Пространственно-
временной поток
полдень
В то же утро, через некоторое время, отец идет на завтрак к друзьям, живущим по соседству, и берет с собой Джоя. Мама подойдет туда позже. Папа несет его на бедре, придерживая руками. Некоторые гости уже собрались, и отец Джоя с малышом на руках приветствует каждого. Люди ходят по комнате, наливают кофе, усаживаются в разных местах с чашками и тарелками. Отец садится в глубокое кресло с малышом на коленях лицом от себя — так, чтобы Джой мог осматривать комнату и людей. Кажется, Джой вслушивается в общий разговор. Временами он смотрит в окно, расположенное на противоположной стене. Временами он кажется рассеянным. Один из гостей рассказывает что-то смешное. Все смеются. Женщина в другом конце комнаты взрывается резким, громким смехом. Джой стремительно поворачивается к ней, но скоро расслабляется и прислоняется спиной к отцу.
Я еду с папой по воздуху...
Мы попадаем в место, где беспорядочно двигаются вещи и люди. Каждая луна, планета или комета следует своим собственным курсом к неизвестной цели. Каждый движется со своей собственной скоростью и в свое время... Мы усаживаемся...
Вокруг нас от одного человека к другому переливается музыка. Папа вступает в этот поток. Его музыка вибрирует у моей спины. И она течет куда-то дальше...
Меня поднимает и опускает тихий прибой ею дыхания... Там, на той стороне — рама. Внутри — сильное теплое сияние. Когда кто-нибудь проходит мимо нее, сияние исчезает, и рама пустеет, затем быстро наполняется вновь. Дома, в моей комнате, теплое свечение танцует и движется медленнее... Музыка появляется снова и нарастает. Она стремительно мчится по комнате и обрушивается на лицо женщины. Моя голова резко поворачивается к ней... Папа прижимает меня к себе, и мне становится лучше.
Мы не задумываемся о том, что, передвигаясь в пространстве, воспринимаем окружающие предметы как движущийся зрительный поток. Например, если вы заходите в комнату и идете к кому-нибудь, кто находится в дальнем углу (как это сделал отец Джоя), то все расположенные слева на пути вашего следования люди, столы и лампы кажутся движущимися вам навстречу и проплывающими мимо вас слева. А все, что находится справа от вас, кажется движущимся к вам и проплывающим справа. Вы создаете два широких потока пространства. Они разделяются в точке вашего назначения и обтекают вас с обеих сторон. Человек, к которому вы направляетесь, не включен в эти зрительные потоки. Он оказывается точкой покоя, подобной точке схождения всех линий перспективы на картине, выполненной в классической манере. Движение определённым образом организует окружающее нас пространство.
Но Джой, хотя и перемещается в пространстве вместе отцом, воспринимает их совместное движение совсем иначе. Он не в состоянии видеть пространство как расходящиеся визуальные ряды, потому что еще никогда не передвигался в пространстве самостоятельно. Джой начнет ползать не раньше чем через три или даже пять месяцев, а ходить — примерно через шесть-девять месяцев. А пока все движения, перемещающие его в пространстве, осуществляются кем-то другим. Похоже, что для полного развития способности воспринимать во время движения пространство как видимый поток, зрительная система человека должна опираться на опыт его самостоятельного передвижения. Этому человек учится, основываясь на собственном активном двигательном опыте.
Поэтому вместо пространства, организованного двумя направленными зрительными потоками, Джой видит относительно хаотичный мир. Он воспринимает людей и объекты подобно планетам, каждая из которых «следует своим собственным курсом,... со своей собственной скоростью и в свое время». Поток пространства для Джоя не структурирован. Это не беспокоит малыша, он еще не знает другого. Просто его мир сейчас для него такой.
Большинство младенцев, до тех пор пока не научатся ползать или ходить, принимают перемещение в пространстве самым необычным (с нашей точки зрения) способом абсолютно нормально. Например, малыш лежит в коляске на спине, лицом вверх и передвигается назад (головой по ходу движения), поднятый верх коляски заслонят ему почти половину поля зрения. Коляску разворачивают, и он начинает ехать вперед (ногами по ходу движения). Минутой позже, когда солнце уже спряталось за облаками и не светит ярко, верх коляски опускают, и на младенца обрушивается вся панорама целиком. Дети спокойно относятся ко всем изменениям, их зрительные и вестибулярные привычки и предпочтения, связанные с передвижением в пространстве, пока не вполне сложились.
Однако Джою прекрасно известно, что он движется. О том ему говорит хорошо функционирующий вестибулярный аппарат. Как только они с отцом усаживаются в кресло, у Джоя появляется знакомая точка отсчета — неподвижность.
Как Джой воспринимает время? Известно, что есть время, показываемое часами, и то, что мы называем субъективным временем. Время часов течет и никогда не останавливается. Субъективное время может обращаться вспять и воспроизводить события памяти. Оно двигается с различной скоростью, с разрывами, как будто часы остановились, когда мы не обращали внимания на происходящее, а затем снова пошли вперед. Переживают ли младенцы субъективное время так же, как взрослые? Ученым пока не вполне ясно, как переживают поток субъективного времени взрослые. Например, когда я сегодня утром писал эту главу, зазвонил телефон. Я подбежал к нему, чтобы снять трубку, прежде чем звонок разбудит мою жену. Я разговаривал по телефону и держал в руке ручку. Звонил мой друг Том, чтобы сказать, что он не заедет за мной, как обещал, и мы встретимся с ним через сорок пять минут на железнодорожной станции, чтобы вместе поехать в город. Пока он говорил, я зрительно представлял, как он спускается по лестнице и подходит к тому месту на платформе, где буду стоять я. При этом я был слегка разражен, зная, что на станцию он тоже опоздает. После этого следует провал в памяти. Я не помню, о чем мы говорили. Потом я забеспокоился, как бы мой голос не разбудил жену. Подумав о ней, я представил ее лежащей в кровати так, как видел бы ее, находясь в спальне или паря там в воздухе. Затем следует еще один провал. Я помню, как смотрел на орнамент на полу, и больше ничего до тех пор, пока не оказался снова в своем кабинете и не начал укладывать в портфель вещи. Ни завершения телефонного разговора, ни возвращения в кабинет я не помню, хотя, очевидно, сделал и то, и другое.
Припоминая недавний опыт, мы видим, как может ощущаться субъективное время, когда мы занимаемся обычными повседневными делами и не происходит никаких важных событий, нет сильных эмоций, организующих наше внимание. Этот пример демонстрирует несколько поразительных характеристик субъективного времени: оно не является непрерывным, его поток содержит провалы, осознание потока времени прекращается, а затем появляется вновь в один из более поздних моментов «реального» времени. Вы можете находиться в двух временных «рамках» сразу: в настоящем я разговариваю по телефону, с ручкой в руке, и при этом «вижу», как мой друг спускается ко мне на платформу станции примерно через час. Можно одновременно находиться в двух или трех различных местах: я в холле и в то же время вижу спящую в другой комнате жену или жду друга на станции (каждое из этих мест «проживается» с разной, изменяющейся, долей внимания). Вы можете связать отдельные действия, места и время в последовательную историю о том, что случилось с вами в определенное время, например, сегодня утром. Историю делают единым целым тема, сюжетные линии и все те способы придания смысла, которые заставляют нашу повседневную жизнь выглядеть последовательной и понятной. Я заполняю все пробелы своим знанием о том, что обычно происходит в мире, так что мне не надо детально запоминать все, что случилось именно сегодня.
