Опровержение механистической теории и генезис учения о монадах

4.1. "Примечательная ошибка" Декарта

На основе всего вышеизложенного становится ясно, что Лейбниц не ограничивается различением планов научного механицизма и философского "финализма" с последующим наложением одного на другое, но идет намного дальше, подрывая устои механицизма. Согласно Лейбницу, протяженность и движение, фигура и число оказываются в действительности только внешними определениями реальности, идущими не дальше плана видимости, показной стороны, т. е. феномена.

Протяженность Декартова res extensa) не может быть сущностью тел, потому что ее одной недостаточно для объяснения всех свойств, присущих телам; инерции, т. е. определенного сопротивления и, того что вызвать само движение можно лишь какой то "силой". Это означает, что по ту сторону протяженности и движения существует нечто, обладающее не механико-геометрической природой (а значит, и не физической); напрашивается вывод, что его природа

==271

метафизична; именно она и является "силой". От такой силы происходят и движение, и протяженность.

Лейбниц считал, что он выиграл партию у Декарта, поскольку нашел у того "физическую ошибку". Декарт действительно утверждал, что в механических явлениях постоянным остается количество движения (mV, т. е. произведение массы на скорость), т. е. "мертвая сила ". По Лейбницу, это научно не доказуемо: постоянной остается кинетическая энергия ("живая сила", как ее называет Лейбниц), которая определяется произведением массы на квадрат скорости (mV).

Меж тем исправление физической ошибки Декарта приводит Лейбница к очень важному философскому заключению: составные элементы реальности и ее основа представляют собой нечто, находящееся вне пространства, времени и движения, т. е. в тех самых проклинаемых "субстанциях". Таким образом, Лейбниц вновь вводит в обиход субстанции как силовые начала, но теперь в качестве так называемых метафизических точек — деятельных, духовных единиц.

К этому решению Лейбниц пришел не сразу, а после интенсивного анализа картезианства, сначала заставившего его отказаться от Аристотеля, а затем через атомизм (вновь вспомнив Гассенди) — к преодолению влияния Декарта и восстановлению соответствующим образом продуманного, измененного и сокращенного аристотелевского понятия о субстанции.

В цитируемом ниже отрывке из "Новой системы природы" Лейбниц с образцовой ясностью показывает последовательность своих умозаключений: "Вначале, едва освободившись от ига Аристотеля, я обратился к пустому пространству и атомам — вещам, наиболее пригодным для удовлетворения воображения. Однако, изменив мнение, после долгих размышлений я убедился, что невозможно найти принцип истинного единства в одной только материи, иначе говоря, в том, что является исключительно пассивным, ибо она представляет собой всего лишь бесконечное скопление частей. Но все же множество может обрести реальность только из действительных единиц, имеющих другое происхождение и представляющих собой нечто совершенно иное, нежели точки, относительно которых несомненно, что непрерывное не может состоять из них; дабы найти эти реальные единицы, я был принужден прибегнуть к атому формальному, ибо что-либо материальное не может быть в одно и то же время и материальным, и совершенно неделимым, иными словами, обладать истинным единством. Таким образом, пришлось снова обратиться к субстанциальным формам и, так сказать, восстановить их репутацию, столь поколебленную в настоящее время, но это надо было сделать таким образом, чтобы они стали доступны пониманию и чтобы пользование ими было свободно от тех злоупотреблений,

==272

которые делались. Итак, я нашел, что природа этих форм состоит в силе; а отсюда вытекает нечто аналогичное сознанию и стремлению, и, следовательно, их нужно понимать наподобие того, как мы представляем себе душу. Но как к душе нельзя прибегать для объяснения частностей в устройстве тел животных, точно так же, я думал, нельзя прибегать к этим формам для объяснения частных проблем природы, хотя они и необходимы для установления общих истинных принципов. Аристотель называет их первыми энтелехиями. Я, может быть более понятно, называю их первичными силами (forces primitives), которые содержат в себе не только акт или осуществление возможности, но и первичную деятельность".

Лейбниц последовательно принимает на вооружение "энтелехию", обозначающую субстанцию, поскольку она содержит в себе собственную детерминацию и сущностное совершенство, т. е. собственную внутреннюю цель. Однако более типичным термином для обозначения первобытных сил субстанций станет слово "монада" (от греческого monas, означающего "единица"), неоплатонического происхождения (его ввел в обиход, хотя и в ином значении, еще Джордано Бруно).