Золотая середина. Аристотель предложил концепцию добродетели как середины — «великий трюизм Аристотеля» для здравомыслящих (Г. Честертон). Концепция золотой середины есть усовершенствованная этика меры, или этика, выступающая за социальную стабильность. Эта концепция содержит намек на автономию. Вместе с тем предлагаемый «срединный путь» является рецептом для осторожных, недостаточно сильных, не готовых «идти до конца». Можно предположить, что с какого-то момента война и производство перестали интересовать «лучших» горожан. Больше всего они хотели гарантировать себе спокойную жизнь в мире и согласии и потому искали дружеских взаимоотношений с рафинированными — воспитанными и вменяемыми — людьми. Их основным правилом становится правило золотой середины. Но следование нормам порождает осторожную посредственность. Концепция золотой середины Аристотеля означает шаг вперед — отречение от концепции «аскетических добродетелей» и шаг назад — отречение от концепции гражданских добродетелей, предназначенных для беззаветного и жертвенного служения на благо общества.
|
|
Аристотель представляет себе добродетель как середину между двумя пороками, крайностями. Следовательно, совершенство не в том, чтобы быть слишком хорошим, а в том, чтобы быть хорошим и плохим в меру. Но такая система действует не всегда. Ведь крайности встречаются нечасто, да и не все действия имеют середину, например воровство или убийство. Для некоторых пороков нет названия в повседневном языке. Словом, лишь часть добродетелей можно истолковать как середину. Надо думать, с Аристотелем не согласились бы сторонники христианства, полагающие, что в стремлении к добродетели нет предела, а порок нестерпим в любых «размерах».
Итак, этика Аристотеля представляет собой учение о благе (общественно полезном), созданное с позиции гражданского идеализма. Далее, этика Аристотеля есть учение о добродетели, он — величайший
Часть I. Античное наследие
из тех, кто ему следовал (среди добродетелей четыре кардинальных — мудрость, мужество, умеренность и справедливость). Этика Аристотеля есть учение о справедливости (о законном и незаконном, о равенстве и неравенстве, о распределении и воздаянии). Добродетель оборачивается у Аристотеля серединой между двумя крайностями, от которых следует воздерживаться. Среднее признается наилучшим. Такое решение возникает потому, что в области индивидуальных действий нет строгих норм. Аристотель исходит из того, что порочными и добродетельными мы бываем по своей воле. Об этом свидетельствуют: 1) законы, не позволяющие нам совершать дурные поступки; 2) похвала и порицание; 3) наши собственные действия — они бывают различны, т.е. мы добровольно меняем свои намерения. Другими словами, мы знаем о том, что свободны косвенным образом. Отчасти от нас самих зависит, быть ли нам добродетельными. По Аристотелю, добровольность имеет решающее значение для добродетели, этического поведения. Анализировать свободу (добровольность) следует на примере поступков. Добровольное противоположно насильственному и тождественно умышленному. Свободный выбор встречается там, где заранее не установлено, как именно надо поступать, где принимается решение и совершается действие, исходя из обстоятельств. Считается, что человек поступил добровольно, когда у действия не было однозначной причины. В поступках нет установленных правил, поэтому мы и обсуждаем, делать или не делать нечто, а если делать, то каким способом. Выбор связан с обдумыванием и обсуждением. Свобода нужна нам для действия. Аристотель критиковал популярные концепции апатии. В бездействии нет добродетели. Напротив, человек должен действовать сознательно, с намерением достичь своей цели и твердо держаться установленных принципов деятельности. Для нас как будто нет ничего нового в рассуждениях Аристотеля, однако он первым ввел в этику понятие свободы выбора и тем самым начал непрекращающиеся споры о свободной воле человека.
|
|
Глава 7. Этика Эпикура
Эпикур (341—270 до н.э.) — афинский философ и гражданин, родился и вырос на о. Самос, где находилось большое поселение (колония) афинян. В возрасте 18 лет впервые приехал в Афины для подтверждения и регистрации своего гражданства, а также для прохождения военной службы. Семья Эпикура жила небогато: отец Неокл, вероятно, был воспитателем в школе, а мать ворожила и за небольшую плату
Глава 7. Этика Эпикура 55
проводила в домах, куда ее приглашали, магические ритуалы, дабы умилостивить богов и отвратить болезни. Мальчиком Эпикур сопровождал ее, нес поклажу и помогал в сеансах магии. По-видимому, уже тогда он составил себе мнение о вреде предрассудков и суеверия.
