Мужская и женская интеллектуальность

Одной из задач, помимо выявления самих качеств интел­лектуальности и ведущих факторов, стояла задача установ­ления, какому полу в основном приписываются эти качества, ^т- е. личность мужчины или женщины является образцом, эталоном умного человека. Потребность в эмпирической про­верке распространенного представления о преимуществах Мужского интеллекта возникла в связи с тенденцией феми­низации в российском обществе, и в силу длительное время Декларируемого при социализме равноправия мужчин и Женщин.

Для того, чтобы выяснить различия между мужской и женской интеллектуальностью, мы воспользовались процеду­рой сравнения значений Т-теста для парных выборок.

126 ________________________________ И Л. Смирнова

Таблица 2 Сравнение мужской и женской интеллектуальности
Женская интеллектуальность	Мужская интеллектуальность
Со циа льно-этнческнй	4.32а	Социальная компетентность	4.20а
Социальная компетентность	4.27а	Культура мышления	4.17ab
Культура мышления	4.25а	Социально-этический	4.17ab
Опытность	3.96Ь	Опытность	4,07b
Самоорганизация	3.82Ь	Самоорганизация	3.98b
p<0.001		p<0.005

Наиболее важными качествами как мужской, так и жен­ской интеллектуальности явились три измерения: социально-этический, социальная компетентность и культура мышления, которые значимо отличались от двух других (см. таблицу 2), причем на уровне факторной структуры не обнаружено разли­чий между мужской и женской интеллектуальностью. По ви­димому это отсутствие различий связано с тем, что факторная структура отражает более общие, универсальные представле­ния об интеллектуальности.

Наши результаты также отличаются от результатов, полу­ченных в финском исследовании (см. таблицу 3), в котором главным качеством мужской интеллектуальности стало уме­ние решать проблемы, а женской — умение решать проблемы, настойчивость социальных умений и неоперативность. Таким образом, когнитивный компонент является ведущим в пред­ставлениях об интеллектуальности среди финнов. В нашем исследовании когнитивный компонент занял последнее место, уступив главные позиции социальному фактору.

Таблица 3

Сравнение мужской и женской интеллектуальности (финская выборка; p<0.05)

Женская интеллектуальность	Мужская интеллектуальность
Навыки решения проблем	4.2а	Навыки решения проблем	4.2а
Настойчивость социальных умений	4.2а	Софистика	4.0b
Кооперативные социальные умения	4. lab	Благоразумие	3.9,
Софистика	4.0b	Настойчивость социальных умений	3.9b
Благоразумие	3.8с	Кооперативные социальные умения	3.8b __

Образ умного человека российское исследование ________________________ 127

Поскольку на уровне факторной структуры не было обна­ружено различий между мужской и женской интеллектуаль­ностью, мы проделали сравнение между двумя этими показа­телями с помощью точного критерия Фишера. Результаты представлены в таблице 4.

Таблица 4

Дескрипторы, значимо различающиеся в мужской и женской интеллектуальности

Значимые показатели	Представления	p<
Добрый	жж>жм	0.02
Признает ценность других
людей	жж>жм	0.02
Мудрый	жж>жм	0.03
Критичный	жж>жм	0.008
Хорошо действует в сложной	мм>мж	0.009
ситуации	мм>жм	0.004
Много читает	жж>мж	0.03
Интересный собеседник	мм>жм	0.046
Хорошо говорит	мм>жм	0.04

Обозначения:

ЖЖ — представления женщин об умной женщине; ЖМ — представления женщин об умном мужчине; ММ — представления мужчин об умном мужчине; МЖ — представления мужчин об умной женщине.

В таблице представлены те показатели (8 из 60), в которых отмечены значимые различия: 1) в представлениях женщин об умной женщине и умном мужчине; 2) в представлениях муж­чин об умном мужчине и умной женщине; 3) в представлениях мужчин и женщин об умном мужчине и 4) в представлениях мужчин и женщин об умной женщине.

Из таблицы видно, что умная женщина в глазах женщины выглядит более доброй, признающей ценность других людей, мудрой и критичной по сравнению с ее представлениями об умном мужчине.

Для мужчины главным признаком, отличающим его предс­тавления об умном мужчине от его представлений об умной жен­щины, стал признак успешности действия в сложной ситуации.

Среди 60 характеристик интеллектуальности мы обнару­жили только три показателя, которые статистически значимо Дифференцируют представления мужчин и женщин об умном

128 _____________________________________________________ Я Л Смирнова

мужчине: это успешноси действия в сложной ситуации и два вербальных признака (хорошо говорит, интересный собесед­ник), а также только один показатель в представлениях об умной женщине (много читает).

Полученные дааные, по видимому, отражают сложившиеся половые стереотипы, согласно которым когнитивный признак является главным признаком мужской интеллектуальности, а социальный — женской [4].

Как видно из представленных результатов, мы обнаружили чрезвычайно мало различий между мужской и женской интел­лектуальностью. Можно сделать предположение, что интеллек­туальность традиционно выглядит как маскулинное качество (что подтверждается в нашем исследовании преимущественным вы­бором мужчин), и тогда женщине, чтобы стать интеллектуаль­ной, необходимо присвоить себе эти аттрибуты мужской интел­лектуальности. Данный вывод согласуется с представлениями, существующими в научных теориях и тестах о прототипе умно­го человека, которым является мужчина [14, 20].

Вместе с тем, сопоставление этих данных с предыдущим результатом, согласно которому ведущим в российском мента­литете, по крайней мере, для нашей выборки, является соци­альный фактор, ставит специальную проблему, поскольку ока­зывается, что характеристики ментальности создают состав­ляющие женского, а не мужского (когнитивного), ума. Дру­гими словами, в обыденном сознании умный человек отчетли­во ассоциируется с мужчиной, которому присущи черты женс­кого (социального) ума. Данное наблюдение требует уже спе­циального социально-психологического или даже полусоцио­логического исследования.

В заключение следует отметить, что выявленные импли­цитные концепции интеллекта отличаются преобладанием в них морально-этического компонента, что является характер­ным для российского менталитета. Включение в обыденные теории интеллектуальности морально-этического компонета, и более широко, социальных, компонентов, делает эти теории бо­лее объемными, общими, чем научные теории интеллекта. По­лученные нами представления обнаруживают сходство с об­щим теоретическим положением личностного подхода, соглас­но которому, интеллект является не отдельной функцией, а неразрывно связан с личностью как целым.

Проведенное исследование позволяет сформулировать сле­дующие выводы.

Образ умного человека: российское исследование ________________________ 129

1. В общую теорию социальных представ лений, которые яв­ляются одной из образующих социального мышления, входят имплицитные концепции интеллекта или обыденные представ­ления об умном человеке реальных личностей. Наши результа­ты показывают, что обыденные концепции интеллектуальности у россиян носят относительно универсальный характер, а также имеют определенные культуральные особенности.

2. Для российской выборки (в целом) характерно преобла­дание социальных компонентов в представлениях об интел­лектуальной личности и акцент на морально-этических харак­теристиках интеллекта. Этот результат во многом согласуется с данными, полученными на японской выборке, и расходится с результатами в американском и финском исследованиях, где показана ведущая роль когнитивного компонента,

3. При выяснении прототипа мужской и женской интел­лектуальности отмечено наличие определенных половых сте­реотипов, а именно: наиболее важным признаком мужской интеллектуальности является когнитивно-рациональное изме­рение, а женской — социально-эмоциональное.

