С Кантакузином ушла со сцены целая эпоха византийской истории, когда власть не оставляла идей Михаила Па-леолога, думала о воссоединении греческих земель и когда она опиралась на сильную служилую аристократию европейских областей, поставлявшую лучшие национальные полки. Теперь служилые люди или были перебиты в междоусобных войнах, или разорены во время народных восстаний и турецких набегов. У империи не стало организованной национальной армии, ни ресурсов для ее возобновления. Осталась надежда на латинян, и при последних Палеологах господствуют надежды на латинян и латинское засилие. Завершением господствующих идей этого последнего периода является Флорентийская уния, и Константинополь гибнет как латино-греческий город, защищает его не патриарх, но кардинал.
Иоанн V занимал престол еще почти сорок лет (1355—1391) и остался в народной памяти как красавец Калоянн. Несмотря на тяжелую юность, он по легкомыслию не годился бы в монархи даже в спокойное время, теперь же он усугубил личными качествами и слабость государства, и бедствия народа.
|
|
Слабость правительства была настолько велика, что три года оно не могло справиться с обломками партии Кантакузина, во главе которой стоял Матвей, носивший еще знаки царского достоинства; ему мало помогали младший сын Кантакузина Мануил, правивший в Мистре, зять его Никифор в Эносе, Мануил Асеневич во фракийской Визе. Матвею предлагали сделку: получить в удел то Морею, то Лимнос. Он даже перешел в наступление. Греки уже не могли воевать без турецкой помощи, в которой Орхан отказал. Палеолог избавился от Матвея лишь в 1357 г., когда последнего захватил в плен сербский кесарь Воихна и выдал Палеологу, так как никто не захотел выкупить Матвея. В Константинополе обошлись мягко с претендентом и его семьею, даже уговаривали, через отца, отказаться от своих притязаний, и Матвей дал требуемую клятву, сохранив некоторые знаки царского сана. Разгадку миролюбия Палеолога следует искать в тех симпатиях к дому Кантакузина, которые еще жили во Фракии; там еще держался М[ануил] Асеневич (Асень). Многие фракийские архонты в ближайшие годы предпочли турецкую власть правительству Палеолога, чем облегчили утверждение турок во Фракии. Подобное явление имело место и в малоазиатской Вифинии во времена Османа. Междоусобие во Фракии замерло за отсутствием претендента. В отдаленных областях более сказалась крайняя слабость константинопольского правительства. Пользуясь распадением державы Душана, умершего вскоре после отречения Кантакузина, зять последнего Никифор, владевший Эносом, утвердился в Эпире, на который имел наследственные права, отослал дочь Кантакузина в Морею, желая породниться с сербской династией, но вскоре был убит албанцами (1358), и в Эпире было основано албано-греческое государство Карла I Топии. В Фокее царский наместник Калофет правил независимо. Его пираты схватили Халила, сына султана Орхана, и напрасно по настоянию Орха-на император требовал освободить Халила. Калофет просил 100 000 золотых и сан севастократора. Императору пришлось осаждать Фокею, исполнить требования Калофета и выдать за Халила свою малолетнюю дочь. Еще менее успеха он имел в Морее, где утвердился младший сын Кантакузина Мануил. Посланные против него двое Асеневичей были им отражены с помощью венецианцев, и Иоанн был вынужден признать Мануила деспотом византийской Морей. Богатый остров Митилену (Лесбос) Иоанн отдал вместе с рукой сестры генуэзцу Гаттелузи. В этом нужно видеть не только личную благодарность за помощь при овладении престолом, но и выговоренный наперед успех знатной генуэзской семьи, владевшей некоторое время Эносом, крупный и характерный шаг последних Палеологов по пути латинского засилья. Владетельный род Гаттелузи чеканил собственную монету по примеру латинских; государей на Леванте. По свержении Кантаку-зина империя была так слаба, что венецианец Марино Фальери советовал начать поход против неверных с завоевания Византии, как будто усилия и успехи Ласкарей и Палеологов обратились в ничто менее чем в одно столетие. Однако лишь только Матвей Кантакузин попал в плен, Венеция поспешила возобновить мир с Византией (1357); при новом перемирии венецианцы были лишены права владеть недвижимостями в Константинополе, и их баил получил инструкции не возбуждать турецкой подозрительности дружбой с греками.
|
|
Ближайшие годы принесли такой непоправимый ущерб империи, что и в Европе, и в Константинополе пришлось подумать о немедленной борьбе с османами всею силою христианского мира. Преддверием к новому походу должна была быть по-прежнему церковная уния. В 1359 г. умер султан Орхан; ранее погиб его воинственный сын Сулейман, завоеватель Галлиполи, и на престол вступил другой сын, Мурад. Старый Орхан долго дружил с греками, породнился к Кантакузином и лишь под конец царствования охладел к греческой дружбе. Сыновья его Сулейман и вступивший на престол Мурад I были готовы использовать накопившиеся силы османов и вести свой народ для покорения христиан, тех «рум», коих землю они знали вдоль и поперек. Мурад начал с покорения единокровных сельджукских племен, с завоевания Ангоры и горных пастбищ караманского эмира, чтобы, обеспечив тыл, двинуться на опустошенную Фракию. Против вооруженного народа османов, привыкшего к военным успехам, уже не стояло воинственное служилое сословие, испытанные всадники Андроника Младшего и Кантакузина. Правительство Иоанна могло выставить лишь небольшие, по скудости казны, отряды западных наемников и негодные к правильному бою толпы народного ополчения. Силы же турок измерялись десятками тысяч. Овладеть Фракией было легко. В 1360 г. полководцы Мурада Лала-Шагин, Евренос-бей и другие взяли сильные крепости Чорлу и Димотику, причем последняя была передана греческим начальником; в 13б1 г. Лала-Шагин разбил начальника адрианопольских войск, бежавшего и покинувшего Адрианополь на произвол судьбы. Этот важнейший город Фракии стал второю после Бруссы столицей османов.
Лала-Шагин вторгся в Болгарию и дошел до Филиппо-поля, а Евренос занял Западную Фракию. Повсюду турки устраивались прочно, привозили семьи и укрепляли города; пленных продавали по установленной таксе, 125 серебряных грошей (акча) за человека. Византийское правительство не могло и не смело встретить турок в чистом поле, оно предпочло искать компенсаций в приморской Болгарии; греки захватили Анхиал и осадили Месемврию, принадлежавшие Болгарии города с греческим наведением. Александр Болгарский был вынужден просить мира и уплатить издержки (1362); мир был скреплен обручением малолетних Андроника, сына Иоанна V, с дочерью Александра от второй жены, еврейки. Умирая (1365), Александр оставил большую часть страны Шишману, своему сыну от еврейки. Шишман дружил с турками и изменнически захватил императора Иоанна, прибывшего для переговоров о союзе против турок. Европейские дворы были возмущены поступком Шишмана. Союз Болгарии с утвердившимися в Европе турками изолировал христианский Константинополь с севера и являлся изменой христианскому делу. Для освобождения Иоанна V была снаряжена экспедиция Амедея Савойского. Отбив у турок Галлиполи (впрочем, на короткое время), Амедей явился с несколькими генуэзскими и венецианскими кораблями в Черное море. Амедей овладел болгарским берегом до Варны, и тогда лишь Шишман освободил императора, около года пробывшего в плену, и обязался не нападать на Византию. Рыцарская помощь Амедея, приходившегося Иоанну V двоюродным братом по матери Анне Савойской, вовлекла Византию в орбиту западной политики, оправдала и оживила надежды на латинский Запад. Сын Анны Савойской, Иоанн Палеолог, был подвержен западному влиянию со времени вступления на престол с помощью Гаттелузи и Венеции. С утверждением турок в Адрианополе, с распадением державы Душана у Византии не могло быть иных надежд, кроме упования на западную помощь. Перед лицом турецкой опасности, Западом немедленно оцененной и учтенной, и для Европы не было иного выхода, как помощь Константинополю, хотя пока православному. Передовые латинские державы на Леванте, Венецианская и Генуэзская республики, подали друг другу руки, несмотря на вековечную вражду, и в эту грозную пору вторжения турок в Европу для окончательного утверждения венецианцы и генуэзцы дружно помогают Палеологу как при свержении Кантаку-зина, так и при экспедиции Амедея. Помощь, оказанная последним, была, однако, эфемерной и предпринята была с ограниченною целью и средствами. Радикальным решением вопроса было бы основание в Константинополе Латинской империи для борьбы с турками, как предлагал Фа-льери; но соотношение западных государств, особенно положение Франции, препятствовало осуществлению столь крупного предприятия. При таких условиях предстояли полумеры для Европы, агония для Византии, оживляемая надеждами на западную помощь. Латинизация государства Палеологов, двора, части высших церковных и светских кругов, Церкви и просвещения была обеспечена, насколько она не касалась верного православию народа и духовенства. К сожалению, история этого критического момента — последнего поворота на Запад — недостаточно освещена источниками и мало разработана.