Эпикур — школьный учитель и необыкновенно плодовитый писатель, создавший более 300 сочинений (свитков), в которых, надо заметить, ни разу не цитировал никаких философов, за исключением, быть может, Демокрита. Христианская цивилизация уничтожила почти все произведения Эпикура — они были полны насмешек и издевательств над философами и их хваленой мудростью. Так, платоников он называл «льстецами Диониса», а Платона — «человеком золота», Аристотель, по мнению Эпикура, «распутник, который после того, как промотал наследство, пошел в армию и торговал усыпляющим зельем», Протагор — «учился грамматике в деревне», «носильщик и копиист» при Демокрите, Гераклит — «путаник», почитаемый Демокрит и тот — «болтун»1.
Эпикур обратился к занятиям философией в 14 лет, познакомившись с книгами Демокрита. Как выдающийся мыслитель раскрылся в возрасте 36 лет, когда созданная им школа заблистала на фоне других, постепенно угасавших философских школ. Школа Эпикура располагала сводом «золотых правил», состоящим из 40 позиций.
Эпикур был человеком в высшей степени самоуверенным, свое учение называл не иначе как «изречения оракула». И поскольку он презирал грамматику, историю, математику, пренебрегал логикой, а скорее всего, плохо их знал, то исключил все это из своей философии. Его учение состоит из этики и натурализма при полном отсутствии традиционной теологии. Будучи продолжателем атомистической теории Демокрита, он полагал, что и душа человека состоит из атомов, на которые распадается после смерти. Следовательно, нет и не может быть ни загробной жизни, ни бессмертия души. Эпикур признавал существование богов, но утверждал, что они не вмешиваются в дела людей. Плутарх отметил, что боги Эпикура «как рыбы Гирканского моря, от которых мы не ждем ни вреда, ни пользы». По Эпикуру, идея этического всемогущего божества внутренне противоречива: «Бог или хочет уничтожить зло и не может, или может, но не хочет, или не может и не хочет, или хочет и может. Если он хочет и не может — он бессилен, что несовместимо с богом; если может и не хочет — он зол, что также чуждо богу. Если не может и не хочет — он бессилен и зол — это призрак, а не бог. Если хочет и может, что единственно подобает богу, откуда тогда зло? Или почему он
|
|
1 См.: Hicks, R. D. Stoic and Epicurian. N.Y., 1962. P. 155.
Часть I. Античное наследие
его не устраняет?» Эпикур не выдвигал никаких политических целей и не понуждал заниматься общественной деятельностью.
Соотечественники любили Эпикура и почтили его еще при жизни множеством медных статуй, а ученики не скупились на похвалы и были, говорят, «прикованы к его учению, словно песнями сирен». О нем отзывались как о человеке, любящем Отечество, благочестивом и благодарном, кротком и добром, заботливом сыне и брате. Подчеркивали его скромность, доходившую до «такой крайности, что он даже не касался государственных дел». Эпикур проповедовал скромность, однако завещал ученикам всегда праздновать его день рождения. Он так и не мог скрыть от проницательных взоров свое тщеславие и самодовольство. Но Эпикур отнюдь не всем был по вкусу. По мнению критиков и недоброжелателей, Эпикур — «самый последний из физиков, самый бесстыдный самосец, словоучительский отпрыск, невежест-веннейший из смертных» (Тимон). По-видимому, в нем было обаяние, но была и ограниченность.
Эпикур высказывал взгляды «свободомыслящих мещан», которым их мелкое хозяйство, хотя и давало иллюзию самостоятельности, не обеспечивало изобилия и роскоши. В угоду этим людям без претензий Эпикур провозгласил свои правила: «живи без боли» и «проживи незаметно». Малообеспеченным слоям предназначалось теоретическое оправдание обособленности и бедности. Эпикур писал в письмах друзьям, что ему довольно воды и простого хлеба: «Пришли мне горшочек сыра, чтобы можно было пороскошествовать, когда захочется». Эпикур придавал большое значение частной жизни. В этом смысле он фактически защищал индивидуализм. Вместе с тем был общительным человеком и считал, что общение необходимо для счастливой жизни. Он не мог предать античную традицию восхваления дружбы. Более того, он признает дружбу высшим благом, хотя дружба смертна, лишь мудрость — бессмертна. Смертное благо он предпочитает благу бессмертному. Дружбой не жертвуют ради мудрости. Одиночество мудреца — это нонсенс.
