Беник Майлян. Отметка «1300»

Беник Майлян приехал в Кара-Куль в сентябре 1963 года. Он окончил энергетический техникум в Ерева­не, строил в горах небольшие электростанции, служил в армии. О Кара-Куле узнал из газет. Захотелось посмот­реть Среднюю Азию, да и стройка привлекла: одна из самых высоких — свыше двухсот метров — плотин в стране, знаменитая Братская ГЭС, и та на сто метров ниже!

Приехал — разочаровался. Привык к зеленым горам, живописным селениям, к налаженному, крепкому житью-бытью, во всем отмеченному традициями и довольством. А каракульцы ездят на базар в Таш-Кумыр, а то и еще дальше — до Андижана. А местный торг только прини­мает решения по поводу «организации продажи овощей и других сельхозпродуктов». А горы — выжженный, мерт­вый камень. А река мутная, как столовский кофе. А кофе в зернах нигде не достанешь, приходится просить то москвичей, то отбывающих в командировку прийти, при­слать почтой ну хоть один килограмм хорошего кофе — вечером с товарищами посидеть, как без этого?

Собирались субботними, воскресными вечерами то у Бушмана, то у себя, в «итээровском» общежитии. Пели песни, думали над тем, над чем некогда было думать днем, спорили и решали проблемы, начиная от сугубо бы­товых и до мировых включительно. Расходились за пол­ночь, но все были молоды, и сил хватало на все. Дело кончилось столкновением с воспитательницей общежития, бдительно боровшейся с «нарушителями режима», комис­сией из постройкома, собранием, на котором было пред­ложено направить жизнь общежития по «новому руслу» И «итээровская» «коммуния» прекратила свое существова­ние. Впрочем, она в любом случае была обречена на ги­бель, но уже по другой, естественной причине. Кара-Куль быстро отстраивался, и ребята один за другим переезжа­ли в свои, персональные квартиры. Переехал и Майлян. Теперь он жил в «пэдэушке», занимая ее со своим «ше­фом», прорабом правобережной дороги Кайратом Умралиным. Кайрат оказался давним, еще по студенческой скамье товарищем Бушмана. Как и Бушман, он пришел на строй­ку с Учкурганской ГЭС. Почти ровесник Бенику, Кайрат был нетороплив, основателен и предельно неразговорчив. И еще он предпочитал пить чай. А Беник предпочитал пить кофе.

Анатолий Павлович Балинский. Тоха

Ала-Арча. Альпинистский лагерь

Первые «единички». Цирк ледника Адыгене.

На учебные занятия. Ведет Анатолий Балинский

Эля Насонова – инструктор группы рабочего проектирования

На карнизном гребне. Как пройти?

Река Нарын. Токтогульский створ

Гора Кыз-Курган. Первые палатки

Над створом. И так изо дня в день

Владимир Аксенов. Прораб по скалолазанию

Створу нужна ЛЭП? Она будет.

«Хозяин отметки «1300». Беник Майлян.

На бульдозерной тропе

Ваня Морозов. Спецзадание

Дима. Дмитрий Владимирович Бушман.

Начальник участка освоения склонов

«Такси» на 1300

Укрощение скалы.

Люди. Камень. Сталь.

Кара-Куль. Площадь Гидростроителей.

Обводной тоннель. Еще час-другой, и сюда пожалует Нарын.

Створ. «Моют» скалу.

Зосим Львович Серый. Бессменный начальник Нарын-гидроэнергостроя, Герой Социалистического Труда

Перекрытие Нарына.

Первый бетон. Все только начинается.

Токтогульская ГЭС. Теперь есть на что и посмотреть.

Собственно, Беник не собирался задерживаться в Кара-Куле, он так и планировал: посмотреть и катить дальше. Дальше — это в Сибирь. Затем на Камчатку. Потом до­мой, в Ереван. Тем более что его назначили сменным ма­стером на правобережную дорогу, а он не испытывал осо­бенного интереса к земляным работам. Беник заскучал. И когда встретил Бушмана, а встретил в самом подходящем для такой интимной беседы месте, на пешеходном мостике над Нарыном, где никто ниоткуда не подойдет и не помешает, то сказал, что ничего против соседа по «пэдэушке» не имеет, что значение правобережной дороги целиком и полностью сознает, однако просит другую ра­боту, а если таковой нет, то он, Майлян, пожалуй, будет собирать чемодан.

При всей дипломатичности Беника вопрос был постав­лен вполне ультимативно, а ультиматумы раздражают. Но Бушман терять товарищей не любил, и вопрос о пе­реводе Майляна на другую работу был в принципе решен тут же, на пешеходном мостике. Тем более что створ — это не такое уж теплое местечко, куда устраи­ваются, используя всяческие приемы; створ — это на любителя!

Сначала вместе с бульдозеристами Анатолия Курашова и Эбазыра Караева Беник снимал осыпь над компрес­сорной станцией, а с весной ушел в Токтобек-Сай, где плотники Геннадия Абрамова строили склад взрывчатых веществ. Потом вместе с абрамовцами он прокладывал тра­пы к отметке «905»; собственно, это были первые трапы на створе, так что сетовать на ординарность, однообразие ра­боты как-то не приходилось. Еще меньше пришлось ску­чать на первой бульдозерной тропе, которую Эбазыр Ка­раев и Решат Бекиров начали бить над входным порталом. Таким крутым был склон, такой практически немыслимой казалась тропа, тем не менее пробитая, что, когда осенью 1964 года возник вопрос о прокладке бульдозерной тро­пы по левому берегу, к отметке «1300», эта работа была безоговорочно доверена Бенику Майляну: лучшего спеца по части бульдозерных троп на створе на знали.