Я мог бы построить этот эпизод вокруг сюжетной линии «Какой трудный человек мой друг Том». Он звонит рано утром, прерывает мою работу, заставляет мчаться к телефону, чтобы звонок не разбудил всю семью, меняет наши планы. Рассказанная таким образом история выглядит ясной и последовательной. Мы поступаем, как если бы большую часть жизни проживали таким понятным образом, хотя наш мозг устроен так, что множество различных и, возможно, не связанных друг с другом событий происходят в нем параллельно. Из множества внутренних событий мы выбираем те, что позволяют нам создавать связную историю о прожитом нами опыте.
Для младенца переживаемые события еще слабо связаны друг с другом и со временем или не связаны вовсе. Поэтому в тексте дневника Джоя после каждого отдельного переживания или события, попавшего в фокус его внимания, идет пауза (многоточие), отражающая кусочек его переживания. Джой пока еще слишком мал, чтобы уметь преобразовывать последовательность своих переживаний в связное целое. Взрослые ощущают внутреннюю дезорганизацию, если не могут превратить свой опыт в достаточно согласованное целое, а Джой и его ровесники принимают свой опыт так, как они проживают его в настоящий момент. Малыш испытывает в гостях, по меньшей мере, восемь слабо связанных друг с другом переживаний: вот отец несет его; они передвигаются по комнате; усаживаются в кресло; Джой попадает в поток разговора; покачивается вверх и вниз на волнах дыхания отца; рассматривает окна и воспоминает утреннее пятно солнечного света в своей комнате; слышит резкий смех женщины; успокаивается в объятиях отца. Каждое из этих переживаний существует отдельно в собственной рамке субъективного времени.
Как может младенец переживать воспоминания о прошлом? Воспроизводимые в памяти переживания создают параллельную временную рамку; появляется тогда и сейчас. В четыре с половиной месяца Джой уже достаточно большой, чтобы представлять два различных события одновременно. Почему бы ему не переживать вместе с настоящим еще и прошлое? Бросая взгляд через комнату, Джой видит окно как «теплое сияние». Если кто-то проходит перед окном и загораживает свет, Джой ощущает это как «исчезновение сияния», а когда человек отходит, сияние снова восстанавливается. Это окно, квадрат яркого света, особенно завораживающий в полутемной комнате, напоминает Джою то утреннее солнечное пятно, что было на стене его спальни. Воспоминание о солнечном пятне всплывает в голове младенца как «образ», а затем он сравнивает его с образом непосредственно воспринимаемого окна. Но Джой пока не знает, что один из этих образов является воспоминанием. Для него это просто два различных переживания.
Джой не галлюцинирует. И не потерял контакта с реальностью. Он не путает образов воспоминания с тем, что реально воспринимает. Скорее, переживает два вида внутренних событий в одно и то же время. Поскольку образ воспоминания переживается им здесь и сейчас, то он не воспринимается как воспоминание. Он такой же живой, как и реальное восприятие, но на иной лад. У Джоя просто более широкие представление о том, что относится к настоящему, чем у взрослых. Для него все происходит в настоящем. И его настоящее наполняется живым многообразием разных переживаний. Пока Джой не может организовать все восемь переживаний в историю, но он сможет это сделать позднее (см. часть 5).
Пространство и время обладают своими законами, которым все мы подчиняемся. Джой в этом возрасте особенно внимателен к людям, к тому, что и как они делают. Он улавливает движение звука в пространстве, производимое разговором, человеческий голос значит для него очень много. Он не следит за звуком открывающихся дверей, шумом переставляемых стульев, — а ведь все эти звуки также раздаются в комнате.
Разумеется, Джой следит за общим звучанием, а не отдельными словами разговора. Словно, слушая исполняемую оркестром мелодию, он переходит от струнных инструментов к деревянным духовым, от них — к медным духовым и обратно: «Вокруг нас от одного человека к другому переливается музыка...». Джой слушает музыку, а не содержание речи, поэтому он иначе, чем взрослые, ощущает гармонию разговора. Смех женщины малыш воспринимает как грубое нарушение общей мелодии. Он не понимает того, что смех — это вполне понятная реакция на смешное. Но Джой воспринимает то, что ускользает от сознания взрослых — ее смех, громкий и неестественный, звучит сильной диссонирующей нотой в общей гармонии, вызывая испуг и беспокойство ребенка, подобно неожиданно раздавшемуся звуку выстрела. Воздействие смеха оказывается столь сильным, что отец чувствует: малыша надо успокоить. Он прижимает Джоя к себе, и, восстановленное благодаря тесному контакту душевное равновесие, помогает малышу «почувствовать себя лучше» и продолжить следить за общей мелодией разговора.
Взрослые в этой ситуации поместили бы смех женщины в целостный контекст общения, в общую историю. В контексте женский смех вполне адекватен, а то, как он резок, не имеет большого значения, это — деталь. Только для Джоя, пребывающего в «неразбавленном» настоящем, этот смех оказывается чем-то особенным.
Физический контакт с отцом, матерью или другим близким человеком создает у Джоя особое ощущение пространства, отличное от «там вдалеке». Это привилегированное пространство подчиняется законам эмоциональной связи. Здесь между двумя людьми регулируется не расстояние, направление или позиция, но защищенность, поддержка и близость.
Точно также младенец может особым образом ощущать время, когда он находится в близком контакте с мамой или папой. В ситуации, «диалога без слов» утром этого же дня внимание младенца было так сильно поглощено взаимодействием с матерью, что до того момента, пока он не отвлекся, для Джоя продолжался лишь один долгий настоящий момент. «В гостях» структура субъективного времени Джоя другая. Здесь нет активного взаимодействия с отцом, которое бы целиком приковало к себе внимание малыша. Он может позволить своему вниманию свободно блуждать то там, то здесь. Поэтому и время кажется ему более дробным, разнонаправленным и менее последовательным. Тогда как в ситуации «диалога без слов» сам контакт организует психическую активность Джоя, длительный отрезок его опыта получает связанность, направленность и упорядоченность. Родители, предлагая ребенку захватывающее взаимодействие, помогают ему организовать разнородные переживания в осмысленную последовательность.
МИР ВНУТРЕННЕЙ ЖИЗНИ
ДЖОЮ ДВЕНАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ
В двенадцать месяцев Джой совершает два тесно связанных друг с другом великих открытия. Он обнаруживает, что обладает личным «внутренним миром» — внутренними картинами, которые невидимы до тех пор, пока он не захочет выразить их. Второе открытие заключается в том, что внутреннюю картину своего мира он может с кем-нибудь разделить. Оба этих открытия — фундаментальные скачки в развитии Джоя. Как только малыш совершает их, определяется его представления о мире людей на всю дальнейшую жизнь.
Мир внутренней жизни заключает в себе намерения, желания, чувства, внимание, мысли, воспоминания, — все, что происходит во внутренней жизни невидимо для других.
