Проблема тотальности виртуального

Разнообразные, многочисленные современные упоминания и понимания «виртуальности» выступают основанием поиска единого, обобщающего основания «виртуального» [44, с. 3-5]. Логичным выглядит утверждение, если «виртуальность» используется в естественных, технических, социальных, гуманитарных науках, то анализ надо начинать с естественных наук, отражающих онтологически первичное и исходное для ВР [129, с. 213]. Но в области «виртуального» речь не идет об анализе феноменов, обладающих сходными объективными признаками, а об анализе феноменов, обозначающихся одними словами. Отсюда, прежде чем заниматься общей теорией виртуальности, нужно предварительно выяснить мотивированность «виртуальности» в ВкР.

В большинстве источников утверждается, что широкую известность «виртуальная реальность», используемая для обозначения ВкР, получило благодаря Ж. Ланьеру. Говорят о появления этого словосочетания в конце 1960-х – начале 1970-х годов во времена создания первого видеофона и для обозначения интерактивных трехмерных макромоделей, создаваемых с помощью ЭВМ. Обнаружено также, что впервые в письменных источниках «виртуальные реальности» («virtual realities») использовались австралийским фантастом и футурологом Дамианом Бродериком (Damien Broderick) в новелле «Иудейская Мандала», опубликованной в 1982 г.; хотя тут же отмечается, что содержание словосочетания «виртуальные реальности» у Д. Бродерика не соотносится с тем, что мы сейчас понимаем под ВкР [97]. Для обозначения феномена ВкР применялись и до сих пор используются другие наименования (искусственная, особая реальность; возможная, воображаемая среда и др.). В целом, нет прямой необходимости, чтобы ВкР называлась, именно, ВР. (Специальный анализ вскрывает много нюансов, которые могли привести к выбору из многих возможностей «ВР», например, парадоксальность этого словосочетания – «не существующая, т.е. виртуальная, но существующая, т.к. реальность» – весьма полезная в бизнесе. Но даже совокупность подобных причин не позволяет утверждать исключительную мотивированность ВР.) Если бы для названия ВкР выбрали или осталась «фантоматика» С. Лема, то речь могла идти об общей «теории фантомов», и многие из «виртуальных примеров» не иметь бы ко всему этому какого-либо отношения. Этим не отменяется возможность общих, онтологических основ у всего того, что сейчас относят к «виртуальному», но всё это следует строго доказать.

Виртуальность» как возможность, альтернативность и ВкР. Виртуальные частицы физики существуют только в момент взаимодействия, а вне него не могут быть зарегистрированы. В этом плане «виртуальность» становится синонимична «возможности» – которая тоже не проявляется до своей действительности. Прямое, синонимичное замещение «возможного» или «потенциального» «виртуальным» не дает мысли ничего нового. Но «виртуальность» может отражать предельную степень «возможности», как отражение широчайшей представленности «возможности» [183; 62]. На базе многомировой теории Эверетта-Уилера вполне обоснованными видятся множественность взглядов в гносеологии, множественность мифологических, религиозных, художественных представлений, «предшественников современному построению виртуальных миров в ЭВМ» [3, с. 10-11].

Рассматривая с точки зрения теории ВкР ценность понимания «виртуального» как «максимально возможного», отметим главное. Даже если феномен «максимально возможного» нуждается в специальной теоретической разработке, это не затрагивает прямо специфику ВкР. Следовательно, во избежание путаницы можно было бы рекомендовать выведение из данного научного использования подобного «виртуального».

Порожденность, актуальность, автономность, интерактивность, полионтичность «виртуальной реальности» и ВкР. Существование виртуальных частиц только в момент взаимодействия обычных элементарных частиц уравнивает все частицы в онтологическом плане, акцентирует внимание к самому моменту встречи обычных и виртуальных частиц, не отменяя специфику порождающего и порожденного начал. Все это находит прямое отражение в известном понятийном ряде виртуалистики, где с «виртуальной реальностью» связывают такие ее характеристики как порожденность, актуальность, автономность, интерактивность, полионтичность [100, с. 158].