4. На роль интеллектуальной личности выбирается муж­чина. Представления об интеллектуальной личности достаточ­но полно формируются к 16 годам.

Литература

1- Абульханова-Славская К. А. Социальное мышление личности: проблемы и стратегии исследования. // Психол. журн. 1994. Т. 15. №4. С. 39-55.

2. Московичи С. Социальное представление: Исторический взгляд. // Психол. журн. 1995. Т. 16. № 2. С. 3-14.

3. Чупина Г. А., Суровцева Е. В. Современное цивилизованное мыш­ление и российский менталитет // Социально-политический жур­нал. 1994. № 9-10.

4. AzuMia, Н. & Kashiwagi, К. Descriptors for an intelligent person: A Japanese study.// Japanese Psychological Research 1987, 29, 17—26.

5- Belk S., Snell W. Belief about women: Components and correlates, // Personality and social psychology. 1986. Bulletin 12. P. 403-413.

6. Broverman I., Vogel S., Broverman D., Clarkson P., Rosenkrants P. Sex-role stereotypes: a current appraisal. // Journal of Social Issues. 1972. V.28. P. 59-78.

'• Bruner J. S., Shapiro D., Tagiuri R. The meaning of traits in isola­tion and combination. // Personal perception and interpersonal be­havior. Stanford. 1959.

⁵ - 2456

130 ИЛ Смирнова

8. Dasen Р. В., Dembele В., Ettien К., Kabran К., Kamagate D., Koffi К. A., N'guessan A. N'glouele, l'intelligence chez les Baoule. // Ar­chives de Psychologie. 1985. V. 53. P. 293-324.

9. Dasen, P. R. & Shurmans, M-N. The influence of acculturation on the social representations of intelligence. // Paper presented at 2nd European Congress of Psychology, 8—2 July, 1991, Budapest.

10. Fitzgerald, J. & Mellor, S. How do people think about intelligence? //Multivariate Behavioral Research 1988, 23, 143-157.

11. Fry P. S. (ed.) Changing concepts of intelligence and intellectual functioning: current theory and research. // International Journal of Psychology, 1984, 19 (special issue).

12. Fujiki S., Hansen J. S., Cheng A., Ya-Mei Lee. Psychiatric-mental health nursing of asian and pasific aniericans. // Mental health and people of color. Curriculum development and change, ed. by

J. С. Chunn et al. Howard University-14-Press, Washington, D. C, 1983, p. 377-403.

13. Goodnow J. J. On being judged 4ntelligent'. // International Jour­nal of Psychology. 1984. V.19. P. 391-406.

14. Gould S. J. The mismeasur of man. N. Y. 1981.

15. Moscovici, S. The phenomenon of social representations. // R. M. Farr & S. Moscovici (eds.), Social representations. Cam­bridge: Cambridge University Press, 1984.

16. Mugny G., Carugati F. Social representations of intelligence. Cam­bridge: Cambridge University Press, 1989.

17. Neisser U. The concept of intelligence. Intelligence, 1979, 3, 217-28.

18. Raty H., Snellman L., Does gender make any difference? Common-sense conceptions of intelligence. // Social behavior and personality, 1992. V. 20(1). P. 23-34.

19. Raty H., Snellman L., Vornanen A, Public Views on Intelligence: A Finish Study. // Psychological Report. 1993. № 72. P. 59-65.

20. Rust J., Golombok S. Modern psychometrics. London. 1989.

21. Semin G. R. On the relationships between representations of theo­ries in psychology and ordinary language. // W. Doise and

S. Moscovici (eds). Current Issues in European Social Psychology. Cambridge: Cambridge University Press, 1987.

22. Sternberg, R-, Conway, В., Ketron, J., Bernstein, M. People's con­ceptions of intelligence. // Journal of Personality and Social Psy­chology 1981, 41, 37-55.

23. Vornanen A. The finnish prototype of intelligence person. Poster-presentation at the 25th International Congress of Psychology, Brussels, 19-24 July, 1992.

24. Wong N., Lu F. G., Shon S. P., Gaw A. C. Asian and pasific anieri-can patient issues in psychiatric residency training programs. // Mental health and people of color. Curriculum development and change. Ed. by J. С. Chunn et al. Howard University Press, Wash­ington, D. C, 1983, p. 239-265.

ПРАВДА И ЛОЖЬ В РОССИЙСКОМ САМОСОЗНАНИИ

В. В. Знаков

В последнее время в России я далеко за ее пределами наб­людается резкое возрастание интереса ученых и публицистов к нашему социальному и культурному наследию, духовной тра­диции россиян. При этом в большинстве устных выступлений и публикаций духовная традиция понимается не в узком смысле (как категория религиозного сознания), а в широком — как имеющая отношение к умственной деятельности, области духа.

Духовную сферу личности нельзя рассматривать только че­рез призму интеллектуальной, умственной деятельности чело­века. Духовность субъекта можно понять только в контексте культуры и мироздания, потому что духовная сфера жизни человека включает в себя как бесконечное разнообразие его связей и отношений с другими людьми, так и попытки осоз­нания своего места и роли в универсуме — в человеческом ми­ре и за его пределами.

Одним из существенных элементов духовной традиции яв­ляется психологический склад ума русского народа, т. е. те черты характера, которые иностранцы и сами жители России подмечали у многих поколений россиян. Наиболее типичными среди них являются стремление к правде и отношение ко лжи.

Цель статьи — кратко проанализировать психологическое содержание правды и лжи как компонентов российского само­сознания и проиллюстрировать результаты анализа данными экспериментальной психологии понимания.

@ @ ®

Слово «правда» занимает в самосознании россиян особое место, свидетельств тому в отечественной истории более, чем Достаточно — от названия первого свода законов Киевской Ру­си до названия известной политической газеты.

В русской философии в отличие от понятия истины правда ^wo — категория, выражающая мировоззрение человека. Истина Представляет собой только общезначимую обезличенную конста­тацию соответствия высказывания действительности. Правда

132 ________________________________________________________ В В Знаков

понималась российскими мыслителями, кроме того, еще и как понятие, основанное на традиции, вере, представлении о спра­ведливости в отношениях между людьми. Не случайно, Н. А. Бер­дяев различал «правду-истину» и «правду-справедливость» [2].

Как свидетельствует отечественная история, стремление к правде (но не к истине) является отличительной чертой русс­кого национального характера. Ф. М. Достоевский неоднок­ратно отмечал, что когда русский человек вынужден выбирать между истиной и справедливостью, то он скорее предпочтет ложь, чем несправедливость. Например, один из героев «Прес­тупления и наказания» говорит: «...вранье всегда простить можно; вранье дело милое, потому что к правде ведет» [4, с. 126]. А от рассуждений о том, что «вранье дело милое», уже только один шаг до признания того, что ложь иногда полезна и морально оправдана.

Россияне всегда снисходительно относились к такой лжи, которая не задевает личных интересов собеседника и не оскорб­ляет его. Более того, немного приврать в разговоре нередко счи­тается стремлением проявить любезность, желанием установить добрые отношения. Для проверки обоснованности этого утвер­ждения достаточно почитать серию очерков А. Ф. Писемского «Русские лгуны» [14].

