Московские святители

18 октября Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Вы слышали сегодня слово апостола: сеющий скупо — скупо и пожнет, а сеющий щедро — щедро и пожнет [57].

Этими словами апостол Павел хотел выразить один из главных законов нашей жизни, который относится и к нашей духовной жизни, жизни перед лицом Божиим. Человек, который вкладывает в свое дело душу, силы, терпение, пожинает хороший плод. Каждый из нас пожинает то, что он сеет. Если мы сеем в сердце своем надежду на милость Божию, на Его прощение и благодать, если мы сеем в жизни христианское дело, если мы отдаем свои жизни за других, — тогда мы и пожинаем хорошие плоды.

«Все реки текут в море, — говорит Священное Писание, — и море не переполняется». Годы, сотни и тысячи лет реки текут в море — а море не переполняется. Почему оно не выйдет из берегов и не затопит всю землю? Потому что море постоянно отдает себя. Оно испаряется, и влага из него поднимается в небо и орошает лицо земли. Таков закон и жизни духовной: получая, мы должны отдавать. «Туне прилете, туне дадите». Даром получили — даром должны отдавать [58]. Даром получили любовь Божию — даром должны ее давать от своего сердца.

И вот сегодня перед нашим мысленным взором предстают великие московские святые, епископы, которые некогда возглавляли Москву и древнюю Русскую Церковь. Это и Петр — один из основоположников Москвы; Алексий, гробница которого находится в Елоховском соборе, который возрождал дух народа в тяжелые годы татарщины; Иона, который способствовал укреплению Церкви на нашей земле; Филипп, бросивший вызов всемогущему властелину — Ивану Грозному, царю, перед которым трепетали тысячи людей. А он в глаза обвинил царя в том, что он жестокий беспощадный тиран, в том, что он попирает права народа и правду Божию!

И, наконец, патриарх Ермоген, который умирал в осажденном Кремле, но отказался подписать документ, который противоречил его пастырской совести. Эти люди отдавали многое, отдавали труд своей души, они страдали за свою паству, отдавая ей силы, время, знания.

Святитель Алексий в тяжкую годину татарского ига старался собрать немногие сохранившиеся после страшных пожаров рукописи Священного Писания, для того чтобы они могли дойти до народа. Снова переводил на славянский язык слово Божие. И часто, казалось, что от него жизнь и время требуют невозможного!

Однажды хан татарский потребовал его к себе в Орду. «Приди, — писал он ему, — и исцели жену мою, которая слепа глазами… Если не послушаешься, то приду на Москву с большой ратью». Что оставалось делать святителю Алексию?! Он сказал: «Требование это превышает мои силы! Я не чудотворец! Но Бог творит чудеса». И, собравшись с народом в церкви московской, он помолился, как бы идя на смерть, на казнь, и поехал в ставку к хану.

Молился он над этой женщиной, царицей, кропил ее святой водой, взывал к Господу, говоря, что «от этих двух ослепших глаз, быть может, зависит судьба всей моей паствы и моего родного города Москвы», — и в этот момент, когда уже казалось, ничто не могло помочь, произошло чудо: она стала видеть!

И святитель Алексий — об этом свидетельствуют все летописи и документы — вернулся из ханской ставки, осыпанный благодарностями, дарами и почестями. Он не поколебался, потому что готов был отдать, ради служения Христову стаду самого себя.

Также и митрополит Филипп. Он хорошо знал крутой, бесчеловечный нрав царя Ивана. Он знал, что тому ничего не стоит убить человека на глазах у всех. Что он не признавал ни законов Божеских, ни законов человеческих. И хотя он любил представлять из себя набожного христианина, любил делать большие вклады в храм, записывать в толстые поминальные книги имена убиенных, но на самом деле не было в это время более бесчеловечного палача над народом, чем он. И никто, ни воеводы, ни знатные бояре не могли ему перечить. А когда сын слегка лишь что–то сказал ему против, он метнул в него своим царским тяжким посохом и убил на месте.

Отважный боярин Курбский, у которого сердце горело от возмущения, не решился высказать всего царю; и только бежав из России, он из–за границы писал ему, обвиняя, обличая, призывая одуматься. Но митрополит Филипп никуда не бежал, а в присутствии всего народа, в соборе Кремлевском, в глаза царю, окруженному опричниками и слугами, вооруженными до зубов, он сказал: «Я не вижу в тебе образа Божия, образа христианского». И когда царь подошел к нему под благословение, он сказал: «Не могу я благословить человека, который проливает христианскую кровь»…

Конечно, митрополит был один такой в это время. Он принял на себя эту Голгофу и перенес страдания истинного ученика Христова. Другие служители Церкви в страхе молчали, и потом под принуждением царским подписали низложение митрополита. Он был лишен всех регалий главы Церкви, увезен как простой монах и заточен в тюрьму в монастыре, где впоследствии был удушен царским опричником, который возглавлял карательные отряды, разъезжавшие по Руси…

Жалел ли в последние минуты своей жизни митрополит Филипп о том, что он так поступал? Едва ли.

И не жалел о своих словах также святитель Ермоген, когда он голодной смертью умирал в подвалах Кремля. Москвичи, новгородцы пытались освободить свою столицу, занятую войсками Лжедмитрия и поляков, но не могли освободить. И чтобы прекратить их осаду, поляки пытались заставить святителя Ермогена написать воззвание к народу, чтобы они ушли из–под стен занятой врагами столицы. Но он сказал: «Это противно моей христианской и пастырской совести. Я не могу предать родную землю». Что только ни делали враги, но он не поколебался. И умер там, на соломе, в темной затхлой темнице. Отдал все! Отдал свою жизнь, как и святитель Филипп.

Над ними, над всеми святителями московскими, исполнилось слово апостола. Да, они посеяли много. Они отдали все вплоть до своей крови и жизни. И был великий урожай. Поднялась после этого Церковь, зазвонили колокола в монастырях, много было святынь и благочестия, которые они сохранили и отстояли.

Они были великие столпы, а мы обычные люди. Но разве к нам не относятся эти слова? Разве в нашей жизни мы не должны тоже сеять любовь, терпение, труд?

Все, что можем, мы должны отдавать друг другу. И только тогда мы соберем урожай. Только тогда в конце нашей жизни Господь скажет нам, что мы недаром прожили: «Добрый раб и верный! Войди в радость Господа твоего. Потому что ты потрудился для Меня» [59].

Поэтому сейчас мы должны молиться, чтобы наши черствые, сухие, себялюбивые души как бы расцвели, отмерзли от этого льда и холода, чтобы у нас появилось желание щедро отдавать все, чем наделил нас Господь. Щедро будете сеять, сказал нам апостол, щедро и соберете.

Аминь.

18 октября 1981 г.