Результаты этого эксперимента наводят на мысль о появлении компенсаторной двигательной активности у испытуемых, движения которых ограничены, когда они выступают в роли говорящего. Это касается движений рук, головы, корпуса, которые свойственны свободной речи. Все происходит так, как будто бы речь нуждается в некоторой степени двигательной активности. В описанном эксперименте эти явления компенсаторного порядка обнаруживались в четырех из пяти зон, в которых движения не были стеснены. Впрочем, следует отметить, что зона, которая казалась не затронутой этим эффектом, — зона корпуса — была вообще малоактивной в течение всего эксперимента (отмеченная средняя активность ниже 1% времени взаимодействия). И тем не менее данные отразили в этом отношении тенденцию, аналогичную тому, что было замечено в отношении бровей, глаз, кистей рук.
Очевидно, следует задаться вопросом, можно ли действительно считать компенсаторными любопытные эффекты, которые можно было наблюдать во время фазы ограничения движений. Учитывая экспериментальную сторону, необходимо иметь в виду альтернативное объяснение в терминах стрессового эффекта или эффекта ограничения, навязанного испытуемым. Между тем полученные результаты не говорят в пользу такого объяснения. В самом деле, если бы применение аксессуаров, создающих неподвижность, было для испытуемых источником стресса, способного изменить их невербальную деятельность, то это изменение, вероятно, должно было бы уменьшиться в результате привыкания в промежутке между первой и двадцатой минутой иммобилизации. Но полученные данные ни в какой момент не отражали ослабления изменений после начала фазы иммобилизации. Изменения, напротив, имели тенденцию к отражению на графике в виде плато, сохранявшегося в течение всего этого периода, и лишь после возвращения свободы движений испытуемым горизонтальное плато на графике исчезало и все приходило в первоначальное состояние. Второй аргумент против объяснения в терминах стресса заключается в том, что изменения, связанные с иммобилизацией, не выразились в форме простого усиления общей активности случайного характера, как можно было бы предполагать, если бы речь шла о стрессе. Напротив, каждое из наступавших изменений появлялось в строгом соответствии с одной из двух сторон взаимодействия — кодированием или декодированием, — в то время как для второй стороны сохранялся уровень базовой линии.
|
|
В экспериментальном плане все же единственный убедительный способ ответить на сомнение относительно возможности такого объяснения в терминах стресса должен был бы заключаться в том, чтобы вызвать у испытуемых физиологическое состояние, близкое к стрессу, и затем пронаблюдать влияние этого состояния на их язык жестов. Именно это было сделано в эксперименте, в котором в качестве основы были взяты занятия спортом (Rime, Boulanger, Dorval — не опубликовано). Для проведения эксперимента 300 студентов, изучающих курс введения в психологию, попросили измерить свой пульс и записать полученные данные на карточку, которую передать в конце занятий преподавателю. На основе этих данных была сделана выборка из числа этих студентов. Была отобрана одна группа испытуемых с ускоренным сердцебиением и одна группа с замедленным
|
|
сердцебиением. Затем этих людей индивидуально пригласили в лабораторию для участия в эксперименте. Когда они пришли, им объяснили, что в рамках опроса, имеющего целью выявить отношение к спорту, их сначала попросят принять участие в спортивной тренировке для проверки их сердечно-сосудистой реакции, затем они дадут десятиминутное интервью, в котором ответят на вопросы о своих привычках в области спорта. Во время тренировки испытуемых попросили в течение двух с половиной минут нажимать на педали эргометрического велосипеда, сопротивление которых в соответствии с условиями эксперимента равнялось 1 или 6 кг. Сердечный ритм испытуемых измерялся с помощью плетизмографа до и после приложения усилий. В среднем сопротивление в 1 кг привело лишь к минимальному учащению ритма (в среднем 10 в минуту), по сравнению с увеличением частоты пульса, вызванным сопротивлением в 6 кг (около 60 ударов в минуту). С помощью этой процедуры для участия в эксперименте отобрали испытуемых, имеющих либо высокую, либо низкую физиологическую активацию. Используя эргономический велосипед, создали также — у испытуемых каждой из этих групп — слабое или сильное, в зависимости от силы сопротивления, усиление физиологической активации. Сразу после этого начиналось интервью. Во время интервью испытуемых снимали на кинопленку, и полученные кадры были проанализированы обычным способом. Если бы язык жестов или двигательная активность находились в функциональной зависимости от степени физиологической активации, то следовало бы ожидать, что жесты будут более многочисленными у испытуемых с высокой базовой физиологической активацией, чем у тех, чья базовая активация низка. В соответствии с тем же рассуждением испытуемые, которые во время эксперимента испытали сильное увеличение базовой активации, должны были проявить во время интервью большую двигательную активность, чем те, у кого это состояние мало изменилось. На самом же деле все получилось не так. Ни переменные языка жестов, ни экспрессивные аспекты, такие как улыбка или взгляд, брошенный на партнера, не были заметно затронуты базовой активацией испытуемых или усилением индуцированной активации во время эксперимента. Только один особый тип переменных вызвал резкие различия между испытуемыми в различных условиях эксперимента. Речь идет о самокасаниях и манипуляциях (прикасаться к себе, почесываться, манипулировать какими-нибудь предметами или частью своей одежды...). Такие проявления были более частыми у испытуемых с высокой базовой активацией, а также у тех, у кого эксперимент вызвал значительное усиление активации.