Королева Мария

После смерти Габриэль д'Эстре Генрих написал сестре: «Иссох корень моей любви и не даст более ростков НИКОГДА».

Известно банальное: «Никогда не говори никогда».

Весной король был во власти воспоминаний, и «слезинки короля часто падали в бокал с вином», но уже летом... запылало солнце! Ее звали Генриетта д'Антраг, она была дочерью орлеанского губерна­тора.

Началась страстная и тщетная любовная осада красавицы. Генриетта не соглашалась... Король пы­лал и привычно не сдавался. Были испробованы все те же «эффективные подкупательные сред­ства». И опять тщетно. Наконец сама Генриетта объявила цену ночи. Это была... корона! Краса­вица потребовала у короля письменного обязатель­ства жениться, если она понесет ребенка.

Как любил говаривать граф Сен-Жермен, «ста­рые безумцы еще безумней безумцев молодых...». Король, сгоравший (как всегда) от страсти, готов был отдать что угодно за вожделенную ночь. Генрих написал знаменитую бумаг)': «Мы, Генрих IV, Божьей милостью король Франции и Наварры, клянемся перед Богом и заверяем честным королевским сло­вом...» Он клялся в случае беременности подруги сделать ее законной женой и королевой Франции.

И свершилось! О желанная ночь! Генрих овла­дел наконец возлюбленной... чтобы вскоре по­пасть в труднейшее положение.

Именно в это время разоренная войнами казна, интересы страны потребовали выгодного династического брака. Об этом постоянно твер­дили королю министры. И вдруг наметилась вели­колепная партия.

Мария Медичи, тосканская принцесса из хо­рошо знакомого Генриху рода, была готова всту­пить в брак и пополнить опустошенную казну Франции. Она могла принести приданое, невидан­ное в истории браков французских королей, и про­щение всех долгов Франции семейству Медичи.

Когда королю показали портрет пышной тос­канской принцессы, солнце привычно разгоре­лось в королевской крови... Так что теперь Генрих писал длиннейшие нежные любовные послания одновременно обеим – любовнице и невесте.

Накануне выгоднейшего (и столь желанного) брака Генриетта объявила королю, что она бере­менна.

Но отказаться от брака с Марией Медичи Ген­рих не мог и не хотел. Какова была ярость Генри­етты, когда она узнала!.. Никакими деньгами и по­сулами нельзя было заставить ее отдать бумагу с королевским словом. Осыпаемый проклятьями Генриетты, нарушив священную клятву, Генрих же­нился на Марии Медичи.

Мария быстро исполнила мечту короля и его соратников – родила Генриху наконец-то законного сына. К незаконным детям (граф Сен-Жермен счи­тал, что их было 12) король прибавил 6 законных.

Но страсти продолжали повелевать...

Мария после родов сильно растолстела. Ее длинный фамильный нос, бесформенное распол­невшее тело, увы, уже не пленяли. Остались лишь фамильные умные глаза Медичи – но, к сожале­нию, навыкате... Теперь все чаще эти глаза были в слезах.

Ибо солнце непрестанно пылало в груди ко­роля, и три десятка возлюбленных придется вы­нести новой королеве...

Вначале Мария закатывала сцены любовницам, осыпала оскорблениями, толстуха даже пускала в ход свои крепкие кулаки.

Но, к радости короля, она постепенно-посте­пенно... и привыкла к его изменам, и перестала за­катывать скандалы возлюбленным. Более того, стала покровительствовать некоторым из них. Ген­рих узнал, что у нее появился любовник, что очень устроило весельчака-короля. Ибо позволило же­ланное – перестать посещать постылую спальню с упруги.

В это время Генрих собрался на очередную войну. На этот раз с могущественной Австрией. Снаряжалась армия, и гусиные перья его министров приготовились перекроить европейскую карту.

И тогда Мария потребовала, чтобы он позабо­тился о троне и детях.

