2015-06-24
337
- Ник, дружище!
- Мы тебя заждались! На этот раз, надеюсь, навсегда?
- Да. Давайте закроемся, – сказал Никита, обнимая друзей, и они, взяв веревки, которые были привязаны к широким лапам сосен и елей, стали, как я потом догадалась, прикры-вать полянку и минилан – маскировать, чтобы вертолеты сверху не обнаружили их при-станище.
Теперь понятно, почему лан незатейливо-болотного цвета, матовый.
Было холодно, я поежилась, и на плечи мне упала тяжелая куртка огромного:
- Грейся.
- Спасибо, – улыбнулась я, и услышала ответ:
- Во славу Божью.
Ник, глядя на друзей, что-то говорил им, показывая на меня.
- Располагайся, Настя. Кстати, Никита нас так и не представил. Я Алексей, – сказал ог-ромный.
- Очень приятно.
Справа от меня тоненькой змейкой извивался ручеек, почти скрытый густой травой.
Мужчины отошли, и Никита повернулся к нам.
- Это Святой источник, Ася. Наша жизнь, наша надежда. Он открылся через семь дней после того, как община, состоящая тогда всего лишь из трех семей, остановилась здесь. Немного позднее оборудовали купальню. Вон, посмотри – огромные камни, из-под них он берет свое начало, – Никита, взяв за плечо, развернул меня, и я увидела большой шатер. Ситцевые, выгоревшие на солнце занавески шевелились от легкого ветра.
|
|
|
- Настя, это уникальный источник. На нашей планете почти не осталось Святых источни-ков – все либо осквернены, либо иссякли. Старец сказал, что этот источник будет существовать до конца. Даже когда засуха начнется. Кстати, с тех пор, как сошел снег, дождей в этом году почти не было, – сказал Алексей и многозначительно посмотрел на Никиту.
- Да, на территории бывшей России за всю весну и лето, б;льшая часть которого прошла, лишь дважды в нескольких местах шел настоящий дождь. Грибной тоже кое-где капал, но это не считается – земля сухая, покрылась трещинами. Урожая, видимо, не будет. Собственно, жителям мегаполисов не привыкать – они питаются одними отходами, трупами и генетически модифицированными продуктами. Эх, сколько же всего пришлось пережить человечеству – и все ему нипочем. Но, видимо, на этот раз миру действительно ждать больше нечего... Развязка близка. Уже треть взрослого населения чипировано.
- Кстати, слышал на днях о новом законе. Детей будут чипировать прямо в роддоме. Со-ответственно, все, как обычно, сопровождается ярким шоу: якобы это необходимость, так как детишки сами с себя сдирают браслеты и теряются, либо сгрызают их и давятся – ут-верждают, что мелкие части браслета попадают в дыхательные пути и от этого резко воз-росла детская смертность, – Ник, скривив губы, откинул челку и покачал головой.
- Какие могут быть мелкие части, что за бред? Эти браслеты невозможно не то, что сгрызть – их обычными ножницами разрезать сложно. Тем более новорожденным детям - у них зубы появляются не раньше полугода, и потеряться прежде, чем им год исполнится, они не могут хотя бы потому, что ходить не умеют. Чего только не придумают эти уро-ды…
|
|
|
- А куда он течет? – спросила я, окунув ладонь в холодную прозрачную воду ручья.
- Этот ручей – наш ориентир. Не уходи от него далеко, а то заблудишься. Он исчезает у небольшого, почти засохшего болота. Ручей –- это единственная возможность нас найти и спастись в этой бесконечной тайге. От болотца до нас часа четыре или пять идти, если четко вдоль ручья, не сворачивая и не отвлекаясь.
- Пойдем в дом, там поговорим. Уже собрались все наши, ждут вас, – сказал один из муж-чин.
Никита взял меня за здоровую руку, мы пошли вглубь леса, и я увидела дом, очень похо-жий на дом моих родителей. Но этот дом был большой, новый, построенный из огромных толстых бревен.
