Но как-то, как-то Иван пришёл домой днём. Ганна, как обычно, сидела за столом, решая свои задачи. Тот сел рядом на стул в шинели. Вроде по-доброму улыбнулся

− Сегодня я дежурный по городу. Возглавляю весь городской патруль. И пистолет при мне заряженный…

Сказал и снова как-то спокойно, но с иронией улыбнулся. «Жми до финиша из последних сил, но сохрани последний вздох и холодное спокойствие на последний шаг». «Да, − подумала Ганна. − Сегодня что-то будет. Сжалось нехорошо от предчувствия сердце. − Пронеси, господи! Не дай этому деревенскому выскочке ничего натворить… Он способен на всё… Если не на всё, то на многое…» Но с какой иронией улыбался?

У влюблённого и глупца всегда всё на лице. Аукается работой – откликнется зарплатой. Но у арлекина – шута, паяца, есть заряженный пистолет, а может ятаган – большой турецкий кинжал. А у Ивана на лице какое-то жуткое спокойствие и холодная пронизывающая улыбка. Затаённая…

После занятий шли, как обычно, вдвоём: Ганна и ещё одна жена офицера, Валя. Старший лейтенант, муж Вали, говорил как-то Ганне:

− Пусть моя Валюша учится. Закончит десятый, а там видно будет. Хочет – пусть идёт в пединститут…

Прошёл снег, и идти в темноте пришлось осторожно. Вдруг мимо них, когда те были ещё далеко от дома, быстро, как какая-то бешеная тень, пронеслась огромная фигура офицера в большой шинели. Только её полы разметали по бокам снег.

− Кто это? Что такое? − испугалась Валя.

− Чего этот каннибал так злобно пролетел мимо тебя?

− Не знаю, − ответила вроде спокойно Ганна, но снова стало тоскливо на сердце. Стали как-то подкашиваться ноги. − О, господи! Спаси боже, от этого «гербицида», от безумца и «эмбриона». Бравада красавца – офицера давно слетела. Перед нею озлобленный скоморох и Каин, готовый не только убить, но и раздавить её… Сегодня он не будет бить сапогами чехол машинки… У него заряженный пистолет…

Наконец, они дошли почти до дома Ганны. Валя должна была свернуть за угол ограды к своему дому. Ганна не дошла до своей калитки шага три. И тут, словно из-под земли, как страшное привидение, выскочил Иван, как зверь, выжидавший свою добычу:

− Стой! Сука! Пристрелю! Потаскуха! − и он направил дуло пистолета ей в лицо.

Сердце Ганны вроде запрыгало, бешено застучало. О, господи! Ведь в десяти шагах от её квартира и сын… Но она вроде и не подумала об этом. А спокойно, обыденно, вроде перед лицом не полыхало смертью, сказала:

− Иван, прекрати. Перестань заниматься ерундой…

Внутри всё дрожало, подкашивались ноги, ещё одно неверное слово, и она ляжет вот тут на снегу… Навсегда! Исчезнет небо, исчезнет сын!..

Что остановило этого бешеного «эмбриона» − офицера, покорявшего в боях неприятеля, форсировавшего реки и получавшего высокие награды – было неизвестно. Может её обыденный, спокойный тон, который она порой применяла в школе когда-то, а может то, что Иван увидел Валю, стоявшую ещё на повороте. По-видимому, та предвидела что-то неладное и ждала, пока её подруга дойдёт до своего дома.