Некоторое время мы с отцом ели молча. Он не отрывал глаз от тарелки и поглощал пищу так быстро, словно поставил себе целью покончить с ужином в рекордно короткий срок.
В доме слышны были только стук вилок да карканье увечной вороны, доносившееся из моей спальни.
– Мне очень жаль. Извини, – проговорил отец, поднимая наконец глаза. – Я не хотел кричать на тебя. Так уж получилось.
Я глубоко вздохнула и потребовала ответа:
– Почему так получилось?
Отец поскреб у себя в затылке, взлохматив седеющие волосы, и пристально посмотрел на меня.
– Я занят очень важной работой, – сказал он. – Она не терпит постороннего вмешательства. Чтобы достичь успеха, очень важно соблюдать временной режим. – Отец улыбнулся (впервые за последний месяц!) и добавил: – Нет желания сыграть в балду?
Мы прошли в гостиную и приготовили карандаши и бумагу. Отец начал придумывать несуществующие слова, я ему в этом подыграла. Мне показалось, что в мире снова установился порядок. Теперь все будет так, как прежде.
Осмелев, я решилась задать ему не вполне «удобный» вопрос:
– Папа, какой работой ты сейчас занимаешься?
Отец судорожно сглотнул. На его скулах проступили желваки.
– Я не могу тебе об этом сказать.
– Почему? Неужели ты не доверяешь мне, папа?
– Мне нельзя об этом разговаривать. Пока работа не закончена, я не могу обсуждать ее ни с кем.
Он вздохнул.
– Но… – начала было я.
Отец снял очки и положил их на стол.
– Больше никаких вопросов, договорились? Тема закрыта, – проговорил он мягким, но не предполагавшим возражений тоном.
– Я не ребенок, – не унималась я. – Если ты занимаешься каким‑то секретным делом, так и скажи. Мне можно доверять.
– Извини, Лаура. Мне очень жаль, но я действительно не могу обсуждать с тобой эту тему.
Отец откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, словно почувствовал себя вдруг смертельно усталым. Затем он открыл глаза и спросил:
– Хочешь закончить игру?
Я кивнула, хотя при данных обстоятельствах игра интересовала меня меньше всего на свете.
Когда мы закончили партию, отец помог мне убрать со стола.
– Лаура, я думаю, будет лучше, если ты поживешь какое‑то время у мамы, – сказал он, не поднимая глаз.
Я схватилась за грудь, будто меня ударили.
Эти слова нанесли мне глубокую рану. Мне было больно, очень больно.
– Ты… ты хочешь избавиться от меня? – выдохнула я.
– Поверь, так будет лучше.
– Я должна уехать отсюда из‑за того… только из‑за того, что спросила, что ты делаешь в сарае? – проговорила я, с трудом сдерживая слезы.
– Когда‑нибудь ты поймешь, – тихо сказал он и снова надел очки. – Это нужно для твоего же блага.
– Нет! – вскрикнула я. – Нет! И при чем тут мое благо? Ты прекрасно знаешь, что я не хочу жить в Чикаго. Я должна находиться рядом с лесом. А как насчет школы? А как же мои друзья? Я должна порвать с ними только оттого, что у тебя появились какие‑то дурацкие секреты?
– Лаура… – Отец поднял руку, призывая меня успокоиться. – Я твой отец. Я должен позаботиться о тебе. Поверь, мне вовсе не хочется расставаться с тобой. Я люблю тебя больше всего на свете, но…
Я прикрыла ладонью рот, чтобы не разрыдаться у него на глазах.
«Не могу поверить, что он это говорит», – промелькнуло у меня в голове.
Меня охватила дрожь.
– Хорошо, хорошо, – проговорила я, давясь от слез. – Я и близко не подойду к сараю. Обещаю. И не буду задавать вопросов. Никаких вопросов о твоей работе.
Отец внимательно посмотрел мне прямо в глаза.
– Ты обещаешь?
– Клянусь, – сказала я.
Но могла ли я исполнить это обещание?
Я решила во что бы то ни стало выпытать его секреты. Я выведу его на чистую воду! Что это за тайны, ради которых он готов выгнать из дому родную дочь?
Я узнаю правду.