Прошла еще одна ночь. Мы, казалось, потеряли к Парижу и к Ане всякий интерес. Но проснувшись поутру, с новой силой принялись за старое. Нас подстегивало и наше самолюбие: как же так?!
— Никогда не сдавайся, — прорек Жора свой любимый девиз.
И мы не сдавались. Я позвонил Ане и договорился о встрече.
— Вам понравилась моя Франция, — рассмеялась она, — продумайте нашу программу на вечер.
Я сказал, что мы будем ждать ее на набережной Сены.
«Я живу в центре мира…». Это был серьезный барьер. Это была стена, попрочнее Китайской, но мы с Жорой брали и не такие крепости. Я не помню женщины, которую Жора не смог бы обаять, и вот стал свидетелем его полного поражения, хотя на Жору, признаюсь, в этом деле я не очень-то и рассчитывал. Его обаяние здесь было бессильно, мы это прекрасно осознавали. Аня опоздала минут на пятнадцать. Я возложил на себя всю ответственность за ее будущее, и дал слово устроить это будущее с минимальными для нее потерями.
— Ты будешь, — уверял я, — обеспеченной и совершенно свободной, у тебя будет квартира в центре Москвы и дом на Рублёвке… И главное, — любимая работа…
|
|
Я старался как мог.
— Извини, у меня был трудный день, — сказала она, — и я не понимаю, о чем ты говоришь. Какой центр, какая Рублёвка?
Я не слышал ее.
— Единственное, что будет по мере необходимости тебя ограничивать — наши клеточки. Без тебя они чувствуют себя сиротами, они умирают, как умирают ростки без живительной влаги.
Жора тоже не молчал.
— Ты пойми, — сказал он, — мы топчемся на месте вот уже несколько лет… Только ты… Ты станешь царицей мира!..
— Звучит красиво, — улыбнулась Аня.
Она совсем нас не слушала, то и дело бросала короткий взгляд на часы.
— Я не могу…
— Можешь, — тихо сказал Жора.
Он не сводил с Ани глаз! Сердцеед, ах, сердцеед!.. Жора выплеснул вдруг на нее все свое обаяние. Но Аня словно не замечала его.
— Мы действительно топчемся на одном месте, — сказала она и встала со скамьи, — я поеду, меня уже ждут. Жаль, что мы потеряли время.
Ни о чем не договорившись, мы снова перенесли разговор на завтра.
— Твои цветы, — сказал Жора, беря розы и вручая их Ане.
Она рассмеялась и произнесла, посмотрев Жоре в глаза:
— Ты очень мил. Славные вы ребята! Но хватит вам тратить мое время.
Я понимал: никакие уговоры нам не помогут.
Когда Аня ушла, Жора просто налетел на меня:
— На ней что, — бурчал он, — свет клином сошёлся?! Да найду я тебе тыщу таких Ань!.. Ты бы лучше…
— Что лучше, что лучше?! — не сдержался и я.
— Занялся плотненько Тиной, вот что… Крепенько, а?.. Надо!..
Настроение у меня, ясное дело, было премерзкое, просто знойно отвратительное. Эта Тина не то что сидела у меня в печёнках, она, как луч рентгена, пронизала всё моё тело, мой мозг, висла на руках и ногах, застилала кровавым потом мой взор, вязала язык… Меня просто распирало от негодования, и я едва сдерживал себя, чтобы не дать кулаком Жоре под дых… Чтобы он навсегда забыл о своей Тине.
|
|
— Да ты… ой, умру, — расхохотался Жора, — да ты что… набычился… брось…
Я на это ничего не сказал. Жора душевно обнял меня. К счастью у нас была бутылка коньяку. Я долго дулся, а Жора, хитрюга, ходил вокруг да около, подливая масла в огонь, рассказывая всякие небылицы, пока, в конце концов, не сказал главного:
— Вот ты тут куксишься, дуешься как индюк, а ведь, скажу тебе определённо, без твоей Тины мы кашу не сварим.
Он с каждым словом тыкал мне в грудь своим указательным пальцем с обкусанным ногтем, чтобы у меня эти слова не вызвали никаких сомнений и возражений.
— Определённо! — завершил он.
Я согласно кивнул.
— И знаешь почему?
Я не знал.
— Потому что твоя Тина — наша судьба!
Он произнёс это тоном Нострадамуса, предсказывающего поражение коммунизма в России. И у меня не возникло даже желания вытребовать у него пояснение к этой уверенности. Я доверял Жоре, как Нострадамусу. Да, как Александру Македонскому! Он — бог!..
— Это я говорю только тебе. Tibi et igni (Тебе и огню, — лат.), — добавил Жора.
«Tibi et igni… Tibi et igni…» — где-то я это уже слышал… От кого?..
Бог Жора! Бог!..
Это было, конечно, преувеличение — ну какой из Жоры Бог, когда он не верит даже… Здесь важно только то, что я ему верил как Богу! И это его «Tibi et igni» ещё больше укрепляло мою веру. Вера за веру, баш на баш!
Только много времени спустя я убедился в этом и сам: Тина — судьба!..
Но как Жора мог знать это в те дни, для меня оставалось загадкой.
«Tibi et igni…».
Я верил!
Теперь-то это ясно как день!.. Тина не только нас просветила, она…
Но всё по порядку…