Это личный «ландшафт» уникальной внутренней действительности человека. И этот внутренний мир можно сделать доступным и видимым для других — не в точном соответствии, но все же так, чтобы двое людей могли иметь в виду одно и то же. Если это происходит, рождается общий, интерсубъективный1внутренний мир. Мысли одного могут быть полностью заняты тем, что происходит во внутреннем мире другого человека. И тогда один человек может сказать другому: «Я знаю, что ты знаешь, что я знаю...», или: «Я чувствую, что ты чувствуешь, что я чувствую...». Это звучит замысловато, на самом деле это обычная канва близких отношений между людьми.
Как только ребенок начинает читать в человеческом сердце и душе, главным социальным событием его жизни навсегда становится взаимодействие мотивов, чувств, желаний и намерений, — всех этих скрытых источников внутренней жизни.
Откуда мы знаем, что Джой совершил этот огромный скачок в развитии к концу первого года жизни? Свидетельства тому очевидны. Смотрите, Джой замечает в другом углу комнаты игрушку, которая заинтересовала его. Он поворачивается к маме и мысленно просит ее о помощи. Если она в этот момент занята, то, начиная с девятимесячного возраста, Джой вытягивает руку и показывает на игрушку указательным пальцем. Он не просто указывает, малыш смотрит на свою руку, направленную на игрушку, потом переводит взгляд на лицо матери, затем снова на игрушку — и так до тех пор, пока она не повернет голову, чтобы увидеть игрушку.
Сейчас наиболее важное «действие» для Джоя — привлечение внимание матери. Внимание — это субъективное психическое состояние, внутренний ландшафт. Оно также сопровождается определенным поведением: поворотом головы и переводом взгляда в конкретном направлении, — все это достаточно четко отражает то, что происходит внутри. Джой теперь внимателен не только к внешним действиям — поведению и событиям, доступным его восприятию (таким как жесты, выражение лица, звук голоса, прикосновение), — но все больше к внутренним процессам, скрывающимся за внешним поведением.
Интерес Джоя к скрытым объектам, появляющийся в это время, связан с открытием внутренних психических событий. До сих пор он не искал предметов после того, как они исчезали из вида. Ребенок вел себя так, как будто предмет, который он не может видеть, перестает существовать. Теперь, если игрушка спрятана, Джой начинает ее искать. Ее нет в поле зрения, но она есть в голове малыша. Теперь предметы могут существовать в представлении ребенка. Отчасти это связано с тем, что память Джоя уже достаточно развита. Он может вспоминать вещи и события, которые в данный момент отсутствуют. Он может вызывать их из памяти и оживлять перед своим мысленным взором, как образы и воображаемые ландшафты. В этот период Джой приходит в восторг от игр, в которых кто-то или что-то прячется, ведь тогда надо вспоминать или представлять то, что скрыто от взгляда. Любимая игра в этом возрасте — «найди меня» в самых различных вариантах.
Частью внутренней действительности ребенка становятся намерения. В последние месяцы Джой начинает поступать так, как будто знает, что у него есть намерения и что он может выразить их несколькими способами. Он также знает, что и у другого человека могут быть намерения, такие же, как у него, или другие. Если мама держит в руках печенье, а Джой его хочет, он уже знает, как ему выразить свое желание. Он протягивает руку и направляет ладонь к печенью. Он переводит взгляд с печенья на лицо матери и обратно, открывает — закрывает ладошку и подает голос. Если это не срабатывает, он будет искать другие способы сообщить матери, что он хочет, пока она не поймет его. Он может тянуть ее за юбку, повышать голос, издавать звуки с настойчивой интонацией, одновременно продолжая смотреть на печенье. Он хочет, чтобы она прочитала его мысли (она же в этом примере не проявляет сообразительности), и пробует разными способами выразить свое желание, ведь мама сможет отозваться лишь в том случае, если он привлечет ее внимание к себе и своим мыслям.
Содержанием скрытого внутреннего ландшафта могут быть чувства. Когда Джой в первый раз видит что-то необычное (например, клоуна, начинающего плакать), он может испытать страх и зачарованность одновременно. Он может не знать, какое из чувств ему предпочесть. В интервале между девятью и двенадцатью месяцами в этой ситуации ребенок начинает смотреть на лицо матери, чтобы увидеть, как она относится к этому событию. Надо ли бояться? Можно ли с любопытством приблизиться к новому предмету? У мамы спокойное и радостное лицо, и Джой с улыбкой подходит к нему. Если в ее лице мальчик прочтет настороженность или тревогу, он в испуге отвернется и даже расплачется. Теперь для регуляции своего эмоционального состояния ребенок оценивает внутреннее состояние матери и «считывает» ее чувства. Так бывает, когда малыш, который споткнулся и упал, не сильно ударившись, больше удивлен, чем переживает ушиб, и сначала смотрит на лицо матери, чтобы по ее реакции понять: плакать ему или улыбаться.
Джой открыл для себя то, что философы называют теорией отдельных сознаний: он и его родители обладают различными мысленными мирами, которыми, однако, могут и делиться друг с другом. Открытие интерсубъективности составляет громадный шаг в его развитии. Отныне и, по-видимому, до конца жизни он будет интерпретировать человеческие действия, (по крайней мере, частично), исходя из внутренних состояний, которые стоят за действиями. Он будет внимательно следить за соответствием душевных ландшафтов — своего собственного и другого человека. Допустим, малышка этого возраста сталкивается с новым игрушечным грузовиком, и он ей очень нравится. Она оглянется на маму, чтобы посмотреть, разделяет ли та ее бурный восторг от потрясающей новой игрушки. Предположим, что мама хочет, чтобы дочка играла с игрушками, более подходящими для девочек, а не с «мальчиковым» грузовиком. Тогда девочка научится тому, что мама разделяет ее энтузиазм только в отношении игрушек определенного рода. Конечно, мама, как современная женщина, никогда не скажет «нет!» или что-нибудь резко неодобрительное, когда речь зайдет о машинках. Она будет действовать гораздо тоньше. Девочка просто почувствует, что ее восторг не вполне уместен (если мать ответит на ее радостный взгляд без особого энтузиазма) или даже совсем не уместен (если мать прореагирует отрицательно или не ответит вовсе). Такие разделенные и неразделенные внутренние состояния — мощные средства управления поведением другого человека. Это характерно для любых взаимоотношений. Мужья и жены постоянно спорят, даже ссорятся по поводу того, какими душевными состояниями надо делиться друг с другом, а какие должны оставаться личной собственностью.
Возможность настраиваться друг на друга по внутреннему состоянию увеличивает риск ошибочных толкований и взаимного непонимания, а также тяжесть последствий. Например, двухлетние дети чрезвычайно любопытны и любят все исследовать. Сидя на коленях у взрослого, они начинают энергично ощупывать его лицо, иногда залезая пальцем в рот, нос или даже глаза. Если взрослый воспримет это исследование как физическое насилие или агрессию, он отреагирует раздражением, а малышу припишет враждебность. Часто это заканчивается упреком или даже шлепком, то есть отвержением, хотя малыш делает лишь то, что положено делать в его возрасте. В результате — серьезное непонимание мотивов поведения друг друга.
Малыш часто теряется, когда состояние взрослого не соответствует его внутреннему состоянию. Ребенок одновременно взволнован, растерян, обижен, расстроен или даже испуган, если его упрекают или отвергают. В этой ситуации он, скорее всего, попробует повторить исследование, чтобы прояснить свои сомнения и получить другую реакцию. На этот раз в действиях ребенка появляется напористость, нацеленность, и взрослый считает, что его первоначальное (ошибочное) понимание ситуации подтвердилось: ребенок действительно ведет себя агрессивно.