Мы вошли. За большим столом сидели несколько человек. Увидев нас, они встали и по-шли к нам навстречу.
Радостно поприветствовав Никиту и меня, нас пригласили за стол. Сначала Никита рас-сказал мою историю, которую я слушала с удивлением и восхищением – словно речь шла не обо мне, а о каком-то супергерое из популярной компьютерной стрелялки.
Один из мужчин, совсем старый, с длинной седой бородой, взял мою больную руку и стал втирать какую-то мазь, потом резко дернул. Я вскрикнула от неожиданности.
- Все. Здорова твоя рука, – сказал он и улыбнулся мне одними глазами.
Потом они стали что-то горячо обсуждать…
Я прислонилась к теплой, шершавой деревянной стене и не заметила, как снова уснула, прямо за столом, на широкой скамье.
Проснулась я от какой-то тревоги, непонятной, но ощущаемой вполне отчетливо. Я нахо-дилась в незнакомой комнате, на широкой грубо сколоченной кровати. Кто-то, видимо, перенес меня сюда, а я так и не проснулась. Наверное, огромный. Кажется, его зовут Алексей. Я встала и огляделась. В доме никого не было. Я умылась, выпила воды. Рука не болела.
- Доброе утро, Настя! – в открытое окно на меня смотрел улыбающийся Алексей.
- Привет. Ты что такой веселый?
Он, подняв брови, посмотрел влево. Я подошла к окну. На деревянной лавочке сидел Фе-дор Яковлевич, Пашин отец. Я выскочила из дома и, как была, босиком, кинулась к нему.
- Вы?! И Вы здесь? Вы все знали. Вы знали правду о чипах, пытались нам все рассказать, а мы…
Разрыдавшись, я уткнулась в грудь удивленному Алексею, который уже подошел к нам.
- Насть, ты чего? Я думал, это будет для тебя приятный сюрприз?
- Приятный? Ты знаешь, где он работает? В Лаборатории Усовершенствования!
- Знаю, – терпеливо сказал Леша, – знаю, конечно. И еще знаю, что если бы не он, то все население было бы чипировано еще лет десять назад. Этот выдающийся человек насколь-ко возможно оттягивал этот момент, давая людям шанс на Спасение. Не вдаваясь в под-робности, скажу лишь, что Федор Яковлевич "организовывал" нежелательные побочные эффекты, осложнения, связанные с отторжением чипов из организма – в связи с этим по-головное чипирование ранее было невозможным.
- Понятно, я вспомнила это слово – «биосовместимость». Значит, без этой совместимости чип не приживается, – прошептала я.
- Сейчас наступил момент, когда надежды уже нет, сопротивление не только опасно, но и бессмысленно. С минуты на минуту моя деятельность будет раскрыта. Не хвали меня, Леша. Не надо. Я ведь плохого сделал больше, чем хорошего... Но, слава Богу, опомнил-ся, – сказал Федор Яковлевич, виновато посмотрев мне в глаза. В его взгляде была такая невыразимая боль, что я, не выдержав, отвернулась.
- Не будем о плохом. Почти все твои близкие, Настя, здесь, рядом с тобой, – сказал Алек-сей.
|
|
|
- Почти все? Что это значит? Все, кроме Вероники? Здесь Леля? – широко раскрыв глаза, я огляделась.
- Да, Настя. Оля с Сергеем спят, Павел тоже только что уснул, после тяжелого разговора с нами. У него еще есть какие-то сомнения, но Бог милостив: Павел более-менее успокоился. По крайней мере, он понял все. Но понять мало – надо еще и принять. Принять происходящее с миром, то есть смириться. Смириться с действительностью. Думаю, он справится. Будем молиться.
- А где Ник?
- Никита час назад улетел за родителями в Светлов. Им грозит опасность. Ведь официально ты исчезла при невыясненных обстоятельствах, Никита считается погибшим, его минилайнер вытащили из реки. Слишком много совпадений, поскольку скоро обнаружится и отсутствие остальных. Естественно, подозрение падет на родителей...
