Гены, гормоны и мозг

Точно знают, только когда мало знают;

вместе со знанием растет со­мнение.

Иоганн Вольфганг Гете

Какой ужас. Они своим глупым медицинским

умом описали наше поведение. А если мы напишем

о них, об их чудовищной обездоленной нор­ме,

надо закрыть глаза и заплакать, в них не вложено

какого-то последнего винтика. Но мы никогда не

посмеем их обидеть.

Евгений Харитонов

Биомедицинские исследования гомосексуальности группируются по четырем разделам фундаментальной био­логии: 1) сравнительная и эволюционная биология и социобиология,

2) генетика и молекулярная биология, 3) эн­докринология и нейроэндокринология, 4) нейроанатомия и нейрофизиология. Дополнительным источником данных служит клиника перемены пола и сексуальной ориентации. Сравнительная и эволюционная биология и возникшие на их основе этология и социобиология ставят два главных вопроса: 1) является ли гомосексуальное поведение чем-то исключительным, характерным только для человека, или же оно имеет какие-то аналоги в поведении животных? 2) Если такие аналоги есть, каковы функции гомосексуального поведения в продолжении рода, сохранении популя­ции и т. п.?

Ответ на первый вопрос однозначен: аналоги гомосексу­ального поведения в животном мире существуют, но «одно и то же» по своим внешним признакам и элементам пове­дение может выполнять совершенно разные функции¹. Уче­ные различают у животных несколько типов «гомосексуаль­ного» поведения.

1) Ситуативно-обусловленные действия. Однополые жи­вотные иногда пытаются спариваться друг с другом просто потому, что не могут распознать истинный пол потенциаль­ного сексуального объекта. Например, лягушки и жабы не могут определить пол другой особи на расстоянии, актив­ный самец наскакивает на любую движущуюся особь своего вида. Самка отреагирует на такое поведение рецептивно, тогда как самец стряхнет с себя «насильника». Быки и же­ребцы в состоянии полового возбуждения нередко наскаки­вают даже на неодушевленные предметы, но наскок одного самца на другого чаще всего происходит в отсутствие сам­ки, при появлении которой его внимание сразу же пере­ключается на нее. Устойчивой сексуальной ориентации или предпочтения здесь нет.

2) Генетически обусловленное поведение. Нарушение гене­тического кода у рыб и лягушек приводит к тому, что гене­тические самцы ведут себя, как самки, и наоборот. Осо­бенно интересны в этом плане исследования на дрозофилах. Самцы дрозофил, как и многих других, а возможно — всех биологических видов, распознают самок по выделяемым ими пахучим веществам, феромонам. Уловив желанный за­пах, самец автоматически устанавливает местоположение самки, следует за ней, поет, лижет и пытается спариться. Самец, в свою очередь, выделяет другое пахучее вещество, отталкивающее от него других самцов. Пересадив дрозофи­лам особый ген-трансформатор, ученые вывели популяцию самцов с феминизированной системой обоняния. Не улав­ливая специфических «мужских» запахов, такие самцы «уха­живают» за всеми особями подряд, независимо от пола. Однако безразличие к полу потенциального партнера — не синоним гомосексуальности, тут нет особого «предпочте­ния». Нарушение генетического кода у животных является аналогом не столько гомо-, сколько транссексуальности, когда мужчина ведет себя по женскому типу или наоборот. Нельзя забывать и о межвидовых различиях.

3) Поведение, имеющее социально-знаковый характер. Имитирование спаривания однополыми особями, наблю­давшееся у коров, горных коз, ящериц, обезьян, дельфи­нов, часто выражает иерархические отношения господства / подчинения: доминантный самец или самка выполняют маскулинную, а более слабый партнер — фемининную, женскую роль. У некоторых обезьян демонстрация эрегиро­ванного члена другому самцу — знак агрессии или вызова. Если самец, которому адресован такой жест, не примет позы подчинения, он подвергнется нападению. В стаде су­ществует жесткая иерархия, кто кому может показывать член, которая служит более надежным показателем статуса и ранга отдельных животных, чем даже последовательность приема пищи. Сходные знаки и жесты существуют у павиа­нов, горилл и шимпанзе. В одной из экспериментальных групп вожак показывал свой член всем прочим животным, остальные самцы делали это строго по рангу, а самый пос­ледний, всеми обижаемый самец по кличке Эдгар мог себе позволить такое поведение только от отношению к людям — от сородичей за это попадало. Механизм передачи этой зна­ковой системы очень прост: пока детеныш мал, на его эрек­ции никто не обращает внимания, но как только он всту­пает в пору полового созревания, взрослые самцы воспри­нимают его эрегированный член, как жест вызова, и жес­токо бьют подростка, который таким образом усваивает значение этой физиологической реакции и учится контро­лировать ее. «Отпугивающая» сила эрегированного члена используется и для защиты от внешних врагов. У павианов и зеленых обезьян е Африке, пока стадо отдыхает или кор­мится, караульные самцы сидят на видных местах, расста­вив ноги и демонстрируя миру свои частично эрегирован­ные члены и как бы предупреждая чужаков не тревожить стадо. Эта информация весьма существенна для понимания филогенетических истоков широко распространенных у на­родов мира древних фаллических культов и обрядов, пере­житки которых сохраняются и в современном языке и жес­тах (например, показывании кукиша, выражении «пошел ты на...» и т. п.). Но ничего специфически сексуального и тем более — гомоэротического в этом поведении нет.

4) Похожее на мастурбацию трение однополых животных друг о друга или имитация спаривания в контексте игрового, социального и эмоционального общения. Чаще всего это делают животные, которые вместе выросли. У обезьян «подставление» нередко служит своеобразным жестом при­мирения после ссоры. Выросшие вместе и связанные вза­имной привязанностью молодые животные, как самцы, так и самки, нередко «подставляются» или наскакивают друг на друга. То же происходит в состоянии аффекта. В момент сильного волнения самец шимпанзе может прижаться к дру­гому самцу и даже взобраться на него, но этот контакт, как правило, не сопровождается интромиссией.

5) Сексуально-эротическое поведение, когда животные явно предпочитают сексуальные игры и действия с особями своего собственного пола, даже в присутствии особей про­тивоположного пола. Такое поведение нередко наблюдалось среди дельфинов и обезьян.

В зависимости от вида и условий среды обитания, од­нополые сексуальные контакты практикуют либо только самки (например, у диких горных горилл), либо особи обо­их полов. Исключительно «мужская гомосексуальность» приматологам неизвестна. «Гомосексуальное» поведение чаще всего наблюдается у незрелых животных. На ранних стадиях полового созревания пол партнера еще не имеет су­щественного значения, в своих сексуальных играх молодые животные просто отрабатывают технику спаривания, кото­рая понадобится им в дальнейшем. «Гомосексуальные» дей­ствия чаще совершают самки в период течки и самцы, у которых удалены половые железы. Это поведение может быть связано или не связано с отношениями господства/ подчинения. Если иерархические отношения налицо, до­минантное животное может занимать при спаривании верхнюю позицию, но это не обязательно. «Гомосексуальное» поведение чаще всего встречается у тех обезьян, которых с раннего детства выращивают в однополой среде, в условиях половой сегрегации. Если животные с ранним или поздним «гомосексуальным» опытом получают в дальнейшем воз­можность гетеросексуального выбора, они большей частью предпочитают партнеров противоположного пола. «Гомо­сексуальное» поведение чаще наблюдалось в неволе, чем в естественных условиях, и чаще в клетках и загородках, чем в относительно свободных условиях. Оно чаще встречается в однополых, чем в разнополых группах, и в новообразо­ванных и социально нестабильных группах, чем в постоян­ных сообществах. «Гомосексуальные» контакты стимулиру­ются наличием общего эмоционального возбуждения в груп­пе, а также зрелищем спаривающихся сородичей. У сезонно спаривающихся животных гомосексуальное поведение наблюдается только в периоды спаривания.

Таким образом, «гомосексуальное» поведение в живот­ном мире, как и у людей, полифункционально. Однако вопрос о его приспособительных функциях в процессе есте­ственного отбора остается открытым.

По мнению социобиологов², адаптивная функция одно­полых сексуальных контактов состоит в том, что они умень­шают внутригрупповую напряженность и сексуальное сопер­ничество. У многих животных молодые самцы, достигнув половой зрелости, еще долго не могут получить доступ к ре­цептивным самкам. Квазисексуальные контакты с особями собственного пола уменьшают их сексуальную фрустрацию, а тем самым и общую внутригрупповую напряженность. Кроме того, неучастие в процессе размножения какой-то, заведомо небольшой, части популяции, численность кото­рой, возможно, генетически запрограммирована, умень­шает угрозу перенаселения и внутригруппового соперниче­ства из-за средств к существованию. Нерепродуктивное по­ведение таких особей оказывается социально-альтруистичес­ким, способствуя выживанию семьи или популяции как це­лого. Сами не производя потомства, они участвуют в добы­вании средств существования для своей стаи, защите ее территории, вынянчивании чужих детенышей (многие стадные животные воспитывают потомство сообща) и т. п. Так что популяция объективно нуждается в них.

Гипотеза «гомосексуального альтруизма» применима и к людям, у которых выживание популяции зависит не столь­ко от темпов рождаемости, сколько от производства мате­риальных и духовных ценностей. Между прочим, близкие идеи, независимо друг от друга и без связи с эволюцион­ной биологией, высказывали Фрейд и Розанов*.

Слабость этой теории в том, что, хотя для популяции действительно может быть полезно, чтобы некоторые особи не участвовали в репродуктивном процессе, природа могла бы достичь этого не переключением сексуального желания на особей своего пола, а ослаблением сексуального влече­ния (сексуальный и энергетический потенциал разных ин­дивидов весьма различен). Между тем сексуальная жизнь многих гомосексуалов весьма интенсивна, а представление об обратном соотношении сексуальной активности (все рав­но какой) и творческих достижений коренится не в биоло­гии, а в христианском аскетизме.

Другие биоэволюционные теории связывают происхожде­ние гомосексуальности с генетическими факторами. Пред­полагается, что на каком-то этапе биологической эволюции самцам стало «выгоднее» быть менее агрессивными и более чувствительными и коммуникативными, что достигается сохранением некоторых подростковых или усвоением жен­ственных черт³. При этом одни и те же гены, но в разных сочетаниях и в разной среде, делают одних самцов более привлекательными для самок, увеличивая их «репродуктив­ный успех», а у других вызывают гомосексуальность. Эта гипотеза имеет две версии. По первой версии, гомосексуалы, подобно «суперсамцам», отличаются повышенной вирильностью,

v По мнению Розанова, содомиты, будучи неспособными к совокуп­лению и отказываясь от продолжения рода, имеют возможность целиком посвятить себя духовному производству, воплощая в себе индивидуально-личностное начало бытия: «Кто слагал дивные обращения к Богу?— Они! Кто выработал с дивным вкусом все ритуалы?— Они! Кто выткал всю нео­бозримую ткань нашей религиозности?— Они, они!» (В. Розанов. Люди лунного света. Избранные сочинения, т. 2. М.: Правда, 1990, с. 73).

сильным сексуальным влечением и большими гениталиями, но реализуют эти способности иначе, чем «натуральные» мужчины⁴. По другой версии⁵, более раннее созревание и более высокая сексуальная активность гомо­сексуальных мужчин свидетельствуют скорее о женственно­сти, связанной с феминизацией головного мозга.

Наиболее всеобъемлющая современная теория гомосексу­альности считает ее побочным, но вполне закономерным продуктом биологической эволюции. Согласно этой тео­рии, природа объективно заинтересована в разнообразии и вариативности. Многие типичные мужские качества, такие, как сила и агрессивность, способствуя репродуктивному ус­пеху в одних отношениях (борьба за выживание), являются дисфункциональными в других отношениях. Женщины предпочитают более спокойных, нежных и заботливых парт­неров, и самцы, обладающие соответствующими генами, имеют определенные репродуктивные преимущества. Кро­ме того, некоторые виды деятельности требуют сочетания мужских и женских качеств (например, балетный танцов­щик должен сочетать мужскую силу с женским изящест­вом). Поэтому эволюция закрепляет соответствующие гены и особенности строения головного мозга. Но если один ал­лель (структурный вариант некоего гена), повышающий эмоциональную чувствительность и мягкость мужчины, уве­личивает его репродуктивные шансы, то два таких аллеля способствуют развитию гомосексуальности. Отсутствие ин­тереса к продолжению рода компенсируется в этом случае другими качествами, а различие личностных свойств умень­шает конкуренцию между отпрысками одной и той же се­мьи. Нечто подобное существует и в женском варианте: оп­ределенный уровень маскулинности помогает женщине най­ти сексуального партнера, но за каким-то пределом ее са­моутверждение приобретает другое направление.

Биолого-эволюционные теории стараются объяснить «ко­нечные причины» гомосексуальности и часто выглядят спе­кулятивными. Другие разделы биологии задают более кон­кретные вопросы.

Поскольку половые различия и сексуальное влечение так или иначе связаны с половыми гормонами, которые услов­но подразделяются на мужские (андрогены) и женские (эс­трогены), логично предположить, что сексуальная ориента­ция в первую очередь зависит от них. Эндокринология гомо­сексуальности сводится практически к трем вопросам: 1) су­ществуют ли у гомосексуалов какие-либо характерные гор­мональные аномалии; 2) обнаруживают ли люди с опреде­ленными эндокринными нарушениями повышенную склон­ность к гомосексуальности; 3) может ли гормонотерапия изменить сексуальную ориентацию?

Как всегда, наука начинала с простых механистических теорий. Австрийский физиолог и патолог Евгений Штайнах (1861 — 1944), прославившийся в 1920-х годах пересадкой людям, с целью их омоложения, половых желез животных, считал мужскую гомосексуальность следствием феминиза­ции или недоразвитости яичек, которое можно вылечить путем пересадки пациенту здоровых яичек. Эти попытки не увенчались успехом. Предположение, что мужчины-гомосексуалы имеют больше эстрогенов, а женщины-лесбиян­ки — больше андрогенов, относительно мужчин вовсе не подтвердилось, среди лесбиянок повышенный уровень тес­тостерона (самый сильный андроген) имеют лишь около одной трети, у остальных он в пределах нормы. К тому же эти изменения ненадежны. Поскольку организм производит стероидные гормоны не регулярно, а как бы толчками, их уровень у одного и того же человека может сильно колебать­ся, например в зависимости от времени суток. Гормональ­ный баланс сильно зависит от возраста; у мужчин уровень тестостерона с возрастом понижается, а уровень эстроге­нов, наоборот, растет.

В 1970—1980-х годах популярность приобрела нейроэндокринная теория Гюнтера Дернера, считающая гомосексу­альность следствием нарушения гормонального баланса на ранних стадиях индивидуального развития, в результате чего задерживается или нарушается половая дифференциация го­ловного мозга, а следовательно — и полодиморфического поведения⁶. Сравнение экспериментов на животных, у которых искусственное нарушение гормонального баланса (не­достаток или избыток андрогенов или эстрогенов) в заро­дышевой фазе развития повлекло в дальнейшем общее на­рушение полоролевой дифференциации, маскулинизацию самок и феминизацию самцов, включая выбор сексуально­го партнера, с клиникой интерсексуальных состояний, ког­да человек не уверен в своей половой принадлежности или недоволен ею, выявило между ними немало общего.

Генетические самцы и самки, подвергшиеся в пренатальном (до рождения, в утробе матери) развитии усиленному воздействию андрогенов, в дальнейшем обнаруживают склонность к развитию сексуально-эротического влечения к самкам (для самки это означает гомосексуальность). Напро­тив, полная нечувствительность зародыша к андрогенам ста­тистически связана с развитием сексуального влечения к самцам (для самца это означает гомосексуальность). Жен­щины, подвергшиеся в пренатальном развитии усиленному воздействию андрогенов, в дальнейшем часто обнаружива­ют типично мальчишеское поведение, от 25 до 45 процен­тов из них имеют лесбийские фантазии, а некоторые стано­вятся лесбиянками⁷. Однако зависимость эта сложная.

Неоднозначна и связь сексуальной ориентации с эстро­генами. Наиболее авторитетные специалисты считают, что гово­рить о решающей или существенной роли пре- или постнатальной гормональной регуляции в развитии гомосексуаль­ности, за исключением лиц с явными физическими при­знаками интерсексуальности (феминизированные мужчины и маскулинизированные женщины), преждевременно⁸.

Нейроэндокринологические исследования сексуальной ориентации тесно связаны с нейроанатомическими. По­скольку человеческий мозг дифференцирован по полу, уче­ные начали сравнивать не только мужской и женский мозг, но также мозг гетеро-, гомо- и транссексуалов. В середи­не 1980 — начале 1990-х годов несколько работавших не­зависимо друг от друга нейрофизиологов (Дик Своб, Лора Аллен и Роджер Горски, Саймон Левэ) открыли в гипота­ламусе особые полодиморфические структуры (полодиморфический нуклеус— SDN), которые по своим размерам и числу клеток различны у мужчин и женщин, а по некоторым данным — и у людей с разной сексуальной ориентацией. Однако опубликованные исследования сильно различаются как по своей технике, так и по свойствам людей, чей мозг подвергался изучению, и иногда опровергают друг друга.

Д. Своб и М. Хофман, сравнивавшие мозг умерших от СПИДа гомо- и гетеросексуальных мужчин, никакой раз­ницы в их полодиморфическом нуклеусе не нашли, зато другое, не-полодиморфическое ядро гипоталамуса (SN) у гомосексуалов оказалось больше, чем у гетеросексуалов. С. Левэ обнаружил, что одно из четырех промежуточных ядер передней части гипоталамуса, каждое размером с песчинку(так называемое INAH-3), у 19умершихот СПИДа мужчин-гомосексуалов в 2—3 раза меньше, чем у гетеросексуальных мужчин, и напоминает структуру мозга гетеросексуальных женщин. Аллен и Горски нашли, что пучок нервных клеток, который соединяет отделы височ­ной и лобной долей правой стороны мозга с соответствую­щим районом его левой стороны (АС), больше у гомосек­суальных, чем у гетеросексуальных, мужчин. По данным Своба, Гурена и Хофмана, количество клеток в полоди­морфическом нуклеусе (SDN) молодых мужчин вдвое больше, чем у женщин, однако эта разница зависит от возраста. Разницы в SDN гетеро- и гомосексуальных муж­чин ученые не обнаружили, зато в другом участке гипота­ламуса SCN у гомосексуалов оказалось вдвое больше кле­ток, чем у гетеросексуальной группы, причем это не свя­зано с половыми различиями. Сравнение с помощью маг­нитной энцефалографии анатомо-физиологических особен­ностей функционирования правого и левого полушарий го­ловного мозга у 8 исключительно гомосексуальных и 9 ис­ключительно гетеросексуальных мужчин также выявило между ними некоторые анатомические и/или функцио­нальные различия.

Короче говоря, взаимосвязь между полодиморфическими центрами головного мозга, с одной стороны, и сексуальной ориентацией и половой идентичностью — с другой, по-видимому, существует, но что из этого практически вытека­ет, сказать трудно.

Наибольших успехов в изучении биологии гомосексуаль­ности добилась в последние годы генетика¹⁰.

Чтобы решить, является ли гомосексуальность генотипическим, врожденным и передаваемым по наследству свойством, ученые идут тремя путями. Во-первых, изуча­ют «семейное древо» гомосексуалов. Во-вторых, сравнива­ют свойства монозиготных (однояйцевых), развившихся из одной и той же яйцеклетки, и дизиготных (двуяйцевых), развившихся из разных яйцеклеток, близнецов. Монози­готные близнецы разделяют весь исходный генетический материал, а дизиготные — только половину его. В-треть­их, стараются найти и локализовать самый ген, который предположительно порождает гомосексуальность.

Ранние генетические исследования (Франц Калмэн, 1952, Вильгельм Шлегель, 1962 и др.), сравнивавшие не­большие выборки гомосексуальных мужчин с их близнеца­ми-братьями и нашедшие 100-процентную конкордантность (совпадение) сексуальной ориентации у монозиготных близнецов (если один близнец — гомосексуал, то таким же, независимо от условий воспитания, будет и второй), кото­рой не было у дизиготных близнецов, были методологичес­ки несовершенны. Современные исследования, изучающие сравнительно большие выборки и идущие сразу по несколь­ким направлениям, смогли установить ряд важных эмпири­ческих тенденций.

1) Гомосексуальность — явление «семейное»: там, где есть один гомосексуал, существует большая вероятность найти других, особенно среди родственников по материнс­кой линии. Мужская и женская гомосексуальность, по-видимому, зависит от разных семейно-генетических факто­ров, но каковы эти факторы и демографические особенно­сти предрасположенных к гомосексуальности семей, неяс­но. Систематическое сравнение структуры семей мужчин-гомосексуалов с аналогичными контрольными группами показало, что чаще всего гомосексуалами оказываются младшие сыновья, причем критическим фактором является наличие старших братьев: каждый дополнительный стар­ший брат увеличивает вероятность гомосексуальности на 33%. Однако повышенное число братьев и сестер харак­терно только для семей крайне феминизированных гомо­сексуалов. Ученые связывают эти тенденции с действием генетических факторов и специфическими иммунными ре­акциями материнского организма на мужской и женский плод¹¹.

Каковы бы ни были причины этого, порядок рождения имеет важные психологические последствия. Первенцы, как правило, отличаются более высоким уровнем активно­сти, жесткости и агрессивности, чем младшие сыновья (это может объясняться как особенностями социализации, так и разным уровнем тестострона). Младшие сыновья кажутся более мягкими, женственными и психологически гибкими. В дальнейшем это способствует развитию творческих спо­собностей и склонности к принятию нестандартных реше­ний¹².

2) Среди родственников гомосексуалов по материнской линии процент людей, которые не вступали в брак или чьи браки остались бесплодными, или у которых были самопро­извольные аборты, выкидыши и мертворождения, или ко­торые совершали самоубийства, значительно выше, чем среди родни по отцовской линии. Хотя эти факты допуска­ют и негенетическое объяснение (психологический климат в семье может передаваться из поколения в поколение), ученые придают им важное значение.

3) Конкордантность по гомосексуальности монозиготных близнецов значительно выше, чем дизиготных. У 56 моно­зиготных мужских пар она составила 52%, а у 54 дизигот­ных пар — только 22%. Среди аналогичных женских пар со­ответствующие цифры — 48 и 16 процентов¹³. Неполное сов­падение (меньше 100 процентов) может объясняться тем, что в отличие от испытуемого, у которого соответствующий ген проявляется активно, его сиблинг (брат или сестра) или другой родственник может нести этот ген в неактивной фор­ме и быть гетеросексуалом.

4) В материнском поколении гомосексуальных мужчин и женщин нарушено статистически нормальное соотноше­ние потомков мужского и женского пола; оно очень близко к тому, какое наблюдается у отцов, страдающих одним из известных генетических нарушений мужской Х-хромосомы (так называемый маркер Xq28).

Именно этим маркером и занялся американский биохи­мик Дин Хеймер¹⁴. С помощью медицинских и геевских организаций Хеймер отобрал 114 добровольцев-геев. 76 из них были случайными, их семейные истории не были зара­нее известны и подлежали изучению, а 38 заведомо имели гомосексуальных братьев, не обязательно близнецов. Изу­чение их ДНК должно было показать, где именно локали­зуются соответствующие гены.

Испытуемых подробно опросили об их сексуальных вле­чениях, эмоциональных привязанностях и сексуальном по­ведении в детстве, в юношеском возрасте и в прошлом году, о соотношении среди их сексуальных партнеров муж­чин и женщин и о характере и длительности взаимоотно­шений с каждым из них. Затем были опрошены 142 их родственника. Текущая сексуальная ориентация испытуе­мых измерялась по шкалам Кинзи и Клайна, а словесные самоотчеты были затем сопоставлены с экспериментальны­ми данными. В качестве «сексуального детектора лжи» ис­пользовался плетисмограф, прибор, регистрирующий эрекцию пениса при предъявлении испытуемому разных эротических стимулов, например фотографий обнаженного мужчины или женщины. В конечном итоге была собрана подробная информация о 76 геях и о более чем 1000 их родственников.

Хотя общее число гомосексуальных родственников в се­мьях испытуемых было невелико, сравнение их родни по материнской и по отцовской линиям показало, что вероят­ность дяди-гомосексуала или двоюродного брата по мате­ринской линии значительно выше, чем по отцовской ли­нии. Затем ученые стали искать, какая из трех миллиардов клеток ДНК, составляющих геном человека, является об­щей для гомосексуалов и отличает их от остальных мужчин. Им удалось обнаружить искомый маркер в точке Xq28, расположенной на самом верху длинной руки Х-хромосомы, там же, где расположены гены дальтонизма и гемофилии; близорукость и диабет также имеют здесь свои гены. Из 40 обследованных Хеймером пар гомосексуальных братьев 33 имеют в Xq28 один и тот же ряд из пяти маркеров; вероят­ность, что это совпадение случайно, меньше одного про­цента.

Значит ли это, что наука наконец-то выяснила «причи­ну» гомосексуальности и вскоре сможет точно определять и, возможно, корректировать соответствующий генетичес­кий код? Вначале Хеймер отвечал на этот вопрос осторож­но, подчеркивая, что он открыл не «ген гомосексуальнос­ти», а только одно переходное звено между гомосексуаль­ностью и частью одной хромосомы. По мнению Хеймера, гены гомосексуальности расположены между двумя марке­рами, GABRA3 и DXYS154, между которыми находится около 5 миллионов базовых пар ДНК. Локализовать среди них отдельный ген так же трудно, как найти в большом го­роде человека, обойдя двести квартир. Но с течением вре­мени оптимизм сотрудников Хеймера и работающих с ними журналистов стал расти. Появились заявления, что сексуальная ориентация генетически чрезвычайно проста, локализована в одном-единственном гене, и, как только его удастся найти, станет возможным и его «медицинское изменение».

Однако канадские генетики, повторившие его исследова­ние, не получили ожидаемых результатов, и, хотя они уверены, что гомосексуальность детерминирована генами, они думают, что эти гены не локализованы в Х-хромосоме¹⁵. Высказаны также методологические сомнения — нет ли та­ких же генетических маркеров у гетеросексуальных братьев испытуемых, насколько изученные семьи представляют го­мосексуальное население в целом, какие специфические гены имеют бисексуалы и лесбиянки и т. д.

Xq28 — только начало большой загадки. Вполне возмож­но, что человека делает гомо- или гетеросексуалом не один, а сто различных генов, плюс тысяча разных форм индиви­дуального опыта. Даже у дрозофил «гомосексуальное» поведение регулируется как минимум двумя разными генами. Если бы все зависело только от генов, монозиготные близ­нецы имели бы одинаковую сексуальную ориентацию, од­нако у некоторых из них этот ген «не действует». В то же время, по предположению Хеймера, только одна десятая мужчин, считающих себя гомосексуалами, является носи­тельницей соответствующего гена. Чем объясняется сексу­альная ориентация остальных?

Короче говоря, генетика обогащает наши представления о природе и детерминантах однополой любви, но отнюдь не является универсальной отмычкой.

Биомедицинские теории гомосексуальности всегда были тесно связаны с изучением общих проблем половой диффе­ренциации. До середины XX в. половая принадлежность индивида считалась более или менее определенной биологи­ческой данностью, из которой автоматически выводились все телесные, социальные и психологические различия между мужчинами и женщинами. Современная наука раз­личает биологический, репродуктивный пол, статус инди­вида как самца или самки и социальный пол как совокуп­ность социокультурных и поведенческих характеристик и ро­лей, определяющих личный, социальный и правовой ста­тус мужчины или женщины в определенном обществе. Со­циальный пол называют гендером (от латинского gender — род) и все соответствующие свойства и отношения, за ис­ключением анатомо-физиологических, называют не поло­выми, а гендерными (гендерные роли, гендерное разделе­ние труда, гендерные стереотипы и т. д.). Однако научная терминология еще не устоялась, слова «гендер» и «пол» (или «секс»), «гендерные роли» и «половые роли», «гендерная ориентация» и «сексуальная ориентация» часто употребляют как синонимы.

В сложной и многоуровневой системе, какой является гендерная идентичность, неизбежно наличие множества вариаций и отклонений от подразумеваемой нормы. Одни люди однозначно принимают свою гендерную иден­тичность, другие чувствуют себя в ней неуютно. Вплоть до последней четверти XX в. все такие отклонения, в число которых зачисляли и гомосексуальность, считались патологическими. В последние десятилетия положение изменилось. Поскольку гендерная, мужская или жен­ская, идентичность / роль не дается человеку автоматиче­ски, вместе с полом, а вырабатывается в результате сложного процесса «гендерной типизации» или «социаль­ного кодирования», причем сам субъект является актив­ным участником этого процесса, принимая или отвергая предлагаемые ему / ей модели поведения, возможны слу­чаи перекодирования или перестановки (транспозиции) гендерной идентичности с мужской на женскую или на­оборот. В просторечии это называется переменой или сменой пола.

Состояние, когда индивид не может принять свой гендерный статус мужчины или женщины и испытывает острую неудовлетворенность им, называется гендерной дисфорией (греческое слово dysphoria означает «непереносимость»). На бытовом уровне, когда физический облик или поведе­ние мальчика или девочки не соответствует гендерным нор­мам и ожиданиям, это часто называют нетипичным поло-ролевым поведением или гендерной неконформностью (описательный термин, за которым не стоит определенный диагноз).

Самая глубокая, всеобъемлющая форма гендерной дис­фории — трансгендеризм или транссексуализм (первый тер­мин подчеркивает, что речь идет не только о половом / сек­суальном, а о гендерном статусе): индивид полностью от­вергает свой гендерный статус и добивается его перекодиро­вания, включая соответствующую хирургическую опера­цию, смену паспортного пола и т. д. В более мягком ва­рианте гендерной дисфории индивид не меняет своего ана­томического пола, но в определенных ситуациях нарушает гендерные границы, например путем переодевания (транс­вестизм). Наконец, существует множество случаев, когда человек не сомневается в своей гендерной идентичности, но не может «определиться» относительно каких-то ее конкрет­ных аспектов, например сексуальных, и это порождает кон­фликты в его образе Я.

Последний (1994) диагностический справочник Амери­канской психиатрической ассоциации (DSM-IV) объединя­ет эти явления под рубрикой «расстройства гендерной иден­тичности».

В отличие от гомосексуальности, трансгендеризм — сравнительно редкое явление, но по мере того, как люди узнают о возможности изменения пола, количество гендер­ных дисфориков растет. Еще недавно считалось, что один транссексуал приходится на 30 000 мужчин и на 100 000 женщин, но по новейшим голландским данным, в этой стране один транссексуал приходится на И 900 мужчин и на 30 400 женщин²⁴. Вопреки прежним представлениям, большинство гендерных дисфориков психически нормаль­ны, не страдают психозами и другими серьезными психи­ческими расстройствами¹⁶. При тщательной диагностике и правильном лечении смена пола приносит этим людям об­легчение. Из 1275 голландских транссексуалов, сменивших пол с 1975 по 1992 г., сожалеют об этом только пятеро муж­чин.

Принципиальная возможность смены гендера кажется ар­гументом в пользу «социального конструктивизма», но само желание сделать это имеет природные, биологические пред­посылки. Особенно осторожно нужно обращаться с детьми.

Тридцать с лишним лет назад в одной американской се­мье родились мальчики-близнецы. С одним все было в по­рядке, а у другого обнаружился фимоз (слишком тесная крайняя плоть, не позволяющая обнажить головку члена). Чтобы избавить его от будущих неприятностей, 8-месячно­му мальчику сделали обрезание, но операция оказалась не­удачной, мальчик лишился большей части члена. После этого стать полноценным мужчиной Джон не мог, и роди­тели, по совету врачей, среди которых был крупнейший сексолог и педиатр Джон Мани, решили превратить его в девочку, подобно тому как это делают с гермафродитами. У него удалили остатки изуродованного члена и яички, сде­лали искусственное влагалище и стали воспитывать как де­вочку.

Но хотя маленькую Джоан, как назвали ребенка, одевали в женское платье, дарили исключительно девчачьи иг­рушки и обучали исключительно девичьим манерам, она срывала украшения, отказывалась от кукол, предпочитала играть с мальчиками, а вместо косметики, к которой ее приучала мать, подражала тому, как бреется отец. Одно­классницы дразнили Джоан «гориллой» и «мужичкой». В 14 лет Джоан заявила, что так больше жить не может и хочет стать мальчиком. Потрясенный отец расплакался и расска­зал ей правду. К его удивлению, ребенок был счастлив, в его сознании все стало на свои места.

Джоан снова стала Джоном, ему стали делать инъекции мужских гормонов и с помощью сложной хирургической операции соорудили новый половой член. В облике маль­чика сверстники приняли его. В 25 лет Джон женился и усыновил детей от первого брака своей жены. Хотя фаллопластика удалась только частично — Джон может иметь поло­вые сношения и испытывать оргазм, но его сексуальная чув­ствительность и активность ограничены, — он счастлив быть мужчиной¹⁷.

Какое это имеет отношение к теории гомосексуальности? Хотя гомосексуалы, в отличие от транссексуалов, не под­вергают сомнению свою гендерную идентичность, многие из них в детстве отличались от детей собственного пола. Из 66 мальчиков от 4 до 12 лет, которых Ричард Грин в тече­ние 15 лет наблюдал по поводу атипичного гендерного по­ведения (желание быть девочкой, предпочтение женской одежды и женских ролей в играх, поиск женского обще­ства, избегание силовых игр и видов спорта), три четверти оказались в дальнейшем гомо- или бисексуалами, несмотря на то что многие из них подвергались в детстве психотера­пии¹⁸. Анализ 48 исследований детского (до 12 лет) поло-ролевого поведения гомо- и гетеросексуальных мужчин и женщин (совокупным объектом этих исследований были 10700 женщин и 17 000 мужчин, причем кодировались раз­ные гендерно-специфические виды предпочитаемой дея­тельности и общие показатели маскулинности и фемининности) также выявил огромные различия между гомо- и гетеросексуалами, особенно среди мужчин. Вероятность, что гендерно-неконформный мальчик окажется в дальнейшем гомосексуалом, составляет 51%, а в клинических исследо­ваниях — еще выше (в клинику приводят детей с более вы­раженными, экстремальными нарушениями полоролевых стереотипов)¹⁹. Это значит, что гомосексуальность может быть частным случаем, проявлением или слабовыраженной формой «гендерного несоответствия» или гендерной дисфо­рии, хотя это вовсе не обязательно.