|
|
Эпикур отставил в сторону метафизику и сложный концептуализм Платона и Аристотеля, предпочтя им учение о практическом поведении, опирающемся в первую очередь на чувства. Сенсуализм обязывает действовать, а путь дедукции слишком долгий. Недаром, по Эпикуру, существование есть деятельность, отдых — летаргия. Мышление освобождается у него от наукообразной оболочки и служит не объективной истине, а конкретной личности, внося гармонию в ее отношения с окружающим миром. Эпикур стремился придать больше веса здравому смыслу, нежели науке. Эпикуреизм — это философия здравомыслия, а не концептуализм. В ней нет ни грана идеологии.
Глава 7. Этика Эпикура
Этика Эпикура проста, и пишет он очень простым слогом. Это — учение о предпочитаемом и избегаемом, о приятном и одухотворенном образе жизни. Эпикур советует разумно сортировать желания, не браться за слишком трудное и несбыточное, не увлекаться всем подряд, следовать только тем желаниям, имея которые нетрудно приспособиться к жизни. Так можно освободиться из тюрьмы событий и политики.
Счастье. Эпикур снял с этики бремя обоснования общественной морали. Нравы и нормы его не интересуют. Он концентрирует внимание на желаниях человека, на личной независимости, на стремлении к счастливой жизни. Иными словами, речь идет о том, как человек может сам о себе позаботиться, т.е. уменьшить страдания, получить удовлетворение от жизни, сохранив при этом рассудок и нравственное достоинство. Счастье, не наносящее ущерба интеллекту и морали, становится во главу угла: Эпикур — «учитель счастья» (А. Шопенгауэр).
Этика Эпикура — сдержанная гедонистическая конструкция, эвдемонизм предусмотрительных. Удовольствия опасны. Желанные блага и счастье — разные вещи. За какой-то чертой удовольствия меняют жизнь к худшему. Чтобы жить счастливо, надо регулировать удовольствия — отвергать те из них, за которыми следуют боль и страдание. Физические чувства выступают у Эпикура критерием добра и зла. Боль — бесспорный симптом зла. Страдание достоверно, и если человек испытывает боль, он в точности знает, что такое зло. Если же ничего не болит, различить добро и зло трудно. Свобода от физической боли — заветная мечта Эпикура. «Живи без боли» — вот правило эпикурейцев. Можно подозревать, что критерием добра и зла является подагра или почечные колики. По Эпикуру, удовольствия есть отсутствие страданий. Удовольствие — природное благо, но мы выбираем из приятного то, что нам полезно. Полезным и нужным оказывается далеко не все, что приятно, а лишь немногое, т.е. разумно избранная часть приятного, и этим немногим надо удовлетвориться: «пользуйся настоящими удовольствиями так, чтобы не вредить будущим». Полезное Эпикур ставит выше приятного. Говоря о полезном, он не сводит полезное к объектам нашей «ненасытной корысти» и критикует стяжателей: «Если ты живешь по природе, никогда не будешь беден, а если по мнениям, никогда не будешь богат». Итак, счастье трактуется не как богатство, а как отсутствие боли и благое состояние души. Конечной же целью человека являются телесное здоровье и душевная безмятежность (спокойствие). Поэтому никуда не надо идти и ничего не надо искать: необходимое дается легко, трудное не необходимо. В частной жизни человек свободен: «нет никакой необходимости жить по необходимости».
Часть I. Античное наследие
Страхи. Эпикур выступал против страха, прежде всего страха смерти и страха перед богами. Страх смерти, по его мнению, иррационален для живых и мыслящих существ. Тему смерти он просто вычеркивает из сознания. Эпикурейская аргументация против страха смерти выглядит следующим образом: поскольку смерть есть уничтожение, а ничто не бывает ни хорошим, ни плохим для мертвых, постольку она не является ни величайшим злом, ни злом вообще. Смерть не воспринимается чувствами. Жизнь и смерть отделены друг от друга: «и действительно, нет ничего страшного в жизни тому, кто всем сердцем постиг (вполне убежден), что вне жизни нет ничего страшного». Однажды смерть придет к нам сама, хотим мы того или нет, и не надо приближать ее приход стенаниями, печалью и самоубийством. Напрасно горевать заранее.
Эпикур выступил против «жажды бессмертия» — ведь если отнять это безнадежное, угнетающее стремление, то жизнь станет отрадой. По-видимому, он хорошо знал тех, кого томила «жажда бессмертия», и оспаривал их представления. Эпикур — философ настоящего, он не видел ценности в будущем. Неудобная и беспокойная жизнь нуждается в будущем, тогда как счастливая жизнь самодостаточна. Кто много думает о будущем, тот будет напрасно тревожиться в настоящем.
Античное миросозерцание предрасположено к пессимизму. Философы и поэты сокрушались о горькой участи человека — несчастнейшего из всех живых существ, оплакивали мимолетную отцветающую юность, страдания, выпадающие на долю человека, омрачающие и без того краткий век. Эпикур пытался освободить сознание людей от тревоги и пессимизма посредством разумных доводов и юмора. Побороть пессимизм ему не удалось. Настоящий оптимистический эффект вызвала лишь «благая весть», обещания чистой и лучшей жизни, необыкновенно прекрасного будущего, с которыми обратился к людям Иисус Христос.
Римский историк и философ Плутарх опроверг тезис Эпикура о преимуществах аполитичной, тихой жизни, упрекнув его в том, что призывами к бесславию тот хотел получить несправедливую славу1. Эпикур, полагал он, честолюбец, не желавший остаться в безвестности. Сами эти призывы постыдны, поскольку сокрытие пороков, подобно сокрытию болезни, мешает излечению; утаивая свои пороки, люди их укореняют. Они не годятся для людей добродетельных (как, например, Сократ и Ликург), так как не позволили бы им сделать то, что они сделали. Скрытность свойственна предающимся разврату — это им нужен мрак ночи. Зачем же справедливым, благородным, чест-
1 См.: Плутарх Херонейский. Хорошо ли изречение: «Живи неприметно»//Вестник Древней истории. 1998. № 4.
Глава 8. Киники. Мудрость и бесстыдство
ным жить неприметно? — спрашивает Плутарх. Для талантов нужен деятельный образ жизни. Жизнь — это свет, зримое, и она дана человеку для известности. Безвестность — это мрак, погребение заживо.
Глава 8. Киники. Мудрость и бесстыдство
Кинизм — этическая школа в Древней Греции (IV в. до н.э.), более или менее массовое движение эпохи эллинизма. И.М. Нахов, современный исследователь кинизма, пишет: «Кинизм как философская система и соответствующий ей поведенческий стереотип — явление античное, чисто греческое, возникшее на крутых поворотах истории Афин конца V — начала IV в. до н.э., результат тогдашнего кризисного развития и разочарования низов в конвенциональных ценностях рабовладельческого общества»1, в общем, своего рода плебейский элитаризм. Странным образом именно такая, приземленная и разрушительная философия-комедия развилась в высококультурном афинском обществе. Оригинальный кинизм отличается от более поздних версий и правок и, разумеется, от дегенеративного кинизма2.
Киническая философия зародилась в период между Пелопоннесской войной, приведшей к ослаблению греческих государств-полисов, и воцарением Александра Македонского в 336 г. до н.э. Конец эпохи классической Греции датируется последней четвертью IV в. до н.э., когда в 323 г. умирают молодой царь Александр и старик философ Диоген из Синопа, а годом позже — Аристотель. Эпоха эллинизма простерлась на 350 лет (от кончины Александра до подчинения Египта Риму в 30 г. до н.э.). На это время приходится расцвет образования, литературы, науки и техники, библиотек, архитектуры и т.д. Недаром философы эпохи эллинизма искали опору не столько в логике, сколько в здравом смысле, разбуженном переменами в обществе.