Повторяясь, ошибочная интерпретация взрослого закрепляется и становится принятой оценкой поведения ребенка. Исследовательские действия малыша, направленные на родителей, вполне могут приобрести оттенок агрессии, которой первоначально в них не было. Возможно, малыш и сам начнет видеть себя агрессивным или даже враждебным. Реальность другого человека становится его собственной. Следствием ошибок при установлении интерсубъективности может стать искажение восприятия на долгое время или даже на всю жизнь.
В этот период жизни Джой начинает лучше различать людей. Люди выглядят не одинаково, звучат по-разному, и, что не менее важно, они заставляют его по-разному себя чувствовать. Есть мир незнакомых людей, вызывающих в нем настороженность. Есть другой мир — знакомые люди. И есть совершенно особый мир самого близкого малышу человека, который заботится о нем с рождения, — для Джоя это мама. Многие считают, что мать для младенца важнее всего непосредственно после рождения, что именно тогда он связан с ней совершенно особыми отношениями. Что касается удовлетворения физических потребностей ребенка, то это так. Но эмоциональная значимость матери для внутреннего мира Джоя в последние месяцы лишь возрастает. Теперь он чувствует, как она ему нужна. Его привязанность к ней не обязательно стала сильнее, но она сделалась более очевидной для него. Если раньше мама была нужна, прежде всего, для того чтобы удовлетворять чувство голода, то теперь главное для ребенка — эмоциональная регуляция, чувство безопасности и надежности, создаваемое ее присутствием. Теперь, когда она выходит из комнаты, он начинает плакать, пытаясь удержать ее или вернуть назад. Когда мамы нет, малыш чувствует себя несчастным, (иногда недолго, но порой и длительное время). Даже если ее нет рядом, мать остается частью личного ландшафта ребенка. А когда она рядом, огромное значение для него приобретает то, что она чувствует, эмоциональный резонанс, ее субъективное психическое состояние. Теперь Джой реально переживает свою привязанность и приспосабливается к этой зависимости, пользуясь новыми способами и стратегиями поведения. Если бы его мама в это время вышла на работу, такая привязанность возникла бы к тому человеку, который стал бы заботится о нем.
Джой начал ходить! Эта потрясающая новая способность также помогает укрепить произошедшие в его мировосприятии изменения. Расширяется пространство для новых намерений, желаний, целей и чувств. Передвигаясь в пространстве, Джой начинает видеть одну и ту же вещь с разных точек зрения. Например, он видит стул спереди. Если он пройдет вправо, он увидит его сбоку, если подползет под него — то снизу, если наклонит его к себе — то сверху. Смена пространственной перспективы является важной предпосылкой способности представлять внутреннюю картину другого человека в сравнении со своей. Умение смещать с помощью передвижения в пространстве точку восприятия поможет Джою в будущем научиться менять внутреннюю перспективу, психологическую точку зрения, ставить себя на место другого.
В двенадцать месяцев Джой вступил в новый мир, центр тяжести которого переместился от внешних событий, протекающих здесь и сейчас, к скрытым внутренним событиям, охватывающим прошлое, настоящее и будущее. В следующих двух главах будет описана жизнь Джоя в мире внутренней жизни и возникающая более тонкая эмоциональная привязанность к матери, которая проявится в двух различных событиях, произошедших в одно и то же утро: при посещении вокзала и чуть позже дома, где он найдет потерянную игрушку.
1Интерсубъективный — разделенный между двумя людьми, совместный, доступный для внутреннего мира обоих. — Прим. научн. ред.
Джой вместе с мамой зашли в огромный зал ожидания железнодорожного вокзала. Через некоторое время он решил отойти от мамы, встретил маленькую девочку, потерял из виду маму, испугался, а затем снова нашел ее. Мама берет его на руки и успокаивает.
Мы находимся в огромном незнакомом пространстве. Единственный знакомый островок — это мама. Я знаю ее во всех деталях, но мне хочется посмотреть, что находится вокруг нас. Поэтому я совершаю круги вдоль ее дальних границ. Я не глядя сохраняю контакт с ней, пользуясь прикосновением, запахом, памятью. Я двигаюсь по ее контурам, чтобы из разных точек выглянуть наружу. Внешнее мягко зовет меня вдаль, прочь от нее. Но я медлю у ее берегов, чтобы составить внутреннюю карту, в которой она будет безопасным местом в самом
центре пространства. Внешнее все сильнее притягивает меня.
Теперь я готов оборвать контакт с ней. Я делаю шаг в свободное пространство. Сначала у меня перехватывает дыхание. Я плыву, свободно покачиваясь. Затем дыхание возвращается ко мне. Перед тем как двинуться дальше, я оглядываюсь на маму через разделяющий нас пролив и медленно отправляюсь в путь. Но я веду свою лодку, ориентируясь на мамино присутствие. Когда я оглядываюсь через разделяющее нас пространство, она становится путеводной звездой, указывающей путь. Даже когда я не смотрю на нее, меня достигают изогнутые силовые линии ее поля, расплывающиеся в пространстве. Я двигаюсь вдоль линий ее притяжения.
Теперь я уже вышел в море и плыву вдоль побережья. Я осуществляю повороты и броски вперед. Я рассчитываю силы, делая остановки. Я сам отдаю себе команду начать движение вперед. Я плыву, подчинив себе свои движения. Затем я теряю над ними контроль, и они несут меня сами по себе. То я управляю своими движениями, то они управляют мною. Но всегда, когда я двигаюсь, светящаяся звезда и невидимые силовые линии придают мне чувство надежности в странствиях. Я приближаюсь к людям и огибаю их. Подобно моей маме, они искривляют пространство, но в другом направлении. Они окружены невидимыми силовыми линиями отталкивания, которые держат меня на расстоянии и направляют меня в обход. Я проскальзываю мимо, не приближаясь к ним. Теперь я вижу нечто иное. Другая малышка так же, как и я, путешествует по этому большому пространству. Она похожа на меня, в ней есть та особая жизненность, которую ощущаю и я. Но она совсем не искривляет пространство, я не чувствую отталкивания. Я могу подойти к ней совсем близко, исследовать и потрогать ее. Внезапно кто-то подхватывает ее и уносит прочь. Теперь я потерялся. Я не могу найти мамину звезду, ее силовые линии стали совсем слабыми. Пространство все увеличивается и увеличивается. Оно становится безграничным. Ничто больше не держит меня. Я растворяюсь, как растворяется в океане крупинка соли. Я в панике.
Я зову ее. Она где-то недалеко, но я не вижу ее. Я смутно чувствую ее притяжение, но не могу добраться до нее. Я снова кричу, стремясь наугад дотянуться до одной из ее невидимых силовых линий. Мой крик достигает ее. Я слышу и чувствую ее ответный зов - это буксир, притягивающий меня к маме, он подобен удару молота о глыбу прозрачного льда. Как удар оставляет кружево трещин и их белые кривые линии вносят новую структуру в пространство, точно так же ее голос создает новый порядок в моем мире. Я двигаюсь вдоль линий ее голоса, как по карте. Теперь я могу найти путь назад, к тому месту, где раздался удар молота, найти путь к маме.