|
|
|
|
Переговоры Иоанна V с Болгарией, Сербией, Людовиком Венгерским о помощи против турок не привели к результату. Против турок нужны были сильные союзники. Византийское правительство надеялось на первых порах на соседей-сербов и послало патриарха Каллиста в Серее, к вдове Душана; но Каллист умер во время переговоров, которые не были доведены до конца не только потому, что тот же Каллист в 1352 г. объявил анафему Сербской патриархии, основанной Душаном, но главным образом вследствие распадения царства Душана на уделы. Сербы не могли защитить от турок и собственную страну; турецкие отряды прошли Македонию, Фессалию, Фермопилы и грабили под Фивами. Правитель каталанского государства, сицилийский наместник Лориа, даже призвал турок на свою службу против венецианцев и своих внутренних врагов. Союз Лориа с турками возмутил европейские дворы; папа Урбан V призывал против Лориа духовных и светских владетелей Греции и короля кипрского Петра I Лузиньяна; последний заключил союз с французским королем Иоанном и с Амедеем Савойским, но на Мурада не напал. Он лишь ограбил Александрию (1365) и укрепил латинскую Смирну. Сам сицилийский король долго не мог справиться со своим наместником Лориа, и турки были изгнаны из Виотии с трудом. Папа Урбан был горячим сторонником крестового похода против османов и помощи Византии, которую «не слова, но самые дела» должны привести к спасительной унии. Организуя крестовый поход, папа поручал его вождям греческую империю, притом по просьбе самого Палеолога. Французскому королю Иоанну II смерть помешала стать во главе крестоносцев. Призывая его преемника, папа просил помочь грекам лишь в случае, если они будут верны унии. Еще во время экспедиции Амедея папа и письменно, и через сопровождавшего Амедея латинского патриарха Павла с угрозами требовал от Палеолога унии с католичеством. Иоанн Палеолог, оценивая политическое положение, готов был подчиниться требованию курии, но не обладал ни волею, ни авторитетом своего предка Михаила. Он созвал Собор с участием двух восточных патриархов и изложил Собору требования папы, но собравшиеся архиереи во главе с патриархом Филофеем нашли, что лишь правильно созванный Вселенский Собор может решить унию; в приглашениях же на таковой Собор константинопольский синод призывал поддержать догматы Восточной Церкви во всей их чистоте. Раздраженный «лживостью» греков, папа отсоветовал Людовику Венгерскому выступить на помощь Византии, даже разрешил его от клятвы, если он таковую дал Иоанну Палеологу. Между тем Иоанн лично на занятые деньги ездил к Людовику Венгерскому, умоляя о помощи; но вследствие советов из Рима Людовик выступил не против турок, но против их друзей болгар. Напрасно съездив в Венгрию, не имея иной надежды, император Иоанн решает ехать в Рим. Потомки Михаила Палеолога, растратив народные силы и допустив турок в Бруссу и Адрианополь, являются в роли униженных просителей перед европейскими дворами. Иоанн V первым из Палеологов вступил на этот горький путь, впрочем услаждаемый почестями и увеселениями и проторенный латинскими императорами Константинополя.
В 1369 г. Иоанн V явился в Рим и вручил не папе, но его кардиналам грамоту за золотою царскою печатью. Грамота содержала латинский символ веры на греческом и латинском языках. Через три дня он был принят папой на лестнице собора св. Петра и присягнул Римскому первосвященнику на верность ему и католической Церкви; последовал молебен. Папа более не считается с мнением константинопольского синода и требует от греческого клира последовать примеру их царя. Однако и Палеолог, и Урбан поступили легкомысленно, сочтя золотую печать за согласие православного народа и духовенства. Иоанн Палеолог отправился и ко французскому двору, но выслушал лишь вежливые фразы. На возвратном пути с ним случилась беда: этот византийский император, привыкший жить и ездить в долг, был задержан своими венецианскими кредиторами. Оставшийся в столице старший сын Андроник задерживал уплату долгов отца, выручил, прислав деньги и корабли, второй сын Мануил. За это отец объявил его наследником престола, устранив старшего сына Андроника (1371). Арест императора иностранцами за долги ярко характеризует потерю империей всякого уважения в глазах тонких политиков и банкиров, какими были венецианцы. Они считали Византию на краю гибели со времени падения Кантакузина. Теперь же турки стали хозяевами Балкан.
Перенеся свою столицу из Бруссы в Адрианополь (тур. Эдирне) в 1365 г., султан Мурад двинул на Шишмана Болгарского три армии, которые захватили балканские перевалы. Шишман был вынужден признать себя данником султана и отдать сестру в султанский гарем (1365). Одновременно Людовик Венгерский взял болгарский Видан и захватил Страшимира, брата Шишмана. Однако, получив помощь турок и волошского воеводы Владислава, Шишман выбил венгров из Видана. Венгры действовали не одни, с ними были сербы, для которых опасна была политика опиравшегося на турок Шишмана. 60-тысячная армия Вукашина Сербского должна была ударить на турок в Адрианополе, но опоздала и сама была разбита на Марице, застигнутая турками врасплох (1371). Это была большая катастрофа для христианского населения Балкан, доставившая перевес турецко-болгарскому союзу. Измена болгар христианству отчасти объясняется честолюбием Шишмана, отчасти была вынуждена опасным соседством турок, неоднократно опустошавших Южную Болгарию и ранее утверждения их в Адрианополе. Победа была немедленно использована османами. Вся Восточная и Южная Македония была завоевана полками Мурада. Греческие и сербские властели Македонии стали турецкими беями, поставлявшими свои отряды в султанскую армию и платившими взносы в султанскую казну. Сербские и вообще славянские полки ценились в турецкой армии и составляли корпус, расположенный возле столицы, вдвое больший, чем корпус янычар во времена Магомета Завоевателя. Сербские воеводы, принявшие ислам, заполняют султанский двор и достигают высшего положения. Турецкой власти избежал лишь Алексей Асан, правитель Каваллы и о. Фасоса, поддавшийся Венеции. Сербские архиереи Македонии спешили вернуться в лоно Вселенского патриархата, отказавшись от национальной Церкви, созданной Ду-шаном. Утверждение османов в Македонии до Албанских гор встревожило духовных и светских владетелей латинской Греции. По инициативе католического епископа Новых Патр и Фессалии и с папского благословения в Фивах состоялся съезд латинских государей Греции с участием представителей королей Венгрии и Сицилии, республик Венеции и Генуи; греческий император был приглашен, но уклонился. Этот съезд (1373) дальше переговоров не пошел, собравшиеся были поглощены местными вопросами, в связи с усилением Ачайоли. Этот богатый и просвещенный дом из Флоренции, оказывая потомкам претендентов на Латинскую империю денежные и политические услуги, приобрел Коринф, округлил свои земли в Морее, а один из Ачайоли, Нерио, угрожал каталанскому государству в Аттике. Печальна была картина латинской Греции: мелкие государи истощались в распрях перед лицом грозного врага христианской культуры, боролись между собою, как утопающие ни накренившейся ладье. Чтобы отнять у Генуи господство на путях в Черноморье, венецианцы добивались у Палеолога уступки о. Тенедоса, лежащего у Дарданелл; император не уступал им, даже находясь у них под арестом; лишь при возобновлении договора они получили остров за денежную субсидию, обещав выставить царский флаг рядом со своим. Но генуэзцы не простили Иоанну этой уступки, слабость императора ставилась ему в вину. Еще хуже и гораздо опаснее сложились его отношения к Мураду. Греческие источники об этом вопросе отзываются глухо и с неохотой. Проситель на Западе, Иоанн стал вассалом султана, одним из тех полунезависимых соседей, которые должны были участвовать в походах султана, хлопотать и унижаться при его дворе и выслушивать советы во внешних делах. При каких условиях свершилась такая перемена, неясно; возможно, что новое положение явилось не сразу и не было оформлено. Данником султана император еще не был, но положение сделалось унизительным и опасным.