У Достоевского тоже есть статья, и довольно насмешливая, под названием «Нечто о вранье». В ней он писал: «С недавнего времени меня вдруг осенила мысль, что у нас в России, в клас­сах интеллигентных, даже совсем и не может быть нелгущего человека. Это именно потому, что у нас могут лгать даже со­вершенно честные люди. Я убежден, что в других нациях, в ог­ромном большинстве, лгут только одни негодяи; лгут из прак­тической выгоды, то есть прямо с преступными целями. Ну а у нас могут лгать совершенно даром самые почтенные люди и с самыми почтенными целями. У нас, в огромном большинстве, лгут из гостеприимства. Хочется произвесть эстетическое впе­чатление в слушателе, доставить удовольствие, ну и лгут, даже, так сказать, жертвуя собою слушателю. Пусть припомнит кто угодно — не случалось ли ему раз двадцать прибавить, напри­мер, число верст, которое проскакали в час времени везшие его тогда-то лошади, если только это нужно было для усиления ра­достного впечатления в слушателе. И не обрадовался ли дейст­вительно слушатель до того, что тотчас же стал уверять вас об одной знакомой ему тройке, которая на пари обогнала желез­ную дорогу» [3].

Правда и ложь в российском самосознании _____________________________ 133

@ @ @

Не только в прошлом, но и сегодня среди россиян широко распространенным является мнение о моральной допустимости «лжи во спасение». Это утверждение подтверждается данными современной психологии понимания.

Эксперименты, проведенные на разных российских выбор­ках, выявили феномен «нравственной лжи». Одно из его кон­кретных проявлений состоит в том, что статистически значи­мое большинство испытуемых согласны дать ложные показа­ния в суде ради спасения невиновного обвиняемого. Они считают, что если закон настолько несовершенен, что допуска­ет возможность осуждения невиновного, то ложные показания в суде во имя спасения чести невиновного в психологическом смысле перестают быть ложью.

Нет ничего удивительного в том, что указанный психоло­гический феномен типичен для российского массового созна­ния: он порожден социально-экономическими условиями об­щества, в котором мы живем. Такую точку зрения высказыва­ли и участники проведенных экспериментов. Они так объясняли свою позицию: «Ложь во имя спасения невинного. Это возможно только у нас в стране, так как здесь почти ни­когда не докапываются до истины, а всегда гонятся только за показателями. У нас просто нет других путей доказательства невиновности».

Существуют общечеловеческие причины и мотивы лжи: люди нередко используют ложь в инструментальных целях, то есть для достижения личной выгоды, избежания наказания, повышения своей значимости в глазах окружающих и т. д. [23]. Однако статистический анализ позволяет утверждать, что для большинства россиян все же более характерна не инстру­ментальная ложь, а нравственная. Она построена по принципу *лжи во спасение». Причем любопытно, что согласно стати­стическим критериям такая ложь в большей степени присуща женщинам, чем мужчинам [7].

Вместе с тем исследования показали, что нравственная ложь не связывается в сознании россиян с такими чертами собственной личности, как лживость и нечестность. Напротив, подобная ложь понимается субъектом как атрибут честности, необходимое условие справедливого отношения к людям, по-павщим в беду. Иногда такое понимание честности приводит Даже к парадоксам, не замечаемым субъектом логическим противоречиям в объяснении причин собственных поступков.

134 ________________________________________________________ В В. Знаков

Например, к искреннему убеждению: «Я всегда говорю прав­ду, даже если для этого приходится врать».

Эксперименты еще раз указали на очевидную истину: люди по-разному понимают психологическое содержание правды и лжи в межличностных отношениях и сообщениях средств мас­совой информации. В частности, основанное на чувстве спра­ведливости самооправдание лжесвидетельства способствует вы­теснению на задний план сознания истинностной составляю­щей свидетельских показаний. В результате явная ложь так трансформируется в психике субъекта, что понимается им как благородная правда.

И надо сказать, что для подобного понимания правды и лжи в российском самосознании есть серьезные историко-куль­турные и научно-теоретические основания. Прежде всего эти основания следует искать в русской религиозной и нравствен­ной философии.

Например, И. А. Ильин различал неправду как «неверное слово об эмпирической действительности» и ложь как несоот­ветствие высказываний человека его духовным состояниям, противоречие слова высшим духовно-религиозным целям че­ловеческого существования. В «Аксиомах религиозного опы­та», в главе «О лжи и предательстве», он писал: «Люди, ок­ружающие тяжело больного, во главе с врачом, нередко скры­вают от него правду и произносят заведомую неправду, но не становятся от этого лжецами» [8, с. 325].

Учитывая, что действительность слишком сложна, глубока и изменчива, чтобы ее можно было познать в полной мере, русский мыслитель утверждает: «Нет и не может быть такого морального правила: «говори всегда всю правду» (там же). Далее с присущей ему интеллектуальной решительностью он заявляет: «Нельзя даже установить такое правило: «никогда не говори неправды»; ибо жизнь знает случаи, когда по сооб­ражениям любви, сострадания, духовного такта, воспитания или спасения чужой жизни необходимо бывает сказать не­правду или умолчать правду» (там же).

Обсуждая проблемы понимания правды и лжи, нельзя не отметить огромного вклада в их решение, сделанного В. С. Со­ловьевым. Полемизируя с Кантом, он разработал трехкомпо-нентную структуру правды [16].

Как известно, Кант не допускал никаких исключений из правила «не лги». В статье «О мнимом праве лгать из челове­колюбия» он говорит, что даже в том случае, когда убийца

Правда и ложь в российском самосознании ______________________________ 135

спрашивает, в вашем ли доме находится ваш друг, которого он хочет убить, правдивый человек обязан сказать правду [9].

Для Канта проблема правды имела преимущественно мо­рально-правовой характер. Это значит, что истоки высказыва­ния и понимания правды он искал не в психологии субъекта, а в обязанностях гражданина перед обществом, в рациональ­ном осознании и принятии априорных моральных норм.

Соловьев пошел дальше Канта и глубже проанализировал понятийное содержание правды. Русский ученый ввел разли­чие между правдой реальной, формальной и идеальной. Он употреблял эти понятия для словесного выражения того, что есть, что может быть и что должно быть с точки зрения нрав­ственности.

Выделение трехкомпонентной структуры обсуждаемого фе­номена позволило Соловьеву не только содержательно расши­рить и углубить понятие правды. Использование вместо одного значения категории правды трех различных по смысловым от­тенкам понятий дало ему возможность снять противоречие ме­жду кантовским пониманием лжи как безусловной противопо­ложности правде и нравственным долгом человека с помощью фактически ложной речи спасти друга, которого ищет убийца.

По Соловьеву, те, кто настаивает на безусловном соблюде­нии правила «не лги», сами впадают в фальшь, потому что ограничивают значение правды ее реальной, фактической сто­роной. А ложь противоположна правде в полном смысле слова только в тех случаях, когда под ложью имеют в виду противо­речие не только правде реальной и формальной. Главным для определения лжи как субъективно-психологического состоя­ния оказывается ее противоречие идеальной правде, нравст­венной, то есть тому, что должно быть в соответствии с при­нимаемыми человеком нормами морали.