Я снова с ней, снова в безопасности, и моя паника утихает, я чувствую это кожей груди и шеи. Спокойствие начинает разливаться по поверхности тела и проникает внутрь. Успокаиваясь, я снова нахожу себя. Притяжение ее присутствия «собирает» меня из открытого пространства. Чувствуя линии ее прикосновения, я вновь нахожу свои границы и обретаю свою отдельность.
Я ощущаю, как покой наполняет меня. Постепенно я заново начинаю осознавать окружающие нас огромные пространства. И я слышу, как они снова зовут меня вдаль.
Младенец ощущает себя физически и психологически связанным с матерью. Этот наиболее очевидный и необходимый элемент совместной жизни ребенка и родителей особенно отчетливо становится виден, когда малыш начинает ходить. Джой только месяц как научился ходить, он может отходить от матери, пока еще не очень уверенно, и возвращаться к ней. То, что притягивает его к матери и удерживает рядом, мы будем называть системой привязанности. Ей противостоит любопытство Джоя, направленное на окружающий мир, его желание углубиться в мир и исследовать его. Назовем его системой исследования.
Джой находится под влиянием обеих систем, которые часто конкурируют друг с другом. Когда он уходит слишком далеко от матери или оказывается в незнакомом месте, как на вокзале, активизируется система привязанности, и он возвращается к матери. Находясь рядом, он чувствует себя более уверенно, его система привязанности «усыпляется». Теперь он открыт стимулам, поступающим извне и влекущим его в мир. Как только система исследования активизируется, он отправляется в короткую исследовательскую экспедицию. Она будет длиться до тех пор, пока по какой-либо причине (например, Потому что он отошел слишком далеко) вновь не включится система привязанности, которая перекроет влияние системы исследования, и тогда он вернется назад.
Обе эти тенденции чрезвычайно важны для Джоя. Он нуждается в чем-то, что влекло бы его в мир. Без импульсов со стороны собственного любопытства, без потребности исследовать новое он никогда не отошел бы от матери и ничему бы не научился. Но ему необходимо и другое — возможность найти мать, подойти и прильнуть к ней. Без этого он был бы практически не защищен от внешних опасностей, у него не было бы ни способа найтись, когда он потеряется, ни «защищенной гавани» с ее чувством безопасности. Учитывая все это, вернемся к нашей истории.
Джой обнаруживает себя в «огромном незнакомом пространстве», где мама — это «единственный знакомый островок». Все вокруг абсолютно новое. У Джоя нет предыстории этого события, поэтому сразу же включается система привязанности. Его мать, ее присутствие обретают для Джоя большее значение, чем обычно. У ребенка нет никакой мысленной карты, которая помогала бы ему сориентироваться в этом огромном и незнакомом месте, где он пытается определиться.
Дома годовалый Джой хорошо знает, где что находится, — где гостиная, где спальня, где ванная. Он знает, что его ждет в этих местах. В знакомой обстановке его система привязанности «отдыхает». Но в зале ожидания единственным знакомым элементом становится мать. Оглядываясь по сторонам, он продолжает сохранять тесный физический контакт с ней. Он начинает медленно кружить вокруг, прижимаясь к ее коленям головой. Затем, обхватив одной рукой ее ноги, как будто мама — это майское дерево1, он обходит ее: "я совершаю круг вдоль ее дальних границ". «Л двигаюсь по ее контурам, чтобы из разных точек выглянуть наружу».
1Майское дерево — это украшенный цветами столб, вокруг которого танцуют 1 мая в Англии. — Прим. переводчика. |
Этим действием он достигает двух целей: обретает уверенность, чтобы отойти от нее, и строит эмоционально-пространственную карту, которая позволит ему отправиться в путь. Мать для него — эмоционально-географический центр карты, единственная точка отсчета, его «безопасное место», по ней Джой ориентируется в дистанции в соответствии со своими чувствами безопасности и страха.
Джой немного потоптался возле мамы, потребность в привязанности у него начала ослабевать. Постепенно победу одерживают любопытство и желание исследовать. Они все перевешивают, и он отваживается совершить первый пробный шаг, абсолютно самостоятельно, без матери. Первый шаг в новом окружении всегда рискован, но при этом захватывает. Джой прерывает физический контакт с матерью, где прикосновение — фундамент привязанности. Первая реакция ребенка от «свободного пространства». — ошеломленность. Он теряет ориентацию: дыхание меняется, и малыш едва удерживает равновесие. Часто возникает впечатление, будто маленькие дети шокированы последствиями предпринятых ими шагов. Оглянувшись назад, на мать, Джой восстановил душевное равновесие и теперь может продолжать двигаться дальше.
Путешествуя по залу ожидания, Джой держит в голове местонахождение матери. Он часто оглядывается, чтобы убедиться, что она на месте. Оглядываясь на нее, он определяет, как изменилось расстояние между ними, его положение в пространстве. По мере удаления Джой ощущает также и изменение эмоционального расстояния. Вспомните ваше собственное детство и какую-нибудь игру, в которой есть «безопасное место», (например, салочки с «домиками»). Вы отходили от «домика» на шаг или два и звали ребенка, который «водил» и должен был поймать или осалить вас, прежде чем вы успеете добежать до домика. С каждым шагом от «домика» нарастало возбуждение и увеличивалось эмоциональное расстояние. Для Джоя в зале ожидания мать подобна огромному магниту, и эмоциональное расстояние определяется не метрами и не временем, которое потребуется, чтобы добраться до нее, а самим присутствием этой «звезды, по которой он сверяет свой курс». Как будто безопасное пространство концентрируется вокруг нее и по мере удаления ослабевает.
Когда Джой отходит от мамы на несколько метров, но еще видит ее рядом и ощущает ее присутствие, он чувствует себя достаточно уверенно для того, чтобы сосредоточить внимание на своих движениях. Он только научился ходить, и ходьба пока остается увлекательным и захватывающим приключением, требующим сосредоточенности и сознательных усилий. Управляя новыми волнующими движениями, он должен ощущать свое мастерство и изобретательность: «Я осуществляю повороты и броски вперед. Я рассчитываю силы, делая остановки. Я сам отдаю себе команду начать движение вперед». Но этот процесс остается пока рискованным и ненадежным. Джой еще неопытный командующий. Его движения временами ускользают из-под контроля: «Я плыву, подчинив себе свои движения, затем... они несут меня сами по себе». То он управляет своими движениями, то они управляют им. Джой как бы играет в американские горки сам с собой.
Описывая по залу ожидания окружность вокруг мамы и не выпуская ее из поля зрения, Джой встречается с незнакомыми людьми. Начиная примерно с восьмимесячного возраста, ребенок реагирует на чужих людей негативно. Когда он находится рядом с ними, и в особенности, когда они приближаются к нему, он прекращает свои занятия и внимательно рассматривает незнакомого человека, при этом настораживаясь и проверяя, находится ли поблизости мама и все ли в порядке. Незнакомец, подошедший слишком близко, вызывает у него испуг. Начиная с восьми месяцев, он делит мир на два четко отделенных друг от друга лагеря: близких и посторонних.