– Все в руках Всевышнего! И на войне как на войне!

На случай его гибели она должна стать коро­левой-регентшей при дофине Людовике... Чтобы вечно мятежные принцы крови не пытались за­хватить престол. Но для этого она должна быть коронована.

Генрих согласился. Марию короновали в со­боре Сен-Дени.

Но уже на следующий день... уехать в армию ее мужу не пришлось. Короля оставили в Париже навсегда.

Здесь месье Антуан прервал монолог и, как все­гда, с изумлением несколько секунд смотрел на меня. Наконец будто вспомнил причину моего при­сутствия и сказал:

– Я вас предупредил: у меня нет более сил от­править вас ТУДА... Но я вам расскажу... я часто вижу эту картину... – Тяжелые веки месье Антуана закрыли глаза, он медленно заговорил:

– Середина мая, страшная жара в Париже. Уезжая на войну, король должен посетить Арсенал – осмотреть новые орудия.

Карета, украшенная лилиями Бурбонов, катит по улице Железных рядов – узкой, извилистой ни­щей улице. По бокам кареты скачут королевские гвардейцы. На переднем сиденье – толстая жен­щина с двумя мальчиками. Королева Мария с деть­ми – дофином, будущим Людовиком XIII, и млад­шим Гастоном...

Король Генрих сидит на заднем сиденье... тор­чит его игривая бородка. Рядом – худощавый, в кам­золе с золотым позументом, любимый обер-егермейстер герцог де Монбазон с точно такой, же бородкой... Беспощадное солнце заставило короля спустить кожи на окнах... они заменяли тогда стекла.

Карета подъезжает к перекрестку. На солнце­пеке рыжий детина с всклокоченной бородой... переминается с ноги на ногу, чего-то ждет. На­встречу королевской карете из маленькой улочки на перекресток выезжает огромный воз, гружен­ный сеном... Воз перегородил дорогу королевской карете. Она остановилась. И моментально на ко­лесо мимо оторопевших гвардейцев вскочил ры­жий детина. Считанные секунды – и его голова, под­няв кожу, просунулась в окно, и уже длиннющая рука с кинжалом бьет в грудь короля...

– Боже мой, – хрипит король.

Но герцог де Монбазон удара не видит, в этот миг он возмущенно кричит на возницу. Услышав вскрик короля, повернулся к Генриху, спросил:

– Что, Ваше Величество?

В это время вновь просунулась рука с кинжалом. Детина наносит второй удар... третий... Ко­роль откинулся на сиденье, кровь хлынула горлом... Крики... Кричат герцог... жена... дети... Король не­движимый сидит в карете... Убийцу схватили, бьют пришедшие в себя гвардейцы... Но тот и не пыта­ется бежать, лишь защищается руками от ударов...

Так погиб этот веселый и умный женолюб-ко­роль. Как сказал ехавший с ним в карете его люби­мец герцог Монбазон: «Бог дал ему все, кроме смерти в своей постели».

Герцог де Монбазон, свидетель смерти короля Генриха, и был отцом той самой герцогини де Шеврез.

Месье Антуан остановился, помолчал, потом продолжил равнодушным тоном лектора:

– У короля было много врагов, и до этого было восемнадцать неудачных покушений; почти все по­кушавшиеся были четвертованы.

Удачливым убийцей оказался простолюдин по имени Франсуа Равальяк, фанатик-католик... Ко­торому кто-то внушал, что король Генрих – тайный протестант, сменивший веру только ради власти, что он готовит войну с папой и завоевание мира протестантами... И которого кто-то предупредил о поездке короля в Арсенал. Кто внушал? Кто пред­упредил? Протестанты, ненавидевшие короля за то, что стал католиком, католики, подозревавшие, что он остался протестантом, или королева, устав­шая от измен Генриха и сама мечтавшая о власти? Или ее тогдашний любовник? Или аристократы, недовольные усилением королевской власти? Или кто-то из брошенных любовниц, так и не простив­ших короля? Или... Всегда найдется много «или»... у кого много врагов. Нужен лишь один безумный, который поменяет ход Истории... Сколько их было и будет!