Во главе недовольных слабостью Иоанна стал его старший сын Андроник, лишенный прав на престол в пользу младшего брата Мануила. Возможно, что за ним стояли враги латинской партии, к которой принадлежали и Иоанн, и Мануил. Вместе с сыном султана, по имени Санджи, Андроник составил заговор свергнуть с престола обоих отцов — Иоанна и Мурада. По крайней мере, их в этом обвинили. Мурад ослепил Санджи и предложил Иоанну одинаково поступить с виновным сыном. Иоанн повиновался, но ослепление Андроника было неполное, из своей темницы в башне Анемы (доныне уцелевшей в развалинах Влахернского квартала) Андроник скрылся в Галату и с помощью генуэзцев, враждебных его отцу, и сербского Марка Кралевича с его дружиною даже захватил столицу после месячной осады. Отец и брат Андроника заняли его место в той же башне. Вместе с сыном Иоанном Андроник IV был коронован (1376), а отец его и брат томились в темнице три года, пока им не удалось бежать к Мураду. Султан является судьею между Палеологами, и по его требованию Андроник уступил отцу престол и скрылся в Галату к своим генуэзским друзьям (1379); через два года последовало примирение, по которому Андроник получил в удел города по северному берегу Мраморного моря и был объявлен престолонаследником, но умер раньше отца (1385). Тяжелая распря между членами царского дома разыгрывалась на фоне грандиозной борьбы Генуи с Венецией, в которую была вовлечена и Византия. При захвате Андроником престола жившие в Константинополе венецианцы были брошены в тюрьмы и остров Тенедос был отдан генуэзцам, но венецианцы на острове оказали энергичный отпор. Еще раз разгорелась ожесточенная война между обеими республиками, сначала на Леванте, затем в Италии; обе стороны шли на величайшие жертвы, пока Амедей Савойский не добился прекращения кровопролитной и разорительной войны, гибельной для латинских интересов на Востоке (1381). Тенедос был отдан Амедею. Истощенные войною республики не могли думать о борьбе с османами и поспешили заключить с Мурадом договоры; их предупредала торговая Рагуза, первой из западных государств заключившая с османами торговый договор (1365).
Последние годы царствования Иоанна V являются временем непрерывного, безнадежного упадка Византии. Сам он искал забвения в танцовщицах и чревоугодии; даже у любимого сына Мануила он отнял красавицу-невесту, дочь трапезунтского царя. Старый Иоанн фактически стал вассалом Мурада; либо он, либо его сын Мануил проживали при султанском дворе; и переговоры с латинскою Европой были прерваны в угоду султану. Перед бессильным Палеологом, лишенным земель и доходов, развертывалась картина потрясающих успехов азиатского народа — необоримой силы, разрубавшей мечом старые политические вопросы и заново строившей судьбы всех народов, стоявших у нее на пути. Сын Мурада Баязид, прозванный Илдиримом (Молнией), приобрел Кутайю браком, сельджукс-кий эмират Хамид — покупкою. В Македонии Тимурташ взял Битоли, или Монастырь (1381). Почти одновременно была решена и судьба Салоник. Правивший в этом последнем оставшемся у Византии македонском городе Мануил Палеолог был замешан в заговор архонтов Сереса против турок. Немедленно султан послал против Салоник грозного Хайреддин-пашу. Не дожидаясь его, Мануил по совету отца вымолил себе прощение у султана, явившись к нему лично; но Хайреддин занял Салоники впервые, без боя; но ушли (1380); затем вторично Карали-паша взял Салоники после четырехлетней осады (1383—1387), причем Мурад, считая греческого императора своим вассалом, оставил в городе греческое управление, но поместил в акрополе турецкий гарнизон. Иоанн мог проживать в Салониках; в один из приездов он и умер в этом городе (1391). Но когда умер кроткий сравнительно Мурад, преемник его Баязид присоединил Салоники к своим непосредственным владениям, ввел турецкое управление, объявил набор христианских детей в янычары и превратил многие церкви в мечети (1391).
Не греки, но сербы и болгары могли бы защищать Македонию от ислама и турок. Но распадение державы Душа-на было катастрофой для христианской культуры на Балканах. Силы южных славян были разъединены. В Болгарии правил Шишман, прежде союзник, ныне данник султана, брат его Страшимир в Видине зависел от Венгрии. Сербские силы, еще крупные, были раздроблены. На севере от Моравы до Дуная правил старый Лазарь; в Приштине и на Косовом поле был удел Вука Бранковича; в Поморье княжил Балша; в Боснии — Твардко, наиболее могущественный из сербских государей, перешедший в латинство. Несмотря на разъединение, сербы решили дать отпор туркам собственными силами без помощи венгров, своих исконных врагов. В завоевательных намерениях Мурада они не могли уже сомневаться. Призванные албано-эпирским государем Карлом Топиа, османы овладели уделом Балши, убитого ими в бою. В 1386 г. сам Мурад, опустошив по пути болгарские земли, взял Ниш и подчинил себе Лазаря, заставив платить дань и выставлять конный отряд. Лазарь стал душою сербского союза против турок и рассчитывал особенно на Твардка; Шишман был ненадежен. В 1387 г., когда Мурад ушел в М. Азию для войны с караманским эмиром, Лазарь и Твардко собрали 30 000 сербов и разбили турецкие гарнизоны в Македонии, меньшие по числу, из турок спаслись немногие. Воодушевление сербов передалось и болгарам. Мурад стал собирать громадные силы, которыми располагал в Азии и в Европе. Начал он с Болгарии, чтобы обеспечить тыл. В 1388 г. выступил из Адрианополя визирь Али-паша с 30 000 отборного войска и взял Тырнов. Подошел и сам султан Мурад с громадными силами. Шишман, храбро защищавшийся в Никополе, был вынужден сдаться на милость победителя; несмотря на его измену, Мурад оставил его на престоле. Через Софийский перевал и Филиппополь Мурад вторгся в Сербию и разбил лагерь на Косовом поле, удобном для действия конницы (1389). Там стояли и сербы. Во главе их были Лазарь и Вук Бранкович; Твардко прислал босняков и хорватов с их воеводами; были отряды болгар, влахов и албанцев. Подробности исторической битвы известны, Мурад был убит зятем Лазаря Милошем. Ставший султаном Баязид после жестокой сечи разбил сербов, причем Лазарь был убит. С торжеством вернулся Баязид в Адрианополь. Сербы же были сломлены, сын Лазаря Стефан и Бранкович стали данниками султана.
Впечатление от разгрома сербов было потрясающее, прежде всего при византийском дворе, беспомощно на-блюдавшем за грандиозными событиями. О непокорности новому султану нельзя было и думать. Иоанну пришлось не только подтвердить и, по-видимому, оформить вассальные отношения к султану, но перенести еще большее унижение — сопровождать Баязида в поход против Филадельфии, единственного греческого города в Малой Азии, сохранившего независимость благодаря традиционной дружбе горожан с соседями сельджуками. Православным жителям бывшей твердыни царей Ласкарей пришлось увидеть греческого императора в турецком стане. Иоанн их уговаривал поддаться туркам и после их отказа бился вместе с сыном Мануилом в первых рядах султанских войск против греков, считавших себя его подданными. Город был взят приступом (1390). Отсутствием императора воспользовался его племянник Иоанн, сын Андроника, и захватил столицу; Мануил отнял у него город лишь после пятимесячной борьбы внутри городских стен. Из Константинополя Мануил опять спешит на службу к султану с крохотным отрядом в сто человек. Несмотря на всю покорность Иоанна и Мануила, Баязид с ними не стеснялся. Он запретил вывоз хлеба на принадлежавшие императору острова, турецкий флот разграбил одинаково как императорский Хиос, так и латинскую Евбею. По настоянию окружающих Иоанн V принял некоторые меры для защиты столицы, укрепив часть стен от Золотых ворот до моря, причем брал камень из развалин построенного Василием Македонянином храма св. Диомида и других роскошных построек поблизости; но, когда Баязид узнал об этом и пригрозил ослепить Мануила, Иоанн срыл только что выстроенные и возобновленные укрепления. Он уже не смел укреплять свою столицу, остаток своего государства. Независимость была фактически утрачена Византией, и лишь случай мог спасти империю. Ее значение пало в глазах самих греков, и царский посол Д. Кидони считал за большую честь звание венецианского гражданина. При таких обстоятельствах умер Иоанн Палеолог (1391).