Отмечаемые в виртуалистике отношения порожденности, актуальности, автономности, интерактивности между константной (начальной, внешней) и виртуальной (последующей) реальностями, действительно, носят всеобщий характер. Но практика философской работы заставляет брать все новые предложения через призму устоявшихся представлений. В чем обогащение мысли, если вместо слов, что определенные причины вызывают определенные следствия, говорится, что константная реальность порождает виртуальную реальность? Нет особого содержательного смысла в категориальном указании на то, что между причинной и следственной реальностями, кроме порождения одной другой, нужно говорить об актуальности, автономности, интерактивности последней. В случае, когда вода «порождает» ржавчину, подчеркивать эти моменты вряд ли уместно, а когда ректор «породил» (принял решение создать) новую кафедру, эти моменты очевидны. Кроме того, все это фиксируется при системном подходе к миру. Указанное создает общий базис критической оценки уместности наделения понятия ВР указанными в виртуалистике онтологическими характеристиками, которые затрудняют адекватное постижение ВкР.

В виртуалистике представления об отношениях порожденности, актуальности, автономности, интерактивности между константной (начальной, внешней) и виртуальной (последующей) реальностями выступают основой утверждения «полионтизма» – существует много онтологически равнозначных реальностей». Последнее расценивается как «формирование новой мировоззренческой системы», соответствующей постнеклассическому типу философствования и противостоящей традиционному мировоззрению, согласно которому «принято считать, что существует одно (монизм), два (дуализм) или несколько (плюрализм) исходных, вечных, абсолютных, не сводимых друг к другу, «начал» («видов бытия», «сти­хий» и т.п.), которые порождают все остальные реалии. Исходные «начала» считаются истинными, ре­ально существующими, а все остальное – порожден­­ным, неистинным и даже нереальным. В виртуалистике мир в целом, как и любая его часть, видится таким, в котором события порождаются, действуют, са­ми порождают другие события, умирают или включа­ются в другие события и т.д. – и все это реально суще­ст­вует. Мир получается многослойным, сложным, непо­стоянным, в котором все время порождаются и уми­рают его части и даже целые слои. И все это истинно, поскольку существует; каждая часть су­ществует на собственных основаниях. И нет ограничений ни «вверх», ни «вниз», ни «вширь», ни «вглубь» [103, с. 8].

Идея «полионтичности» соприкасает виртуалистику с одной из глубочайших и тяжелейших идей философии – идеей равнозначности, равенства всего в мире. Данное положение со всей очевидностью выражено, к примеру, у Парменида, который, описывая бытие в целом, видел его совершенным, у Гераклита, утверждавшего, что «для бога все прекрасно и справедливо». Хорошо известна также «невыносимость» этой идеи для человека, уравнивающей все: шаг вправо и шаг влево, Христа и Гитлера, жизнь и смерть, без каких-либо исключений. Именно поэтому данная идея не представлена широко в культуре. Отсюда, можно утверждать, что понятие «полионтичности» в виртуалистике вторично. Ничего не меняется, если Исаак Сирин и Василий Великий использовали слово «виртуальное» в похожем с идеями равенства и совершенства всего смысле. В принципе, виртуалистика могла бы рассматриваться современным выразителем данных взглядов, но это уже давно делает постмодернизм. Прояснение «полионтичности» виртуалистики позволяет сделать вывод о том, что ВкР имеет к теме к теме равенства и равноценности всего такое же отношение как любой другой феномен окружающей жизни. Используемое в названии ВкР слово «виртуальное» никак не влияет на данную ситуацию. Следовательно, и в этом случае было бы теоретически полезно, чтобы теория ВкР была избавлена от ненужных ей ассоциаций с идеей полионтичности в виртуалистике.

«Виртуальность» как системность, энтелехия и ВкР. Виртуальные частицы возникают и существуют только в момент взаимодействия обычных элементарных частиц, что созвучно феномену системного, интегративного свойства, последнее, как известно, возникает во взаимодействии элементов, каждый из которых, по отдельности, интегративное свойство не обнаруживает, не порождает. Отсюда: «виртуальность может получить рациональное объяснение как системное качество микрообъектов …, как форма существования системных качеств, форма «присутствия» системы в элементе» [36, с. 19-20]. Системность может расцениваться как что-то помогающее понять феномен виртуальных частиц. Но можно предположить и обратное, своеобразие виртуальных частиц способно выразить какие-то новые моменты, развить дальше научное, философское понимание системного свойства. «Поскольку идеальное рассматривается как интегративная функция субъект-объектного отношения, постольку идеальное имеет смысл именовать разновидностью виртуального существования» [106, с. 47]. Сегодня попытки обогатить наше понимание психики, сознания, идеального с помощью понятия «виртуальное» не так редки. Интересно в этом плане наблюдение, сделанное Е.В. Грязновой: «в «Новой философской энциклопедии» 2000 г. есть статья «виртуальное», «виртуальная реальность», но нет статьи «идеальное» [44, с. 78]. В этом же плане «виртуальное» используется при разработке проблем искусственного интеллекта. Насколько можно судить по такому названию секции как «Структура и виртуальность в когнитивных процессах у животных» конференции «Виртуальная реальность», прошедшей в Австрии в 2001 г., «виртуальное» в сходных смыслах пытаются разрабатывать и за рубежом.