В двенадцать месяцев, здесь, на вокзале, Джой демонстрирует новый вид реакции на чужого. Теперь, когда он передвигается сам, близкие и чужие создают вокруг себя эмоциональное пространство различного качества. Близкие люди, подобно матери, распространяют психологическое поле притяжения — «искривляют пространство». Незнакомые люди создают психологическое поле отталкивания, которое удерживает его на расстоянии, так что он проскальзывает мимо них, не касаясь и не приближаясь к ним.
Маленькая девочка — нечто совсем иное. Она не знакома Джою, но все же не является чужой. Начиная примерно с трехмесячного возраста, Джой способен легко отличать малышей от взрослых или даже от старших детей. Мы не знаем точно, как младенцы это делают, но похоже, что эта способность основывается на различии в пропорциях головы и туловища взрослых и детей. Чем младше ребенок, тем больше у него, в сравнении с общими размерами тела, голова и лоб, тем больше глаза, и тем меньше нос и подбородок. Малыши отличные эксперты, они умеют различать маленьких мальчиков и девочек не хуже, а иногда и лучше, чем взрослые. Похоже, что дети разных полов обладают слегка различными чертами лица. Эксперименты по зрительному различению показывают, что младенцы чувствительны к этим различиям.
Примерно с трехмесячного возраста малыши проявляют живейший интерес ко всем детям, признавая в них «своих». Поэтому маленькая девочка, которую видит Джой, не пугает его. В восемь месяцев незнакомые дети не вызывают обычной реакции на чужого. (Можно предположить, что она возникла у младенцев для защиты от незнакомых взрослых, которые могут навредить им; незнакомые малыши не представляют такой угрозы.) В двенадцать месяцев Джой может не только спокойно приближаться к детям («она совсем не искривляет пространства, я не чувствую отталкивания»), но и испытывает особое любопытство и интерес к ним. Джой может подойти прямо к девочке и потрогать ее, прикоснуться к ее лицу, пользуясь своей изначальной свободой общения. Именно поэтому мама девочки подхватывает ее и уносит: ведь она не знает, что может прийти Джою в голову.
Удаляясь от матери, Джой был поглощен маленькой девочкой. Когда он оглядывается, чтобы понять, где мама, не видит ее, не знает, где ее искать, он действительно «теряется». Если у него нет возможности видеть свою путеводную звезду, ощущать ее силовые линии, он «потерян» и «разлучен» с ней. Разлука с матерью (даже на несколько мгновений) — наиболее мучительное переживание для годовалого ребенка. В эти моменты становится понятным, до какой степени благополучие и нормальное самочувствие малыша зависят от поддерживающего его присутствия матери или заменяющего ее человека. Мама — своеобразный «психологический кислород», без которого ребёнок уже через несколько секунд начинает испытывать панику. Частью этого страха разлуки является, по всей вероятности, чувство потери границ, незащищенности, исчезновения в одинокой и пустой бесконечности. Именно поэтому Джой ощущает, как «пространство все увеличивается и увеличивается». «Оно становится безграничным. Ничто не держит меня. Я растворяюсь в пространстве, как растворяется в океане крупинка соли».
Такого рода чувства потерянности сопутствуют и взрослой жизни. Многие психиатры рассматривают страх открытого пространства (агорафобию) и приступы паники у взрослых как переживание острого страха разлуки во взрослом возрасте. Кто не впадет в панику, оказавшись в открытом океане, когда лодку относит все дальше от берега. Без специальной физической и психологической подготовки вы будете чувствовать себя так, словно оказались в космосе. Даже в повседневной жизни угроза разлуки с наиболее значимым для нас человеком (мужем, женой, отцом или матерью) вызывает похожий, хотя и менее выраженный эффект. Страх разлуки присущ всем нам и, предположительно, не слишком сильно изменяется от двенадцатимесячного возраста до самой смерти. Разумеется, мы учимся справляться с этим чувством, организуем свою жизнь так, чтобы значимые разлуки несли меньший потенциал угрозы. Но все равно эти чувства сопровождают нас.
Паникуя из-за разлуки с матерью, Джой зовет ее, кричит, этот крик подобен спасательному канату в ослепляющем шторме. Он надеется, что, где бы ни была мама, она сумеет услышать, «поймать» его крик. Поэтому ее ответный отклик подобен «буксиру, притягивающему к ней». Как только Джой услышал голос матери, он перестает паниковать, определяет свои пространственные координаты относительно ее голоса и ее присутствия. Сориентировавшись в пространстве, ребенок возвращается к матери.
Мама уже бежит навстречу ему, она не выпускала его из виду все это время и спешит к сыну, как только увидела, что он расстроен. Это она была потеряна для Джоя, но не он для нее. Она подхватывает малыша на руки и прижимает к груди, одной рукой он обнимает ее за шею. Он продолжает плакать, постепенно затихая и успокаиваясь. Магия привязанности в наибольшей степени заключена в прикосновении. Она проникает сквозь кожу. А все приматы — низшие и высшие, обезьяны и люди, — устанавливая и поддерживая привязанность, демонстрируют «грудной контакт», или «позу объятия», (грудь прижата к груди, голова на плече и шее партнера). Как только Джой ощущает такой контакт, «спокойствие начинает разливаться по телу и проникает внутрь».
Оказавшись в объятиях матери, Джой не просто успокаивается. «Притяжение ее присутствия "собирает" его из открытого пространства» и помогает восстановить целостность, распавшуюся, когда он почувствовал себя «растворённым» в пространстве. Он не только приходит в себя и восстанавливается, но фактически «заново обретает свою отдельность».
Постепенно возбужденная система привязанности Джоя начинает успокаиваться. Инициативу вновь захватывает система исследования, появляется любопытство. Несмотря на все опасности дальнего плавания, Джой очень скоро будет готов вновь отправиться в путь.
Глава 8
Разделенное чувство
утро, 11:50
Джой с мамой вернулись домой. Они ищут кролика, любимую игрушку Джоя. Джой находит ее под одеялом. Он возбужденно размахивает игрушкой перед собой, бурно радуется и смотрит на мать. Лицо мальчика расцветает от восторга. Глаза широко раскрыты, рот расплывается в радостной улыбке: он демонстрирует маме свою находку и, что для него даже важнее, свои чувства. После того как мама увидела его лицо, выражение восторга плавно исчезает. Мама говорит:
«ДааААаа!» сначала с повышающейся, а затем с ниспадающей интонацией. Джой выглядит довольным и продолжает играть сам.
Я нашел его! Вот он!
Внутри меня поднимается волна восторга. Она прибывает, венчаясь белым гребнем, клонится вперед, заворачивается и рассыпается нежно звучащей пеной.
Когда волна проходит, пена скользит назад и растворяется в окружающих тихих водах. Чувствует ли и она эту волну?
Да!
Она отзывается, как эхо, на подъем и спад волны во мне. Вместе с эхом я поднимаюсь и снова опускаюсь. Оно проникает в меня, и я чувствую, что мой восторг есть и в ней. Теперь он принадлежит нам обоим.
Этот момент общения Джоя и матери кажется слишком простым, обычным и быстротечным, чтобы успело произойти что-то важное. Но именно в это время открываются ворота в мир интерсубъективности. И вот почему.
Несколько последних месяцев мама Джоя интуитивно чувствует, сама того не осознавая, что Джой открыл для себя принцип интерсубъективности: узнал, что у него есть намерения и чувства и что другие могут не только узнать их, но также и разделить с ним его чувства. Он также начинает понимать, что другие могут не знать о происходящем внутри него или чувствовать, что что-то происходит, но не ухватить смысла.
