Я не стал рассказывать Ане о том, что «этот Жора» на самом деле придумал устройство для разделения животных тканей на отдельные клетки и назвал его очень точно — дезинтегратор. Когда я потом рассказал ей об этом, она произнесла:
— Он разрушитель всего. Я знаю таких.
— Он создал не только прибор, но и способ, — стал, было, я на защиту Жориного устройства, — позволяющий разделять ткань…
— Не разделять, а разделывать.
Аня сделала паузу и затем добавила:
— Жизнь на куски. Я знаю таких.
Мне нечего было возразить на Анин выпад. Женская интуиция, как и женская логика — это такая удивительная штуковина, понять которую удается не каждому. Спор по этому поводу не имеет смысла.
Часам к семи вечера мы, наконец, привели себя в порядок. Ане нездоровилось. Видимо, ночь, проведенная на холодной скамейке, дала о себе знать, и я, врач, всеми силами и умением старался предупредить всякую возможность заболевания. Я ринулся на поиски хоть каких-нибудь лекарств, рылся в столиках, тумбочках, шкафчиках, пеналах и, ничего не найдя, решился на народные средства. Я провел сеанс массажа, напарил ей ноги, напоил горячим чаем с малиной, все как принято у людей, она хорошенько пропотела под пуховым одеялом, затем я ее купал в ванне, как ребенка, и вот мы уже собрались ужинать. Ей стало лучше, и она не переставала хвалить меня.
|
|
— Ты просто гений!
— Иногда выгодно быть чьим-то кумиром.
— В чем же тут выгода?
К этому времени я уже освоился в Аниной квартире. Когда я вдруг застывал на месте в поисках чего-нибудь нужного в данный момент, скажем, оливкового масла для приготовления гренок или кода в компьютере для беглого просмотра своего электронного почтового ящика, Аня тотчас подсказывала, как выйти из затруднительного положения. Я благодарил и с радостью принимал ее помощь. Нам нравилась эта игра в новую семью. По всему было видно, что это квартира одинокой женщины. Если я иногда случайно и набредал на мужские вещи, скажем, на огромный белый, как чаячий пух, пустующий и поникший на вешалке скучающий халат в ванной комнате, я просто не видел его.
— У тебя просто «бзик» — этот «чаячий пух»? Больше в мире нет ничего белого?
— Да полно! — говорю я. Вот Юля мне тут прислала…
— Юля?
— Или Тина, — шучу я.
— Тина, точно Тина, — говорит Лена, — она просто преследует тебя… Вся в белом!..
— Рыжая! — восклицаю я.
— Как апельсин! — говорит Лена.
Мы смеёмся!..
— Я не замечал, — продолжаю я, — ни зубных щеток, ни подтяжек, забытых на спинке кресла, ни увесистой трубки темно-красного дерева с головой Мефистофеля, и ни разу не спросил Аню, не собирается ли она, в связи с приобретением такого количества мужских аксессуаров, изменить пол. Еще чего! С какой такой стати?! Постоянно хотелось есть, да, я жутко проголодался. Это был знак прекрасного расположения не только тела, но и духа. Наконец мы сели за стол, я взял бокал и, как пес, втянул в себя запах вина.
|
|
— Аня, — сказал я, — ты волшебная женщина! А я, дурак, этого не знал.
Она посмотрела мне в глаза так, как только она умеет это делать.
— Конечно, — сказала она, — волшебная. И ты, не дурак, этого не мог не знать.
Мы чокнулись и отпили по глотку. Она поставила свой бокал на стол и добавила:
— Ты всегда это знал.
Я смог подтвердить ее слова лишь кивком головы, поскольку рот был набит каким-то острым и ароматным салатом, щедро приправленным настоящим французским майонезом.
— Какая у нас на этот вечер программа?— спросил я, с удовольствием уплетая зажаристую яичницу с сочными кусками непрожаренного мяса.
— Разве тебе у меня не нравится?
— Как можно, что ты! Почему ты об этом спрашиваешь?
Мне так и не удалось позвонить Жоре в тот вечер. Не хотелось. Я просто знал, нет я даже слышал его голос: «Ты Тинку нашёл?». Мне пришлось бы выдумывать какую-то историю, чтобы не говорить всю нашу с Аней правду, которая была прекрасной. Да, эта правда была славной, правда для двоих, и я не имел права ее оправдывать перед Жорой. Ни перед кем. А то, что в очередной раз затеял Вит, думал я, никуда от меня не денется. Вместе с вашей Тиной!
— И ни одна строчка её не пришла тебе голову? — спрашивает Лена.
— Ну как же, как же… Вот:
А небо, рухнув, проворонив,
Рассыпалось на сто кусков…
А нам-то что? Хохочем хором,
Хохочем, нам не до стихов,
снежинок, чаек белых, листьев…
Вся взвесь, что вскинулась вовне —
Какое нам?! Мы нынче близки!
И так придвинулось ко мне
лицо… Какая же болезнь,
Высокая!..
— Да уж, — говорит Лена, — какие уж тут стихи?! Болезнь Высокая…
Это она о нас с Аней?
Или с Тиной?
Я испытывал неловкость перед Леной: я сам себе не мог ответить на эти вопросы. Какие уж тут стихи?