Можно ли «вылечить» гомосексуальность? После того как выяснились опасные последствия лоботомии (удаление цен­тров полового поведения в мозге), с помощью которой не­мецкие нейрохирурги, вопреки возражениям сексологов, пытались лечить садистов и педофилов, все формы хирур­гического вмешательства повсеместно запрещены; они мо­гут лишить человека возможности вести сексуальную жизнь и психически изувечить его, но не меняют характер его вле­чений. Отпала и гормонотерапия, на которую возлагали большие надежды в 1950-х годах. С помощью гормональных препаратов можно регулировать силу сексуального влече­ния, но изменить сексуальную ориентацию гормоны не мо­гут.

Мало чем может похвастаться и психотерапия. Хотя не­которые психотерапевты утверждали, что добились «проч­ных сдвигов в сторону гетеросексуальное™» у 38% и даже половины гомосексуальных пациентов, речь шла не столько об изменении сексуальной ориентации, сколько о коррекции, большей частью временной, ее поведенчес­ких, внешних проявлений. Аверсивная терапия (от слова aversion— отвращение), при которой пациенту показыва­ют привлекательные для него гомоэротические образы и одновременно бьют его электрическим током или подвер­гают другим столь же неприятным процедурам, может на какое-то время искоренить гомосексуальные реакции, вы­работав соответствующие условные рефлексы, но не дает ничего взамен. Не оправдали ожиданий и опыты знамени­тых американских сексологов Уильяма Мастерса и Вирджи­нии Джонсон²⁰.

В настоящее время «лечить» гомосексуальность берутся преимущественно безграмотные и страдающие психосексу­альными проблемами религиозные проповедники.

Американская психиатрическая ассоциация еще в 1973 г., после долгой внутренней борьбы, исключила гомосексу­альность из своего перечня психических болезней. В ее официальном списке диагнозов 1980 г. (DSM-III) оста­лось лишь упоминание «эго-дистонной гомосексуальнос­ти». Эго-дистония — психиатрический термин, обознача­ющий состояние, когда индивид чувствует острое недо­вольство каким-то своим нетипичным индивидуальным свойством и хотел бы от него избавиться, в противопо­ложность эго-систонии, когда личность принимает свои нестандартные качества и живет в гармонии с ними. По­тенциальный пациент психиатра — только такой гомосексуал, который встревожен своими сексуальными наклон­ностями, которому они мешают жить. Но поскольку «эго-дистонная гетеросексуальность» (человек не считает себя гомосексуалом, но с гетеросексуальными отношениями у него тоже ничего не получается) в перечне диагнозов не упоминалась, это было сочтено дискриминационным, и в 1987 г. (DSM-IHR) понятие «эго-дистонной гомосексуаль­ности» вообще убрали. В разделе «неспецифических сек­суальных расстройств» осталось лишь «постоянное и выра­женное беспокойство по поводу своей сексуальной ориен­тации». В том же направлении пересмотрела свою класси­фикацию болезней Всемирная организация здравоохране­ния. Современная психиатрия озабочена не тем, как из­менить сексуальную ориентацию, а тем, как помочь геям и лесбиянкам преодолеть свои социальные и психологичес­кие трудности²¹.

К сожалению, до российской медицины новые идеи о гомосексуальности доходят очень медленно. В 1983 г. оте­чественные сексопатологи не только не сомневались в том, что гомосексуальность — болезнь, но и брались, ни много ни мало, осуществить «перестройку личности» с помо­щью... аутогенной тренировки²². Первый этап лечения «ставит целью сначала ослабление, а затем и устранение патологического сексуального влечения и связанных с ним переживаний». Затем «пациенту прививают навыки про­стого, естественного и непринужденного общения с лицами противоположного пола, а также адаптации в их сре­де». И, наконец, на третьем этапе «у пациента формиру­ется и закрепляется адекватное эротическое отношение к противоположному полу (к достигнутому ранее добавляют­ся чисто сексуальные элементы)». Ни методов, ни резуль­татов этих экспериментов на людях никто всерьез не об­суждал.

В справочнике по сексопатологии 1990 г. гомосексуа­лизм по-прежнему определяется как «патологическое влече­ние», возникающее в результате нейроэндокринных нару­шений, а также внушения «родителями и воспитателями неприязненного отношения к противоположному полу». В качестве «лечения» предлагается все та же трехфазная кор­рекция. Педагогам и родителям рекомендуется «правильное полоролевое воспитание, которое должно быть направлено на ознакомление детей с половыми различиями, а не на проповедь «асексуальности» и т. д.²³

В кандидатской диссертации Г. Е. Введенского, осно­ванной на обследовании 117 мужчин-гомосексуалов, обра­щавшихся в 1989—1992 гг. в центр «Медицина и репродук­ция», гомосексуальность однозначно признается аномаль­ной, а ее носители — психически больными²⁴. Исходя из того, что в основе гомосексуального поведения «должны лежать» (почему должны, а не могут? — И. К.} биологичес­кие нарушения мозговой деятельности, автор находит тако­вые «в виде дефицита функций правого полушария или на­рушения межполушарных взаимоотношений». То, что в мировой науке представляется проблемой, в Москве выгля­дит бесспорной истиной. В итоге получены сенсационные результаты. Мало того, что 49% изученного контингента составили «лица с истероидными расстройствами», для большинства испытуемых характерны: «1) психический, психофизический или дисгармонический инфантилизм, проявляющийся в виде личностной незрелости прежде все­го эмоционально-волевой сферы; 2) признаки органическо­го поражения ЦНС (центральной нервной системы. — И. К.) 3) сверхценность сексуальной сферы, проявляю­щаяся в фиксации на половой жизни».