- Тогда почему твой лан здесь? – перебила я.
- Настя, он полетел на старом, двухместном. Необходимо экономить топливо. Его почти не осталось. А заряжать батареи уже негде – Никита нам помогал, пока мог, но на работу больше не вернется, сама понимаешь. Мы теперь отрезаны от мира окончательно. Ваши родители сядут в одно кресло – выбора у нас сейчас нет.
Я застыла. Варвара. Варвара с детишками...
Меня, Лелю с Сережей, Пашу, его отца, а потом и моих родителей, будут искать. Обнару-жат, естественно, семью Варвары. Этого допустить нельзя. При мысли о том, что у Вари могут отобрать малышей, я побледнела.
- Настя, не волнуйся. Никита успеет забрать родителей.
- С ним можно как-то связаться? – спросила я.
- Нет. Нас могут обнаружить. Мы здесь не включаем никаких устройств, передающих сигналы во внешний мир. Сейчас нельзя пользоваться даже Морзе. А береженого Бог, как известно, бережет. Никита просматривал этот район на карте через спутниковую про-грамму в Москве. Ни одно из наших сооружений там не отображается! Поэтому мы мас-кируемся лишь от любопытных ланов. Над нами Покров Пресятой Богородицы, Настя.
- Настенька, началась принудительная чипизация. Все, кто откажется, будут истреблены. Естественно, официально этого объявлять не стали. Сейчас, как никогда, отслеживается все, поэтому связь уничтожена, – сказал Пашин отец.
|
|
|
Я оглянулась. Лан Леши стоял, прикрытый ветками. Надо лететь. Что толку, даже если бы мне удалось связаться с Ником? Все равно в лан они бы все вместе не влезли.
- И что, мы больше не полетаем? – спросила я Алексея, пряча глаза.
- Топлива хватит еще часов на восемь-десять, – сказал Леша и, подойдя к аппарату, по-хлопал его рукой, как любимого друга.
Я подошла к минилану. Он, хоть и навороченный, но старый – одна из первых моделей, громоздкий, без ультразвукового маневратора, был прост, почти как автомобиль. Его можно было завести с помощью ключа, без браслета.
На потертых джинсах Леши висела цепочка для ключей, конец которой прятался где-то глубоко в кармане.
Медлить было нельзя.
- Я видела, у вас есть коровы? Никогда не пробовала настоящее молоко!
- Пойдем в дом, в погребе есть холодное. Или хочешь, принесу парное? – спросил с улыб-кой Алексей.
- Давай холодное, – сказала я и вошла в дом.
- Тут у нас погреб, – сказал он, откидывая половик. Затем, присев на корточки, с помо-щью крючка, висевшего тут же, на стене, Леша открыл крышку люка.
- Добро пожаловать! Хочешь посмотреть? – услышала я.
Заглянув вниз, я поежилась: пахло какой-то сыростью.
- Нет. Спасибо за приглашение.
Леша ловко спрыгнул вниз и через секунду поставил мне под ноги кувшин, наполненный почти до краев. Я взяла его, и, когда он почти выбрался наверх, выпустила кувшин из рук.
Потрясенный Алексей, облитый с головы до ног, внимательно посмотрел на меня.
- Холодное, – сказал он.
- Прости. Пожалуйста, прости.
Я чуть не расплакалась от стыда.
- Давай я постираю.
- Подожди, я сейчас, – сказал он и скрылся в одной из комнат.
Я нашла в углу за печкой какую-то маленькую тряпку и попыталась вытереть пол. Полу-чалось плохо – молока было очень много.
Вернулся Алексей в другой одежде, а облитые молоком джинсы и футболку бросил прямо на пол в лужу молока, со словами:
- Пусть впитывается. Потом постираю.
Цепочка висела на его поясе. Я обреченно вздохнула. Леша посмотрел на меня и вдруг крепко сжал мои руки.