Философия эллинизма, с одной стороны, представляет собой нео-сократизм (теперь индивидуализм перестали замечать и критиковать), с другой — «постаристотелизм» (физикализм, реализм, эмпиризм становятся нормой). Философы учили «жить согласно природе», иными словами — именно здесь и именно в физическом мире, в духе биологической идеи (она была уже у Платона) и не искать и «не примысливать к сущему других миров». Тогда же окреп греческий матери-
1 Нахов, И. М. Кинизм и цинизм. Отжившее и живое (вместо послесловия) // Ан
тология кинизма: философия неприятия и протеста. М., 1996. С. 383—384.
2 Например, для эпохи Возрождения киники — это всего лишь «пукающие».
Часть I. Античное наследие
ализм, представленный тремя видами рассуждений — о наслаждении, о богатстве и об аскетизме. В кинизме представлены все три, но больше, чем в других, говорится об аскетизме (умеренности).
Эллинизм есть возврат к мыслям Сократа — фанатика добродетели. Кинизм представляет собой, пожалуй, самое оригинальное воплощение сократической традиции: маргинальное философское течение, аутсайдер канонических философских школ — «философия, висящая на собачьем хвосте», шумный нонконформизм, культурный нигилизм, индифферентизм, примитивизм, древнегреческая апология аскетизма, индивидуализм, философия «легкой» жизни и философия никчемности, антитеоретическая, вербализованная и одновременно пластичная контркультура низших социальных слоев, которые осмысливали собственное отчуждение от стандартов городского производящего и потребляющего среднего класса, реакция этих слоев на заметный рост зависимости и нужды, обнищание эпохи эллинизма, а также платформа экзистенциальной антиполитики, греческий феномен пропаганды.
Кроме того, кинизм — самая радикальная форма античного либерализма, поиск натуралистической свободы, какой-то веселый социальный критицизм, по сути, абсолютно безвредный и явно флиртующий с неуправляемой городской беднотой, забавный и назидающий, отрицающий все трагическое. Это — сатира на нравы, причем крайне ригористическая, в чем-то просветительская, неизменно морализирующая, полемизирующая, демагогическая («облаивающая»), пародирующая, эпатирующая, саркастическая, мессианская; дидактическая игра свободного образованного живого ума, бурлеск, буффонада, но при всем том — бессистемная и незавершенная философия; эксгибиционизм, колоритный, вульгарный и бесстыдный, дерзкий, анимализированный («киник» — «подражающий собакам»; от греч. kiny — собака), и все же — интеллектуальный и царственный, но не дворцовый, а следовательно, не испорченный, не льстивый, напротив, простой и «невинный» образ жизни, при котором человек берет за образец животных: животные ближе к богу и выше, чем человек. Родословная, гражданство, патриум и семья не имеют в глазах киников никакой ценности. Их взгляды можно охарактеризовать как «философию безотцовщины». На киников клеветали — якобы они считали женщин и детей общими, убивали умирающих стариков и съедали их. Бродили слухи, будто бы Диоген оправдывал каннибализм.
Кинизм — это, по большей части, всего-навсего сатирическая литература, насмешливая, гривуазная «анекдотическая философия», часто сопровождаемая черным юмором, всегда содержащая парадоксы, неожиданности и дурачества ума, отличающаяся этической серьезно-
Глава 8. Киники. Мудрость и бесстыдство
стью, копилка исторических анекдотов, афоризмов и житейских сцен, остроумных нравственных сентенций.
Вульгарный кинизм сводится к следующему: если у тебя есть деньги, брось их в море, набей желудок бобами, живи в бочке, речь твоя должна быть варварской, бесстыдной и нескромной, и умри, как Диоген, съевший сырую каракатицу. В таком случае киник — просто чокнутый человек, «бесстыдный дурачок», с которым и над которым можно вдоволь смеяться, но в серьезных делах его следует избегать. Однако комичный и откровенно сексуальный с виду кинизм — это на самом деле очень серьезная, может быть, единственная абсолютно честная, прямолинейная, наглядная, не спекулятивная философия — наука, требующая почти мускульной борьбы, сопротивления, парирования, вся сотканная из отрицаний и презрения, из слов-плевков, непристойных жестов, неожиданностей, пародий-имитаций. Ум как бы выходит за свои привычные пределы. Из таких рискованных «выходок» состоит отчасти и поведение философа-киника.
