2015-06-30
293
История как ожидание… конца
Вспоминая слова Мишеля Фуко о том, что у него вызывает смех слово «кризис», мы заметим, что в западноевропейской цивилизации «кризис» имеет особый смысл. Потому как в христианстве, господствующей идеологии в Европе долгое, очень долгое время, это слово означало преддверие конца и начало казней господних и, конечно же, скорое пришествие Христа. Сегодня цивилизация, избавившись от религиозных пут, также живет ожиданием апокалипсиса, но, так как он все не наступает, то человечество его устраивает на экране телевизора и кинотеатра. Человечество устраивает себе апокалипсис якобы вымышленный. Телевидение перестало быть телевидением. Оно превратилось в оракула. Оно превратилось в режиссера без реальности. В реальность без режиссера. Оно стало совершенно отдельной реальностью. Гиперреальностью. Мы транслируем в него все свои страхи и желания, и оно выдает нам ответ. Все просто. Вместе с тем, оно транслирует свои страхи желания в нас. Все смешалось. Мы видим перед собой не телевидение. Мы участвуем в нем. Мы – шоу. Мы – декорация самих себя. Добровольные заложники шоу. Мы – подделки цивилизации, которые считают себя по-настоящему настоящими. Подделки, что создают подделки.
Прошу заметить, что капитал обладает одной функцией: будучи воплощением желания, он вызывает его, чтобы затем же его и исполнить для себя же. То есть желание навязывается человеку через СМИ, внушая ему, что это именно подлинное его (человека) желание, после чего все происходит само по себе. В то время как данное желание не реально, ведь человек не принимает решения самостоятельно.
Люди, превращаются в капитал, который существует и способен к обороту. Люди не только капитал. Но и товар. Кто сказал, что работорговля исчезла? Все гораздо интереснее и сложнее.
Превосходный пример есть в протестантском варианте христианства, ведь именно на его доктринах отчасти построена этика капитализма. Иисус, воплотив в себе бога, умер за грехи или желания человечества. Таким образом, искупив их. Иисус выступает в роли капитала. Так как собой он заплатил за товар – человечество. Купив его. И в христианстве чувство желания и чувство вины связаны неразрывно. Желать того, что бог запретил – грех. Так как лишь бог имеет желать то, что запрещено. Это распределение желания по иерархии.
Капитал распределяет удовольствие. Он НЕ контролирует желание. Так как он и есть желание. Перед ним все равны. Так как желают все. Но воплощение желаний – привилегия не многих. А тех, в чьих руках капитал сосредоточен. Они не ограничены ни в желаниях, ни в удовольствии. Так как капитал существует только благодаря производству желания и его осуществлению в виде культа потребления.
На междисциплинарном проекте «Капитализм как религия», что проходил в Москве, было сказано, что «Название проекта отсылает к одноименному фрагменту из наследия Вальтера Беньямина (1921), который привлекает все большее внимание в последние годы. Основная мысль этого фрагмента состоит в том, что религия не просто является одним из условий возникновения западного капитализма (протестантизм, согласно знаменитому тезису М. Вебера); капитализм и есть религия, «…чистый религиозный культ, возможно, самый экстремальный из всех, что были доныне». (1).
Капитал можно сравнить с глобальным мемом, вирусом, который если можно так выразиться, реально не существует. Так же, как остальные системы фашизма, социализма или коммунизма, существуют в сознании тех, кто его практикует. Он пускает корни во всем обществе, в каждом индивиде, и ставит в зависимость от себя. Имея такую же систему, как и любая другая религия, капитализм или любая другая система отношений вообще, попадая в сознание человека, укореняется внутри, перекодируя его сознание. Все решает критичность мышления конкретного человека.
Марк Фишер, автор книги «Капиталистический реализм» рассматривая капитализм, приходит к важному выводу, что капитализм не только может быть конечной точкой цивилизации, а что капитализм будет вечен, в то время как мир превратится в иллюзию: «Просмотр фильма «Дитя человеческое» неизбежно напоминает нам о фразе, приписываемой Фредрику Джеймисону и Славою Жижеку, что легче вообразить конец мира, чем вообразить конец капитализма. Эта фраза точно уловила суть того, что я подразумеваю под «капиталистическим реализмом»: широко распространенное убеждение, что капитализм – это не просто единственная жизнеспособная политическая и экономическая система, но также и то, что сегодня невозможно даже вообразить последовательную альтернативу ему». (2).