- Настя, что случилось? Что? Похоже, ты так и не научилась врать, милая.
Никто и никогда не называл меня "милая". Это старое, давно забытое, затерявшееся где-то в веках, такое милое слово... но надо было думать о Варваре.
- В Светлове скрывается православная семья. Молодые родители и трое малышей. Третий недавно родился. Уверена, что мои родители без них не полетят.
- И ты собралась за ними лететь. Понятно. Настя, Настя, что ты творишь... – он покачал головой.
Я молчала.
- Почему об этом не знал Никита? – спросил Алексей, глядя мне в глаза.
- Потому что я обещала Варваре никому и никогда ничего не рассказывать о них, понима-ешь?
- Но Никита...
- Никита тоже хорош! Почему вы не предупредили меня, что полетите? Почему я ни о чем не знала?
- Настя, разве мы должны тебя информировать о каждом нашем шаге? Ты вообще много чего не знаешь. Вернее, не знаешь практически ничего, – сказал Алексей. Взгляд его стал жестким.
Я чуть было не начала спорить, но осеклась. Алексей молчал.
- Придумай что-нибудь, пожалуйста. Давай полетим за ними, – я умоляюще взглянула на него.
- Это последнее топливо. Больше не будет... – Леша, потирая лоб обеими руками, смотрел на меня, не моргая.
Скрипнула половица. В дверном проеме показался Пашин отец.
- Вы слишком громко разговаривали, – сказал он и тихо, но твердо добавил:
- Надо лететь. Прямо сейчас. Возможно, минилайнер вам больше никогда не понадобится, так как мы не должны привлекать внимание. Используйте его в последний раз с благой целью, спасите семью. Вы не представляете, что это такое – когда власти изымают детей.
- Надо взять благословение настоятеля. Но они все ушли за ягодами. Будут не раньше, чем через три часа, – ответил Алексей.
- Через три часа будет поздно. Лети, Алексей. Лети сию же минуту, – сказал Федор Яков-левич.
- Я полечу с тобой! – сказала я.
- Нет, – ответил Леша и посмотрел на меня с укором:
- Тебе незачем было устраивать эту комедию с разлитым молоком – лан запускается с по-мощью кода, который знают лишь несколько человек, ключ от него в бардачке, а это, – с этими словами Алексей вынул цепочку из джинсов, – это не ключи.
На цепочке висел небольшой многофункциональный раскладной нож.
- Здесь, в тайге, без него никак, но я растеряха. Приходится носить нож на цепочке, – гру-стно улыбнулся Леша и подмигнул мне.
Я стояла и теребила волосы, сгорая от стыда.
- Прости меня. Ну, хорошо. Один так один. По навигатору найдешь Светлов, там осталась единственная улица, все остальное сравняли с землей. Их дом в конце улицы, третий с конца. Впрочем, не ошибешься – остальные почти разрушены.
- Разберусь, не волнуйся, – сказал Алексей.
Повернувшись ко мне спиной, он стал наполнять водой большую пластиковую бутылку.
- Удачи тебе, – прошептала я.
Пашин отец сидел на низенькой табуретке, прикрыв глаза, и я только сейчас увидела, что он очень старый и очень устал.
Я отчетливо понимала, что Варвара – это человек, который вернул мне жизнь, подарил веру, и доверить ее спасение я не могла никому, даже такому богатырю, как Алексей. Вы-бора у меня не было.
Тихо выскользнув из дома, я неслышно побежала по высохшей, зеленовато-желтой мяг-кой траве к лану, осторожно влезла в открытое окно, легла на пол и притаилась. Через минуту Леша открыл дверь, сел в кресло и неожиданно бросил что-то на заднее сиденье. Это была бутылка с водой, которая угодила мне в лоб.
- Мазила! – неслышно прошептала я одними губами, не смея почесать голову.
