Глава 10. Оби‑Ван на мгновение прикрыл глаза

Оби‑Ван на мгновение прикрыл глаза. Благодарность, согревающая его похолодевшую кожу, наполнила его. Несколько дней уже его кровь будто бы замерзла, и теперь ему казалось, что она вновь полилась по его венам.

Вокс Чан разговаривал с Сано Зауро. Его голос был достаточно громок, чтобы быть услышанным в другом конце помещения. — Я должен был знать, что здесь нам не добиться справедливости. Даже Сенат вновь уступает воли джедаев!

— Нет повода для радости или поздравлений, — мягко обратился к Бэнт и Оби‑Вану Куай‑Гон. — Мы рады, что восторжествовала справедливость. Но мы потеряли джедая.

Оби‑Ван сжал губы и кивнул. Теперь, когда чувство облегчения схлынуло, ему стало ясно, что чувство вины не исчезло. Он полагал, что приговор снимет с него то бремя с его сердца. Но ничего не изменилось. Камень в его груди все еще весил тонны.

— Вернемся в Храм, — предложил мастер, когда сенаторы покинули помещение. — Пошли, падаван.

— Сейчас. — Оби‑Ван вдруг ощутил острую потребность побыть один. Все, о чем он мечтал последние дни, было присутствие рядом с собой своего мастера и своих друзей. А теперь он не мог быть рядом с ними.

Бэнт хотела что‑то сказать, но Куай‑Гон подал ей знак молчать.

— Мы подождем тебя у выхода из Сената, — сказал он.

Оби‑Ван мог лишь кивать в ответ. Они только смутно осознавал, как Куай‑Гон и остальные ушли. Стол, на котором сидел Сано Зауро и Чаны, опустел. Мальчик спросил себя, что он чувствовал сейчас. Вообще‑то фактически ничего.

— Должно быть, ты облегчен.

Это был голос Када Чана, прозвучавший за его спиной. Оби‑Ван обернулся. Мальчик стоял со сжатыми кулаками в проходе между столами, сверля его пронзительным взглядом.

— Сано Зауро почти заставил тебя признать правду, — продолжил Кад Чан. — Ты ненавидел моего брата. Твое благородное джедайское учение ничего не дало. Ты был рад, увидев его смерть.

Оби‑Ван покачал головой. — Нет…

Кал неожиданно прыгнул вперед. Он с размаху ударил Оби‑Вана сжатым кулаком. Удар пришелся ему щеку. Он отшатнулся назад.

Кад замахнулся еще раз. Но на этот раз Оби‑Ван смог отклониться вбок. Удар лишь слегка задел его ухо.

— Ты его убил, — проорал Кад. — Ты уничтожил самое ценное, что было в нашей семье.

— Я не делал этого… — Оби‑Ван снова уклонился. Он попытался поймать руки Кала Чана. Но мальчик отпрыгнул назад, заставив Оби‑Вана потерять равновесие и рухнуть на стол, за котором сидели сенаторы. Оби‑Ван отскочил за него, так что он оказался между им и Чаном.

— Кад, я не желал смерти твоего брата, — заверил Оби‑Ван, тяжело дыша. — Ты слышал его слова. Ты слышал, что он собирался сделать.

— Он разозлился! — проревел Кад. — Он просто издевался над тобой! Ну и что? Это не значит, что он сделал бы это!

Оби‑Ван отчаянно затряс головой. Кад боготворил своего брата, это было очевидно. Он не мог вынести правды о нем. Он никогда не знал его на самом деле.

— Он сделал бы это, Кад, — сказал Оби‑Ван. — В этом я уверен.

— Кому какое дело, что ты думаешь? — Кад вдруг вспрыгнул на стол. Он схватил тяжелую трость из дерева и железа, случайно забытую сенатором Вивенди Аллумом. Трость мог быть идеальным оружием. В сильных руках Када он вполне мог убить Оби‑Вана.

Падаван знал, что мог своим мечом легко разрубить трость. Это был бы вопрос нескольких секунд. Кад был силен, но ему не хватало навыков. Оби‑Ван смог бы мгновенно разоружить его.

Но он не станет поднимать свой световой меч против брата Брука.

Кад бежал прямо на него. Его лицо покраснело от гнева.

Оби‑Ван наблюдал за ним со странной отстраненностью. Ему казалось, что все это происходило во сне. Он не попытался отстраниться. Он видел, как напряглась рука Када, когда мальчик поднял трость и замахнулся для удара. Оби‑Ван все еще не двигался. Он видел, как тяжеленная трость приближалась к его голове…

В самую последнюю секунду Кад повернул запястье. Трость обрушилась на столешницу и разлетелась в дребезги. Кад выронил обломки. И уставился в пол.

Потом он поднял глаза на Оби‑Вана.

— Я никогда не прощу тебе, Оби‑Ван Кеноби, — прокряхтел он. — В моих глазах, ты навсегда останешься убийцей. — Он пнул ногой обломок трости и вышел.

Оби‑Ван замер за столом. Слова Када эхом отзывались в его голове. «Ты навсегда останешься убийцей.»

Сколько медитаций он ни делал, как часто он с Куай‑Гоном ни обсуждал все это — ничего не помогло ему. Он просто не мог выжить то ощущение вины и скверны, которые въелись в его внутреннее. Он знал, что Кад заглянул в самые глубины его сердца.

Оби‑Ван и в своих собственных глазах оставался убийцей.