Сначала Джой испытывает восторг от того, что нашел спрятанную игрушку. Его восторг — внутреннее переживание, которое он оказывается способен разделить со своей матерью. Это чувство и есть «тема» этих мгновений, поэтому давайте остановимся на нем подробней. Восторг Джоя возникает одновременно в двух различных «местах» — видимом и невидимом. Видимые события разыгрываются на лице Джоя, в его глазах. Он пытается показать маме, что чувствует этот процесс.
Невидимые события — внутренние ощущения восторга внутри Джоя, где-то в теле и душе. Джой может определить это место не хуже и не лучше, чем мы, взрослые. Оно где-то «внутри». И то, что происходит «внутри», — это живое событие, которое разворачивается постепенно. Это не статичная картина, не абстрактная идея — мы имеем дело со множеством движущихся впечатлений, которые постоянно изменяются, как музыка или танец. Сначала Джой ощущает восторг нарастающей и вздымающейся волной, на которой образуется гребешок пены. В своей высшей точке она «клонится вперед, заворачивается и рассыпается нежно звучащей пеной». Убывая, его переживание как бы дробится на капли и исчезает.
Именно в виде такой внутренней эмоциональной оркестровки или хореографии человек испытывает чувства в любом возрасте, в этом взрослые и младенцы, по всей вероятности, не сильно отличаются друг от друга. Чувства разворачиваются во времени. У них свой сюжет. Они приходят, удерживаются на время, иногда лишь на долю секунды, а затем уходят. Чувства приходят и уходят неожиданно (как удивление, вызванное внезапным звуком), или же нарастают и спадают постепенно (как удовольствие). Максимум переживания интенсивности чувства может представлять собой пик (например, понимание смысла шутки), или длинное плоское плато (как, например, сдерживаемая «холодная» злость). Чувства могут быть яркими, выразительными или приглушенными. Переживание чувства, словно музыка, имеет свою мелодию и динамику во времени. Taк и восторг Джоя разыгрывается перед ним на его внутренней сцене.
Мать Джоя может заметить этот внутренний спектакль, взглянув на его лицо, наиболее приспособленное для проявления чувств. Несколько десятков различных лицевых мышц выражают многообразие чувств и их оттенков. Это так же верно для Джоя в его двенадцать месяцев, как и для нас, взрослых. Лицо служит экраном, на котором, как в театре теней, разыгрывается пьеса, скрытая внутри человеческого существа. Одни и те же «силы» одновременно управляют движениями мышц лица и «танцем» внутренних субъективных ощущений.
По мере того как восторг Джоя нарастает, синхронно с подъемом волны чувств, все шире и шире раскрываются его рот и глаза. Дыхание также включается в этот поток. После того как внутреннее чувство достигает пика, оно начинает спадать, Джой выдыхает, лицо и глаза успокаиваются. Когда наплыв чувств спадает, он напрягает голосовые связки, тормозя выдыхаемый воздух и регулируя выражение лица в соответствии со скоростью ослабления переживания. Поток воздуха, встречая препятствие, образует приятный звук, который Джой воспринимает как «нежно звучащую пену» рассыпающегося гребня волны. Появление, нарастание, ослабление и исчезновение восторженного выражения на лице Джоя по своей длительности и форме в точности соответствует подъему и спаду внутреннего переживания.
Джой ощущает все это довольно смутно. Он понимает, что мама может воспринять его чувство и что его лицо дает ей возможность «считать» его состояние. И он очень хочет, чтобы мама это сделала. Вероятно, его желание состоит в том, чтобы сообщить ей об испытываемом чувстве как о чем-то самостоятельном, возникающем в глубине него и стремящемся к матери.
Теперь мы переходим к самому удивительному: мама Джоя видит, что лицо ребенка расцветает от восторга. Она понимает и причину: нашлась потерянная игрушка. Как и все мамы, она хочет разделить с малышом его восторг, показать ему, что она знает, какие чувства он испытывал и что переживает в данный момент. Как она может это сделать?
Сказать, например: «О Джой, я знаю, что ты испытывал восторг. И я знаю, что это за переживание». Джой может понять некоторые из этих слов, он пока еще не сможет понять выраженную ими мысль. Что еще она могла бы сделать? Может быть, повторить его реакцию. Имитируя реакцию, она могла бы попытаться показать, что понимает его чувства. Но это также не сработало бы. Он мог бы подумать: «Хорошо, ты знаешь, как сделать то, что я сделал, ведь ты точно скопировала мои действия. Но могу ли я быть уверен в том, что ты действительно знаешь, что, я чувствовал, когда делал это? Как мне понять, что ты не зеркало? Как мне понять, что у тебя вообще есть внутренний мир? Откуда мне знать, чувствуешь ли ты на самом деле, есть ли у тебя чувства, подобные моим?» Так что же делать маме?
Она говорит «ДааААаа!» и интонацией имитирует движение внутреннего чувства Джоя, его поднимающуюся и спадающую волну. Кроме того, она тщательно воспроизводит длительность и временной рисунок фаз нарастания и спада. Подъем высоты тона в первой части ее "ДааАА.." длится ровно столько же времени, как и расцвет чувств на лице Джоя. Аналогично, и снижение тона во второй части продолжается столько же времени, сколько требуется лицу для возвращения к состоянию покоя. Избегая буквального копирования, она интуитивно совершает ту весьма избирательную имитацию, которая получила название подстройки. Она выбрала те части внешней реакции Джоя, которые лучше всего отражают его внутреннее переживание, — а именно рисунок подъема и спада и длительность каждой фазы, — и перевела их из одной модальности в другую. Выражение лица она заменила голосом, изменение выражения лица передала изменением интонации. Поскольку она отзывается на внутреннее переживание Джоя, но не копирует его внешнюю реакцию, ее уже не спутаешь с зеркалом. Только человек, знающий, что почувствовал Джой, может ответить «ДааААаа!» аналогично переживанию малыша, но не копируя его. Ребенок понимает, что его послание дошло и внутренне отвечает на это «Да!» Такое соответствие достигается бессознательно, выступая особым проявлением эмпатии. Большинство из нас делает это интуитивно. Если же родитель по каким-либо причинам не может этого сделать или сдерживается, его ребенок будет ощущать себя с ним, — а возможно, впоследствии и в мире вообще, — психологически более одиноким.
Позволяя ее «ДааААаа!» проникнуть в себя («Вместе с эхом я поднимаюсь и снова опускаюсь»), чтобы посмотреть, соответствует ли оно только что испытанному внутреннему переживанию, Джой понимает, что мама разделяет его чувство. Он знает, что ее звуковой ответ соответствует его чувству, ведь он уже может переводить ощущения из одной модальности в другую (гл. 3). Малыш понимает, что поднимающаяся, а затем опадающая волна интонации — это голосовое выражение переживаемого им. Таким образом, он чувствует адекватность ответа матери.