Через несколько минут мы летели. Высоко Алексей не поднимался, видимо, опасаясь быть замеченным. Лежать еще несколько часов, до самого Светлова, было нереально – меня слегка подташнивало, хотелось сесть и выпить воды. Бутылка была рядом и приятно холодила мне плечо. Я думала, как мне обнаружить свое присутствие и не напугать Лешу.
Минут через пятнадцать меня начало клонить в сон. Когда, интересно, прекратится действие «Приназола»? Я задремала.
Глава 11. Этот разрушенный мир
И отверз он уста свои для хулы на Бога, чтобы хулить имя Его, и жилище Его, и живу-щих на небе.
И дано было ему вести войну со святыми и победить их; и дана была ему власть над вся-ким коленом и народом, и языком и племенем.
И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни у Агнца, закланного от создания мира (Откр. 13, 6-8)
- Ты уснула там, что ли? – услышала я сквозь сон голос Леши и, как могла бодро, ответи-ла:
- Ты что? Нет, конечно.
Через несколько секунд, окончательно проснувшись, я молча перелезла на переднее сиденье. Сказать мне было нечего.
- Ты всегда такая, Настя? Всегда врешь и хитришь? – голос Леши был каким-то грустным.
- Нет. То есть, с недавнего времени – да. Приходится, знаешь ли, – съязвила я.
- Ложь ни к чему хорошему не приводит, – сказал он, поглядывая в правый монитор, – именно ложью разрушен наш мир.
- Да, мир разрушен основательно и, видимо, восстановлению уже не подлежит. Кстати, этот разрушенный мир вовсе не мир. Это нечто противоположное миру. Это война в чис-том виде, постоянная, непрекращающаяся. Разве можно назвать «миром» мир, в котором все друг другу улыбаются, но все друг друга ненавидят? Мир, в котором каждый – преда-тель и, одновременно, боится быть преданным? Мир, где каждый ищет выгоду, при этом ничего не желая дать взамен? Мир, где матери убивают своих еще не родившихся сыно-вей и дочерей? Мир, где родители не имеют права воспитывать собственных детей? Мир, где фактически легализовано убийство, называемое принудительной эвтаназией? Мир, где человек настолько опустился, что поедает себе подобных, облекая каннибализм в «продвинутое» понятие «эвта-усвоение»? И, наконец, мир, в котором отсутствует любовь. Этим словом уже давно называют сексуальный контакт. Любви, как таковой, более не существует – мир зиждется на эгоизме, – с горечью сказала я и, поправив свалявшиеся, не расчесывавшиеся уже несколько дней волосы, продолжила:
- В разрушенном мире невозможно выжить, используя честные приемы. В последнее вре-мя я добивалась своего только ложью. Наверное, потому, что время сейчас последнее. Вернее, как вы с Ником говорите, последние времена. Все началось с того, что я познако-милась с Варварой и скрыла это знакомство от всех – иначе пришлось бы предать ее. Предать я не могу. Между подлостью и молчанием я выбрала молчание. Потом – психо-лог. Представь, что было со мною, если бы я все откровенно ей рассказала? Между прав-дой и ложью мне пришлось выбрать ложь, которая впоследствии меня спасла. Если я была бы честной, Леша, то так и лежала бы в психушке, постепенно превращаясь в овощ. Я бы не выбралась из больницы честным путем.
Алексей, не говоря ни слова, слушал мой монолог, глядя прямо перед собой. Помолчав несколько минут, я добавила:
- Прости за молоко. Я боялась, что ты не захочешь лететь за Варей. Прости, что нахожусь здесь, вопреки твоему желанию лететь одному. Кстати, зачем ты кинул в меня бутылку? Попал прямо по голове… Теперь будет синяк, наверное.
- Извини, не подумал, что попаду в голову.
- А как ты узнал, что я тут?
- Решил сказать «до свидания», а тебя нигде не было. Честно говоря, я сразу понял, что прощаться ты не собираешься, – сказал Леша и, повернувшись ко мне, добавил:
- Ник про тебя много рассказывал. Он говорил, что ты идеально правильная. Что ты пред-сказуема. А я вижу перед собой совершенно другого человека.
