Обличить намерен я лжи природу волчью:
Часто, медом потчуя, нас питают желчью,
Часто сердце медное златом прикрывают,
Род ослиный львиную шкуру надевает.
С голубиной внешностью дух в разладе волчий:
Губы в меде плавают, ум же полон желчи.
Не всегда-то сладостно то, что с медом схоже:
Часто подлость кроется под атласной кожей.
Замыслы порочные скрыты речью нежной,
Сердца грязь прикрашена мазью белоснежной.
Поражая голову, боль разит все тело;
Корень высох — высохнуть и ветвям приспело.
Возглавлять вселенную призван Рим, но скверны
Полон он, и скверною все полно безмерной —
Ибо заразительно веянье порока.
И от почвы гнилостной быть не может прока.
Рим и всех и каждого грабит безобразно;
Пресвятая курия - это рынок грязный!
Там права сенаторов продают открыто,
Там всего добьешься ты при мошне набитой.
Кто у них в судилище защищает дело,
Тот одну лишь истину пусть запомнит смело:
Хочешь дело выиграть — выложи монету:
Нету справедливости, коли денег нету.
Есть у римлян правило, всем оно известно:
Бедного просителя просьба неуместна.
Лишь истцу дающему в свой черед дается —
Как тобой посеяно, так же и пожнется.
Лишь подарком вскроется путь твоим прошеньям.
Если хочешь действовать — действуй подношеньем.
В этом — наступление, в этом. — оборона:
Деньги ведь речистее даже Цицерона.
Деньги в этой курии всякому по нраву
Весом, и чеканкою, и сверканьем сплава.
В Риме перед золотом клонятся поклоны.
И уж, разумеется, все молчат законы.
Ежели кто взяткою спорит против права —
Что Юстиниановы все ему уставы?[242]
Здесь о судьях праведных нету и помина —
Деньги в их суме — зерно, а закон — мякина.
Алчность желчная царит в Риме, как и в мире:
Не о мире мыслит клир, а о жирном пире;
Не алтарь в чести, а ларь там, где ждут подарка,
И серебряную чтут марку вместо Марка[243].
К папе ты направился? Ну так знай заране:
Ты ни с чем воротишься, если пусты длани.
Кто пред ним с даянием появился малым, —
Взором удостоен он будет очень вялым.
Не случайно папу ведь именуют папой:
Папствуя, он хапствует цапствующей лапой.
Он со всяким хочет быть в пае, в пае, в пае —
Помни это каждый раз, к папе приступая.
Писарь и привратники в этом с папой схожи,
Свора кардинальская не честнее тоже.
Если, всех обславивши, одного забудешь, —
Всеми разом брошенный, горько гибнуть будешь.
Дашь тому, дашь этому, деньги в руку вложишь,
Дашь, как можешь, а потом дашь и как не можешь.
Нас от многоденежья славно в Риме лечат:
Здесь не кровь, а золото рудометы мечут.
К кошельку набитому всем припасть охота;
Раз возьмут и два возьмут, а потом без счета.
Что считать на мелочи? Не моргнувши глазом,
На кошель навалятся и придушат разом.
Словно печень Тития[244], деньги нарастают:
Расточатся, явятся и опять растают.
Этим-то и кормится курия бесстыдно:
Сколько ни берет с тебя, все конца не видно.
В Риме все навыворот к папской их потребе:
Здесь Юпитер под землей, а Плутон — на небе.
В Риме муж достойнейший выглядит не лучше,
Нежели жемчужина средь навозной кучи.
Здесь для богача богач всюду все устроит
По поруке круговой: рука руку моет.
Здесь для всех один закон, бережно хранимый:
«Ты мне дашь — тебе я дам», — вот основа Рима!
(Пер. О. Румера и М. Гаспарова)