Несомненно, внимание к системному эффекту, интегративному свойству – предельно перспективное направление. Можно согласиться с тем, что «сейчас наступает третий этап (первый – исследование отдельных вещей, второй – процессов) в развитии научного детерминизма – этап исследования интегративного качества, возникающего в процессах взаимодействия вещей как элементов целого» [106, с. 53]. Возможно, что внимание к феномену виртуальных частиц, «виртуальному» даст этому направлению исследования важную информацию. Но сейчас нельзя говорить об этом с определенностью, поскольку, к примеру, пока не ясно, насколько плодотворна замена «идеального» «виртуальным» [55, с. 99]. Дело в том, что само понятие «идеальное» было использовано в материалистической, марксистской, отечественной мысли, чтобы фиксировать известную «неуловимость и очевидность» сознания. В связи с этим вспоминается известная притча о том, что сомнения людей по поводу того, на чем стоят держащие мир слоны, были развеяны при «развитии» теории, когда было открыто, что слоны стоят на огромной черепахе. Как бы там ни было, данная проблематика, очевидно, не носит определяющего характера для ВкР, что снимает осмысленность общей теории виртуальности по этому основанию.

Специфичность феномена возникновения виртуальных частиц, вкупе со вниманием к системности, акцентирует тематику закономерности, управления данным возникновением, существованием. Это актуализирует известные, родственные случаи употребления «виртуального» в истории мысли. Так, мысли Аквината о том, что «в человеке не присутствует никакой иной субстанциальной формы, помимо одной только субстанциальной души, содержащей в себе виртуально душу чувственную и вегетативную» [цит. по 100, с. 153]. Утверждение Н. Кузанского о том, что «умным оком я вижу, что видимое мной дерево пребывает в своем семени не так, как я его сейчас вижу, а виртуально», указывает на источник такого понимания «виртуального» – «виртуальное» здесь аналогично энтелехии Аристотеля. На базе вековых усилий современной науки, в контексте необходимости понимания, к примеру, возможности «одновременного и весьма согласованного когерентного протекания в любой живой клетке тысяч и тысяч биохимических реакций», «виртуальное» может быть использовано для формирования «новой фундаментальной онтологии». Эта онтология претендует «рационально понять формальную причинность по Аристотелю как определенный новый тип всеобщей закономерной связи, обусловленности и детерминации всей Вселенной от элементарных частиц до гармонии «живых» молекулярных процессов». На базе чего можно «более глубоко осмыслить все возрастающую, просто решающую роль виртуальных структур в современном общественном развитии» [4, с. 35, 36, 38].

Соотнесенность данных взглядов с тематикой биогеоценозов, ноосферы, антропным принципом, с представлением о мире как о системе систем, с одной стороны, показывает их правомочность, с другой стороны, резко ставит вопрос о необходимости в этих известных случаях задействовать понятие «виртуального» вместо «системного», «целенаправленного». В итоге можно сказать, что если даже новизна ситуации требует какого-то нового понятия и им будет понятие «виртуальное», то все это не имеет к теме ВкР прямого отношения.