- Леша, пойми, за это короткое время произошли события, которые изменили мою жизнь, мое мировосприятие, изменили все. Раньше я жила для того, чтобы просто жить.
- А сейчас? Для чего ты живешь сейчас? – спросил Алексей, с интересом взглянув на ме-ня.
- Не знаю, – смутившись, я опустила глаза, и воскликнула:
- По крайней мере, не для того, чтобы просто жить, как я жила до этого – веселилась, ела и спала, словно домашнее животное в загоне! Теперь хочу жить, как человек, и умереть, как человек.
- Настя, что ты имеешь в виду? «Умереть как человек» – это как? – Алексей, подняв бро-ви, смотрел вниз.
Мелькали деревья. Мы до сих пор находились в тайге. Какая же она огромная, и кругом – ни души! Ни одного человека. Странно. Почему говорят о перенаселении, когда, собст-венно, перенаселены лишь несколько городов, а кругом – бесконечные степи, леса, по-ля….
- Не знаю… я еще не успела об этом подумать. Возможно, это значит умереть и не быть отправленной на усвоение. А может, умереть тогда, когда это будет нужно Богу, а не то-гда, когда моя смерть будет запланирована властями. Ведь во всем должен быть какой-то смысл, и в жизни, и в смерти.
- Настя, ты не понимаешь… Без воли Божьей ни один волос с голов наших не упадет, тем более мы не умрем, если на то не будет воли Божьей, – ответил Алексей.
- Значит, Бог может повлиять на все?
- Ну конечно же. Он – Создатель, Творец.
- Тогда почему же он не уничтожит зло? Эту власть, которая превратила нас в марионеток, Правителя, которого вы называете антихристом?
- Настя, Бог дал нам свободу, понимаешь? Сво-бо-ду. Так было всегда, от сотворения ми-ра. Бог слишком нас любит, чтобы в чем-то ограничивать. Ему не нужны покорные слуги, как антихристу – Он хочет видеть любящих Его и друг друга людей. Поэтому каждый вы-бирает, как ему жить – в добре или во зле. Соглашаться с Мировым Порядком, как Веро-ника, бороться против него, как Никита и отец Павла, или просто уйти, как твоя Варвара, как я и остальные: те, кто живет в нашей общине. Принимать чипы или нет – это тоже свободный выбор каждого, Настя.
- Как же так?! – воскликнула я, – ведь Пашин отец сказал, что чипы будут вводить на-сильно! И те, кто не согласятся, будут уничтожены!
Устало вздохнув, Алексей ответил:
- Правильно. Выбор-то все равно у каждого остается.
Я удивленно посмотрела на него. Поймав мой взгляд, он сказал:
- Выбор: быть уничтоженным или принять чип. Умереть для этой жизни и воскреснуть для жизни вечной либо принять чип, а затем поклониться антихристу и отречься от Хри-ста, и быть поверженным в ад.
Я задумалась.
- А как же дети? Новый закон о том, что чипировать младенцев будут прямо в роддомах? Почему должны страдать невинные дети?
- Настя, ты не читала Евангелие, и мне трудно тебе будет все объяснить. Но я попытаюсь. Основные причины страдания детей, это:
*Первородный грех Адама и Евы.
*Действия Промысла Божия, кои нам неведомы до определенного времени.
*Грехи родителей, бабушек и пр.
Господь наш сотни лет терпел беззакония. Содом и Гоморра – детские игры по сравне-нию с тем, что происходит сейчас в современных городах. Тайна беззакония, собственно, уже ни для кого давно не является тайной.