Мануил II (1391 — 1425) вступил на престол в момент наибольшего могущества Баязида, на положении султанского вассала; он тайно бежал из султанской ставки, чтобы занять престол своих предков, византийских императоров. Баязид не замедлил показать ему свою власть, прислав гонца с требованием допустить в Константинополь султанского кадия (судью) для разбора дел не только между мусульманами, жившими в Константинополе, но и между ними и христианами, так как мусульманам не подобает подлежать суду неверных гяуров.
«Если не хочешь повиноваться мне, запри ворота своего города и правь внутри его, а за стенами все мое».
Баязид доказал последнее на деле, прогнав греков из европейских пригородов до Родосто. В течение семи лет он блокировал Константинополь, надеясь взять город измором. В Константинополе «не стало ни жнущего, ни молотящего», не стало съестных припасов, и для отопления разбирали дома. Мануилу остались только надежды на Запад. Он обратился к папе, к французскому и венгерскому королям, умоляя о немедленной помощи, иначе ему придется сдать Константинополь врагам христианства. Одна Венеция прислала ему корабли на случай бегства. Для западных политиков было ясно, что помощь в скромных размерах, вроде экспедиции храброго Амедея, была бы бессильна против султана Баязида. Последний безбоязненно перешел в наступление против христианских соседей на севере. Пройдя Болгарию, подчинив Валахию, он вторгся в Венгрию, но был отражен королем Сигиз-мундом. Одновременно султанский флот напал на Евбею, и старый Евренос-бей опустошил Фессалию и Морею. В Малой Азии Баязид взял в плен эмира караманскйх сельджуков и значительно округлил свои владения, флот его напал на Синоп, подбираясь к Трапезунтскому царству. И в это грозное время среди латинян не было согласия. Неаполитанский король даже призывал Баязида против Венеции, захватившей Корфу, и льстил придворным султана. В Греции латиняне были заняты внутренними раздорами. В 1387 г. Нерио Ачайоли взял афинский Акрополь, и каталанское государство в Греции исчезло без следа после 70-летнего существования. Часть Ахейскогокняжества была захвачена дружиной наваррских авантюристов, которой очистили поле рыцари-иоанниты, купившие часть Ахеи у королевы Иоанны; Венеция, умело пользуясь борьбою претендентов, поддерживала наварр-цев. По современному документу, на коренных землях княжества насчитывалось 2300 дворов (дымов), а на землях баронов — всего 1300. Нерио Ачайоли, овладев Афинами, держался миролюбиво, очищал ближайшие воды от пиратов. Происходя из флорентийского богатого дома, Нерио привез в одичавшую Аттику большие денежные средства и культурные вкусы, процветавшие на родине Данте. Ценя эллинизм как гуманист, он восстановил афинскую греческую митрополию, со времен Михаила Акомината существовавшую лишь по имени. Присланному из Константинополя митрополиту Дорофею удалось восстановить Греческую Церковь в короткий срок. Греческие нотарии в Афинах вели делопроизводство на греческом языке. Он никогда не исчезал в цитадели эллинизма, в византийской Морее, с такими ее центрами, как Мистра и Монемвасия, где церкви XIV в. своею архитектурной и фресковою живописью свидетельствуют о движении вперед византийского искусства, где были свои школы и книжные люди. Морея, отдаленный оплот эллинизма, служила при Иоанне Палеологе убежищем рода Кантакузинов. Ею управлял Мануил Кантакузин, сын бывшего императора, ставшего иноком Иоасафом, до своей смерти (1380). Его сменил старший брат Матвей, бывший претендент на престол, умерший почти одновременно с отцом (1383); с год держался сын Матвея Димитрий против присланного деспота Ф[еодора] Палеолога, сына Иоанна V; сопротивление Димитрия прекращено было лишь его смертью. Ф[еодор] Палеолог начал свое управление, уступив прославленную Монемвасию венецианцу Гримани за его услуги царствующему дому, однако жители города не впустили Гримани. Женившись на дочери Нерио, деспот Феодор столкнулся с венецианцами из-за Аргоса. Среди раздоров христиан разразилось громом вторжение полчищ Евренос-бея, дошедшего до западного края Морей (1387—1388). Папа и западные дворы обвиняли Нерио в союзе с турками, но у него не было сил помешать туркам пройти через его владения. По обвинению в сношениях с турками латиняне изгнали и греческого митрополита Афин. Однако предателя нашли они и в своей среде в лице вождя наваррцев Сан-Суперана, который даже лично ездил к Баязиду. Впрочем, турок призывали и греки, именно, один из архонтов Монемвасии, принадлежавший к славному роду Мамона, отбивался от деспота Феодора с помощью турок. Евренос-бей, устроивший себе удел в Новых Патрах Фессалийских, по проискам Суперана взял самую Мистру (1395), но по его уходе греки с албанцами восстали и схватили изменника Суперана. Среди раздоров латинских претендентов и деспота Феодора о наследстве Нерио, умершего уже на положении султанского данника, османы вновь явились решать спор. Тимурташ захватил Афины не без содействия греческого митрополита; но в Акрополе засел венецианский гарнизон (1395). Турецкая опасность выдвинула проект заграждения Коринфского перешейка сплошною стеною; в этом деле участвовали деспот Феодор, Венеция и даже освобожденный Сан-Суперан; знаменитый гуманист грек Хрисолор ездил по этому делу в Венецию. Султан Баязид прекрасно знал слабость и малодушие греков и настолько с ними не считался, что одновременно потребовал к себе на суд и императора Мануила, и деспота Феодора. Обоих обвиняли греки же: первого — племянник Иоанн, сын претендента Андроника, второго — монемвасийский архонт Мамона. Оба Палеолога поспешно явились в султанскую ставку, и им не сносить бы головы без содействия визиря Али-паши. Обоим удалось бежать от султанских палачей. В греческий город Салону призвали турок сами же греки: и епископ, и владетельница города Елена Кантакузина, вручившая султану родную дочь для его гарема. Одна лишь вселенская патриархия оставалась в застывших формах своего величия. Патриарх Антоний смещал и ставил архиереев в Греции; в Коринфе появляется митрополит со званием эксарха Пелопонниса. В патриаршем синоде разбиралась жалоба Киевского митрополита Киприана на новгородскую паству, уклонявшуюся в латинство. Василию Московскому патриарх выражал неудовольствие за запрещение поминать Вселенского патриарха.
«Зачем пренебрегаешь патриархом, заместителем Христа?.. ЕслиБожиим попущением (неверные) народы окружили империю, то и доселе император рукополагается Церковью, имеет прежнее положение, за него возносятся те же молитвы, он помазан великим мVром и рукоположен в цари и самодержцы ромэев, т. е. всех христиан».
Сам православный император ожидал себе помощи только с латинского Запада. Помощь затруднялась кризисом римской курии, на которой обычно лежал почин объявления крестовых походов. Теперь же было двое пап: в Риме и во французском Авиньоне. Поэтому на призыв Римского папы Бонифация французский король Карл ответил разрешением французам вступать в крестоносное ополчение, собиравшееся в Венгрии, а не в Италии.
