Талисман шейха Абу-Шрампа

Мэр пояснил, что собраний, подобных намеченному, в округе не проводилось вот уже несколько лет. А шейх Абу-Шрамп добавил, что такие собрания дервишей всегда приурочены к определенной фазе Луны — для них необходима ночь новолуния или полнолуния, поскольку именно эти ночи считаются наиболее священными.

— Это будет вовсе не шумное и крикливое сборище, — заверил меня шейх, — мы все — довольно спокойные люди, собирающиеся вместе исключительно из любви к Аллаху.

Я огляделся по сторонам. В центре площадки был установлен высокий флагшток, на котором развевалось розовое знамя, вышитое золотой арабской вязью. Один за другим бедуины и жители деревни поднимались на ноги и подсаживались к флагштоку, образуя правильный круг. На близлежащем поле я заметил множество привязанных животных, на которых, как мне сказали, съехались сюда самые состоятельные участники собрания, чьи родные деревни отстоят отсюда иногда на целых двадцать миль. На собрании не разрешалось присутствовать никому, кроме приглашенных.

Вся сцена, развернувшаяся здесь, под звездным африканским небом, была просто великолепной. Более двух сотен увенчанных белыми тюрбанами голов, сформировавших на земле огромный круг, мерно покачивались вверх-вниз у моих ног. Некоторые из этих голов были уже давно убелены сединами, а некоторые принадлежали совсем еще мальчикам. Высокие пальмы, тяжелые листья которых шумели в потоке ночного бриза, роняя на собравшихся подвижные черные тени, обрамляли площадь с двух сторон. По двум другим сторонам ее стояло несколько прямоугольных строений. Вокруг кишели массы мелких тропических пресмыкающихся. А дальше был мрак ночи, поля, горы, Нил и пустыня. Помимо Луны и звезд, местность освещала единственная, довольно яркая лампа, подвешенная на веранде как раз над нашими головами.

С наступлением полночи один из дервишей поднялся и чистым мелодичным голосом запел стих из священного Корана. Едва он допел до конца последнюю строчку, как из двух сотен глоток вырвался протяжный рефрен: «Нет Бога, кроме Аллаха!».

Мальчик, которому на вид было лет шесть, не больше (хотя на Востоке этот возраст означает все же несколько большую зрелость, чем в Европе), вышел на середину круга, встал возле флагштока и высоким серебряным голоском пропел по памяти еще несколько стихов из Корана. Следующим поднялся бородатый старец: он не спеша обошел вокруг каждого ряда сидящих, неся в руках бронзовую чашу с горячими углями, со щедро посыпанными сверху благовониями. Вскоре аромат воскурений разнесся по всей площади и даже достиг нашей веранды.

После этого вокруг флага встали лицом друг к другу трое мужчин и затянули какой-то долгий религиозный гимн, тянувшийся минут пятнадцать-двадцать. Торжественность их голосов была лучшим свидетельством искренности их религиозного рвения. В изнеможении они упали на землю, и тогда четвертый мужчина вышел в центр круга и продолжил пение. Он пел любимую песню дервишей, и в его устах она звучала с какой-то меланхолической страстью.

Ее поэтический арабский текст был проникнут тем безграничным стремлением к Аллаху, которое должен переживать любой настоящий дервиш. И чем дальше он пел, тем сильнее эта песня походила на горестный вопль, исторгаемый из самых глубин его души; вопль, вызванный желанием осознанно ощутить присутствие Аллаха, своего Творца: