Глава XXхii

Елизавета на склоне лет. Уже в 1600 г. общественное настроение было совершенно иное. Елизавета также изменилась. В ее характере было всегда много теневыхсторон, но они исчезали в том блеске, которым ее окружили успехи ееполитики, великие люди, служившие ей, громкие дела и счастливые события. Теперь все изменилось. Она всегда была тщеславна. Но когда ей исполнилось 60 лет, ее кокетстводостигло крайних пределов. Мы видели, что Рэлей, желавший вновь снискать ееблагорасположение, написал из темницы письмо на имя сэра Роберта Сесиля, гдесравнивал ее с Венерой и Дианой (ей тогда было уже 60 лет). Когда ей минуло67 лет, то сестра Эссекса, пытавшаяся спасти брата, подала королевепрошение, исполненное благоговения перед ее "чарующей красотой", ослепившейнесчастного, и ее "совершенствами и добродетелями, от которых можно было быожидать больше сострадания". В том же самом году королева в маске принималаучастие в танцах по случаю свадьбы лорда Герберта. Она любила, если всепоражались ее цветущим видом. Когда ей было 68 лет, лорд Монжой просилпозволения "утолить жажду своих взоров созерцанием единственного дорогогодля них предмета", т. е. ее "хорошеньких глазок". В этом тоне разговаривалис ней все, желавшие снискать или сохранить ее милость. В 1601 г. лордПемброк, которому был только 21 год, мечтал получить разрешение предстатьперед королевой и написал поэтому Сесилю (т. е. 68-летней Елизавете), что"ее несравненная красота является единственным солнцем, освещающим егомаленький мир". Когда сэр Роджер Астон привозил в эти годы Елизавете письма от короляИакова, то его не приводили к ней немедленно, а оставляли в зале, откудасквозь откинутую портьеру можно было видеть, как королева танцевала одна подзвуки небольшой скрипки. Эта картина должна была ему доказать наглядно, какеще молода королева и как мало, следовательно, надежды у Иакова унаследоватьв скором времени ее престол. Совершенно понятно, если Елизавета пришла вбешенство, когда в 1596 г. епископ Редди привел в одной из своих проповедейстихи Кохелета о безобразии старческого возраста, намекавшие довольнопрозрачно на нее. Она требовала постоянной лести и немедленного послушания. Наивысшим счастьем для ее деспотической натуры было видеть, как один изее фаворитов, защищавших несимпатичный ей план, переходил мало-помалу на еесторону. Лейстер сумел этим путем сохранить ее милость и передал этосредство по наследству своим преемникам. Чтобы чувствовать ежедневно своемогущество, королева сеяла раздор между своими фаворитами,покровительствовала то одной, то другой партии и подмечала с глубокимнаслаждением, как придворные разбиваются на группы. К концу ее жизни ее дворбыл одним из самых распущенных во всей Европе. Роджер Эшем был совершенноправ, говоря в одном стихотворении, что там можно было добиться значениятолько "ложью, лестью, обманом и лицемерием". Приверженцы Сесиля и Эссекса образовали две враждебные партии. Есликто-нибудь пользовался покровительством одного из этих могущественныхлордов, противная партия боролась с ним всеми средствами, как бы ни быливелики его личные заслуги. Впрочем, Елизавета изменилась в некоторых отношениях в последние годы клучшему. Ода прежде доверяла так мало своей стране и ее боевым силам, что ненашла даже нужным при своей скупости подготовить, как следует, войну сИспанией: она вооружила очень плохо своих храбрых моряков. Однако послепобеды над испанской армадой она щедро тратила деньги на войну, которую ейне суждено было пережить, и конец которой увидело только следующее столетие.Эта война вынудила Елизавету вмешаться в религиозную междоусобицу. Она былаубеждена, что церковные дела подлежат ее личному рассмотрению и никогда недопускала в нижней палате религиозных споров. Подобно Генриху IV, еесовременнику, она относилась в глубине души индифферентно к религиознымвопросам. Она верила в какого-то очень неопределенного и отвлеченного Бога;считала все догматы пустыми вымыслами, каждое вероисповедание одинаковохорошим и одинаково плохим. Она смотрела на религиозные вопросыисключительно с политической точки зрения. Генрих IV принял в конце концовкатолицизм, но дал своим единоверцам свободу исповедания. Елизавета перешлапо необходимости в протестантизм. Но веротерпимость была неизвестна вАнглии. Закон требовал, чтобы каждый подданный исповедовал государственнуюрелигию. Обладая самостоятельным характером, Елизавета чувствовала некоторуюсимпатию к католицизму. Политика навязала ей враждебное отношение к папе.Но, принимая иностранных послов, она любила выставлять себя ревностнойкатоличкой, не признающей только авторитета папы. Елизавета не скрываласвоего презрения к протестантизму, хотя она была его главой и никогда немогла обходиться без его поддержки. Если ее причисляли к французским,нидерландским и шотландским еретикам, она видела в этом унижение и смотреласвысока на англиканских епископов, которых сама назначала, и которые вполнезаслужили ее презрение своим светским образом жизни. Но она ненавиделаглубже всего всякое сектантство и всяких сектантов, особенно пуритан. Если вначале своего царствования она не преследовала их, то, вероятно, потому, чтоне могла обходиться без их поддержки. Но твердо укрепившись на престоле, оназащищала во всех вопросах церковной политики авторитет епископов вопрекиоппозиции парламента и присуждала неоднократно пуританских писателей заслишком откровенные, но совершенно невинные суждения об отношении светскойвласти к религии, к смерти или пожизненному заключению. Величие Елизаветы покоилось главным образом на том здравом смысле, скоторым она умела выбирать советников и назначать начальников. Однако впоследнее десятилетие XVI в. умерли один за другим лучшие люди, окружавшиеее престол ореолом блеска. Первым умер Уэлсингем, дипломат, оказавшийкоролеве так много услуг, спасший ей жизнь во время последнего заговора,имевшего своим последствием казнь Марии Стюарт, один из самых бескорыстныхслуг, которому она отплатила черной неблагодарностью. Потом она лишиласьтаких выдающихся людей, как лорд Гонсдон, сэр Фрэнсис Ноулз, лорд Борлей,бывший настоящим регентом Англии во время ее царствования, и, наконец,Френсис Дрейк, этот славный герой испанской войны. Елизавета чувствоваласебя покинутой и одинокой. Не радовало ее больше могущество, которого Англиядостигла под ее скипетром. Старость давала себя чувствовать, несмотря на всестарания скрыть ее от посторонних взоров. Она поняла, как мало, в сущности,любят ее те мужчины, которые по-прежнему преклонялись перед ней. Елизаветабыла последняя в своем роду. Мысль о наследнике так угнетала ее, что онаназначила его только на смертном одре. Ей было известно, что ее министры ипридворные поддерживают постоянно тайные сношения с королем Иаковом. Онипадали перед ней ниц, когда она проходила мимо, выражали свой восторг передее свежей, неувядающей красотой, а потом спокойно вставали, стряхивали пыльсо своей одежды и писали Иакову, что, вероятно, королева недолго проживет,потому что выглядит уж очень плохо. Они скрывали эти тайные сношения откоролевы; но, хотя она и не знала в точности, кто именно из ее министровсписывается с шотландским королем, она все-таки подозревала, что творится заее спиной. Она, например, нисколько не обманывалась насчет двойной игры,которую вел Роберт Сесиль в то время, как он старался вывести Эссекса изсебя и уничтожить его за непокорность, которая в глазах королевы быланисколько не предосудительнее его собственной подпольной интриги. Елизавета чувствовала себя одинокой среди людей, которые ожидали снетерпением ее смерти и рассвета нового времени. Она ясно поняла, чтомужчины, осыпавшие ее льстивыми комплиментами, никогда не любили в нейженщину, и она возмущалась той мыслью, что они, по-видимому, пересталиуважать в ней королеву. В этом мрачном настроении она стала все чаще подчиняться своимтираническим капризам и относиться все суровее к прежним фаворитам,провинившимся перед нею. Елизавета всегда негодовала на своих любимцев, если им приходила мысльжениться. Правда, они венчались тайно, но этим не спасались от ее гнева. Нотеперь ее деспотические инстинкты приняли такие чудовищные размеры, что онастала вмешиваться в семейную жизнь даже тех из своих придворных, которыеникогда не были ее любимцами. Вероятно, ни одно из событий, случившихся накануне XVII в., так неопечалило Шекспира, как печальная судьба его знатного и славного покровителялорда Саутгемптона. Он был влюблен в Елизавету Верной, кузину Эссекса.Королева запретила ему на ней жениться. Однако Саутгемптон не хотелотказаться от своей невесты. Он был упрям и вспыльчив. Он участвовал вэкспедиции Эссекса и взял один испанский корабль на абордаж. Он был тогдаеще очень молод. Однажды он играл во дворце с Рэлеем и другими придворными вprimero. Он громко шумел и смеялся. Начальник дворцовой стражи Уиллоубипопросил его вести себя потише, так как королева рано ложится спать. В ответСаутгемптон дал ему пощечину и вступил с ним в драку. Несмотря на запрещениекоролевы, он женился в августе 1598 г. Елизавета наказала его тем, что заставила сидеть медовый месяц вТауэре. Она с тех пор всегда косилась на него. Гнев королевы вспыхнул с новой силой, когда она узнала о дружбеСаутгемптона с Эссексом. Когда этот последний дал в 1599 г. своему другуместо начальника кавалерии, королева потребовала в наказание за своевольнуюженитьбу Саутгемптона его немедленного увольнения и заставила Эссексауступить. Никогда не следует упускать из вида суровое отношение королевы кпервому покровителю Шекспира, чтобы понять его холодное равнодушие к ней.Ведь Шекспир не присоединил своего голоса к траурным песням английскихпоэтов, оплакивавших кончину королевы. Вопреки просьбе Четтля он не написални одного слова в ее похвалу. Он оценивал Елизавету приблизительно так, какв наше время известный историк Фруд. Фруд признает мужество королевы, которую не устрашили никакиепокушения, и которая никогда не отказывалась из боязни за свою жизнь откаких бы то ни было предприятий. Он говорит с похвалой о ее расчетливости итрудолюбии. "Но, - продолжает он, - ее тщеславие было настолько жебезгранично, насколько и мелочно. Она была искренна только в те минуты,когда говорила неправду. Письма ее и речи были так же фантастичны, как еетуалеты. Все ее мысли были так же обманчивы, как ее политика. Даже когда онамолилась, она была неестественна и ее аффектация доходила до того, что онапредставала с ней перед лицом Всевышнего. Она не только игнорировалаобязательства чести в отдельных случаях, но, по-видимому, не имела никакогопредставления о чести". Мы дошли в биографии Шекспира до того момента, когда случилось однособытие, которое потрясло его больше всех остальных фактов, совершившихся вэто время, т. е. злополучный мятеж Эссекса и Саутгемптона, за которымпоследовала казнь первого и пожизненное заключение второго.