Если бы врачи-гастроэнтерологи вздумали определять тип личности своих пациентов, у последних, несомненно, об­наружилась бы «сверхценность желудочно-кишечной сфе­ры». Врачей справедливо критикуют за психологическое не­вежество, но все-таки хорошо, что кто-то может сделать па­циенту рентген желудка или поставить клизму, не претен­дуя на проникновение в глубины его души (через задний проход!). Неудивительно, что российские геи и лесбиянки избегают общения даже с наиболее благожелательными пси­хиатрами.

Биомедицинские исследования вызывают не только мето­дологические, но и идеологические споры. Многие лидеры и теоретики гей-движения изначально относятся к ним враждебно, ассоциируя их с пониманием однополой любви как подлежащей лечению болезни. Другие, напротив, ду­мают, что открытие биологических причин гомосексуально­сти уменьшит социальную враждебность, заставит понять, что геи и лесбиянки не виноваты в своей сексуальной ори­ентации, поэтому их нужно принимать такими, как они есть. Действительно, люди, которые верят во врожденность гомосексуальности, зачастую относятся к ней терпимее тех, кто считает ее делом свободного выбора. Но научные тео­рии ценны вовсе не тем, что на их основании можно кого-то «оправдать» или «обвинить». Их главная и единственная ценность — в том, что они помогают объяснить и понять сложные процессы и явления жизни. К правам человека это никакого отношения не имеет.

Некая черта может быть биологически-врожденной и тем не менее социально неприемлемой. Предположим, генети­ки открыли, что сексуальный маньяк Чикатило — жертва каких-то плохих генов (кстати, это вполне вероятно). Что от этого изменится? Никакое общество не может позволить сексуальному маньяку беспрепятственно удовлетворять свои желания, поскольку они опасны для окружающих. Когда научные знания это позволят, таких людей будут лечить, исправляя (если надо — принудительно) их «неправильные» гены. Пока такой возможности нет, потенциального Чика­тило нужно надежно изолировать. А дальтоников и левшей никто не опасается.

Пример с левшами особенно интересен²⁵. На вопрос «Какой рукой вы пишете?» 90% людей обычно отвечают «правой», 10% — «левой», но около 30% правшей иногда пишут и левой. которые народы в прошлом считали леворукость болезненной и опасной (латинское sinister — левый, означает также «неловкий», «неумелый»), левшей считали морально развращенными и приписывали им связь с дьяволом. В новое время убивать или изгонять левшей стало не принято. Тем не менее обследования в тюрьмах и психиатрических больницах в конце XIX в. «подтвердили», что левши чаще других людей бывают лу­натиками, невротиками, имеют преступные наклоннос­ти, что среди них больше умственно отсталых, заик, эпилептиков и т. д. Ломброзо и Флисс ассоциировали леворукость также с гомосексуальностью и другими поло­выми извращениями. Врачи, учителя и родители делали все возможное, чтобы подавить в детях это болезненное начало и научить их пользоваться преимущественно пра­вой рукой. Иногда это получалось, чаще — нет, но все­гда причиняло много хлопот и мучений. Сегодня эти тре­воги кажутся смешными.

Хотя леворукость связана с особенностями латерализации полушарий головного мозга и, подобно гомосексу­альности, встречается у мужчин вдвое чаще, чем у жен­щин, она не сопряжена ни с какими психическими и нравственными нарушениями. Переучивать левшей не надо, они и так могут быть кем угодно, даже чемпионами мира по боксу и теннису. А как насчет связи леворукости с гомосексуальностью? В начале 1980-х годов, когда было модно увлечение пренатальными гормонами, пред­полагали, что оба явления объясняются повышенным уровнем тестостерона в зародышевой фазе развития. Се­годня чаще говорят об асимметрии полушарий головного мозга и о том, что тот же самый отдел гипоталамуса, где, по Хеймеру, расположен ген гомосексуальности, заведует и леворукостью. Возможно, так оно и есть, но наиболее представительные исследования корреляции между сексуальной ориентацией и леворукостью пока не обнаружили²⁶.

Подведем итоги.

Благодаря биомедицинским исследованиям, мы знаем сегодня о причинах и сопутствующих факторах гомосексу­альности неизмеримо больше, чем десять или двадцать лет назад. Спор — наследственность или воспитание — ученых больше не волнует. Гомосексуальность, очевидно, имеет оп­ределенные природные предпосылки, взаимосвязь которых остается пока что гипотетической. Но хотя природа задает предрасположенность, склонность к той или иной сексуаль­ной ориентации, только социальный опыт индивида опре­делит, как именно эта склонность проявится и что из нее разовьется²⁷. Степень жесткости и сами механизмы форми­рования природной предрасположенности бывают разными. Один человек может быть только гомо- или только гетеросексуалом, у другого же налицо лишь более или менее гиб­кие сексуальные предпочтения.

Нет единого, одинакового для всех гомосексуализма, есть многообразные гомосексуальности. Как сказал извест­ный голландский эндокринолог Луи Гурен, «если бы меня спросили, существует ли биология гомосексуальности, я ответил бы — да. Но это такая биология, которая допуска­ет многообразные выражения сексуальности»²⁸.

Хотя вопрос, почему люди имеют разные сексуальные ориентации, очень важен и интересен, ответы на него не имеют никакого отношения к проблеме моральной оценки и гражданских прав геев и лесбиянок. Социальное положе­ние и статус любого сообщества зависят от гражданских и человеческих качеств составляющих его индивидов. Являют­ся ли гомосексуалы полноценными членами общества? Вы­полняют ли они свои гражданские обязанности? Каков их вклад в мировую культуру и цивилизацию? Что способству­ет и что мешает их социальной интеграции и творческой са­мореализации? На эти вопросы отвечают общественные и гуманитарные науки.