Становление города на границе

ЦИВИЛИЗАЦИЙ И КУЛЬТУР*

Статус civitas Кафа получила в акте инвеституры римского папы Иоанна XXII (1316-1334) в 1322 г.[32] Однако здесь может быть отмечена известная форсированность преобразования укрепленного поселения в собственно город, обусловленная политическими планами римской церкви. Действительное формирование цивитас с соответствующими правами, среди которых главным было право самоуправления, заняло все XIV столетие.

Основным содержанием этого процесса была адоптация в universitas Кафы, ограниченной территорией цитадели, внешних общин, обосновавшихся в пределах древней хоры с раннего средневековья. Из них выделялись компактные поселения греков, армян, татар и евреев, которые составляли, судя по латинским источникам, четыре дружественные compagna. Каждая из таких общин обладала своей внутренней структурой и самоуправлением. Во главе греческой общины – митрокомии стоял, по-видимому, ипат (протос, севаст) опиравшийся на гекатонтархов, а духовное управление возглавлял епископ, которому в приходах подчинялись папас и протопапас [33]. Предводителем той части армянского населения, которая придерживалась принципов Халкидонского собора, являлся востикан, а духовное руководство осуществлял епископ, в дальнейшем получивший сан архиепископа и почитавшийся «патриархом всех армян Газарии». Другая же часть армян, ориентированная на унию, группировалась вокруг храма Архангела Михаила в нижней части города и подчинялась латинскому управлению[34]. Светское управление татарского поселения возглавлял тудун, титул которого был заимствован из хазарской политической практики, а высшим духовным авторитетом выступал кади [35]. Иудейская община – кахал, территориально единая, но конфессионально распавшаяся на объединения раввинистов и караимов, подчинялась ха-пакиду и двум духовным лидерам – рабби и гахаму, причем последний считался главой караимов всей Газарии[36]. В латинских текстах правители внешних общин обозначались унифицированно как consules burgorum.

Охарактеризованные «кампаньи» вступали в союзнические отношения с университас цитадели, отличавшиеся признанием вассального статуса самих compagna, расположенных в «нижнем городе», и сеньориального статуса университас, занявшей «верхний город». Таким образом, сообщества местного населения выступали коллективными членами общего военно-политического союза. Вплоть до 70-80-х гг. XIV в. существовала расщепленность политической структуры Кафы, выражавшаяся в двойственной титулатуре главы исполнительной власти, двойственности бюджета и т.п.

Интегрирование всех отмеченных сообществ в единую communitas Кафы происходило до начала XV в. и выразилось в образовании общих институтов управления, единой системы налогообложения, распространении общегородского гражданства. Одним из внешних признаков этого процесса было устройство второго пояса фортификационных укреплений, объединявшего одной линией все прежде внешние «кампаньи». Постепенно они превращались в городские кварталы, хотя сохранялась определенная изолированность отдельных территорий города, например, Джудекки, и даже известная архитектоническая отграниченность прежних бургов, как скажем, «Армянской крепости» - Айоц Берд – внутри Большой Кафы, смежной с цитаделью. Претерпела изменения военная организация: ополчение, характерное для раннегородской общины, уступило место отрядам профессиональных наемных воинов: были учреждены подразделения городской полиции и конной стражи (оргузиев). Для охраны стен нанимались принявшие христианство татары, именовавшиеся в источниках того времени cosachi (ср. русское: «казаки»). Вводились единые для коммуны должности начальников военных и полицейских отрядов, каковыми стали капитан бургов, кавалерий и капитан оргузиев. Вследствие этого, положение бывших глав четырех кампаний (consules burgorum) деградировало до уровня сотников и десятников в кварталах и приходах общегородской микроструктуры.

К началу XV в., когда Кафа достигла максимума своей политической автономии, относится и наибольший прирост территориальный и демографический: площадь города увеличилась более, чем в 10 раз, достигнув 121,6 га; политическая власть Кафы распространилась на все побережье Крыма от Феодосийского залива до Чембало; количество храмов более, чем удвоилось, а к середине XV в. – даже утроилось, достигнув 60; число больниц увеличилось до 5, население возросло в 4-5 раз, составив 19000 жителей на начало XV в. и 27000 – на середину XV в.[37]

Если попытаться проанализировать урбанистическую терминологию, в каковой определялась Кафа в источниках второй половины XIV – начала XV вв., учитывая их различный характер и возможности самоидентификации, когда речь идет об официальных документах кафских городских властей, то можно отметить, что чаще всего Кафа обозначалась по форме своей политической организации как communitas и даже reipublica, а по способу отношений с внешним миром – urbs, civitas в большей части латиноязычных документов, или cita в итальянских актах, или же cite в источниках провансальского и вообще французского происхождения, или еще ciudad, cibdad в каталонских и кастильских текстах. Таким западноевропейским определениям Кафы в восточных источниках соответствовали арабское обозначение «шахр» и еврейское – «ирим»[38].