В этом контексте не удивительно, что рассматривая кан-товский пример с убийцей, русский философ приходит к пря­мо противоположному решению моральной дилеммы. Соловьев считает, что в такой ситуации человек с развитым нравствен­ным сознанием просто обязан сказать неправду, чтобы «от­вести глаза» преступнику.

Ведь вопрос убийцы нельзя рассматривать как акт простой ^Л1обознательности относительно фактического местонахождения его жертвы. Этот вопрос надо рассматривать как нераздельный Момент в целом ряде поступков, в совокупности составляющих Покушение на убийство. По Соловьеву, любое высказывание о

136 ________________________________________________________ В В Знаков

человеческих делах можно понимать как правдивое только тогда, когда оно отражает поступок в его действительной це­лостности и собственном, внутреннем смысле. А смысл вопро­са убийцы в приведенном выше примере заключается ке в по­лучении сведений, а в намерении убить человека.

Поняв преступный замысел, мы не имеем ни теоретическо­го основания, ни морального права давать преступнику ин­формацию о местонахождении разыскиваемого. Он пишет: «С этой единственно правдивой точки зрения вопрос убийцы зна­чит только: помоги мне совершить убийство, и фактически точный ответ на него, отвлекаясь от действительного смысла вопроса и придавая ему вопреки очевидности какое-то отно­шение к истине, был бы прямо лжив — с теоретической сто­роны, а практически означал бы только исполнение этого пре­ступного требования...» [16, с. 127].

Таким образом, поставив во главу угла понятие идеальной правды, В. С. Соловьев не пошел по проторенному пути акценти­рования внимания читателей на анализе «приземленного» истин­ностного значения высказывания. Он придал понятию правды статус нравственного идеала, одного из коммуникативных прояв­лений возвышенной духовной природы человека. И в этом нет ничего удивительного, так как такое понимание обсуждаемого феномена полностью соответствует традиции русской культуры. Эта традиция отражена в толковых словарях, например: «Прав­да — идеал поведения, заключающийся в соответствии поступ­ков требованиям морали, долга, в правильном понимании и вы­полнении этических принципов. Вообще жизненный идеал, справедливость, основанный на принципах справедливости по­рядок вещей» [18, с. 690]. Указанная традиция восходит к по­нятиям и представлениям наших предков, весьма распростра­ненным в Древней Руси. Как отмечает А. И. Клибанов, «в оби­ходе общественного сознания всего феодального периода «Прав­да» служила эквивалентом нашему понятию «идеал». «Прав­дой» называлась верховная регулятивная идея для всех форм и проявлений общественной жизни, всей жизнедеятельности лю­дей» [10, с. 218].

Итак, «правда» всегда принадлежала к миру идеальных, духовных ценностей русского народа. Однако такая общая констатация явления еще не означает научно-психологическо-го различения места и роли правды в духовной сфере россий­ского самосознания в целом и духовном «Я» конкретного по­нимающего мир человека.

Правда и ложь в российском самосознании _____________________________ 137

Что касается правды как категории, относящейся к духов­ной сфере массового сознания, то ее исторические корни сле­дует искать в соотношении «внешней» и «внутренней» правды (иначе говоря, правды «царства» и «земли»). Первая в народ­ном сознании связывается преимущественно с ситуациями взаимодействия граждан с бездушной государственной вла­стью, олицетворяемой чиновниками; вторая возникает в меж­личностном общении, индивидуальном и коллективном пове­дении, регулируемом православной христианской моралью.

В частности, Н. О. Лосский в книге «Характер русского народа» приводит мнение славянофила К. С. Аксакова: «Он утверждает, что русский народ резко отличает «землю» и го­сударство. «Земля» есть община; она живет согласно внутрен­ней нравственной правде, она предпочитает путь мира, соглас­ный с учением Христа» [13, с. 275]. Далее Лосский поясняет мнение Аксакова: «Государство живет внешней правдой: оно создает внешние правила жизни и прибегает к принудитель­ной силе. Преобладание внешней правды над внутренней есть путь развития Западной Европы, где государство возникло пу­тем завоевания. Наоборот, в России государство возникло вследствие добровольного призвания «землею» варягов. Итак, согласно Аксакову, грязное дело борьбы со злом путем при­нуждения, т. е. средствами «внешней правды», самоотвержен­но берет на себя государь и государственная власть, а «земля» живет по-христиански, внутренней правдой» (там же).

Современные историки рассматривают эту проблему шире: с одной стороны, они привлекают большее число книг и руко­писей отечественных авторов; с другой — пытаются интерпре­тировать понятия «внешней» и «внутренней» правды с помо­щью более близких нам терминов. Например, таким способом: «Исходя из сочинений Пересветова, а также его современни­ков — Федора Карпова, Максима Грека, мы пользуемся как эквивалентами современных понятий «гражданское» и «поли­тическое» устройство понятиями в первом случае «земля», а во втором — «царство». Указанное значение понятий «земля» ^и «Царство» дается в «Материалах для словаря древнерусского языка» И. И. Срезневского. «Земля» — это страна, народ, мир. «Цесарьствовати» означает властвовать, управлять, гос­подствовать. Управлять кем, чем? Властвовать, господствовать ^НаД кем, над чем? Над «землею», страною, народом! Отсюда название главы «Правда «земли» и «царства» Ивана Пересве-това» [Ю, с. 218].

138 _______________________________________________________ В В Знаков

Российский народный вариант христианства всегда был и остается христианством земной правды: человек живет на Божьей земле, благословенной Христом и его апостолами. Со­гласно как древнерусским авторам [17], так и современным религиозным представлениям [1], средоточием души и духов­ности является сердце человека. Причем не в образном, мета­форическом смысле, а в самом прямом — как вместилище ду­ховно-нравственных идеалов, жизненных сил, движущей силы поведения и деятельности, Анализируя взгляды, Ивана Пере-светова, А. И. Клибанов пишет: «Понятия, о правде и сердце у Пересветова связаны. Сердце и есть Правда, стучащая в груди человека, потому и Правда осердечена: слезы и кровь «хрис­тианского рода», столпом уходящие в небо, вопия о Правде» [10, с. 235]. Однако «принимаемая, носимая в сердце и от­стаиваемая Правда не понималась Пересветовым как творимая самим человеком. Это Правда, предлежащая человеку; чело­вечная, она все-таки дана свыше — написана в Небесной кни­ге» (там же, с. 237). Из многих сочинений древнерусской письменности известно, что в кризисных для рода человече­ского условиях Правда уходит в небо, не переставая тем не менее светить земле. В русских духовных стихах это явление называется нетленной скрижалью Правды, небесной «Книгой Правды* («Голубиной книгой»).

Следовательно, духовность правды как компонента россий­ского самосознания исторически неразрывно связана с религи­озностью народа: верой в откровение, влияние на людей Свя­того Духа, способствующего «обожению» тварной природы че­ловека.

@ @ @

Проблема духовности сегодня привлекает не только бого­словов, историков, культурологов, и философов, обсуждающих ее в основном в контексте анализа религиозных и историко-культурных корней российского и западного самосознания. Не меньший интерес она представляет и для психологии, особен­но психологии понимания, в которой чрезвычайно актуаль­ным является вопрос о выявлении психологической сущности духовного «Я» понимающего мир субъекта.

