Просвещение, история и традиции

Гиперкритицизм (а часто и нигилизм) по отношению к философским, религиозным и политическим традициям, зашита разума, который возносится на уровень внеисторичсского трибунала над любым историческим событием, представления о человеческой природе, о естественном состоянии и естественных правах — все это обусловило обвинения со стороны романтиков в том, что XVIII в., как ни один другой, был антиисторическим. Отсюда логически следовало, что Просвещение было философией абстрактного разума (природы, закона и т. п.) без истории, иными словами, что в разуме (просветителей) нравственные ценности, философские теории, теологические принципы или юридические нормы лишены исторического измерения. И если представители Романтизма считали просветительскую мысль абстрактной, то Гегель в "Феноменологии Духа " уже характеризует Просвещение как "поверхностное, скучное, абстрактное понятие ни о чем". Для марксизма "Просвещение — это прогрессивное движение за освобождение человека, постольку поскольку буржуазия является революционной силой, но это движение — консервативный и идеологический компромисс, постольку поскольку буржуазия входит в фактический сговор с влиятельными феодальными группировками (как в Германии), или потому, что она не идет дальше достижения собственных, исключительно классовых интересов и привилегии". Абстрактное для представителей Романтизма, поверхностное и неспособное понять истинный смысл истории, по мнению Гегеля, просветительское "царство разума" представляется марксисту Г. Лукачу "царством буржуазии" Всегда очень критично относились к Просвещению традиционалисты, как, например, Бональд и де Мэстр, а в более позднюю эпоху — неоидеалисты. Джованни Джентиле постоянно полемизировал по поводу века революции

И только в тридцатых годах нашего столетия появились признаки адекватной оценки важнейшего события XVIII в. Наиболее видными представителями новой историографии были Л. Сальваторелли {"Политическая мысль Италии с 1700 по 1870 год", 1935). Н Валери

==471

("Пьетро Верри", 1937), Ф. Вентури ("Молодость Дидро", 1939). Кассирер "Философия Просвещения ". Австрийский историк А. Вандрушка считает, что решительный поворот в переоценке Просвещения произошел в Европе после Второй мировой войны: американские солдаты "в своих вещевых мешках привезли назад в Европу, хотя и в несколько измененном виде, часть европейского духовного наследия, доставшегося им от восемнадцатого века, эпохи разума, в ней они увидели истоки американской цивилизации и истории". Американская революция вдохновлялась, как известно, европейскими просветительскими идеями. Возвращение через Атлантический океан старых просветительских идей воплотилось и в победе над тоталитарными государствами. Новейшая историография XVIII в. и Просвещения освободилась от трактовки его как пред Романтизма, но, тем не менее, оценка, данная когда то романтиками Просвещению как абстрактной философии, лишенной чувства истории и даже "антиисторичнои", пока еще существует. Однако, по мнению Кассирера, она не является ни исторически обоснованной, ни могущей иметь серьезную мотивировку: это только "боевой клич и надуманная фраза, используемая представителями Романтизма для борьбы против философии Просвещения". Но все же именно просветительская философия завоевала тот исторический мир, которым так гордился — и вполне справедливо — сам Романтизм. Эту мысль мы встречаем в таких теперь уже знаменитых сочинениях, как "XVIII век и исторический мир " В. Дильтея (1901), "Философия Просвещения " Э. Кассирера (1932), "Начала историзма" Ф. Мейнеке (1936). Например, как пишет Дильтей, именно благодаря Просвещению "стала возможной беспристрастная критика истории, которая не останавливается даже перед самыми священными реликвиями прошлого, и метод сравнения, распространяющийся на все стадии развития человечества".

Просветительская мысль хочет установить связь между "общим" и "частным", "представлением" и "действительностью", "законами" и "фактами", обозначить надежные границы между первыми и вторыми. По мнению Кассирера, в действительности "есть странная ирония в том факте, что Романтизм, обвиняя Просвещение от имени истории, впадает именно в ту же самую ошибку, в которой упрекает своего противника".

10. ПЬЕР БЕЙЛЬ: ЗАДАЧА ИСТОРИКА В "ВЫЯВЛЕНИИ ОШИБОК"

Философия XVIII в. рассматривала исторические проблемы как природные. Важным здесь представляется творчество Пьера Бейля

==472

(1647—1706). В 1682 г. Бейль публикует "Мысли по поводу кометы", о. в 1697 м — "Исторический и критический словарь". Появление в 1681 г. кометы было поводом, который Бейль решил использовать для критики поверья, что кометы являются предвестниками несчастий и "угрожают миру бесчисленными бедами". Бейль заявил, что не может допустить, чтобы "какой-нибудь доктор наук, духовной пищей которого должны быть не домыслы, а исключительно чистые плоды разума и который не обязан упражняться в убеждении народа, мог бы с уважением отнестись к столь необоснованным представлениям и довольствоваться традицией и цитатами из поэтов и историков". Бейль предпринимает фронтальное наступление на мнимый авторитет традиций: "Считать, что мнение, передаваемое из поколения в поколение в течение столетий, никогда не может быть абсолютно ложным — чистейшая иллюзия. Какой бы глубины ни была проверка причин, лежащих в основе определенных мнений, и тех мотивов, которые их увековечивают в целых поколениях, она непременно покажет, что подобное убеждение не имеет никакой опоры в разуме". Бейль критикует не только представление о влиянии комет на дела человеческие, но и не принимает отождествления атеизма с безнравственностью.

