Чешский язык

Čeština

Чехи – народ, совершивший тихий культурный подвиг. Они восстановили свой литературный язык, после того как он более чем на 200 лет практически вышел из употребления. С 1612 года, со знаменитой битвы при Белой Горе, Чехия попала под полное, то есть не только политическое, но и культурное господство немецкоязычных государств. Почти 200 лет по‑чешски практически никто не писал, а говорили только простолюдины. Всякий, кто хотел сделать карьеру, все равно в какой области, вынужденно пользовался немецким, сначала потому, что это государственный язык, а потом и по той простой причине, что чешский безнадежно отстал и говорить, и тем более писать на нем о вещах новых или выходящих за пределы примитивного быта было уже невозможно. Это обычная судьба языков угнетенных народов в случае, если угнетатели превосходят или, по крайней мере, равны им в культурном развитии.

Чешского языка, на котором говорили и писали когда‑то подданные одного из старейших государств Европы (а у чехов была великая эпоха – в XIV веке Прага превосходила размерами такие города, как Париж или Лондон), казалось, более не существовало. То, что произошло в середине XIX века с чешским языком, можно сравнить только с возрождением иврита (языка религиозного обеспечения евреев наподобие церковнославянского у православных славян) в Израиле, на котором практически никто не говорил в течение более 2000 лет, и кроме того в нем отсутствовали слова, обеспечивающие обыденную жизнь, науку, технические знания. Подобная ситуация была и с чешским языком к началу XIX века, когда за дело культурного и языкового возрождения взялась националистически, или, если угодно, патриотически настроенная чешская интеллигенция.

В результате языкового возрождения появился новый чешский, обладающий рядом интересных особенностей. Во‑первых, язык имеет два варианта – разговорный, для которого тем не менее существуют строгие нормы, и литературный. Различаются они, правда, не слишком сильно. На первом говорят в быту, на втором вещают радио и телевидение, издаются газеты и книги, официальные документы и т. п. Такая языковая ситуация, впрочем, характерна для очень многих стран. В художественной литературе косвенная речь воспроизводится на литературном, а прямая – на разговорном.

Вторая особенность чешского языка – исключительно малое число интернационализмов. Видимо, чешские интеллектуалы стремились создать максимально своеобычный язык. Вот примеры слов, которые практически на всех европейских языках звучат почти одинаково, поскольку произошли от греко‑латинского наследия, а по‑чешски имеют славянские корни:

Hudba [ху́дба] – «музыка» (ср. гусли‑самогуды из русских сказок).

Divadlo [ди́вадло] – «театр» (ср. русское дивиться).

Vteřina [фтэ́ржина] – калька с латинского слова секунда, что значит «вторая» (мера времени).

Аналогичное явление наблюдается в исландском языке и современном иврите – в странах, где язык имеет статус едва ли не государственной идеи.

Придуманных на основе чешских корней, калькированных из интернациональной лексики или реанимированных (то есть возрожденных к обращению в живом языке) слов в чешском много, и это создает некоторые трудности при его изучении – мы‑то привыкли при знакомстве с иностранными языками во многом опираться на интернационализмы, а тут вместо секунды какая‑то vteřina [фтэ́ржина]! Немецкие заимствования, столетиями входившие в язык, однако, остались, и в немалом количестве, но узнать их после глубокой славянской фонетической обработки довольно трудно.

Туристам важно знать числительные, чтобы понимать ответ на вопрос «сколько это стоит?». Так вот, чешские числительные вполне узнаваемы на слух, но в тех, которые обозначают двузначные числа, сохранилась память о немецком влиянии: сначала произносится количество единиц, а потом десятков. Как в немецком zweiundzwanzig [цвайунтцва́нцихь] так и в чешском dvaadvacet [два́адвацэт] – дословно «два и двадцать». Следует также адекватно реагировать на дорожный знак с надписью «Pozor!», что по‑чешски значит «Внимание!», сравните с старорусским словом зрить – «смотреть».

