В этих четырех прототипах внутренне self и перцепция объекта представляются в расщепленном на либидонозные и ан-тилибидонозные части. Кружочками обозначены self и структуры объекта.
В модели Fairbairn использованы две элементарные силы. Первой их них является агрессия, показываемая стрелками, другую представляют либидонозные связи между self и объектом, символами которых являются две параллельные вертикальные линии. Я думаю, что самым ценным достижением Fairbairn является критический подход к факту, что именно потребность в «либидонозных» контактах, пусть даже с отрицательным объектом, ответственна за сохранение дисфункциональных паттернов поведения и кроет в себе причину их исключительной стойкости к изменениям.
В контексте обсуждаемого в данный момент рода мазохизма можно утверждать, что многое из того, что делает мазохистская личность, и что носит характер саморазрушения, самоограничения и преследования самого себя, с успехом можно объяснить, как предпринятие в отношении себя таких действий, которые ранее предпринимал по отношению к ней кто-то другой. То, что она делает, вполне можно определить как ее личный «внутренний саботаж» (Fairbairn, 1974) против ее естественного, истинного или либидонозного self. Процесс этот отображен в прототипе I симптома, показанном на рисунке 1, согласно которому антилибиди-нозное self и объект предпринимают агрессию против либидонозного self и таким образом сохраняют свои либидонозные связи.
|
|
В примере с мазохистским характером, где уничтожение self, унижение, вмешательство, торможение и использование воспринимается, как нечто исходящее от объекта, мы можем с успехом обратиться к концепции агрессии со стороны объекта, обуславливающей те внутренние отношения, которые представлены прототипом I. Это может произойти по крайней мере тремя разными способами. Во-первых, происходит проекция интернализо-ванного объекта на окружение; во-вторых, поведение — есть «проективная идентификация» и вызывает такого рода негативизм со стороны объекта. И, наконец, в-третьих, мазохистская личность проявляет склонность к выбору таких личностей и окружения, которые последовательно ограничивают и используют ее таким образом. Конечно, в мире случаются примеры чрезмерного использования такого доминирования, но мазохист может демонстрировать стойкую вовлеченность в такие отношения и ему бывает чрезвычайно трудно от них освободиться. Приостановка механизмов, связанных с динамизмом прототипа I, заключается в оставлении интернализованного объекта и тех аспектов самоидентификации, которые являются производной такой связи. В определенном вполне реальном смысле смена этих дисфункциональных паттернов требует отказа личности от своих связей с семьей и от идентичности, возникшей в рамках этого первичного отношения. Для личности отказ от плохого объекта означает лишение ее идентичности и вечное одиночество в мире. Особенно это справедливо для тех, для кого никакие другие значимые связи недоступны, как это часто бывает в случае дисфункционального детства и последующей взрослой адаптации.
|
|
Плохой объект оказывается лучше, чем отсутствие какого-либо объекта вообще.
Приведенная здесь модель касается мотивации и объясняет, почему люди делают то, что они делают. Это ведет к интерпретации и интервенции, которые, при наличии понимания этих мотиваций, могут, например, облегчить соответствующую обстановке сепарацию от связи с отрицательным объектом и поиск внешних связей с «положительным объектом». В случае поведения, относящегося к прототипу I многие терапевты рекомендуют назвать и сопротивляться «чувству вины по поводу отделения и выживания», а затем создать «корректирующие эмоциональные переживания» в терапевтических условиях, в которых клиент сможет понять, осознать, что выражение им своей непохожести, оппозиционности и успехов не угрожает, не разрушает и не провоцирует мести со стороны терапевта (например, Fairbairn, 1985; Horowitz, 1986; Modell, 1965, 1971; Weics и Sampson, 1986).
Симптоматологию I прототипа я в целом определил, как «страх, вина и опасения». Это определение не является исчерпывающим, являя собой лишь начало списка таких видов поведения, которые очень часто бывают проявлением антилибидонозной агрессии, направленной против либидонозного self.
Прототип II я назвал «требовательность - установление зависимости». Представленные здесь виды поведения являют собой экспрессию претензий личности, связанных с подлинными и врожденными ожиданиями по отношению к хорошему объекту. Нам бывает весьма сложно отказаться от чего-то, на что — как мы чувствуем — мы имеем врожденные права. Поскольку мы не в состоянии жить с постоянным ощущением сильнейшей боли от преследующего нас разочарования, то мы подавляем его и боремся с ним другим способом. Но до тех пор, пока это серьезное разочарование не будет признано, перестроено и окончательно одобрено, то нами непреднамеренно управляет сила этой боли и наша реакция на нее.
Хотя вышеописанная модель не может быть одинаково успешно применена ко всем типам зависимости, все же многие из них, безусловно, можно объяснить с помощью динамизмов такого типа. Еда, алкоголь, успокоительные и обезболивающие средства и наркотики могут дать ничем не обусловленное утешение, которого зависимая личность не находит в естественных, интерперсональных источниках. Зависимость от амфетамина, кокаина, работы, секса или любви — все это способно поддержать значимость, фальшивое self, мобилизованное на преодоление нарциссической травмы и утраты истощенного истинного self. Азарт, денежные траты, еда и зависимость от любви могут устранить ощущение пустоты в примере личности borderline и других патологий нарушенного self. To, что сохраняет эти паттерны в действии и делает их такими стойкими к любым изменениям, — это именно заблокированная либидонозная надежда на контакт с «либидонозным» другом, который является жизненно необходимым для оптимального человеческого развития. И для того, чтобы в случае его отсутствия сделать шаг вперед, человек должен пережить скорбь по поводу этой критической утраты и окончательно отказаться от надежды на то, что когда-нибудь она могла бы быть признана не существовавшей. Чтобы добиться действительного изменения поведения, соответствующего динамизмам прототипа II, данная личность должна одобрить свою жизнь и прекратить магические попытки открывать свершившиеся факты.