«Виртуальное» как минимум, мнимость бытия и ВкР. Как виртуальные, возможные частицы существуют до своего перехода в действительность? Как понимать слова о том, что виртуальная частица появилась? Откуда она появилась? Где она была до этого? А если ее до этого не было, т.е. она была ничто, как из ничего могло появиться нечто, нарушая тем самым основополагающий закон сохранения бытия? Проблема может быть снята, если мы будем понимать виртуальные частицы как не реальные, «математические частицы», «мнимые частицы». Несогласие с этим двигает мысль в пограничные области бытия и небытия. В принципе, все упомянутые выше историко-философские использования «виртуального» у И. Сирина, Василия Великого, Аквината, Кузанца можно понимать и как представления, которые заставляют «виртуальное» балансировать на грани бытия и небытия. Можно предположить, что это было связано с уточнения понятия «возможного» Аристотеля. Аристотель исходил из отсутствия небытия – христианство признавало тезис: «мир творится из ничего». Можно предположить, что актуализировать тему бытия «возможности» заставило новое время, подтолкнувшее ученых понимать «возможность» как «силовое» явление (т.е. более весомо присутствующее в своем до-актуальном виде), понятие, что могло подвигнуть И. Бернулли ввести в физику слово virtuel (способность, мощь), и, соответственно, вместо «возможных перемещениях» говорить о «виртуальных перемещениях». В современной отечественной литературе тема существования виртуальных частиц и онтологического смысла этого феномена с интересом обсуждается и итожится в следующих представлениях о «виртуальности» и ВР: «уход бытия в небытие и наоборот ключ к ВР … основание в становлении» [123, с. 24]; ВР есть: «промежуточный род бытия» [156, с. 129], «не род, но недо-род бытия … недовыступившее, недо-рожденное бытие … низший горизонт минимальных недо-обналиченных событий», и в этом плане противостоящие бытийственным возможностям по М. Хайдеггеру» [167, с. 69], «вид бытия в небытии» [66, с. 130].

Данное освоение темы «виртуальности» соотносится с классическими онтологическими темами философии – возникновения, уничтожения, движения, времени, прерывности и непрерывности материи, обсуждение которых в западной традиции началось с апорий Зенона. Возможно, что через «виртуальное» произойдет обогащение, лучшее понимание и терминологическое уточнение данных проблем. Но все это не имеет прямого отношения к ВкР. Суть дела в том, что переход от онтологической минимальности к тематике минимальности ВкР в одном аспекте трюизм (в ВкР, действительно, минимум реальной реальности), в другом аспекте, абсолютная неадекватность (ВкР воспринимается, ка полноценная реальность), провоцирующая на неадекватную ценностную характеристику ВкР, как чего-то изначально некачественного, минимального. Речь не о том, что ВкР не может быть примером на симулякры постмодернистов. Речь о том, что нельзя считать переход от онтологической минимальности данного понимания «виртуального» бытия, к негативной оценке ВкР как логически правильный вывод и переход. В целом, и здесь общая теория виртуального, в лучшем случае, мало что дает теории ВкР.

«Виртуальное» как информация в широком онтологическом смысле и ВкР. Трактовка виртуальных частиц как возможных частиц, виртуального как возможного – одно из направлений связи виртуального с информацией в широком онтологическом смысле. По М. Хайму: «Виртуальное пространство – как противоположность естественному, физическому пространству – содержит информационный эквивалент вещей» [165]. Проблема минимального бытия виртуальных частиц – второе направление связи виртуального с информацией. Согласно атрибутивному представлению об информации, информационный аспект сопровождает любое взаимодействие (отражение) между объектами. Минимальность бытия виртуальных частиц, виртуального, виртуальной реальности может пониматься именно как материально минимальное бытие, информационное бытие, информационную реальность. Понимание «виртуального как способа существования информации вне взаимодействия», может быть только исходным пунктом для дальнейшего движения мысли. Далее можно ввести понятие «виртуально-информационной реальности», определяемой как « взаимосвязь существования разнообразия в активном (информация) и пассивном (виртуальном) состоянии», где «виртуально-информационная реальность включает в себя виртуальную реальность и информационную реальность» [44, с. 67, 71, 73]. Вся эта проблематика мало касается актуальных тем ВкР.

В итоге, можно указать, что современные онтологические разработки «виртуального» актуализируют свою собственную проблематику, которая не имеет прямого отношения к феномену ВкР. Попытки на основании этого материала делать какие-либо научные заключения о ВкР без специального ее исследования некорректны. Высказанное ранее предположение о немотивированности названия ВкР старыми, онтологическими значениями «виртуального» получило развернутое обоснование. Нельзя сказать, что теория ВкР ничего не может взять в наличных онтологических разработках «виртуального». Но на сегодняшний день на первый план выдвигается то, что «виртуальный блок» – один из главных источников создания общей неопределенности в сфере понимания «виртуального», ВР, ВкР. В заключение отметим, что сам факт интенсивных разработок онтологической «виртуальности» вполне может служить косвенным, но красноречивым примером того, что объективный процесс движения к возможному виртуальному постчеловеческому будущему порождает в силу свой неясности, те или иные неадекватные расширительные трактовки ВР.