Кинизм — эллинистическая икота, причиненная несварением платонизма, дерзкий выпад против подмены реальности отдельно пребывающими идеальными сущностями. Он есть также возражение против укоренившегося в обществе лицемерия, ханжества, философского снобизма, которым прикрывают пустое честолюбие и самые обычные человеческие волнения, против платоновской скорби — варианта пессимизма эксплуататорских обществ, против стандартизации жизни и законов («Государство» Диогена — пародия на «Государство» Платона), условностей, бесполезных ограничений. В конце концов оригинальность и бесцельность жизнедеятельности получают философское подтверждение, а заведомо общеизвестные стандарты лишаются всякого смысла.
Киники осуждали общепринятые нормы поведения, разоблачали социальные практики и запреты как неразумные, случайные, противоречивые и совершенно бесполезные. Они трактовали цивилизацию как верх бесстыдства и безумия. «Правильная» цивилизация, по их наблюдениям, не обеспечивает человеку безопасности и счастливой жизни. Киники ощущали всю ненадежность благ цивилизации. На их взгляд, развитие цивилизации приобретает опасный характер, у нее нет будущего и ее блага временны, поэтому глупо планировать, взваливать на себя заботу о том, что можно получить уже сейчас, и получить легко. Да, это эгоизм момента, но только он существует и только он имеет смысл. В отличие от членов платоновской Академии, киники желали предстать учителями всего народа, а не наставниками кучки правителей.
Религии киники, надо признать, уделяли мало внимания. В целом они были деистами, пантеистами, скептиками, критиковали религи-
Часть I. Античное наследие
озные обряды и разные суеверные практики, тогда как почти каждый философ-стоик создал свой трактат «О богах».
Киников можно упрекнуть, что у них было мало абстрактной философии, продуманной и завершенной системы понятий. Но сущность кинизма — в независимом образе жизни, в практической этике, сопровождавшейся дидактикой, серьезной и лукавой, а порой — назойливой и оскорбительной. Талант киников проявился именно в оригинальном образе жизни, в непредсказуемом поведении, не вписывающемся в традиционные нормы, лишенном жестокости и спеси имущего человека. Сознательно демонстрируя свои нравы, киники изобрели оригинальный декорум и реквизит: поступки, критерии поведения, символы, манеру общения, экспрессию речи, внешний облик, одежду. Человеку, утверждали они, внешне можно быть каким угодно, это совсем неважно. Важно другое — каждый своеобразен, свободен, интеллектуально независим. Человеческий ум не знает ограничений, а потому не свободен от дурачеств. Для того, чтобы делать глупости, нужен большой ум. Как бы ни выглядел человек снаружи, он — «бог внутри». Кинический образ жизни предписан разумом, а больше — ничем. В этом образе жизни выражена любовь к жизни как таковой, а совсем не к преимуществам над другими, не к надуманным благам (собственности).
Киник — принципиальный, искренний, правдивый, смелый, общительный человек, чуждый приобретения и накопительства, он — обычный нищий, живущий радостно, не чувствуя нужды и не зная угнетения, сам для себя, без обязанностей перед государством и обществом.
В Европе XVIII в. жили и творили по крайней мере два выдающихся киника — француз Ж.Ж. Руссо и немец К.М. Виланд. Кинизм вызывал живейший интерес Фридриха Прусского, Наполеона Бонапарта, А. Шопенгауэра, Ф. Ницше. Во время Французской революции Диоген — почти гражданский герой, в нем находят что-то филантропическое и республиканское. Г. Шлабрендорф, друг Мирабо, смело критиковавший Наполеона, был назван «парижским Диогеном»1. Как философская школа кинизм был открыт западной наукой в XIX в. Первый шаг в изучении кинизма сделал немецкий философ Г. Гомперц.
Натурализм. «Живи согласно природе». Начиная с V в. до н.э. постепенно умирает филономическое мировоззрение аристократии, апеллировавшее к извечным законам (nomos означает «закон», «обычай»),
1 См.: Niehues-Probsting, Н. The Modern Reception of Cynism: Diogenes in the Enlightenment // The Cynics: the Cynic Movement in Antiquity and its Legacy. Berkeley, 1996. P. 335.
Глава 8. Киники. Мудрость и бесстыдство 63
а с ним и ее нравственность, отождествляющая справедливость с полезным для государства, нравственный долг — с патриотизмом.
