Песнь седьмая

Второе небо – Меркурий (окончание)

Osanna, sanctus Deus sabaoth,

Superillustrans claritate tua

Felices ignes horum malacoth!»^[1194]

Так видел я поющей сущность^[1195] ту

И как она под свой напев поплыла,

Двойного света движа красоту.

Она себя с другими в пляске слила,

И, словно стаю мчащихся огней,

Внезапное пространство их укрыло.

Колеблясь, я: «Скажи, скажи же ей, –

Твердил себе. – Ты, жаждой опаленный,

Скажи об этом госпоже твоей!»

Но даже в БЕ и в ИЧЕ^[1196] приученный

Святыню чтить, я, голову клоня,

Поник, как человек в истоме сонной.

Она, таким не потерпев меня,

Сказала, улыбнувшись мне так чудно,

Что счастлив будешь посреди огня:

«Как я сужу, – а мне понять нетрудно, –

Ты тем смущен, что праведная месть

Быть может отомщенной правосудно.^[1197]

Твои сомненья мне легко расплесть;

А ты внимай, и то, чего не ведал,

В моих словах ты будешь рад обресть.

За то, что тот, кто не рождался,^[1198] не дал

Связать свой произвол, себе на зло, –

Прокляв себя, он всех проклятью предал;

И человечество больным слегло

На долгие века во тьме растленной,

Пока господне Слово^[1199] не сошло

В мир, где природу, от творца вселенной

Отпавшую, оно слило с собой

Могуществом Любви неизреченной.

На то, что я скажу, глаза открой!

Была природа эта, с ним слитая,

Как в миг созданья, чистой и благой;

Но все же – тою, что обитель Рая

Утратила, в преступной слепоте

Путь истины и жизни презирая.

Поэтому и кара на кресте,

Свершаясь над природой восприятой,

Была превыше всех по правоте;

Но также и неправеднейшей платой,

Когда мы взглянем, с чьим лицом слилась

Природа эта и кто был распятый.

Так эта смерть, в последствиях делясь,

И бога, и евреев утолила:

Раскрылось небо, и земля встряслась.

И я тебе отныне разъяснила,

Как справедливость праведным судом

За праведное мщенье отомстила.^[1200]

Но только вновь твой ум таким узлом,

За мыслью мысль, обвился многократно,

Что ждет свободы и томится в нем.

Ты говоришь: «Мне это все понятно;

Но почему господь для нас избрал

Лишь этот путь спасенья, мне невнятно».

Никто из тех, мой брат, не проникал

Очами в тайну этого решенья,

Чей дух в огне любви не возмужал.

Здесь многие пытают силу зренья,

Но различают мало; потому

Скажу, чем вызван этот путь спасенья.

Господня благость, отметая тьму,

Горит в самой себе и так искрится,

Что вечные красоты льет всему.

Все то, что прямо от нее струится,^[1201]

Пребудет вечно, ибо не прейдет

Ее печать, когда она ложится.

Все то, что прямо от нее течет,

Всецело вольно, ибо то свободно,

Что новых сил^[1202] не ощущает гнет.

Что ей сродней, то больше ей угодно;

Священный жар, повсюду излучен,

Живее в том, что более с ним сходно.

И человек всем этим наделен;^[1203]

Но при утрате хоть единой доли

Он благородства своего лишен.

Один лишь грех его лишает воли,

Лишая сходства с Истинным Добром,

Которым он не озаряем боле.

Низверженный в достоинстве своем,

Он встать не может, не восполнив счета

Возмездием за наслажденье злом.

Природа ваша, согрешая tota^[1204]

В своем зерне,^[1205] утратила, упав,

Свои дары и райские ворота;

И не могла вернуть старинных прав,

Как строгое покажет рассужденье,

Тот или этот брод не миновав:

Иль чтоб господь ей даровал прощенье

Из милости; иль чтобы смертный сам

Мог искупить свое грехопаденье.

Теперь направь глаза ко глубинам

Предвечного совета и вниманьем

Усиленно прильни к мои словам!

Сам человек достойным воздаяньем

Спасти себя не мог, лишенный сил

Принизиться настолько послушаньем,

Насколько вознестись, ослушный, мнил;

Вот почему своими он делами

Себя бы никогда не искупил.

Был должен бог, раз не могли вы сами,

К всецелой жизни возвратить людей,

Будь то одним, будь то двумя путями.^[1206]

Но делателю дело тем милей,

Чем более, из сердца источая,

В него вложил он благости своей;

И благость божья, в мире разлитая,

Тем и другим направилась путем,

Вас к прежним высям вознести желая.

Между последней тьмой и первым днем

Величественней не было деянья

И не свершится впредь ни на одном.^[1207]

Бог, снизошедший до самоотданья,

Щедрее вам помог себя спасти,

Чем милостью простого оправданья;

И были бы закрыты все пути

Для правосудья, если б сын господень

Не принял униженья во плоти.

Чтоб ты от всех сомнений был свободен,

Добавлю поясненье,^[1208] и тогда

Ты зоркостью со мною станешь сходен.

Ты говоришь: «И пламя, и вода,

И воздух, и земля, и их смешенья,

Придя в истленье, гибнут без следа.

А это ведь, однако же, творенья!

И если речь твоя была верна,

Им надо быть избавленным от тленья».

Брат! Ангелы и чистая страна,

Где ты сейчас, – я так бы изложила, –

В их совершенстве созданы сполна.^[1209]

И те стихии, что ты назвал было,

И сложенное ими естество

Образовала созданная сила.

Сотворены^[1210] само их вещество

И сила тех творящих излучений,

Что льют светила, движась вкруг него.

Душа животных и душа растений

Из свойственной среды извлечены

Лучами и движеньем звездной сени.

А ваши жизни в вас вдохновлены

Всевышней благостью и к ней всецело,

В нее влюбленные, устремлены.

На этом основать ты можешь смело

И ваше воскресенье, если ты

Припомнишь, как творилось ваше тело

И творенье прародительской четы».