В наше время любому квалифицированному специалисту по психологии понимания ясно, что механизмы этого феноме­на невозможно описать только в когнитивных по своей сути категориях определений понимания, условий его возникнове­ния, различных форм, а также способов репрезентации пони-

Правда и ложь в российском самосознании 139

маемого в психике понимающего [6]. Недостаточными оказы­ваются и привлечение этических категорий, попытки «наве­дения мостов» между познавательной и нравственной сферами личности понимающего субъекта [5]. При психологическом анализе понимания у меня практически всегда возникало смутное ощущение, что за пределами анализа осталось что-то очень важное, составляющее вечно ускользающий глубинный смысл исследуемого феномена. Сегодня я думаю, что это ♦что-то» и есть проявление духовной сущности человека, не своди­мой только к познанию и морали.

В отличие от интеллектуальных компонентов понимания, направленных во вне, на осмысление понимаемого объекта, его духовные составляющие отражают человеческие, личност­ные изменения, происходящие с субъектом во время акта по­нимания. Отличительный признак понимания как психиче­ского образования заключается в том, что для того чтобы что-либо понять, мы всегда должны соотнести понимаемое с на­шими представлениями о должном. Понятое знание о мире обязательно включает представление понимающего субъекта о том, каким должен быть мир. Понимание в этом смысле и есть процесс и результат сопоставления существующего с долж­ным. Понимание — это всегда сопоставление понимаемого с ценностными представлениями понимающего субъекта, с при­нимаемыми им социальными, групповыми, моральными и другими нормами поведения. Если то, что человеку необходи­мо понять, расходится с тем, что он ожидает в соответствии со своими представлениями о долженствовании в социальном мире, то у него возникают трудности с пониманием ситуации.

Формирование духовных состояний во время понимания происходит именно в результате интеллектуальных и нравст­венных усилий субъекта, направленных на устранение осозна­ваемых им противоречий между реальными социальными си­туациями, требующими понимания, и нормативно-должными, идеальными. Психологические аспекты духовных состояний (не столь уж частых в жизни человека) неразрывно связаны с глубокими структурами личности, ценностными пережива­ниями и недостаточно осознаваемыми высшими ценностями. Духовность с трудом поддается рефлексии путем диалога меж-ДУ нашим познаваемым сущим, выраженным в самооценке наличного «Я», и познающим духовным сущим, «подсозна­тельной духовностью» [22]. И если в бытии сознанию откры­вается познанное существующее, то пониманию — соотношение

140 ________________________________________________________ В. В. Знаков

существующего, наличного, с тем, что должно существовать. Причем не только во внешнем мире, но и в самом понимаю­щем субъекте. Вследствие этого понимая мир, человек изменя­ет, творчески преобразует себя, из глубин обыденной жизни поднимается до духовных вершин бытия.

В современной психологии наблюдается постепенное пере­мещение проблемы духовности с периферии в центр исследо­вательских интересов. В многообразии современных подходов к проблеме [11, 12, 15, 19, 20, 21, 22] можно выделить четыре главных направления поиска психологической природы этого феномена.

Первое направление — поиски духовности в нерефлетируе-мых глубинах бессознательного «Я» человека, потому что «че­ловеческая духовность не просто неосознанна, а неизбежно бес­сознательна. Действительно, дух оказывается нерефлектирую-щим сам себя, так как его ослепляет любое самонаблюдение, пытающееся схватить его в его зарождении, в его источнике» [22, с. 99]. На этом основано представление о том, что «Духов­ность — это основная глубинная Сила человеческой индивиду­альности. Ее активность устремляет душевный мир к предель­ному состоянию эволюции — к Совершенству» [11, с. 125].

Второе направление исследований — рассмотрение духов­ности как принципа саморазвития и формирования личности, мировоззренческих и нравственных представлений человека, обращения к высшим ценностным инстанциям конструирова­ния личности. «Духовность — это способность переводить универсум внешнего бытия во внутреннюю вселенную лично­сти на этической основе, способность создавать тот внутренний мир, благодаря которому реализуется себетождественность че­ловека, его свободы от жесткой зависимости перед постоянно меняющимися ситуациями» [12, с. 23]. В качестве способа по­стижения духовности предлагается диалог человека с сокро­венными глубинами своей души, устремляющий его к добру, совершенствованию и способствующий тому, чтобы в земных созданиях услышать голос вечности [21].

Третье направление — поиски корней духовности не столь­ко в самом человеке, особенностях его личности и склонности к рефлексии, сколько в продуктах его жизнедеятельности: объективации высших проявлений человеческого духа, твор­чества в памятниках старины, произведениях науки и искус­ства. С этой позиции дух представляет собой объективное яв­ление, предполагающее, потенциально содержащее в себе ак-

Правда и ложь в российском, самосознании ____________________________ 141

хивность субъекта. Активность направлена на опредмечивание идей, формирование значений, определяющих семантическое поле культуры, духовный опыт человечества. В философском плане это научное направление опирается на представление об «объективном духе» (но не Боге) в том смысле, в котором употребляли это понятие Гегель и В. Дильтей. В отечественной психологии, хотя это может показаться странным на первый взгляд, сходные идеи развивал А. Н. Леонтьев.

Наконец четвертое направление имеет четко заданные гра­ницы: в нем духовное выступает только как божественное от­кровение: Бог есть дух, А жизнь духовная — это жизнь с Бо­гом и в Боге. Все не связанное с Божеством — недуховное, мирское, плотское. Оно не представляет высшей духовной цен­ности. Несмотря на, казалось бы, узкие научные рамки этого подхода к изучению духовности, идеи, содержащиеся во мно­гих теологических трудах, дают богатую пищу для размышле­ний не только религиозным людям, но и неверующим.

Возьмем, например, идущий от учения Григория Паламы тезис о том, что действие благодати, божественное откровение никогда не бывает спонтанным, «автоматическим». Оно всегда осуществляется через синергическое взаимодействие со встречными усилиями (молитвой) самого человека, направ­ленными на соединение с Богом. Не правда ли, этот тезис очень напоминает размышления современных психологов о познавательной и созерцательной активности человека как субъекта бытия? Другая продуктивная аналогия — религиоз­ное учение о трансцендентальном «Я», «внутреннем челове­ке». Как и те психологи, которые ведут поиски духовности в нерефлетируемых глубинах бессознательного «Я», теологи подчеркивают важную роль в порождении духовности направ­ленности сознания верующего в глубины собственного «Я», обращение к «внутреннему человеку» [1].

Примеры аналогий можно умножать до бесконечности, од­нако проблема духовности — не теологическая, а психологи­ческая — сегодня требует не примеров, а углубленного науч­ного анализа. Надеюсь, что в самое ближайшее время он будет осуществлен.

Итак, после краткого перечисления перспективных направ­лений изучения духовного «Я» понимающего мир субъекта вер-яусь к высказанному ранее утверждению о том, что в самосоз­нании россиян правда оказывается прежде всего духовной кате­горией. Правда как элемент духовного облика россиянина

142 ________________________________________________________ В. В. Знаков

имеет моральные и интеллектуальные свойства идеала. Разли­чение нашим народом внутренней и внешней правды отражает два важных источника ее формирования как духовного обра­зования: нравственную рефлексию личности и опредмеченные во вне значения семантики официально-чиновных отношений, определенные государством рамки дозволенного. Потребность в правде, стремление к ней основаны на единстве мнения с верой, осознаваемого и неосознаваемого, индивидуально-лич­ностных особенностей человека и его восприятием себя как частицы мироздания. Вследствие этого, целеустремленно ста­раясь «жить по правде», человек не только «строит», творче­ски преобразует себя, но и постепенно поднимается по лестни­це духовного развития.