Во главе французских крестоносцев стал знатный граф Невер, сын Бургундского герцога. С ним ушло в Венгрию 1000 рыцарей и 7000 простых воинов. Кроме них под знамена Сигизмунда Венгерского явились добровольцы из Германии и волошский воевода Мильчо. Образовалась громадная армия до 60 000 человек, считавшая себя непобедимой (1395). Запад собрался дать османам достойный отпор. Сам Баязид был встревожен и остался в европейских владениях, несмотря на грозные вести о приближении татар Тимура. Переправившись через Дунай, Сигизмунд осадил Никополь, где и разыгралась знаменитая битва (1396). Французская тяжелая конница, сметая все на пути, донеслась до ставки Баязида, но, опьяненная успехом, потеряла порядок и не вынесла удара султанских янычар. Дрогнули валахи и венгры, немцев же избили сербские отряды, служившие султану. С немногими людьми Сигизмунд бежал на лодках вниз по Дунаю и морским путем через проливы спасся в Европу. Невер и 10 000 христианских воинов попали в плен и были перерезаны по приказу Баязида, за исключением самого Невера с 24 знатнейшими рыцарями, выкупленными впоследствии за большие суммы.
Катастрофа под Никополем потрясла Европу. Турецкие отряды доходили до Штирии, опустошили Валахию. Настала очередь и Греции. Якуб-паша и Евренос-бей вторглись в Морею, несмотря на укрепления Коринфского перешейка. Напрасно деспот Феодор взывал к Венеции о помощи. Республика св. Марка предпочла соглашение с победителем. Разбитый турками деспот Феодор, равно как и Сан-Суперан, признали себя данниками султана. Деспот даже продал родосскому ордену свои владения, включая Мистру (жители которой, впрочем, прогнали палками новых хозяев), и отплыл на Родос. Положение Константинополя стало невыносимым. В осажденной столице мера хлеба дошла до 20 золотых, и трупы валялись без погребения. Баязид не торопился со взятием Константинополя, считая его за верную добычу. По словам современной песни о Баязиде и Тимуре, султан похвалялся срыть стены Константинополя, св. Софию обратить в мечеть, а молодежь ниже 30 лет подвергнуть обрезанию (1). Мануил отправил Нотару в Венецию и Францию, умоляя о помощи. Посол встретил почетный прием, но помощь лишь обещали. Племянник Мануила Иоанн жил при дворе султана, и его притязания на престол, поддерживаемые Баязидом, делали положение Мануила особенно трудным в изголодавшейся столице, жаждавшей конца осады. Кратковременная помощь явилась из Франции — в виде экспедиции маршала Бусико с провиантом, 2000 рыцарей и стрелков, всего на 17 кораблях (1399), но помощь эта не имела значения даже экспедиции Амедея Савойского. Не видя иного исхода, Мануил предложил Иоанну занять царский престол, а сам уехал в Европу на кораблях Бусико, чтобы просить о спасении исторического оплота христианства (1399). Оставив семью в венецианской Мефоне, Мануил со свитою отправился в Венецию, Милан, Флоренцию и во Францию. Повсюду он был принят с большими почестями. В Париже его встретил Карл VI с канцлером, парламентом, духовенством и многими тысячами горожан. В Лувре, отведенном Мануилу для жительства, служились обедни греческим и латинским духовенством вместе. Императору была назначена ежегодная субсидия сначала в 14 000, потом в 30 000 серебряных монет. Путешествие Мануила затянулось. Казалось, ему лучше было в Европе, чем в своей голодной столице. Он побывал в Англии, где его ожидала почетная встреча, но более скудная помощь. Всегда нуждаясь, Мануил предлагал западным государям святые мощи, его агент Хрисолор продавал в Италии папские индульгенции, собирая деньги для крестового похода. Церковная уния была бы вновь заключена тогда же, если бы не препятствовало существование одновременно двух пап. Лишь в 1402 г. Мануил II собрался на родину через Германию, но не торопился в путь. Он много видел торжеств в его честь, много выслушал обещаний, но собрал мало денег и людей. Участь его империи казалась предрешенной. Однако на этот раз судьба готовила избавление, вернее — отсрочку. В Париж пришла весть о разгроме непобедимого султана Баязида. Объединивший татар Средней Азии, опустошивший Индию и Персию, новый бич человечества Тимур, или Тамерлан (Железный Хромец), появился на рубеже государства османов, взял Сивас (1400) приступом, причем отрубил голову одному из сыновей Баязида, прошел с огнем и мечом Малую Армению и Сирию, не щадя ни христиан, ни мусульман, ни старого, ни малого. Картину неслыханных зверств Тимура описывают упомянутые греческие стихи о Баязиде и Тимуре. Баязид, предававшийся развратным излишествам в промежутках между походами, очистил окрестности Константинополя и с громадными силами османов, с тяжелой сербской конницей и вассалами, всего до 120 000 войска, встретил Тимура под Ангорою. Татар было в несколько раз более. В страшной сече османы были разбиты наголову. Баязид с сыном Мусою попал в плен. Сербы, оказав чудеса храбрости, спасли другого султанского сына Сулеймана (1402). Баязид умер в неволе через несколько месяцев. Обрадованный Мануил поспешил в свою столицу, освобожденную наконец от турецкой осады. По пути он восстановил Феодора Палеолога в Мистре, выкупив собранными на Западе суммами города Морей у родосских рыцарей. Тимур не пошел на Константинополь и удовлетворился данью и номинальным подчинением императора, как было при Баязиде. Это объясняется переговорами Мануила с Тимуром до Ангорской битвы. В венецианской хронике Марино Санудо сохранено письмо Тамерлана к заместителю Мануила — акт, из которого видно, что Палеолог вместе с Мануилом Трапезунтским обязались выставить Тимуру по 20 кораблей для нападения на османское побережье. Видно далее, что Мануил предлагал Тимуру: «Дань, которую Стамбул и Пера платили Баязиду, буду отныне платить великому хану Темиру» — и последний требовал от Баязида возвратить Мануилу все захваченные у него области. Но Мануил не исполнил договора и открыто помогал разбитым османам, и у Тимура не было флота, чтобы отомстить Мануилу. Разорив Смирну, обезглавив хозяйничавших в этом городе родосских рыцарей, Тимур принял дань и покорность от генуэзской «Магоны» на Хиосе и в Фокее, восстановил самостоятельность сельджукских эмиров М. Азии и вернулся в Самарканд, где вскоре умер (1405). В том же году Мануил вступил в свою столицу беспрепятственно и отдал Иоанну Палеологу в управление остров Лимнос.
Венецианцы, обеспечив себя от Сулеймана, наследовавшего отцу в Адрианополе, провели свою программу в Константинополе. По договору (1406) Мануил обязался выплатить свои долги (свыше 17 000 золотых) и принял на себя долги отца, подтвердил за венецианцами право беспошлинной торговли, но с ограничениями в области ввоза хлеба и вина. Венецианцы отказались от приобретения новых недвижимостей в столице, освобождаемой от налогов, во внимание к бедности царской казны. В Греции венецианцы возвратили себе Афины и Восточную Аттику и подчинили себе правившего в Фивах Антонио Ачайоли, сына Нерио. Он правил 30 лет, к большому благу своей страны, продолжая культурную работу своего отца; как истый гуманист, он даже свой договор с родной Флоренцией редактировал на греческом языке. Венецианцы подчинили себе и Албанию, заняв Дураццо, купили у неаполитанского короля Корфу, заняли Навпакт — одним словом, обратили в свою пользу ослабление османов и истощение Византии. Деспот Феодор в Мистре также осмелел, подчинил мятежную Монемвасию, напал на Цаккариа в Ахее, его недисциплинированная милиция напала и на округ венецианской Мефоны. Венеция потребовала удовлетворения, но Феодор умер (1407), и отвечать пришлось его отцу, императору Мануилу. Полагаясь на свои связи с Западом, послав в ризницу Сен-Дени знаменитую рукопись Дионисия Ареопагита, Мануил пытался договориться с Венецией и предложил ей продать ему Навплию и принять участие в укреплении перешейка. Но посол Мануила, известный эллинист Хрисолор, встретил в Венеции полный отказ. Отношения между Венецией и Мануилом ухудшились из-за второстепенных вопросов; забыта была турецкая опасность.