Мне в некой мере нравится трактовка Свидетелей Иеговы что, мол, апокалипсис наступил. Но он наступил не с появлением христианского учения об апокалипсисе. Апокалипсис начался с мифа об изгнании богом человека из рая. Желание воплощено в капитале, и неразрывно связано с принципом удовольствия, которое связано с чувством вины. И главным образом – безумия. Которое воплощено сегодня. Но не в контексте истории как качественной эволюции и совершенствования человечества. Поместившего свою историю в контекст вечного ожидания апокалипсиса. Ожидания наказания и конца. История превратилась в тотальный апокалипсис с непрекращающимися инквизициями и войнами. А что еще более закономерно – она стала более прогнозируемой. Дата конца света постоянно сдвигается все дальше и дальше. Таким образом, растягивая иллюзию времени и самого конца. Поэтому современная история смотрится как увлекательный голливудский блокбастер с Бараком Обамой, Ангелой Меркель и Владимиром Путиным в главных ролях. И если доверять теориям заговоров, то сценарий пишут кукловоды, которых человечество, зная, не знает. А так как конец истории постоянно откладывается, у меня возникает мысль, что истории как таковой вообще не существовало. Почему?
Вот парадокс, что история превратилась в фильм. В сплошной спецэффект. И причем репетиции апокалипсиса проводятся по четкому расписанию и сценарию. Но дело в том, что невозможно определить, где декорация. Принцип реальности приобретает все более и более изощренные формы, как и принцип контроля. Безумие становится все менее различимым. История превращается в спецэффект. Но к чему я веду: Ницше провозгласил смерть Бога, Фукуяма провозгласил смерть истории, Гринуэй сегодня провозгласил смерть кино, основанного на тексте. Все это можно действительно объединить под одним ярлычком, как БОГ. Как известно из Евангелия Иоанна, бог творил мир с помощью слова (но у меня есть мысль, что наоборот – именно Слово творило мир с помощью бога. Таким образом, бог выступает как инструмент. Бог и есть Слово, ведь слово «бог» выступает как шаблон, (как и любое другое слово), хроники истории записываются с помощью слов, а кино, которое мы знаем сегодня в своем большинстве построено на слове, на словесном сценарии. И таким образом мы погружаемся в смерть.
Марк Фишер рассказывает, что капитализм, проникая и захватывая все пространства сфер жизни, превращает их в несуществующие, лишая вещи и явления контекста. Они становятся призраками. Пример тому – картина Дали «Герника» из фильма «Дитя человеческое». Так как однажды она была символом преступлений фашизма, а сейчас она находится в частной коллекции как элемент интерьера. Который помимо самой картины состоит из таких же предметов искусства, которые вместе образуют призрачный ансамбль несуществующего мира.
Френсис Фукуяма, исследуя механизм желания в книге «Конец истории и последний человек», приходит к выводу, что война выступает как двигатель прогресса. Так как отсталые государства, завоеванные более технологически развитыми, после начинают модернизацию, чтобы не быть завоеванными еще раз. Поэтому происходит постоянный рост технологий. И… история человеческая превращается в историю технологий, которые напрямую зависят от желаний людей, но со временем, все становится наоборот. Технологии формируют и изменяют жизнь людей, и в результате люди становятся элементами механизмов и технологий, последние же занимают места людей. Человек – очень условное существо. Просто название вида приматов. Желание же, как таковое становится все более и более завуалированным и мифическим. Его как бы и нет. Но только потому, что мир в эпоху капитализма превратился проявление слепого желания. Которое настолько же нереальное насколько и виртуальное.
Говоря метафорой, по мере того, как возрастает желание, оно подгоняет и подстегивает само себя. Люди становятся зависимыми от своих (действительно ли своих?) желаний. И превращаются в «механизмы», производящие новые механизмы. Которые в свою очередь порождают новые желания у людей. Прогресс рисует перед нами эволюцию наших желаний. Механизм превращается в тотем, который воплощает в себе желание, и функцию его осуществления. Происходит слияние человека и машины. Причем, и человек, и машина – это метафоры, так как смысл обеих определений стал размыт. Уже, знаете ли, сложно понять где «человек», а где «машина». Так как это слияние, конечно же, происходит на уровне смыслов.
Желание, оно же потребление – разрастается до бесконечно опасных размеров, пока однажды не уничтожит само себя. Тотальное потребление откровенно указывает на завуалированный акт самоуничтожения.