Многие чешские слова и имена собственные производят комическое впечатление на их славянских соседей, особенно поляков. Это обычное дело в парах близких языков. Чего только стоит имя и фамилия знаменитого чешского хоккеиста: František Pospíšil [фра́нтишэк по́спи: шил], и что может быть лучше для нападающего в хоккее. Или известный чешский поэт, и тоже František – Nechvâtal [нэ́хва: тал].

Чешскому национальному характеру принято приписывать особую мягкость как отсутствие свирепости во мнениях и действиях (читайте Чапека!). Не могу отказать себе в удовольствии процитировать Александра Гениса: «Даже социализм у них был с человеческим лицом. Даже особая пражская казнь, со Cредних веков до ХХ века, домашняя, вроде уборки квартиры: дефенестрация, выбрасывание из окна».

Самый известный чех – это Йозеф Швейк. Кстати, в Чехии ни одного человека с такой фамилией, насколько мне известно, не обнаружено. Странный роман Ярослава Гашека был чрезвычайно популярен в Германии и Восточной Европе, в том числе в Советском Союзе, а вот по‑английски полный перевод романа вышел всего лишь несколько лет назад, по сути, как литературный памятник. Не понимают к западу от Рейна, что в нем смешного и о чем вообще речь идет. Все‑таки по этой реке проходит граница культурных регионов. При нацистах роман

«Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны» был запрещен. Доктор Геббельс называл его «библией саботажа». Отчасти с этим мнением можно согласиться.

Читаем по‑чешски

Чешская письменность довольно сложна. Мы рассмотрим ее только в общих чертах, выделив некоторые характерные для этого языка особенности. Приятная особенность – фиксированное ударение, всегда на первый слог; неприятная – наличие кратких и долгих гласных, что для русскоязычных составляет основу трудноустранимого акцента и ошибок в ударениях слов.

Последнее обстоятельство требует отдельного пояснения. Как мы уже говорили, в русском языке существует сильное выдыхательное ударение (ударный слог произносится существенно громче безударного), сочетающееся со значительным удлинением ударного звука. Чешское ударение гораздо слабее, и при этом долгота гласного от ударения не зависит – это самостоятельная характеристика звука, он может быть кратким или долгим независимо от того, падает на него ударение или нет. Русскому, с одной стороны, трудно произнести длинное чешское слово с ударением на первом слоге, последний слог которого произносится долго. С другой стороны, воспринимая на слух чешское слово, русские часто воспринимают как ударный слог тот, который содержит долгий звук: dráha [дра́:ха] – «дорога»; drahá [дра́ха: ] – «дорогая», то есть второе слово воспринимается как имеющее ударение на втором слоге.

Используется огромное количество диакритических знаков, от них рябит в глазах в чешском тексте. Акут обозначает долготу гласного; изредка вместо него используется кружочек: dům [ду: м] – «дом». Согласные, но не все, могут быть твердыми и мягкими: перед i согласные всегда мягкие, перед e, только когда над буквой имеется крючок – ĕ. Крючок над буквой может обозначать и другие вещи: š – как русское [ш], ň – [нь], č – [ч], ž – [ж], ř – [рж] или [рш] (в зависимости от звонкой или глухой позиции), произнесенные слитно. Последняя буква часто соответствует букве p в русских словах: řека [ржэ́ка] – «река».

Мягкость согласного иногда выражается апострофом (почему‑то только с буквой d); mad`arsky [ма́дярски] – «венгерский».

Буквы q, w, х в чешских словах не встречаются. Буквы i и у читаются одинаково, как русское [и], с разной, естественно, долготой в зависимости от наличия или отсутствия акута.

Буква h и буквосочетание ch обозначают практически один звук [х].

Необыкновенна способность некоторых чешских согласных, а именно сонорных (звучащих) r и l, образовывать слоги: prst [пэрст] – «палец», сравните со старорусским перст. Поразительно, что ударение при этом может падать на эти слоговые r или l: Plzeň [пэ́льзэнь] – Пльзень, знаменитый в том числе и пивом город; vrchní [вэ́рхни: ] – «верхний».

Вот он какой замысловатый, этот чешский язык! Впрочем, слогообразующие согласные встречаются и в сербскохорватском языке, например, в самом его названии – srpskohrvatski jezik.