Сулейман, поддерживавший с Мануилом добрые отношения и взявший в свой гарем греческую принцессу, проводил время в развратных удовольствиях, подобно своему отцу, но не обладал энергией Баязида. В Бруссе утвердился брат его Магомет, но опасность угрожала Сулейману со стороны другого брата, свирепого Мусы, укрывшегося в Валахии. Первое нападение Мусы, когда Сулейман пошел на брата Магомета, было неудачно; в битве под Константинополем Мусе изменили его союзники сербы, и он едва спасся в Валахию. Сулейман стал еще беспечнее, но Мусе сочувствовали турки старого закала, недовольные изнеженным Сулейманом. При внезапном нападении Мусы на Адрианополь Сулейман, спасавшийся бегством, был убит (1410). С воцарением Мусы положение круто изменилось и для латинян, и для греков. Фанатичный Муса развернул силы османов и разгромил Сербию, Фессалию, Виотию, осадил Салоники, напал на Константинополь. Случилась вспышка доблести и у греков: флот Мусы был разбит у Принцевых островов друнгарием Мануилом, побочным сыном Иоанна V; но император Мануил отблагодарил тюрьмою храброго брата, показавшегося ему опасным. Против Мусы выступил из Бруссы Магомет и расположился на азиатском берегу Босфора. Мануил вошел с ним в соглашение, и Магомет три дня прогостил у него в Константинополе. Дважды нападал Магомет на Мусу и оба раза должен был спасаться к Мануилу; наконец, он отступил в Азию. Собрав новые силы, Магомет переправился в Македонию по совету старого Евренос-бея, чтобы соединиться с сербами. Воинские качества сербской конницы приобрели у турок славу. В битве при Чамурли свирепый Муса был убит собственными янычарами, и держава Баязида вернула себе прежнее единство (1413). Непосредственной опасности для Византии не было, так как Магомет и Мануил были друзьями. Султан сказал послу Мануила, что считает императора своим отцом. Магомет подтвердил за императором права на Салоники и Юго-Восточную Фракию; всем владетелям в Греции султан обещал мир, кроме Венеции, как не подавшей ему помощи против Мусы; венецианец Зено, князь Наксоса, не явился поздравить султана, как уже вошло в обычай между государями на Леванте. Венеция напрасно старалась умилостивить Магомета. Султанский флот разграбил венецианскую Евбею, и лишь победа адмирала Лоредана доставила Венеции мир (1416). За себя Мануил был спокоен и предпринял объезд своей империи (1414). Ехал он медленно, устраивая местные дела, приводя к повиновению непослушных архонтов. Посетив Фасос, Салоники, венецианскую Евбею, Мануил прибыл в Морею. Главным его делом было укрепление Коринфского перешейка. В Морее, за крепкими стенами перешейка, Мануил и его современники рассчитывали создать себе последнее убежище на случай падения Константинополя. В два месяца была закончена стена в узком месте перешейка, непосредственно за волоком, по которому в древности перетаскивались суда, и на месте Юстиниановой стены. Сплошная стена имела 22 470 шагов длины, на обоих концах крепости через каждые 150 шагов были четырехугольные башни. Средства на постройку дал особый налог. Венецианцы отказали в помощи. Около двух лет Мануил пробыл в Морсе; нескольких архонтов, непокорных деспоту Феодору (младшему сыну Мануила, сменившему умершего старшего того же имени), он отослал в Константинополь; старого врага Палеологов, Кентуриона Цаккариа, он заставил признать императора сюзереном, но вообще к латинянам отнесся миролюбиво и раздавал им византийские титулы. Двор Мануила в Мистре стал средоточием литературного и патриотического движения, и сам Мануил держал длинную речь в честь своего брата, деспота Феодора Старшего. Во главе местных литераторов стоял Георгий Гемист Плифон, преподававший в Мистре новоплатоновскую философию до смерти столетним стариком, учитель Виссариона Никейского, в юности много путешествовавший и живший в Адрианополе в доме ученого еврея, так что и в новой столице султанов далеко не заглохли умственные интересы. Плифон имел большое значение в истории философских учений эпохи Возрождения (2). Литературный противник Схолария, он по смерти был предан анафеме. В пылу полемики с Георгием Трапезунтским Плифон, заседая на Флорентийском Соборе, заявил, что вскоре и христианство, и ислам уступят место новой религии, близкой к античной философии, и во многих своих философских сочинениях Плифон сошел с почвы христианства со смелостью гуманиста. Через одного из своих учеников (Гермонима) Плифон был учителем Рейхлина и Меланхтона. По случаю успехов Мануила и его сыновей в борьбе с Кентурионом Цаккариа Ахейским и с наварр-скими баронами Плифон представил императору записку об устроении Пелопонниса и другую, по тому же предмету, деспоту Феодору Младшему (3). В этих записках Плифон является просвещенным, любящим свой Пело-поннис патриотом, но предлагает для уврачевания всех бед такие радикальные, отчасти даже и утопические меры, которых не могло бы осуществить даже более сильное византийское правительство, чем двор Мануила, существовавший только благодаря разгрому османов татарами. Идеи Плифона и программа салоникских зилотов освещают политическое и реформаторское движение в умах греческой интеллигенции накануне турецкого завоевания. Тогда как зилоты осуществляли попытку якобинского переворота в грозные годы обороны Салоник, Плифон спокойно обсуждает проект реформ сверху, по своему радикализму мертворожденный, несмотря на форму практических советов на основании реальных недостатков существующего строя. Общество и государство, в частности в прославленном в истории и столь дорогом для Палеологов Пелопоннисе, основаны: 1) на работе, 2) на капитале и 3) на обороне и управлении. Не подобает рабочему классу нести воинскую повинность, а воинам, так как чужеземные наемники недопустимы, — заниматься чем-либо, кроме обороны. Общество должно сообразно этому делиться, в духе Платоновой философии, на три обособленных класса: 1) на землепашцев, пастухов и прочих рабочих, для них Плифон предлагает имя илотов; 2) на капиталистов, доставляющих рабочий скот, инвентарь, капиталы для торговли и промышленности, и 3) на воинов, правителей, духовенство, совершающее для народа требы; этот класс возглавляется монархом, так как Плифон считает монархию, при участии совета немногих мудрецов, лучшей формой правления. Рабочим классом являются одни илоты, и они должны кормить все общество, отдавая 2/3 продуктов (или 1/3, если они сами располагают инвентарем), но не неся никаких натуральных или денежных повинностей, которые вообще вредны; кормя страну, илоты имеют право распахать любой не занятый другими илотами участок, так как вся территория является собственностью государства и, следовательно, частная и церковная собственность подлежит отмене; тогда наша страна вся будет обработана и достигнет процветания. Каждый из трех классов получает треть всего дохода страны. Каждый пеший воин получает одного илота, т. е. треть его продуктов, на свое содержание, конный получает 2—3 илотов, князь, сановники и духо- венство — по указанию монарха. Что же касается монахов, то они не приносят пользы обществу и не имеют права на общественные доходы. Один этот пункт заслуживал в глазах Византийской Церкви анафемы для автора. Плифон является сторонником протекционизма, ограничения ввоза, особенно иностранных мануфактур, полноценной монеты, замены увечащих наказаний посылкой на принудительные работы. Только коренные реформы всего внутреннего строя могут еще спасти Пелопоннис и Византию от турок, доказывает Плифон, ссылаясь на древних законодателей вроде Ликурга; но он как средневековый книжник не понимал, что только то законодательство прививается, которое выросло из существующих условий жизни. Не только для отмены крупного и церковного землевладения, но и для ограничения его уже было пропущено время; да и при царях Македонского дома бюрократия, опиравшаяся на самодержавную власть, оказалась бессильной против социальных и экономических факторов, определявших жизнь общества. Утопические идеи большого и смелого ума, напряженного до болезненности, не мешали престарелому Плифону (умер в 1452 г. столетним старцем) пользоваться громадным авторитетом среди образованного общества и принимать деятельное участие в управлении Мореей при сыновьях Мануила.