|
|
Для мазохизма характерно то, что его саморазрушительное поведение — есть проявление детерминации в сохранении интегральности. Когда мы видим по-настоящему мазохистского пациента, то бываем просто поражены степенью его «зависимости» от унижения, деградации, поражений и боли. Однако это становится все менее таинственным по мере того, как мы открываем его прошлое, полное насилия и феноменологическую историю, в которой единственным способом сохранения собственной гордости было нахождение удовольствия в том, что он оказался способен все это «принять». Выстоять, не плакать, выдержать боль — это были единственные способы демонстрации независимого self. Именно поэтому во многих случаях мазохистского саморазрушения то, что проявляется как симптоматическое поведение, на самом деле — есть индивидуальная сложившаяся стратегия сосуществования с интернализованным негативным объектом и сохранения требований собственной воли. Отказ от так ловко перенесенного поражения и боли может в таких случаях означать окончательный крах с таким трудом завоеванной интегральности self. Действительно, в некоторых из этих случаев вторгающийся в пределы личности и подавляющий ее объект бывает способен оценить эту способность «принимать» насилие. Благодаря этому жертва достигает самой близкой к возможной для нее степени признания ее независимого и интегрального self. Демонстрируемые в данном случае личностью требования касаются обнаружения, признания и поддержки ее врожденных прав на автономию и интеграцию. В примере с мазохизмом самоуничтожение парадоксально питает эти претензии.
Прототип III я определил названием «сопротивление -бунт». Он иллюстрирует поведение, которое точнее всего может быть объяснено фактом агрессии либидонозного self и объекта против антилибидонозного объекта. Здесь ребенок борется с ограничением, вмешательством, унижением и использованием его с позиции силы. Очевидно, что сопротивление и бунт могут принимать активную и явную форму, либо быть пассивными и скрытыми. В мазохистском характере самоедство, разрушение и негативное отношение к себе — это способ сохранения контакта с настоящим объектом (прототип I). Они представляют достигную ин-тегральность self (прототип II) и в то же время выражают сопротивление и бунт против сил, вызывающих это страдание (прототип III). Еще раз повторим, в случае с мазохистской личностью все другие средства выражения сопротивления и несогласия являются принципиально недоступными. Только в преувеличении и демонстрации собственного поражения можно было найти какую-то возможность либидонозной самоэкспрессии. Как мне кажется, именно такое весьма неутешительное положение вещей является причиной часто обнаруживаемого сопротивления мазохистского характера каким бы то ни было изменениям.
|
|
Если такая личность отказывается от самоуничтожения, то она лишится последних средств либидонозной самоэкспрессии. Хорошо известная подспудная бесконечная скорбь мазохистской личности — это зачастую — все, что осталось от подавленных жизненных сил. Парадоксальным образом отказ от самоуничтожения равнозначен полному признанию поражения. Таким образом, то, что дает возможность сопротивления и бунта прототипа III, — это его погружение в собственную либидонозную самоэкспрессию по отношению к объекту, который может заметить, признать, отразить и радоваться ей. Когда последняя надежда на это исчезает, организм окончательно решается на единственно доступный ему в этой ситуации способ воздействия — самоуничтожение, которое является средством преодоления, покорения объекта. Это вид коварной и самовоспроизводящейся ловушки, но субъективное, в данный момент неосознанное, альтернативное переживание означало для личности смерть.
Прототип IV я назвал «плохое отношение». В этом случае поведение можно описать и объяснить следующим образом: личность относится к другим так, как некогда относились к ней. Ан-тилибидонозные self и объект направляют агрессию против либи-донозного объекта. Наиболее ярким примером такой ситуации будут жестоко поступающие со своими детьми личности, с которыми подобным же образом поступали в детстве. Соответственно «модель ролей отношения» это использующий - используемый. Личность будет особенно склонна поступать в соответствии с волей использующего, если налицо низкое ощущение безопасности или угрожающая ситуация Weiss и Sampson (1986) назвали это «сменой пассивного на активного». Мазохистская услужливость, пассивность и упрямство очень часто бывают сродни мученичеству и вызывают чувство вины, что вызывает у других чувство ответственности, некомпетентности, неэффективности и поражения. Злобная, косвенная мазохистская враждебность обычно легко заметна, но, в то же время, ее очень трудно идентифицировать и еще труднее бывает направить в ее очевидной скрытости.
Неповторимым в мазохистских динимизмах является то, что саморазрушительное поведение могут одновременно демонстрировать все четыре представленных прототипа. Во-первых, они дают опору личности — в той степени, в которой она формировалась, благодаря способности вызывать необходимую ей помощь, симпатию и поддержку. Саморазрушение поддерживает связь с настоящим плохим объектом и сопутствующими ему аспектами собственной идентичности. Во-вторых, перенесение боли и поражения выражает интегральность self и факт обладания личной волей, что является естественным человеческим требованием. В-третьих, демонстрация собственного поражения и стойкости к боли есть проявление единственно доступной формы сопротивления, бунта и либидонозной экспрессии, которая еще не была сокрушена. И в-четвертых, при помощи соответствующих механизмов, навязанная себе боль может быть обращена против того, кого считают виновником переживаемой обиды. От такого разрешения, пусть даже болезненного, очень трудно отказаться.