Но тогда следствие подозрительно быстро за­кончилось обычным выводом: убийца был одиноч­кой. Зрелище казни сделали обычно устрашаю­щим. Несчастного четвертовали: четыре лошади рванулись в разные стороны и разнесли тело Равальяка. Францией начала править королева Ма­рия. Она – регентша при девятилетнем сыне Лю­довике XIII.

Теперь Мария всегда в черном – в вечном трауре, доказательстве любви к мужу, который ее не любил и которого не любила она, измученная его изменами и сама ему изменявшая. Очередная чело­веческая комедия, столько раз бывшая под солнцем. Семь лет будет править королева-регентша, и пра­вить, как давно мечтала: всю власть Мария Медичи передает тому, кого так страстно любила.

Ее любовник, красавчик флорентинец Кончино Кончини приехал из Италии в ее свите. Для приличия королева женила его на своей молочной сестре – дочери кормилицы. Прехорошенькая, хитрющая пройдоха – простолюдинка Леонора с детства закадычная подруга королевы Марии.

Уже вскоре после убийства короля по Парижу поползли стыдные слухи. Будто семейная жизнь четы Кончини должна прикрывать отношения со­рокалетней королевы-регентши с красавцем фло­рентинцем. Эта ситуация тоже часто повторялась в истории. Точно так же семья вашего временщика Бирона прикрывала его ночи с вашей царицей Ан­ной Иоанновной... Но обезумевшая от любви ре­гентша перестает стесняться. Стареющая королева щедро оплачивает ночи Кончини. Любовник ста­новится Первым камергером; никогда не воевав­ший, он получает звание маршала Франции. Фло­рентинец из бедной дворянской семьи обезумел от открывшихся возможностей. Что делать – «жаднее богатых только бедные». Он беззастенчиво оби­рает казну! По приказу королевы исполняются все его алчные прихоти: для него выбивают драгоцен­ные камни из короны покойного короля.

Роскошный дворец фаворита и королевский Лувр разделял глубокий овраг. Королева велит по­строить через него мостик, который парижане тотчас насмешливо прозвали «мостиком любви». Каждое утро фаворит идет по этому мостику во дворец, чтобы засвидетельствовать почтение ко­ролеве, и каждую ночь крадется туда же, чтобы оставаться там до рассвета. Такое же безродное ничтожество, как и ваш Бирон, он нагло помыкает первыми фамилиями Франции. Но в отличие от вечно покорной Руси в стране вечно мятежных галлов такое долго продолжаться не могло. Знат­нейшие фамилии радостно начинают бунтовать. По Парижу гуляют непристойные сочинения о фа­ворите и королеве с похабными рисунками.

Ее сыну Людовику пошел уже шестнадцатый год. Дети вырастают незаметно, но родительницы продолжают относиться к ним как к детям. Исто­рия также обычная под солнцем и очень опасная, коли ребенок – король.

Юный король проводит много времени на охоте. Здесь он и приобрел старшего друга с очень смелыми замыслами.

«Фаворит умер, да здравствует фаворит!»

Герцог Альбер де Люинь – прирожденный ца­редворец, то есть великий интриган. Каждый день он сопровождает короля на любимую охоту и ста­новится неразлучным с юным Людовиком XIII. Шестнадцатилетний король ненавидит любовника матери и страдает от позорных слухов, которыми услужливо и ежедневно снабжает его герцог вместе с постыдными памфлетами и непристойными ри­сунками.

И однажды герцог предлагает юноше покон­чить с фаворитом. Людовик колеблется: он при­вык подчиняться матери, он боится. И тогда де Люинь играет по-крупному. Он сообщает юноше: терпение знати закончилось – готовится бунт, ко­торый может стать не только гибелью фаворита, но и концом великой династии. Есть только один выход: опередить знать и убрать итальянца, кото­рого ненавидит весь Париж. И стать, наконец, ко­ролем!