Список литературы

1. Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий). Дух, душа и тело. М., 1997.

2. Бердяев Н. А. Философская истина и интеллигентская правда // Вехи: Сб. статей о русской интеллигенции. М., 1990, с. 5—26.

3. Достоевский Ф. М. Нечто о вранье // Дневник писателя. М., 1989, с. 84-93.

4. Достоевский Ф. М. Преступление и наказание. М., 1971.

5. Знаков В, В. Понимание субъектом правды о моральном проступке другого человека: нормативная этика и психология нравственного сознания // Психологический журнал. 1993. № 1. С. 32-43.

6. Знаков В. В. Понимание в познании и общении. М, 1994.

7. Знаков В. В. Половые различия в понимании неправды, лжи и обмана // Психол. журн. 1997, № 1, с. 38-49.

8. Ильин И. А. Аксиомы религиозного опыта. М., 1993. С. 317—330.

9. Кант И. Трактаты и письма. М., 1980

10. Клибанов А. И. Духовная культура средневековой Руси. М. 1994.

11. Колесников В. Н. Лекции по психологии индивидуальности. М., 1996.

12. Крымский С. В. Контуры духовности: новые контексты индиви­дуальности // Вопросы философии. 1992. № 12. С. 21-28.

13. Лосский Н. О. Условия абсолютного добра. (Основы этики. Ха­рактер русского народа). М., 1991

14. Писемский А. Ф. Русские лгуны // Сочинения в трех томах, М., 1956. Т. 2. С. 501-566.

15. Пономаренко В. А. Психология духовности профессионала. М,, 1997.

16. Соловьев В. С. Оправдание добра. М., 1996.

17. Сочинения И. Пересветова. М.-Л., 1956.

18. Толковый словарь русского языка / Под ред. Д. Н. Ушакова. М., 1939. Т. 3.

Правда и ложь в российском самосознании 143

19- Шадриков В. Д. Духовные способности. М., 1996.

20. Шадриков В. Д. Психология деятельности и способности челове­ка. М. 1996. С. 238-257.

21. Флоренская Т. А. Диалог как духовно развивающее общение {диалогические принципы общения в работе учителя) // Учителю об экологии детства. М., 1996. С. 96-104.

22. Франкл В. Человек в поисках смысла. М., 1990.

23. Ekman P. Deception, Lying and Demeanor //States of Mind: Ameri­can and Post-Soviet Perspectives on Contemporary Issues in Psy­chology. N. Y., Oxford, 1997. P. 93-105.

I

ПРОБЛЕМЫ И МЕТОДЫ СОЦИАЛЬНОЙ ЗАЩИТЫ НАСЕЛЕНИЯ

Г. П. Филиппова

В 1985 году в общественном сознании и социальной прак­тике нашей страны впервые за многие годы произошли корен-Hue изменения. Страна вступила в новый цикл модернизации общественных отношений, направленной на формирование по­литической демократии, демонополизацию экономики, осво­бождение инициативы и активизацию частной трудовой дея­тельности. Эти преобразования должны были повысить уро­вень социального благосостояния и создать социально-экономический и политический комфорт для раскрытия ду­ховного и творческого потенциала личности. Государству при этом отводилась роль гаранта социального благосостояния на­селения, отстаивающего права человека в соответствии с об­щепринятыми международными нормами.

Перестройка, неожиданно для многих, к сожалению, затя­нулась. По объективным статистическим данным нарастают социальное расслоение общества и массовое обеднение многих социальных групп.

По мнению Жукова В. И., по данным многих аналитиков, изучающих состояние социальных проблем общества, усили­вается кризис социальной сферы. По всей видимости, это объ­ясняется тем, что экономическая политика проводилась в от­рыве от социальной. Отсюда устойчивый прирост количества людей, нуждающихся в социальной поддержке.

Ситуация в социальной сфере не обрела тенденции к улуч­шению. Как следствие, возрастает степень дегуманизации об­щества. Подобное явление выражается в дискриминации по национальным и религиозным признакам, что обусловливает нарастание потока вынужденных переселенцев, нарушение прав человека и другие деформации общественных отношений. Духовная жизнь общества претерпевает кризис. Коммерциа­лизация науки, культуры и образования вносит негативные моменты в структуру личности, усиливает фрустрационные настроения среди разных слоев населения.

Проблемы и методы социальной защиты населения ______________________ 145

Социальная напряженность в обществе становится так ве­лика, что традиционные формы и методы обеспечения социаль­ных гарантий человеку оказываются несостоятельными.

Сегодня 12% трудоспособного населения России являются безработными. Еще 20% постоянно сталкиваются с проблема­ми неудовлетворенности трудовой деятельностью. 90% служа­щих бюджетных учреждений и организаций несвоевременно получают зарплату. И хотя по официальным данным Прави­тельства объем национального дохода в 1997 году повысился на 1,5%, что влечет повышение уровня жизни населения, не­зависимые социологические опросы, напротив, показывают его ухудшение в регионах.

Подобное положение диктует необходимость выработки и проведения в жизнь определенных подходов, форм и методов психолого-социальной работы с людьми разных возрастных категорий, менталитет которых лишен возможности быстрой адаптации к происходящим преобразованиям в экономической и социальной жизни современной России. По данным исследо­ваний, проведенных в лаборатории психологии личности под руководством К. А. Абульхановой, целый социальный слой нашего общества сказался вдвойне неадаптированным к соци­альным изменениям. Экономическое неравенство в российском обществе дополнилось поляризацией социальных слоев по психологическому основанию: исключенность из социальных и профессиональных связей, вынужденная пассивность, соз­нание личной беспомощности привели к состоянию пессимиз­ма, которое переживается особенно остро при сравнении с процветанием и оптимизмом активных социальных слоев.

Наблюдения показывают, что в одних и тех же проблем­ных ситуациях разные люди адаптируются к проблемам по разному и с различной степенью успешности. Свидетельство существования способности личности к адаптации — адаптив­ность. По уровню обладания этой способностью имеются боль­шие индивидуальные различия, зависящие от внутренней го­товности личности к адаптации в быстро меняющихся услови­ях социальной жизни.

Но поскольку социализация личности не всегда обеспечи­вает социально-психологическую адаптацию для многих нети­пичных ситуаций, у личности могут отсутствовать фиксиро­ванные адаптивные механизмы, комплексы и стратегии. Де­лаются попытки тшгологизации адаптационных процессов, в Частности выделение добровольной и вынужденной адаптации.

I,'

146 ____________________________________________________ Г, П. Филиппова,

В основе такого разделения лежит наличие либо отсутствие противоречия новых ценностей и способов действия, которые предлагает социальная среда, прежней системе ценностных ориентиров индивида (группы).

Картина адаптивного поведения конкретного человека от­ражает степень возникающих социальных нововведений, ка­тализирующих процесс адаптационного механизма в психоло­гической структуре последнего. Отношения субъектов в рам­ках малых социальных групп символизируют собой микрооб­раз адаптационных возможностей общества в целом.