Пелопоннесская война по времени совпала с становлением классовой морали, впервые возникает утилитарный взгляд на нравственность, представленный софистами и киниками, а в дальнейшем — Эпикуром. Отныне полезность и удовольствие станут противопоставлять справедливости, основанной на законах, а законам — истину и природу. К V в. до н.э. из сферы медицины в философские тексты проникает слово physis, которое используется для обозначения реальности, базовых потребностей и природы человека.
Киники, как никто другой, близки к природе и всячески подчеркивали эту близость. Они возвышали животных над человеком, считали, что человек должен стать похожим на животное. «Собачье мясо» — бренд харчевен для бедноты городских окраин.
Физическая реальность изначальна, не лишена смысла и самодостаточна. Обычаи и мораль цивилизации есть пороки и нелепости перед лицом природы. Противоестественное не может быть справедливым и нравственным. Отсюда — в обществе нет ни нравственности, ни справедливости. Самые нужные, желанные человеческие ценности лежат за границей общества, не имеют ничего общего с так называемыми культурными нравами.
Софисты пересмотрели понятие справедливости и отождествили ее с правом сильного и знатного, «обоснованным» интересом, который возможно отстоять. На рубеже IV—III вв. до н.э. многие разуверились в том, что социальные нормы олицетворяют абсолютную нравственность. Более того, они пришли к мысли о том, что правила и законы, действующие в обществе и следуя которым индивид интегрируется в данное общество, не истинны, более того — враждебны человеческой природе, а то, что в обществе принято чтить и хвалить, принимая за добродетель, на деле суть великое зло на «суде природы» и заслуживает только презрения и порицания. Государственные законы не идентичны законам природы — природа не рождает людей свободными и рабами, имущими и неимущими. Естественная среда есть настоящее условие свободы и нравственности. Более того, именно природа удовлетворяет человеческим устремлениям к свободе и спокойствию. Правило «жить согласно с природой», т.е. в гармонии с природой, является главным принципом, общим для кинизма, стоицизма и эпикуреизма. Отличительной чертой киников выступает спонтанность, так свойственная силам природы, моментальная реакция, меткие, не заготовленные заранее слова и выражения. Природа олицетворяет в учении киников анархию. Киники — это неуправляе-
Часть I. Античное наследие
мые люди, которые прекрасно знают, что им нужно, и делают только то, что хотят.
Природа — не враждебная и низкая, а, напротив, щедрая и умная материя, одаривающая человека всем необходимым. И поэтому напрасно ее так презирал Платон. Природа — это не ландшафт или пейзаж, а онтологическое и антропологическое понятие для обозначения бытия (сущего) и природы человека. Несмотря на то что киники порочили и порицали цивилизацию, они ни на миг не помышляли об ана-хоресисе (отшельничестве, уединении). Киник — космополит, но не мрачный отшельник или удрученный дезертир. Он должен оставаться в обществе, среди людей хотя бы для того, чтобы их просвещать.
Киники фиксируют взаимозависимость между обилием различных нужд городских богачей, «рабов наслаждения», «больших воров», собственников и все усиливающимся страданием малоимущих, осуждают трутней, высмеивают их заносчивость и повадки, дезавуируют их средства конвенциональной защиты. Давайте признаемся себе, что спорить с киниками и их взглядами крайне трудно — никто внятно и убедительно не может сказать, чего же такого ценного и важного не хватает в образе жизни, который проповедовали кинические философы.
Бесстыдство (anaideia) — традиция «голых философов» (гимносо-фистов, браминов), с которыми столкнулся Александр Македонский. Они лежали на горячих камнях под жарким солнцем до вечера, бросая вызов приличиям, пренебрегая стыдом, а стыд был краеугольным камнем греческой морали.
Бесстыдное безразличие к социальным нормам — проверка декорума, «образованная наглость», свойственная наполовину культурным людям, не интегрированным в социум, ничем не обязанным этому социуму, но имеющим способность к мышлению. Мысль не нуждается в декорациях, мышление, как и физиологические отправления («горячий воздух»), совершается на виду и в данный миг, является импровизацией, ни в чем не нуждается, ничему не желает подчиниться, оппонирует «готовому мышлению», которое суть вздорное общественное мнение. «Дураки естественные» противопоставляются «дуракам искусственным», а добытая «сделанная свобода» — искусственной «готовой свободе», зависящей от происхождения, богатства и положения.