рой являются Бёрк, Кант и Фрейд5. Эстетической «несостоятельности» Лиотар противопоставляет мощь живописного мазка, понимаемую как сила отрешения. Субъект при этом обезоружен чеканящим ударом айстетона *, чувственного, которое воздействует на незащищенную душу, он сталкивается с мощью Другого — в конечном счете, с могуществом невыносимого для взгляда лица Бога, — который ставит зрителя в положение Моисея перед пылающим кустом. Фрейдовской сублимации-возвышению противостоит этот чекан возвышенного, обеспечивающий торжество не сводимого ни к какому логосу пафоса, пафоса, в конечном счете отождествляемого с самим могуществом призывающего Моисея Бога.
Соотношение между двумя бессознательными представляет тогда собой совершенно особый случай чехарды. Фрейдовский психоанализ предполагает ту эстетическую революцию, которая отменяет причинный строй классического изображения и отождествляет могущество искусства с непосредственной тождественностью противоположностей, логоса и пафоса. Он предполагает литературу, покоящуюся на двойной силе немой речи. Но в рамках этой двойственности Фрейд делает свой выбор.
5 См., в частности: L'Inhumain, Paris, Galilee, 1988;
Moralites ■postmode.rv.es, Paris, Galilee, 1993.
* воспринимаемое чувствами, чувственное (греч.)