Партия или орден?

Формулируя основные задачи национальной правовой мысли, Алексеев целью своей ставил моделирование грядущего государственного устройства. Тогда, в середине и конце 20-х, евразийцам еще казалось, что эти теоретические построения воплощать в жизнь доведется им самим. Вопрос о том, должно ли движение оформиться в партию и какой образ действий необходимо избрать, был крайне актуален. Алексеев писал: "Евразийцы не исповедуют западной религии общественности и не считают, следовательно, что решение социальных вопросов есть последняя и наиважнейшая проблема человечества. Оттого наши задачи не покрываются ни политикой, ни планами социальных преобразований, как у социалистов. В этом случае объединение наше, если характеризовать его по моменту целевому, ближе стоит к религиозному ордену". Он отмечает, что практика иезуитов и масонов, осуществлявших свое влияние в гораздо более тонкой и в то же время эффективной форме, нежели политические партии, должна быть принята на вооружение при определении методов конкретной работы. Однако евразийцы «восточники», а западные образцы функционировали в иной культурной среде. В России же существовала общность заволжских старцев, продолжателями дела которых должны осознать себя евразийцы. "Мы призваны начать строить Россию Евразию по заветам старцев, наполняя эти заветы новым историческим содержанием". Из политики же масонов и иезуитов следует перенять практику воздействия на актуальную ситуацию посредством других партий, члены которых могут и не осознавать, что являются инструментами в чужой игре. Перед евразийцами вставали совершенно конкретные вопросы, касавшиеся возможных вариантов политики их организации в зависимости от изменений в расстановке политических сил. Все многообразие вариантов сводилось к двум основным:

1) место и роль евразийцев в государстве, построенном не по советскому образцу;

2) в евразийском государстве.

Первый вариант подразделяется на различные случаи, в зависимости от того, каким образом будет эволюционировать советское государство. Переход к той или иной форме многопартийного государства в западном смысле рассматривался евразийцами в качестве одного из наихудших возможных исходов. "Вступление на означенный путь означало бы, что творчество политических форм закончилось, революция угасла, наступает царство задворков Европы, чего, в сущности, и желают все наши, с позволения сказать, прогрессисты". В этом случае надо выступить как политическая партия. Если это будет демократия в стиле Керенского, то евразийцы должны стремиться к ее свержению. Если это будет государство в формах фашизма или режима Пилсудского, "то мы будем тем главным хребтом, около которого будут складываться и кристаллизоваться новые демократические силы, и который ростом своим будет преодолевать ограниченность, присущую названным европейским явлениям". В случае прихода к власти личного или коллективного Бонапарта, который, отвергнув коммунистическую идеологию, будет нуждаться в политических идеях, задачей становится просочиться в этот режим, стать его мозгами, и руками режима построить свое государство. Алексеев рассматривал и вариант прихода к власти евразийцев путем переворота. Каким будет евразийское государство — многопартийным или евразийцы будут единственной партией, будет ли оно демократией или диктатурой? "То государство, которое мы стремимся построить, будет демотией, это значит, что оно должно соответствовать народной воле, а не воле случайного набора граждан. Государство строится не на механической сумме мнений, а на народном суверенитете, организованном и органическом. Народом евразийцы называют совокупность исторических поколений, прошедших, настоящих и будущих, образующих оформленное государством единство культуры. Конечно, в таком виде он политически недееспособен и должен действовать через заместителей, но таковым нельзя считать кучеобразную массу людей, достигших 18 или 20 лет". Современная демократия есть олигархия взрослых граждан над нацией как целым. В евразийском государстве должен соблюдаться баланс между статическим и динамическим принципами. "Демократическая динамика общественного мнения есть род общественной неврастении". На самом деле в любом самом демократическом государстве существует некоторая политическая константа, она должна быть опознана и ясно сформулирована. Евразийцы стремятся зафиксировать "путеводную идею" государства как целого, его основное призвание, его цель. Идеократия есть государство стабилизированного общественного мнения. Народное голосование в такой системе призвано дать стабилизированной народной воле конкретные приложения к частным случаям государственной жизни. В евразийском государстве партии будут заменены реальными общественными слоями, это будет строй, в котором определится ненужность партий в смысле многопартийности. "Мы не хотим, чтобы избирателю его мнимые интересы вколачивала партия, мы стремимся к тому, чтобы избиратель сам уяснил эти интересы и отобрал людей, которые окажутся истинно способными выражать волю нации как некоторого органического целого. Смысл государства в том, что оно объединяет