Тем временем Кайрат Умралин делал бульдозерную переправу, к сентябрю она была готова. Но, конечно, ею занимались все: и Хуриев, и его правая рука, главный инженер УМР Георгий Георгиевич Татаров, и Бушман, и прораб Гидромонтажа Вадим Гришаев. Все-таки это не верхолаза переправить, не связку горбыля или армату­ры, а тридцатитонную махину, явно не предназначен­ную для форсирования водных преград, а тем более по воздуху.

Переправу назначили на воскресенье. Чтобы народу лишнего не было, чтобы никто не вертелся под ногами, не лез под бульдозер, чтобы... да мало ли что может быть? Главное, выдержали бы анкера, замурованные в левый берег: расчеты расчетами, а у тех, кто на створе работает, к скале доверия нет, какою бы монолитной она со сто­роны ни казалась.

Но все прошло гладко, и анкера, в общем, выдержали. Вслед за машиной Эбазыра Караева, тотчас прозванной «Востоком» и «летающим бульдозером», на левый берег последовали вторая, третья, четвертая машины, и теперь остановка была за «малым» — перенести на натуру тро­пу, спроектированную и начерченную по аэрофото. Раз­личие между натурой и аэрофото выяснилось сразу же, на первых метрах... но это уже ничего не могло изменить. И потом, как сказал однажды Бушман, Беник может сде­лать то, чего никогда не сделал бы, но сделает, чтобы не подумали, что он не сможет это сделать...

Бенику помогал инженер техотдела Коля Тен. Горяч­ность, экспансивность одного уравновешивались невозму­тимостью, обстоятельностью и в то же время деликатной отзывчивостью другого, а это немало значило в тех усло­виях, в которых им выпало вместе работать. Конечно, уста­вали и физически. Но в стократ больше они изматывались душевно, переживая каждый поворот, каждый маневр; ведь крутизна полки вдвое превышала уклоны, обозначенные в технических паспортах бульдозеров как критические... Вдвое больше допустимого!

Наверное, создатели бульдозеров и не подозревали, ка­кую надежную машину для разработки скалы они сдела­ли. Да и Майлян и сами бульдозеристы не сразу осмели­лись переступить красную черту технических ограничений Конечно, они многим рисковали, пока не узнали, каким колоссальным запасом мощи и устойчивости «востоков» обладают. Рисковали бульдозеристы. Рисковал Беник. Рисковал Бушман. Но за их спинами стоял Хуриев, а Каз­бек, они знали, ничего не решал с кондачка. С Хуриевым можно было и рисковать.

Беник Майлян шел впереди головного бульдозера. Вер­нее, пятился перед ним. Весь световой день. Все два ки­лометра по горизонтали и шестьсот метров по вертикали, все двадцать пять дней штурма отметки «1300». Пятился, не сводя глаз с висящей над склоном гусеницы, осторожно командуя чуть заметными, предельной скупости движе­ниями напряженной ладони. Этой ладонью он говорил больше, чем смог бы сказать словами, объяснить на чер­теже. И его ладони бульдозерист доверял больше, чем са­мому себе. Это был особый, высший класс работы, высшая мера понимания, доверия, а еще и азарта, без чего на 1300 пробиться было бы, наверное, невозможно.

А они пробились. Последний рывок получился таким резким, что на перевальную седловину, к самой верхней точке тропы головной бульдозер выскочил без гусеницы — не выдержала, слетела. Тут помучились основательно. Для домкрата и то места не нашлось, думай, ломай голову, как машину обуть — задачка!

Пролетел вертолет, в вертолете находился Бушман, он увидел на седловине неподвижный бульдозер, а рядом пять-шесть человек, чем занятых — непонятно. А они на­девали гусеницу. И поскольку деваться некуда, надели ее. Пока чинились, вниз не спускались, ночуя тут же, на 1300, облюбовав для жилья глубокую нишу под карнизом конгломератовой скалы... Впоследствии каменный козырек от­валился, рухнул на тропу, и все невольно вспоминали о том, как изо дня в день проезжали под этой глыбой, укры­вались под ней от дождя, спали, сидели у костра. Вот ведь как удачно вышел срок этому дамоклову мечу: ночью да еще в воскресенье!

Со временем по бульдозерной тропе наладилось «регу­лярное» движение, стали ходить даже «пассажирские» бульдозеры, эдакие дилижансы, оснащенные креслами-са­моделками на двадцать с лишним персон. Их прозвали «бульдобусами». Или «такси». «Такси» доставляли рабо­чих со створа на 1300 всего лишь за час. Здесь, на верх­нем этаже стройки, становилось все многолюдней, и ран­ней весной 1965 года бригады Анарбаева, Абрамова, Анд­реева и Петрова приступили к монтажу воздухопровода, который надо было перекинуть через ущелье с левого бор­та на правый. Но как это сделать?