Для понимания процесса урбанизации в рассматриваемой местности важным оказывается рассмотрение институтов городского права. В его основе оказываются уходящие в отдаленное прошлое различные по природе обычаи внутриобщинного быта, принципы церковного мира, правила рыночного обмена, традиции пользования недвижимостью по приобретательному праву давности и др. В сравнении с этими доправовыми нормами роль хартий Священной Римской империи, или хрисовулов Византийской империи, к которым особенно часто апеллируют историки права, видится весьма относительной и опосредованной в конституировании цивитас Кафы. Даже соглашения с Кыпчаком, находившимся в непосредственном контактировании с Кафой, имели ограниченное значение в качестве источника городского права, поскольку многие принципы отношений со степью складывались стихийно, в результате не получивших фиксации согласований, под воздействием местных обычаев как неписанные правила общения.

В противовес «договорной» теории образования города мы склонны высказывать мысль о традиционном для кочевого мира типе отношений с оседлым населением – в виде периодического сбора дани, нерегламентированного никакими соглашениями. Попытка упорядочить отношения между генуэзцами и татарами в договоре относится только к 1313-1316 гг. По крайней мере, имеются сведения о дипломатической миссии послов республики Генуи Антонио Галло и Никколо ди Пагано к хану Золотой Орды Узбеку. Данных о результатах переговоров и заключении соглашения не сохранилось. Однако в торговых книгах, в частности в «Pratica della mercatura» Франческо Бальдуччи Пеголотти первой трети XIV в.[39], встречаются сведения об установленных в Кафе платежах, которые должны были уплачиваться в городе. Характерно, что кафская община не вносила поземельных податей в пользу хана и не обязана была перезаключать договор при всякой смене правителя, как это практиковалось в других местах татарского мира, например, в Тане[40], поскольку взаимоотношения городской общины Кафы с Кыпчаком не основывалось на поземельном пожаловании со стороны татарских правителей. Единственной формой платежей был комеркий, налог с торговых сделок, заимствованный в pax tartarica из византийской правовой практики. Он был установлен в размере 0,5% с ввозившихся и вывозившихся товаров в пользу городской общины и 3% - в пользу татарского хана. В данном случае комеркий, или бадж, если реконструировать тюркский эквивалент, представлял собой более цивилизованный, установившийся под византийским влиянием принцип, вытеснивший прежний принцип дани. Более того, татарский комеркий приобретал специфический смысл дипломатического компромисса между притязаниями кафской общины на землевладельческие права в бывшей Феодосийской хоре, находившими опору как в греческой традиции αντιτοπια, так и в тюркском обычае тасарруф, и встречными посягательствами кыпчацких правителей на господство над кафскими землями по праву завоевания. Сбор татарского комеркия осуществлялся особыми чиновниками – комеркиариями, в греческой терминологии, или бадждарами, если восстановить несохранившееся тюркское обозначение аналогичной должности. Над ними стоял тудун [41]. Едва ли это должностное лицо следует воспринимать «мытарем», или «господином Кафы», как это делалось в предшествующей историографии. Скорее всего, он выступал в роли административного лица, обладавшего властью и юрисдикцией над татарской частью населения города и в этом смысле сопоставимого с консулом.

Договор 1380-1381 гг.[42] окончательно и бесспорно признавал коммуну собственником кафских земель с правами сбора поземельных податей в городскую казну, взимания максимального комеркия – 5% – с татарских подданных (х анлюков [43]), ставших трактоваться в качестве иностранцев, и суда городских властей над ними. Статус тудуна в это время деградировал до положения судьи, разбиравшего внутренние споры приезжавших в Кафу с торговыми целями подданных татарского хана, поэтому его титул стал передаваться в латинских источниках как «викарий ханлюков». Закрепив таким образом свой суверенитет, коммуна Кафы продолжала помещать символические знаки ханской власти в виде тамги Джучидов, на геральдических плитах города, а также на монетах города Кафы. Коммуна стала уплачивать за подаренные земли от Солдайи до Чембало в пользу хана новену, дипломатический дар из девяти предметов. Подобные знаки признания господства татарских правителей были отражением псевдосюзеренитета хана, приобретя этикетно-дипломатический смысл.