Основной задачей психолого-социальных служб является активизация выработки форм и методов, стимулирующих приближение личности к окружающей реальности, повышение степени ее социальной активности. «Отсутствие социальной адаптированности лишает сознание возможности понять смысл происходящего, где единственной задачей становится физическое выживание.» (смотри статьи К. А. Абульхановой в настоящем сборнике). Невозможность решения материальных затруднений способствует нарастанию психической напряжен­ности личности и затрудняет процесс ее духовной ориентации. Поскольку неспособность человека к социальной адаптации определяет его попадание в группу малоимущих, одним из по­казателей адаптированности является степень материального обеспечения. Явной задачей системы социальной защиты яв­ляется выработка психологических и социальных факторов, способствующих обозначению результатов социально-экономи­ческой адаптации. Ряд объективных и субъективных факторов — таких, как профессионально-образовательный уровень, здоро­вье, возраст, состав семьи, индивидуальные особенности и да- -, же желание или нежелание включиться в рыночные процес- Щ< сы — все это обусловливает адаптационный потенциал раз­личных групп населения, действительные возможности людей к адаптации.

Экстремальность социально-экономической и социально-бытовой ситуации диктует необходимость создания условий увеличения возможностей дополнительного заработка, уста­новления дополнительных дотаций и пособий, предоставления ссуд и кредитов, правового консультирования, психологичес­кой поддержки населения. Рождается сеть учреждений нового типа для психосоциальной помощи населению, для оказания помощи более широкого и разнообразного профиля различным слоям населения.

I

Проблемы и методы социальной защиты населения 147

Сутью социального обслуживания как на личностном уровне, так и на уровне социальных групп, становится содейс­твие человеку в решении любых проблем его жизнедеятельно­сти, начиная от положенного по закону пособия, материально-финансовых видов поддержки, до содействия переквалифика­ции, оказания психологических, досуговых, социально бытовых и других видов услуг.

Создатели и организаторы государственных служб социаль­ной защиты населения опираются на опыт зарубежных стран, российские традиции и региональные возможности финансо­вой политики.

В 1701 году Петром 1 был принят Указ «Об определении в домовыя Святейшего Патриарха богадельни нищих, больных и престарелых», которым предписывались меры по оказанию социальной помощи нищим, больным, престарелым. В 1712 году Петр I принял Указ «Об учреждении во всех Губерниях гошпиталей». В изданном Екатериной II учреждении для управления губернией впервые в законодательном порядке ус­танавливается государственная система общественного при­зрения для всех гражданских сословий, создаются специаль­ные приказы. «...Приказу общественного призрения поручает­ся попечение и надзирание о установлении и прочем осно­вании 1) народных школ, 2)... сиротских домов призрения... 3) госпиталей и больниц... 4) богаделен для мужского и жен­ского пола, убогих, увечных и престарелых... 5) особого дома для неизлечимо больных, кои пропитания не имеют... 6) дома для сумасшедших... 7) работных домов для обоего пола...» {Извлечение из Указа Екатерины II «Учреждение для управ­ления губерний» от 7 ноября 1775 г.) [4].

В практике социальной работы используются знания и на­выки для получения разрешения общества на предоставление социальных услуг в формах, соответствующих целям и ценно­стям социальной работы.

Практика включает в себя:

— коррекцию — устранения существующих личных или социальных проблем;

— реабилитацию — восстановление тех, чье социальное Функционирование в обществе было ослаблено;

— предупреждение — планирование организации и предос­тавления услуг, предупреждающих возникновение проблем, — проведение превентивной социальной работы, с целью увели­чения потенциальных возможностей человека, поддержания и

148 ____________________________________________________ Г П Филиппова

защиты психологических ресурсов индивида и обеспечения клиента знаниями, позволяющими ему избежать или преодо­леть сложные жизненные проблемы.

Этот подход подчеркивает большую важность абилитации подготовки к определенному виду деятельности, чем реабили­тации.

Социальную работу в России сегодня сравнивают с ребен­ком, который рождается в муках. Она делает свои первые ша­ги, нуждается в объединении усилий ученых и практиков в создании отечественных традиций, хотя история благотвори­тельности, милосердия в нашей стране складывалась веками.

При проведении индивидуально направленного воздействия на контакты с отдельными лицами осуществляется психолого-социальная работа. Она ведется по направлению просветитель­ской деятельности или передачи знаний различным группам (лекции и курсы) и по направлению выяснения социального и психологического состояния клиента путем индивидуальных бесед, советов, исходя из потребности и мотивационной дея­тельности обратившихся в социальную службу. Эта работа яв-> ляется в высшей степени индивидуально направленной, и в процессе контактов намечается путь решения кризисной ситуа«дии или проблемы. Однако, если практика психотерапии в ее распространившихся в России формах ориентирована на соци-, ально здоровые, хорошо обеспеченные слои общества, то служ­бы психологической помощи функционируют на финансируе­мой государством — не клиентом! — основе. Более того, если психотерапевт работает с личностью и производными от ее жиз-ненных, семейных и других ситуаций проблемами, то социаль­ный работник имеет в своем распоряжении не только средства терапевтической беседы, но и располагает реальными социаль­ными услугами, оказывает жилшцно-практическую помощь, из­меняет жизненное состояние. В этом смысле разница между коммерческой психотерапией и государственной психологичес­кой поддержкой огромна и принципиальна.

Психолого-социальная работа может иметь многократные и даже многолетние контакты. В результате психосоциальная деятельность с применением социальной индивидуальной или групповой психотерапии направлена на изменение личности или ее социальной ситуации.

Все эти формы применяются для выполнения задач адап­тационно-реабилитационного характера для населения, нахо­дящегося в состоянии депривации. - _и

Проблемы ц методы социальной защиты населения _____________________ 149

Иллюстрацией объединения комплексных форм и направ­лений социального обслуживания населения является структура деятельности Управления социальной защиты населения. В ос­нову формирования данной структуры заложены элементы про­гнозного социального проектирования, позволяющие:

— учитывать интересы различных социальных групп;

— поддерживать жизнеспособность людей в привычном для них нормальном состоянии;

— определять приоритеты социальной защиты, помощи и поддержки отдельным категориям населения, лицам, оказав­шимся в сложной жизненной ситуации;

— помогать определять пути поиска и решения своих лич­ных проблем.

Основной целью социального проектирования является ре­генерация разрушенных социальных связей и контактов, обес­печивающих эффективное, продуктивное взаимодействие людей при решении значимых для них проблем, определение основ­ных видов социальных услуг, социальной помощи и поддержки населения, активное участие в выработке и реализации социаль­ной политики на уровне местного самоуправления.

Категории пожилых людей и инвалидов составляют особый контингент в плане социальной защиты. Одной из задач дей­ствующих психолого-социальной служб является превращение человека этой категории из объекта жизни в ее субъекта, вы­работка оптимистической жизненной стратегии для этих лю­дей, защита их прав и законных интересов, социальная по­мощь и поддержка на дому и в социальных учреждениях.