Важность этого момента в том, что Джой и его мама разделили чувство друг с другом. Взрослому может показаться, что это очень просто, однако для Джоя это большой шаг вперед. Он начинает понимать, что он не единственный на земле человек, когда-либо испытывавший это чувство. Как ему определить, какими из своих переживаний можно поделиться с другими людьми, а какие стоит оставить при себе или даже хранить в строгой тайне? Какие из переживаний будут поняты другими, а какие — нет? Последствия такого рода событий огромны. Переживание чувства общности создает основу для измерения психической близости. Могут и должны ли другие люди показывать свой внутренний мир и делить его с вами? Возможная глубина интимности, на которой Джой впоследствии будет чувствовать себя комфортно, закладывается здесь.
Джой и его мать заняты тем, что устанавливают границы вселенной чувств, которыми можно делиться. Они только что вместе установили, что взрыв восторга — это внутреннее событие, которое они могут разделить: «Теперь он (восторг) принадлежит нам обоим». А как насчет других чувств: грусти, гнева, гордости, энтузиазма, страха, сомнения, стыда, радости, любви, желания, боли, скуки? В жизнь Джоя они еще войдут, переживание этих и многих других эмоциональных состояний ждет его впереди. Сможет ли мама разделить их с ним или окажется неспособной (сознательно или бессознательно) дать этим чувствам стать полноправными членами вселенной, которую Джой впоследствии будет делить с другими?
Мать и отец Джоя, сообщая таким образом, какие из внутренних переживаний ребенка они могут разделить, а какие — нет, начинают формировать качества сына, о котором они мечтали. Но если родители существенно расходятся между собой в том, чего они ждут от ребенка, малыш вряд ли сможет соответствовать двум несовместимым ожиданиям. И тогда ему, возможно, придется провести большую часть жизни в попытках разрешить это противоречие внутри себя или отказаться от ожиданий одного из родителей, а значит, и от части самого себя.
IV
Мир слов
ДЖОЮ ДВАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ
В возрасте примерно восемнадцати месяцев Джой начал совершать новый качественный скачок в развитии, глубоко изменивший его повседневный опыт: скачок в мир слов, символов и размышлений о самом себе. Сейчас, в двадцать месяцев, Джой находится примерно на середине пути. У одних детей он начинается раньше, у других позже. Разброс в пределах нормы довольно широк. До наступления этого определенного возраста записанная в человеческих генах способность к речи и использованию символов дремлет в ребенке. Мы пока еще не знаем, почему этот скачок происходит в тот или иной конкретный момент. Ребенок вдруг резко продвигается вперед в понимании речи, а чуть позже и сам начинает произносить слова. Подобно тому, как раскрывается бутон, развивается способность к речи, когда приходит ее время.
И не только речь неожиданно расцветает в этот период: в жизни малыша появляется целый сад новых способностей.
Они начинают расти в одно и то же время, но именно начало освоения речи традиционно характеризует переход от младенчества к детству (теперь я буду говорить о Джое не как о младенце, а как о ребенке). Все появляющиеся в этом возрасте способности связаны друг с другом. Дети начинают разыгрывать на внутренней сцене различные события — прошлые, настоящие или будущие. Они теперь могут представлять события до того, как они произойдут в действительности, воображать то, чего в действительности никогда не случится. Они начинают использовать знаки и символы для обозначения предметов, людей и даже самих себя.
Джой теперь может наблюдать, как кто-то осуществляет действие, которого он сам еще никогда не делал (например, набирает номер телефона или наливает в чашку молоко), а позднее и сымитировать это действие в первый раз в своей жизни. Для этого он должен составить модель действия и сохранить ее в памяти, затем использовать ее, чтобы сообщить себе, как следует, например, набирать номер или наливать молоко. Таким образом, он сохраняет, а затем воспроизводит события во внутреннем плане. Это называется отсроченным подражанием.
Комбинируя символически представленные события по-новому, Джой теперь может создавать желаемый сценарий событий, которые никогда не происходили и, возможно, никогда не произойдут, например, полет к дедушке на игрушечном самолетике. Благодаря воображению, он начинает символически разыгрывать свои желания и становится менее привязанным к реальности.
Поведение Джоя перед зеркалом — хороший пример его новой способности видеть себя со стороны. Если незаметно нарисовать губной помадой пятно на лбу Джоя, а потом поставить мальчика перед зеркалом, он без всяких колебаний укажет на свой настоящий лоб. До восемнадцати месяцев он указал бы на свое отражение в зеркале, но тогда он еще не понимал, что видит в зеркале отражение себя самого. Теперь это понимание у него есть.
Способность к речи превращается в это время из бутона в самый заметный цветок сада. Джой использует слова в качестве символов, обозначающих людей, действия и предметы («Мама идет кровать»). Появление в его речи местоимений («мне, меня, мой») и собственного имени («Джой») показывает: ребенок понял, что может обозначать словом даже самого себя.
Язык открывает Джою новые миры. Он понимает, что может осваивать и применять слова. Это открытие сродни ощущению, которое вы испытываете, когда понимаете, как ездить на велосипеде или плавать, или вести машину, или ходить. Возможно, по своей интенсивности оно равно всем этим ощущениям вместе взятым. Но у Джоя оно длится не одно мгновение, а тянется многие месяцы, постоянно набирая силу. Перед ним появляются новые перспективы, поскольку теперь он способен путешествовать в местах, немыслимых прежде — в прошлом, в будущем, а также там, куда можно попасть только по ступенькам соединенных друг с другом слов. Благодаря разговорам и диалогам, в большую часть новых мест он может отправиться вместе с другими людьми. Такое путешествие — новый и перспективный способ общения с другим человеком. Предоставляя Джою новые возможности свободы и независимости, язык снабжает его самым мощным средством для присоединения к другим и к культуре в целом.
Язык коренным образом изменяет мир Джоя, поскольку переструктурирует его. Он подразделяет доречевой опыт на отдельные резко очерченные категории, делит события во времени на прошлые, настоящие и будущие, расширяет сети ассоциативных связей. Он легко переступает пределы реальности. Язык стоит вне непосредственного переживания и отражает его в качестве чего-то отдельного, к чему можно обращаться снова и снова.
Но у языка есть и темные стороны, свои недостатки, особенно по сравнению с отлаженной доречевой системой, которой владеет Джой. Слова не могут достаточно хорошо справляться с целостными переживаниями. Язык идеально приспособлен для того, чтобы разделять вещи на разные понятия (большой, маленький), но весьма неуклюж в обозначении промежуточных ступеней и переходов между ними. Указывать на эти ступени помогают жесты: вы можете, например, сказать «вот такой большой» и показать руками, что имеется в виду. Язык медленный, действия же — выражение лица и жесты — осуществляются быстро. Язык может разделять мысль и испытываемую эмоцию. Он раскалывает богатые и сложные целостные переживания на относительно бедные отдельные составляющие. И, что еще более важно, некоторые несловесные переживания (например, взгляд в глаза другого человека в то время, как он смотрит в ваши глаза) вообще не могут быть отражены словами, в лучшем случае слова могут лишь напомнить о них. Поэтому, когда в жизнь Джоя входит язык, он создает пропасть между знакомым доречевым миром опыта и новым миром слов. Это вызывает замешательство, а временами становится мучительным. Впервые Джою приходится удерживать две различные версии одного и того же события. Отныне и навсегда его жизнь пойдет параллельно в двух планах. Простая целостность опыта разрушена. Как Джой проживает эту разделяющую сторону появления языка в его жизни, мы увидим в следующих главах. Отныне для Джоя вербальные и невербальные способы переживаний будут всегда существовать вместе.