её утаивания с помощью всякого рода паролей, искусственных знаковых систем, кодов, доступных только посвящённым. Тенденция прозрачности общества наталкивается на обратную тенденцию – не допустить всеобщей просматриваемости всех и всего всеми, то есть на сознательное сокрытие происходящего. Обе эти тенденции следуют из высшей социальной ценности – свободы. Я свободен знать всё, и я свободен скрывать всё. Наличие таких тенденций опять-таки вынуждает современного социального субъекта часто руководствоваться не точными характеристиками, а приблизительными описаниями социальных процессов. В современном обществе трудно осуществить чисто научный подход к решению социальных вопросов. Причина этого кроется в наличии мифологизированного сознания общества. Достаточно напомнить о таких мифах, как "всеобщие интересы", "общечеловеческие ценности", выражаемые якобы в программах некоторых партий и отдельных депутатов, или о "всемирно-исторических миссиях" того или иного класса, политического деятеля. Решения, принятые на основе таких мифов, будут далеки от рационально достоверных основ. К разряду таких мифов относится и утопия чисто научного конструирования переустройства общества, без учёта традиций, уклада жизни, ценностных ориентиров, которые определяют духовный космос его социальных субъектов. На смену старой рационалистической парадигме законов общественного развития сегодня приходит новая модель, которая, не отвергая рационального видения мира (природы, общества и мышления), дополняет его новыми элементами нерационального познания. Сама жизнь заставляет человечество искать это новое понимание мира и самого себя. И здесь помощь социально-гуманитарных наук трудно переоценить.