А ведь еще совсем недавно было все по-другому! Повсеместно восстанавливались храмы, которые наполнялись людьми. Люди приходили в церковь, многие из них не просто фор-мально, но глубоко уверовали и стремились согласовать всю свою жизнь с верой право-славной. Исповедовались, причащались, соблюдали посты. Тогда можно было совмещать свою мирскую жизнь с жизнью религиозной. Но уже в то время закладывался фундамент нового глобального мирового порядка, в котором место Бога занял золотой телец. Все шире отверзались врата, ведущие в погибель. Насаждался культ потребления, культ плот-ских удовольствий, формировалась система контроля за каждым человеком. Постепенно в нашей жизни стали появляться нововведения: пластиковые карточки, различные индивидуальные номера, биометрические документы и, в конце концов, чип. На каждом следующем этапе порабощения все думали, что это – еще один шаг к свободе, новая возможность развития потенциала личности как отдельного индивидуума, так и общества в целом. То есть, чем больше «свобод» они обретали, чем, казалось, больше возможностей появлялось у них для удовлетворения их потребностей, тем лучше контролировалась эта система, тем более порабощалось человечество, ведь всеобщая чипизация позволяет сосредоточить власть над всем миром в руках небольшой группы людей во главе с антихристом. Большинство людей не понимали, что они – просто винтики, что из них, как из кирпичиков, строится здание глобального мирового порядка, цифрового концлагеря, в котором понятие свободы, внушавшееся всем, на деле стало рабством. Чип стал инструментом шантажа и манипуляции с нашей совестью в руках антихриста.
С тех пор, как мы интегрировались в Единое Мировое Государство, были объявлены мра-кобесами и истреблены практически все порядочные, чистые и честные люди. Разрушены их семьи, отобраны ювенальной юстицией дети, которых благочестивые родители рас-тили в любви, чистоте и целомудрии. Изъятые дети были переданы в семьи содомитов на воспитание. Часть детей развратилась, а тех, кто пытался сохранить чистоту, духовную и физическую, отправляли «на реабилитацию» в психиатрические больницы, где, с помо-щью специально подобранных препаратов, их лишали разума и воли и, некоторое время спустя, умертвляли без лишнего шума. Они были никому не нужны, так как финансирование шло из бюджетных средств, весьма, как ты знаешь, ограниченных.
Таких, как Никита и ты, единицы. А дети, которые рождаются сейчас в роддомах – на-следники своих родителей. Кто родители этих детей? Убийцы собственных детей (аборты ведь очень давно стали нормой жизни), убийцы матерей и отцов, братьев и сестер, по до-носам и из-за наследства, что в нашем обществе с недавних пор тоже воспринимается как норма. В Евангелие сказано:
«Предаст же брат брата на смерть, и отец - сына; и восстанут дети на родителей, и умертвят их» (Мф. 10, 21)»
Родители этих детей – развратники, одержимые блудом, а сказано также, что:
«Дети прелюбодеев будут несовершенны, и семя беззаконного ложа исчезнет. Если и бу-дут они долгожизненны, но будут почитаться за ничто, и поздняя старость их будет без почета» (Прем. 3, 13, 16-17).
И следующее:
«А плодородное множество нечестивых не принесет пользы, и прелюбодейные отрасли не дадут корней в глубину и не достигнут незыблемого основания; и хотя на время позе-ленеют в ветвях, но, не имея твердости, поколеблются от ветра и порывом ветров ис-коренятся; некрепкие ветви переломятся, и плод их будет бесполезен, незрел для пищи и ни к чему не годен; ибо дети, рождаемые от беззаконных сожитий, суть свидетели раз-врата против родителей при допросе их» (Прем. 4, 3-6).
Поэтому те дети, которые сейчас, несмотря на происходящее, все-таки рождаются, обре-чены.
- Ты что же, знаешь наизусть Библию, эту огромную книгу? – удивилась я.
- Нет, конечно. Но некоторые моменты помню дословно, поскольку перечитывал много раз, пытаясь понять происходящее…
Конца света ждали давно, и антихристами казались многие. Но такого беспредела, расцвета беззакония, как сейчас, еще не было, и такой правитель, который являлся бы воплощением абсолютного зла, похоже, тоже до нынешнего времени не рождался. К тому же, чипизация уже давно идет полным ходом, да и засуха началась – в общем, все признаки налицо… Хотя, может, я и ошибаюсь, ведь:
«О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один» (Мф. 24, 36).