Но еще более радикален Бейль в своем "Историческом и критическом словаре ", 2038 словарных статей которого представляют собой реестр ошибок. Бейль не боится обвинения в том, что он является minutissimarum rerum minutissimus scrutator (ничтожнейший исследователь самых незначительных вещей), и не дает себя обмануть миражом системы. Мы видим главным образом целую коллекцию преступлений и бедствий. Задачей историка в первую очередь является установление исторического факта посредством выявления и постепенного устранения ошибок. "Историческому и критическому словарю " Бейля придает "непреходящую ценность то обстоятельство, что в нем заложено понятие «факта» во всей его проблематичности и глубине; Бейль больше не рассматривает отдельные факты как камни, из которых историк должен построить здание; его привлекает сам интеллектуальный труд, работа мысли, ведущая к завоеванию этого строительного материала" (Э. Кассирер). В центре внимания Бейля — условия, от которых зависит оценка факта, логика истории:

"Для него «факт» уже не есть источник исторического познания, но представляет собой, в определенной степени, цель познания, т. е. является «terminus ad quern» (предел, к которому), а не «terminus a quo» (предел, от которого). Он хочет расчистить путь, который может привести к «фактической истине». <...> До Бейля никто не критиковал традицию с такой скрупулезной точностью, с такой непреклонной строгостью. В поисках и исследовании белых пятен истории, темных, малопонятных моментов, противоречий Бейль неутомим. Здесь и выявляется его действительная гениальность как историка.

==473

Она состоит, как ни парадоксально, не в открытии истинного, а в обнаружении ложного" (Э. Кассирер)

Таким образом, Бейль стал основоположником метода исторической акрибии (acnbes — точный, строгий), т. е. точности изложения. Именно поэтому его заслуги в истории, возможно, не менее значительны, чем заслуга Галилея в познании природы Вот императив Бейля. "Тот, кто знает законы истории, согласится со мной в вопросе, касающемся непредвзятости, историограф, верный своей задаче, должен избавиться от духа лести и злословия Он должен, насколько это возможно, поставить себя на место историка, которого не волнуют никакие страсти Не обращая внимания на посторонние вещи, он должен быть предан только интересам истины и из любви к ней пожертвовать своими чувствами, если это необходимо, — благодарностью за услугу или обидой за нанесенный ему ущерб, и даже любовью к Родине Он должен забыть, из какой он страны, что воспитывался в данной вере, что надо быть благодарным за то или за это, что те или иные люди являются его родителями либо друзьями Историк как таковой — одинок, как перст, у него нет ни отца, ни матери, ни потомства И если его спросят, откуда он родом, историк должен отвечать «Я не француз, не англичанин, не немец, не испанец; я — космополит Я на службе не у императора, не у короля Франции, а исключительно у истины, она моя единственная королева, которой я дал клятву повиноваться». Бейль, по утверждению Кассирера, становится духовным вождем Просвещения. Мы не должны забывать, что в период между публикациями первой и второй работ Бейля в 1688 г появилось сочинение Шарля Перро "Параллели между древними и новыми в вопросах искусства и наук", в котором античные авторы уже не представляются "гигантами", на плечах которых сидят "карлики", т. е современные писатели, подлинная античность находится рядом с современными авторами, сумевшими накопить знания и опыт Вольтер назовет его "бессмертный Бейль — украшение и слава человеческого рода", позже, когда исторические факты начнут втискивать в несуразные теоретические схемы, с тем чтобы увидеть в них некий смысл, историческая акрибия и анализ отдельных событий останутся настолько важными моментами, что не обращать на них внимания будет невозможно Мы убедимся в этом, когда поговорим об отношении к истории (к идеям, обычаям, к цивилизации вообще) Вольтера или Монтескье. Об этом свидетельствуют труды английского историка Эдварда Гиббона (1737—1794), автора "Истории упадка и разрушения Римской Империи "(1776— 1787) и шотландского историка Уильяма Робертсона (1721—1793), написавшего "Историю Шотландии "(17 59), "Историю царствования Карла V"(l769) и одну из "Историй Америки " (1777)