Не менее сложным объектом социальной защиты является такая малая социальная группа как семья. Адаптация семей проходит крайне неоднозначно и разнообразно, расслоение по социально-экономическому уровню влечет за собой, по мнению ряда социологов, политиков и журналистов, регресс новых поколений. Возникают задачи адресной социальной помощи, создания специализированных служб помощи семьям для уче­та всех нуждающихся и определения необходимых форм и размеров помощи.

Проблема адаптации молодежи связана с процессами, по­рождающими ее социальный индивидуализм и пассивность, Вплоть до негативных социальных реакций: неприятие суще­ствующей реальности, проявление агрессии, пренебрежение со­циальными нормами, завышение самооценки. Задачи психоло­го-социальных служб при работе с молодежью — выработка

150 ____________________________________________________ Г. П Филиппова

принципов, направленных на устранение временной дезориен­тации молодежи, осознание ею своей социальной роли и ее значимости, подъем социальной активности.

Основным направлением деятельности в работе с перечис­ленными объектами является выработка мер по социально-педагогической адаптации. По этому направлению реализуются комплексные программы по реабилитации и соцнально-пеихо-логической адаптации населения. За короткий срок в заплани­рованные мероприятия вовлекаются большие группы людей различных возрастов, в том числе пожилые и инвалиды. Про­водятся коррекционные мероприятия с детьми, как индивиду­альные, так и групповые, для детей с различными формами со­циально-психологической дезадаптации, задержкой психическо­го развития, инвалидов. Проводится семейное психологическое консультирование, анализируются проблемы брачных отноше­ний, взаимодействия родителей с детьми. Работают службы «Те­лефон доверия», социальная «Скорая помощь».

На стадии подготовки и проработки документов о необхо­димости создания социального Центра или службы социаль­ной защиты составляются теоретически обоснованные пред­ставления об «узлах социальных напряжений и путях их раз­вязывания», т. е. рассматриваются различные представления об истоках, характере и содержании социальных проблем, оп­ределяются необходимые материальные ресурсы и источник финансирования, разрабатывается положение или устав учре­ждения, определяется место в социальной структуре района и моделирование его возможных связей с различными службами социального профиля.

Практическая реализация деятельности по достижению по­ставленных целей и исполнению теоретических задач, эффек­тивности предоставляемых социальных услуг и значимости их результатов зависит от непосредственного исполнителя — профессионального социального работника. Любые разрабо­танные теоретически социальные планы приобретают содер­жание и актуальность лишь в процессе их действенной реали­зации. Следовательно, особую важность приобретает вопрос профессионализма кадров системы социальной защиты насе­ления. Новая парадигма социальной работы, которая опреде­ляет современное видение социального работника как главного субъекта профессиональной деятельности в социальной сфере, выдвигает систему требований к квалификации и морально-этическому поведению специалиста по социальной работе. На

Проблемы и методы социальной защиты населения 151

социального работника возлагаются большие надежды, но к нему предъявляются и повышенные требования.

Социальная работа как профессия в цивилизованных стра­нах мира существует более полувека и считается критерием цивилизованного общества, выступает в роли его феномена. Специалист по социальной работе ряда стран — одна из пре­стижных профессий. Он приходит на помощь людям со дня их рождения и на протяжении всей жизни. Действует множество моделей подготовки специалистов в области социальной рабо­ты. Все они — работники социальных служб системы социаль­ной защиты населения, наряду с высоким уровнем культуры должны иметь комплекс знаний в области права, психологии, социологии, медицины, педагогики, экономики и управления, и конечно же, теории и истории социальной работы, ее мето­дики и технологии, этики и общения.

Формирование тех или иных профессиональных черт социаль­ного работника, с одной стороны, логично продиктовано пот­ребностями в социально-экономической, социально-правовой и социально-бытовой поддержке населения, его психосоциальной профилактике и реабилитации, с другой стороны, отражает особенности социальной ситуации в специфический период развития нашей страны.

Для социального работника социальная работа есть метод, средство достижения целей и задач в реализации потребностей и нужд различных категорий населения. Вся его деятельность направлена на совокупность специальных, междисциплинар­ных целей и задач, решение которых способствует как оказа­нию конкретной помощи человеку или социальной группе, так и активизации потенциала сил и возможностей личности. Со­вершенно очевидно, что деятельность социального работника относится к типу профессий «человек — человек», а точнее «личность — личность», и от характера ее во многом зависит судьба клиентов. Специфика деятельности, как разновидности профессионального труда, предполагает наличие таких качеств как профессиональные знания, умения и навыки из самого широкого спектра социально-психологических особенной лич­ности — интеллектуальных, эмоциональных, волевых, орга­низаторских, специфики характера, способностей, темперамен­та, мировоззрения.

Требования к уровню навыков и умений вытекают из меж­дународных требований к квалификации социального работни­ка. Это необходимость иметь представление о теории и методике

152 ____________________________________________________ Г. П. Филиппова

работы с отдельными пациентами и группой; о ресурсах и ус­лугах, предоставляемых обществом; о программах и целях со­циальных служб, предоставляемых на федеральном и террито­риальных уровнях; о концепциях и методах социального про­гнозирования и других. Это необходимость умения слушать человека целенаправленно и с пониманием; собирать инфор-мацию, чтобы подготовить социальную оценку или отчет; формировать и поддерживать профессиональные отношения, направленные на оказание социальной помощи; направлять усилия клиентов на решение их проблем и завоевывать дове-рие; определять необходимость оказания терапевтической по­мощи клиенту, проводить исследования и интерпретировать их результаты; сообщать о социальных потребностях государ­ственным, общественным или законодательным органам, ока­зывающим финансирование соответствующей деятельности.

Важным моментом социальной работы является междис­циплинарный подход к разрешению возникающих у клиента проблем. Входя в состав межпрофессиональных групп вместе с врачами, педагогами, социологами, практическими психоло­гами, юристами, социальный работник имеет возможность комплексно решать проблемы семьи, отдельной личности или социальной группы, опираясь на потенциал данного объекта. Не заменяя и не подменяя административных работников, со­циальный работник стремиться оказать социальную помощь каждой личности, в ней нуждающейся, индивидуально.

Высокий уровень требований, предъявляемых к социальному работнику, обуславливает первоочередной принцип его профес­сионализма — принцип компетентности. В Проекте профессио­нально-этического кодекса социального работника (Межрегио­нальная конференция ассоциации работников социальных служб, май 1994 г.) этот принцип также является приоритетным.

Поскольку структура профессиональных обязанностей со­циального работника сложна и обширна, профессиональная компетентность должна быть сбалансирована как в социаль­ном, так и в общественном плаве. «В самом широком смысле социальность — это всегда неразрывные многообразные взаи­мосвязи между людьми во всех видах активности, независимо от степени их общественной полезности, нравственной оценки их значимости. Это социальность всех взаимодействий челове­ка с миром. Любой человеческий индивид или группа социаль­ны. Социальность — это всеобщая, исходная и наиболее абст­рактная характеристика субъекта и его психики в их общече-

Проблемы и методы социальной защиты населения 153

ловеческих качествах. Общественное же — более конкретная психологическая характеристика бесконечно различных част­ных проявлений всеобщей социальности: национальных, куль­турных и т. д.* [5].

Профессиональная компетентность социального работника — проявление психологических особенностей его личности, кото­рые оказываются базисными при становлении профессиональ­ного мастерства. На передний план выходит изучение психо­лог