Людовик соглашается.

Утром герцог передает капитану королевских гвардейцев приказ короля: арестовать всемогу­щего фаворита. И коли он будет сопротивляться...

Капитан улыбается – дальше продолжать не стоит.

Гвардейцы встретили Кончини на «мостике любви»... «Разодетый итальянский павлин» шел во дворец королевы, как всегда, окруженный шумной толпой стражи и прихлебателей-придворных. Име­нем короля капитан гвардейцев объявил Кончини арестованным. Взбешенный фаворит выхватил шпагу. Этого и ждал капитан. Выстрелом в упор из пистолета преспокойно застрелил маршала Фран­ции. Прихлебатели и охрана Кончини тотчас раз­бежались, как всегда бывает под солнцем.

Гвардейцы короля, хохоча, долго пинали но­гами тело временщика. Вдоволь надругавшись над тем, кому вчера угодливо служили, гвардейцы за­копали труп. Но народ... Добрый народ захотел тоже повеселиться. Народ вырыл из могилы труп вчерашнего повелителя.

Мертвое тело топтали ногами, били палками, женщины царапали ногтями мертвое лицо, мочи­лись на труп. Потом тело поволокли по улицам к Новому мосту, где стояла конная статуя короля Ген­риха. Здесь труп любовника вдовы Генриха подве­сили за голову к статуе ее мужа, и народ отплясы­вал вокруг трупа, распевая похабные песни о ко­ролеве... Потом начали резать мертвое тело ее лю­бовника... Нос, пальцы – брали на память. Жалкие останки, точнее – остатки, торжественно сожгли на Новом мосту перед статуей Генриха. Эта дья­вольская радость черни, ее упоение зверством, надругательством над вчерашним властелином... в нем уже мерещилась будущая революция... Точ­нее, все революции, и ваша в том числе. Ибо нет ничего нового под солнцем. Герцог де Люинь до конца дирижировал переворотом. Королеве-ма­тери было запрещено покидать Лувр. Вчерашняя всесильная королева Мария беспомощно наблю­дала в окно, как рушили все, что осталось от не­счастного любовника, – «мостик любви». Ее лю­бимую подругу, жену убитого, хранительницу ее интимных тайн, герцог де Люинь приказал аре­стовать и пытать. Несчастная молила прекратить пытку – признала все, в чем ее обвинили: колдов­ство, полеты на шабаш, совокупление с дьяволом и попытку извести короля! Молочную сестру ко­ролевы сожгли на костре при счастливых криках тысячной толпы.

Королева-мать покорно перенесла гибель по­други, она смирилась со всем... Но Людовик пом­нил, как опасен яд Медичи. По совету все того же герцога де Люиня юноша отправил родную мать в замок Блуа, где она должна была жить на положе­нии арестованной. Она сумела бежать оттуда только через пару лет.

(Была грозовая ночь, хлестал непрерывный дождь и охрана спасалась от непогоды, когда отваж­ная женщина спускалась по веревке из окна замка. Здесь ее ждали оседланная лошадь и верный слуга.)

После гибели фаворита Кончини начинается стремительное возвышение фаворита нового – герцога де Люиня.

Как только были зарыты останки фаворита ко­ролевы, и сама она отбыла в ссылку, в Лувре нача­лось непрерывное празднество... Людовик XIII (а точнее, герцог де Люинь) праздновал обретение власти. Великолепные балы следовали один за дру­гим. Как положено при новом правлении, при дворе появились вчерашние жертвы – впавшие в немилость при правлении прежнем.

Именно тогда на очередном балу появился зна­менитый герцог де Монбазон. Тот самый герцог де Монбазон, который находился в карете в зло­счастный миг убийства Генриха IV.