Достигнутое в Морее замирение не было прочно. Венеция поддерживала Кентуриона. Она захватила Зонгл, Старые Патры, удел латинского архиепископа, и даже Монемвасию (1419), откуда Мануилом был удален последний Мамона. При возобновлении договора Византии с Венецией о Морее не было упомянуто. Но с османами отношения оставались прочными, пока были живы Магомет и Мануил. Они не испортились и тогда, когда претендент Мустафа и его сообщник Чунеид были укрыты сало-никским губернатором Ласкарем Леонтарием, одним из главных византийских деятелей царствования Мануила; по соглашению между монархами Мустафа с Чунеидом были отвезены в Мистру, и султан щедро обеспечил их содержание. Отношения между султаном и императором были полны личного доверия. Мануил отвергнул с негодованием совет схватить султана при переправе через Босфор, наоборот, он сам встретил и проводил султана. Когда Магомет почувствовал приближение смерти, он решил доверить императору своих младших сыновей, чтобы охранить их от наследника Мурада. Смерть Магомета (1421) положила конец турецко-греческой идиллии, напомнившей времена Кантакузина и Орхана. Интересы обоих народов были противоречивы; вековое стремление турок к берегам Босфора должно было разрешиться сообразно соотношению сил. Византийскому послу не разрешали даже донести о смерти Магомета в течение 40 дней, пока не пришло из Бруссы известие, что 15-летний Мурад был опоясан мечом пророка. В Константинополе также исчезла прежняя лояльность. Наследник Иоанн вопреки престарелому Мануилу пожелал использовать претендента Мустафу и, пугая им юного султана, потребовать, чтобы Мурад, согласно воле его отца, прислал в Константинополь своих младших братьев; но греческие послы получили ответ, что закон пророка воспрещает отдавать гяурам детей правоверных монархов. Византийское правительство потеряло осторожность и за обещания территориальных уступок помогло Мустафе овладеть Адрианополем; Мустафа немедленно нарушил договор с греками, прогнал Леонтария из Галли-поли и пошел на Бруссу. Однако большинство османов осталось верным Мураду; на его сторону стали дальновидные венецианцы, а генуэзцы Фокеи даже прислали корабли и отряд на помощь законному султану. Только греки не понимали положения и по-прежнему настаивали перед Мурадом на выдаче его братьев. Войско Мустафы, приближаясь к Бруссе, заколебалось, претендент бежал в Адрианополь, но был настигнут и убит всадниками Мурада. Византии пришлось платить за безрассудные действия партии Иоанна. Под стенами Константинополя явился Михал-бей с 10 000 османов, за ним следовал сам молодой султан с громадным войском и — впервые — с пушками (1422). В Константинополе правящие круги и простой народ увидели себя на краю гибели; печальна была судьба веривших в дружбу с турками: малоазиатский грек Ф. Коракс, не раз ездивший послом к султану, был растерзан критянами, стоявшими на страже; его коллега, наоборот, был замучен турками. Фанатизм османов был возбужден до крайности; из Конии явился имам, опоясывающий султана мечом пророка, вместе с 500 дервишами и назначил день приступа; султан заранее отдал воинам Константинополь на разграбление; от моря до моря турки огородили столицу частоколом и подкатили осадные башни. Утром 24 августа турки пошли на приступ, призывая Аллаха и Магомета, загремели пушки, и в воздухе потемнело от стрел. Греки, даже женщины, вооружились поголовно всем, что было под рукою, и отчаянно отбивались, имея во главе Иоанна, стоявшего в центре у Романовых ворот. Пробившись целый день без успеха, турки ночью сожгли свои башни и сняли осаду. Спасло греков полученное султаном известие о возмущении его младшего брата Мустафы. Константинополь уцелел, но не устояла империя, те ее обломки, которые Сулейман и Магомет сохранили за императором Мануилом. Турхан-бей Боденский осадил Салоники (1423). Не Византия, но лишь венецианцы могли защитить этот город. Переговоры с Венецией окончились тем, что второй город империи был продан за 50 000 дукатов республике св. Марка; правивший городом сын Мануила, деспот Андроник, уехал с этими деньгами в Морею, где и скончал свои дни больным монахом. Турхан тем временем вторгся в Морею, легко преодолев укрепления на перешейке, и увел тысячи пленных. Вновь ужас охватил соседей султана. В его ставке, в Ефесе, встретились византийские послы Нотара и старик Франзи с послами Венеции, Стефана Сербского, волошского воеводы, генуэзской Магоны на Хиосе и Митилене, родосских рыцарей. Одних венецианцев султан не принял, с Византией заключил мир, но на тяжких условиях. У Мануила и Иоанна остались кроме столицы ближайшие города в сторону Черного моря: Деркос, Месемврия, Анхиал; а по Мраморному морю византийские владения оканчивались за городским рвом; в Фессалии за Византией осталась крепость Зейтун, которую турки не могли взять. 300 тысяч аспров ежегодной дани подчеркнули политическую зависимость империи от султана. При заключении этого мира Иоанн Палеолог отсутствовал: он ездил в Венецию, Милан, Рим и Венгрию, но выслушал одни разговоры об унии и заложил последние драгоценности. Старый Мануил лежал больной и по возвращении Иоанна умер (1425). 34 года привел он на престоле. При воцарении он застал Константинополь изнемогавшим от турецкой осады, при смерти оставил его на краю гибели. Он видел в промежутке лучшие времена и лично был их достоин. Благожелательный и прямодушный, Мануил II пользовался уважением: образованный монарх и сам писатель, ценил просвещение, притом основанное на классических авторах; он любил культурную западную жизнь, любил почет и брал от жизни что мог, перенося удары судьбы с достоинством, а постоянное безденежье — с шутками. Как государь он видел свое бессилие и говорил верному Франзи, что монарху его времени подобает не смелость, но «экономия», осторожность, сообразующаяся со средствами; и он умело вел кормило правления среди бурь долгое время и не без успеха, а когда выпустил его из рук в деле Мустафы, последовала катастрофа. Проведя столько времени в путешествиях, он узнал Запад и не делал себе иллюзий насчет западной помощи; он понимал, что Запад на Востоке разрушал, а не строил. Несмотря на тяжкие времена, он не насиловал совести своих подданных в угоду латинству, то же советовал и сыновьям. Его отношения к султану Магомету говорят о тонком понимании лучших сторон характера османов.
При его сыновьях погибла Византийская империя. Он оставил их шесть: старшего, Иоанна VIII, женатого сначала на Анне Русской, вторично — на Софии из монферратской линии Палеологов, в третий раз — на Марии, царевне тра-пезунтской; Андроника, продавшего Салоники, Феодора Младшего и Фому, деспотов в Морее, Константина, по ма- тери серба из княжеского рода Драгазов, получившего два черноморских города, и Димитрия, без удела.
Иоанн VIII Палеолог (1425—1448) вступил на престол как данник султана Мурада II, без надежд на западную помощь. Одна Венеция боролась с турками, поддерживая Чу-неида, захватившего в Малой Азии Айдин; но после безуспешного нападения на Галлиполи и венецианцы заключили с султаном мир (1426), удержав за собою Салоники за дань в 100 000 аспров, треть дани с Константинополя. Иоанну Палеологу осталось устраивать дела в Морее, единственной части византийских владений, которая могла прокормить свое население и которую надеялись защитить от турок. При сыновьях Мануила в Морее сосредоточивается политическая жизнь; в Морее проживает большая часть царских братьев. Деспот Феодор пожелал уйти в монастырь по примеру брата своего Андроника, и Иоанн VIII с Константином прибыли в Морею, чтобы разрешить вопрос о наследии Феодора. Из всех братьев Константин выделялся воинской доблестью, энергией и преданностью эллинизму; на нем покоились надежды патриотов. Иоанн женил его на дочери Леонарда Токко, местного албано-латинского сеньора, получившего звание великого контос-тавла от императора Мануила. Сблизив этим Константинополь с владельческой знатью Морей, Иоанн образовал для него небольшой удел с замком Гларенцей. По отъезде Иоанна деспот Фома передал Константину 19 городов и сел. Располагая теперь средствами, энергичный Константин решил или изгнать латинян из Патр и Средней Греции, или вернуться в Константинополь. При штурме Патр он едва не погиб; верный советник Франзи, оставленный ему отцом, заслонил Константина собою. По сдаче города Патр и его акрополя Франзи был послан к султану Мураду, который уже требовал от Константина объяснений; смирением и подкупом пашей Франзи предупредил опасность. Греческие цари и деспоты вступили на ту стезю угнетения, с которой только что сошли московские князья по отношению к Орде. Кроме султана приходилось считаться и с братом Фомою. Оба брата разделили между собою всю Морею, кроме Мистры и венецианских владений. Фоме досталась западная часть полуострова, ядро княжества Вилльгардуэнов и земли Кентуриона Цаккариа, отдавшего за Фому свою дочь.