Я смотрела в окно. Лес сливался с горизонтом. На душе было скверно, хуже некуда…
Через несколько часов внизу показался какой-то городок, потом снова бесконечный, как океан, лес.
- Леш, а океан тоже высыхает?
- Моря и океаны давно отравлены, постепенно, уже в течение нескольких лет, измельча-ются, оставляя на поверхности мертвую ядовитую соль. Ситуацию с дефицитом питьевой воды в мире ты знаешь. В ближайшее время станет еще хуже, начнется паника, война за воду. Война за власть, война за пищу, война за территорию, война за жизнь, война просто так – чтоб воевать… бесконечная война. Пока есть человечество, будет война.
- Почему люди ничего не видят, не понимают?
- Потому что не хотят. Поверь, у всех был шанс задуматься, но каждый из них поглощен исключительно собственной персоной. Им нет дела ни до чего. Они принимают этот вре-менный мир за реальность.
- Как жаль Веронику, – прошептала я и вытерла слезу, скатившуюся по щеке.
- У нее тоже был выбор, и она его сделала. Не надо никого жалеть – делай то, что зависит от тебя. От тебя зависит спасение Варвары и ее семьи. Но главное – это твое собственное Спасение.
- А если мы не успеем забрать Варю? Вдруг полиция опередит нас? – спросила я.
- Значит, на то воля Божья. Тому, кто уйдет из этой жизни сейчас, не придется пережить несколько последних мучительных лет… эй, Настена! Ты что это, совсем раскисла?
Я безутешно рыдала, прислонившись к спинке сиденья.
- Прекрати. Терпеть не могу, когда кто-то плачет.
- Ты как Никита, – сказала я, натягивая воротник водолазки на рот, чтобы Алексей не ви-дел, как дрожат мои губы.
Через полчаса мы были в Светлове. Крошечный двухместный минилан, на котором при-летел Ник, стоял на полянке, покрытой редкой пожелтевшей травой.
Выскочив из едва успевшего приземлиться лана, я побежала в дом родителей. Там никого не было.
Я бросилась к домику Варвары. Навстречу мне бежал радостный Никита, видимо, уже увидевший аппарат Алексея. За ним, изо всех сил стараясь не отставать, несся маленький Илья.
- Аська, у меня нет слов. Почему ты не рассказала мне об этой семье? Мы же как раз за-нимаемся поиском отшельников, отвозим всех в нашу общину! Как ты могла?
- Откуда я знала… я обещала Варваре никому никогда ничего не говорить, – виновато сказала я, беря на руки Ильюшу, который обнимал мои колени.
- И она, надо заметить, держала свое обещание до последнего – решила выкрасть ключ и полететь сама. Эх, женщина, – сказал Алексей, положив руку мне на плечо.
- Родители отказывались оставлять семью Вари и лететь с нами. Мы как раз решали, что делать… времени уже не оставалось. Слава Богу! Слава Богу, что вы прилетели! – Никита оттер со лба капли пота.
Он был очень бледен, глаза, окутанные синевой, словно стали глубже. Я вспомнила, что он давно не спал: сначала спас меня от подростков, отвез в общину, потом вернулся за Олей и Сергеем, затем забирал Федора Яковлевича и Пашу… интересно, как Ник умуд-рился уговорить Пашку улететь с ними? Надо будет как-нибудь расспросить его об этом…
- Трогаемся, быстро, времени нет совсем, – сказал Никита
- Как у тебя с топливом?
- Нормально, до лагеря, думаю, дотянем. Полетим на максимальной, так расход меньше. В крайнем случае, до болотца точно долетим, там я закидаю лан ветками, а дальше доберемся пешком, – сказал Никита, протирая мониторы минилана промокшей насквозь от пота банданой.