Благодаря неустрашимости и энергии Константина на нем сосредоточились упования греков, но он не понимал, что только долгая дипломатическая и организационная работа может обещать успех в борьбе с турками. Выступая со сравнительно ничтожными силами, он преждевременно вызывал конфликт, в исходе которого не могло быть сомнения. В планы султана Мурада, бесспорно, входило покорение всех соседних христианских земель. Начал он не с бессильных греков в Константинополе и Морее, но с Венеции, которая оставалась сильнейшей морской державой на Леванте и владела Салониками, ключом к Македонии. Готовясь напасть на Салоники, Мурад даже сообщил Иоанну Палеологу, что он не тронул бы этого города, будь он в руках императора, но не может допустить венецианцев между ним и греками. В этом заявлении высказана мысль о политической зависимости Византии от турок. Превосходно осведомленные венецианцы воспользовались перемирием 1426 г., чтобы укрепиться в Салониках и снискать симпатии греческого населения. Трое знатнейших архонтов Салоник получили в Венеции гарантии, что обычаи и вольности города будут соблюдены; за выборными населения была оставлена судебная власть наряду с юрисдикцией венецианских дуки и капитана; ряд архонтов получил от Венеции пенсию, а простой народ — пропитание в голодный год. Приготовления султана к походу против Салоник были настолько грозны, что даже генуэзская Пера начала спешно укрепляться, предвидя, что очередь дойдет и до нее. Напрасны были миссии венецианских посланцев к пашам и к самому султану; некоторые из них, как знатный Дандоло, были посажены турками в тюрьму. Для защиты Салоник прибыл венецианский флот. Большинство жителей бежало, и в городе осталось несколько тысяч. И те защищались вяло, многие перешли на сторону турок во время штурма, и храбрый венецианский гарнизон погиб, лишь немногие спаслись, бросаясь со стен в море. На этот раз турки устраивались прочно. Мурад быстро превратил Салоники в турецкий город. Большинство уцелевшего греческого населения было уведено в неволю, и город был заселен турецкими семьями. Знаменитые храмы были обращены в мечети, между ними главная святыня, храм св. Димитрия, стала Касимие-джами. Венеция поспешила заключить мир, сохранив в Салониках право торговли и консульство, обязавшись данью за Евбею и другие венецианские владения в Греции (1430). За Салониками последовала гордая своими вольностями Янина, находившаяся в последнее время во власти католического албанского «деспота ромэев», т. е. Эпира, Карла Токко. Последний оставил своему сыну Карлу II большое наследство: Арту, Янину, острова Кефаллонию и Закинф. И в Эпире были претенденты, заискивавшие перед турецким двором, именно незаконный сын Карла I, Мемнон. Синан-бей подошел к Янине, и Карл II положил оружие, сохранив за собою Арту и став данником султана. В Янине турки поступили иначе, чем в Салониках. Созвав архонтов греков, албанцев и сербов, Синан-бей подтвердил за Яниной ее вольности, лишь харадж (подушная подать) свидетельствовал о власти султана. Мягкость турок объясняется как положением Янины среди отдаленных и малодоступных албанских гор, так и бесспорной изменой большинства православного населения ненавистным латинянам (1430).
Наступила очередь Морей и Средней Греции. Смерть Антонио Ачайоли Афинского (1435) открыла вопрос о его наследстве. С одной стороны, был деспот Константин Палеолог, предложивший вдове Антонио богатые земли в Морее в обмен на Аттику и Виотию; с другой стороны, родственник по побочной линии Нерио Ачайоли захватил Акрополь и изгнал архонтов Халкоконди-лов (из этого рода происходил известный историк османов), поддерживавших вдову Антонио. Спору положил конец султан, приславший Турхан-бея для занятия Фив и Афин; Нерио, заявив себя покорным данником, получил Афины в управление. В Морее и в этот момент разгорелась распря между братьями Палеологами. Деспот Феодор, желавший было променять Мистру на монашеский клобук, завидовал популярности деспота Константина; последний же не отличался терпением. Хуже всего, оба брата, готовясь поднять друг на друга оружие, заискивали перед султаном. Только императору Иоанну удалось предупредить пролитие братьями крови. По соглашению (1437) Константин удалился из Морей, оставив там братьев Феодора и Фому, и переселился в Константинополь в качестве ближайшего помощника императора Иоанна. Невзирая на крупнейшие события балканской политики, сыновья Мануила блюли свои мелкие личные интересы. Против таких противников Мурад не спешил. У него были более опасные враги. Еще до взятия Салоник он выступил против венгров и Бранковича Сербского и наложил на последнего дань в 50 000 дукатов. Узнав же о сношениях венгров и сербов с эмиром караманским, раздраженный Мурад опустошил венгерскую Трансиль-ванию, отнял у Бранковича г. Семендрию и осадил Белград, впрочем, без успеха. Турецкая опасность вновь нависла над Европою, как при султане Баязиде. По призыву папы Евгения вновь стало собираться крестоносное ополчение под знаменами юного Владислава Венгерского. Душою похода был прославленный венгерский воевода Янош Гуниади. Собрались полки венгров, поляков, немецких рыцарей; прибыл кардинал Юлиан Цезарини, известный своим умом и смелостью. Под Нишем османы были разбиты (1443). Крестоносцы по пути взяли Софию, подошли к Большому Балкану зимою, но у Траяновых Ворот их встретили турки, загородившие ущелье, и после упорной битвы Владислав вернулся в Венгрию, не достигнув цели, но празднуя триумф. Будучи поглощен войною в Азии с караманским эмиром, Мурад заключил с Владиславом мир, подписанный в венгерском городе Сегедине (1444), признав за Венгрией Валахию, а за Бранковичем — Боснию. Мир этот был непрочен и удивил Европу. Он выдавал восточных христиан на произвол османов. Он шел вразрез с интересами Римской Церкви, взявшей греков под свою защиту. С первых лет своего правления Иоанн Палеолог носился с мыслью, что лишь проведение унии в жизнь, лишь помощь католической Европы могут спасти его империю. Переговоры с курией шли без перерыва. Иоанн был готов идти на полное и действительное подчинение Римской Церкви вопреки советам его отца Мануила. Время Иоанна и Мануила было эпохою большого движения в недрах католичества, знаменитых церковных Соборов, следовавших один за другим. Бывший в молодости на Западе, Иоанн был знаком с настроением политических и церковных кругов. При его дворе было сильно итальянское влияние после брака с Софией Монферратской. У Иоанна явилось бесповоротное решение отправиться в Европу и лично заключить унию. Патриарху Иосифу он заявил, что все обдумал и всю ответственность берет на себя. Предварительные сношения с курией были доведены до конца. Иоанн не мог уехать, не известив султана как данник. Мурад не был доволен, понимая политическую цель церковной унии, и ответил, что не с Запада, а от него, султана, Иоанну следует ждать помощи, от латинян же держаться подальше. Он собирался даже осадить Константинополь, но Халил-паша, друг греков за мзду, посоветовал выждать результатов путешествия Иоанна.
В 1437 г. Иоанн уехал, оставив регентом Константина. Он отправился не на Базельский Собор, с которым переговоры велись долгое время, но в Феррару к папе Евгению IV. С императором поехали патриарх Иосиф, представители восточных патриархов, три монаха с Афона (из Лавры и Ватопеда), до 20 архиереев, среди них Марк Евгеник Ефесский, Виссарион Никейский и Исидор Русский, клирики св. Софии, среди них Сиропул, историк Флорентийского Собора; наконец, два славнейших антагониста ученых кругов — Георгий Схоларий, будущий патриарх Геннадий, и знакомый нам Плифон, во время Собора основавший знаменитую Платоновскую академию во Флоренции; из России с Исидором прибыло позднее до 200 человек, из коих только один архиерей — Авраамий Суздальский, присутствовали представители из Валахии и из Грузии; был и царский бр