Основная сюжетная линия

Педагог Антон Семёнович Макаренко в сентябре 1920 г. направляется заведующим для создания колонии малолетних преступников на основе заброшенных зданий предыдущей колонии до 1917 г. в 6 км от Полтавы. Вначале насчитывается четверо человек для работы с воспитанниками: двое воспитательниц, Лидочка и Екатерина, завхоз Калина Иванович и сам Макаренко. В стенах кое-как приспособленных для жизни, в особенности зимой, появляется первая шестёрка ребят. Все они совершили преступления — вооружённые квартирные грабежи и кражи — и теперь будут перевоспитываться. Поначалу подростки от работ в колонии отказываются, используют стены колонии только как временное пристанище, а вечером уходят из колонии и возвращаются только утром. Один из подростков через неделю во время отлучек из колонии совершает грабёж и убийство. Ситуацию переменяет случай. Однажды на просьбу заведующего колонией воспитанник Задоров нагрубил. Антон Семёнович, не выдержав грубого отношения, ударил сильно по щеке колониста, что тот даже не удержался на ногах, и, не помня себя, схватил кочергу, тем самым сильно напугав колонистов. Хотя Задоров был крупнее преподавателя, он и ребята послушно пошли с Макаренко рубить дрова для обогрева помещения. После педагог сильно переживал по поводу случившегося, так как он впервые ударил человека. Макаренко начинает организовывать трудовую деятельность ребят и через два с половиной года, весной 23-го, создаёт отряды во главе которых стоят командиры. Колония постоянно пополняется новыми людьми и подростками, у которых свои проблемы, и постепенно переходит на самообеспечение. С этим наплывом воспитанников воспитательский состав и помощники-колонисты подчас не справляются: то колонисты за самогонкой в деревню ходят и приходится конфисковать самогонные аппараты заведующему и старшим колонистам, то нежелательная беременность воспитанницы со смертью ребёнка, то сыпной тиф, охвативший колонию, то ребята на деревенские баштаны налетают и собирают чужой урожай…

Двое ребят, Осадчий (в которого полетели счёты со стола заведующего колонии и чуть было за ним не последовал стул) и Карабанов (настоящая фамилия Калабалин), уходили из колонии, но позже понимали, что привыкли к тому образу жизни, который был в ней, к ребятам и к самому Антону Семёновичу. Всё-таки, среди воспитанников колонии имени Горького был колонист Митягин, от воспитания которого пришлось отказаться и изгнать из колонии. Колонист Приходько, с которым пришлось помучиться, чуть не довёл своим разбоем на дороге до самоубийства выдающегося педагога. Как-то раз, после этого случая, ребята из колонии, опасаясь, что прогуливающийся по лесу Макаренко решил покончить с собой, пошли за ничего не подозревающим руководителем колонии. Одним из главных изобретений А. С. Макаренко считает сводный отряд, укрепляющий коллектив — «очень важное усложнение системы отрядов». Влияние сводных отрядов прослеживается после 25-й главы первой части произведения. И вот, присланные наробразом «педагоги», Дерюченко и Родимчик — паразиты как колонии, так и общества — «спешат помочь» в воспитании. Родимчик почти не занимался воспитанием и пробыл в колонии не долго. Часто он уходил из колонии и что-нибудь приносил с собой для своей семьи. Дерюченко был националистом, который «желал» всё сделать для своей страны, а в действительности, кроме украшения дешёвыми портретами Шевченко и показательного незнания русского языка, мог только распевать украинские песни. Вскоре и его уже не было в колонии. Случилось это после того, как Дерюченко, вспомнив русскую речь, решил сообщить о том, что ему не выдали масла на умершего через 8 дней после рождения сына, а затем доложил завгубнаробразу. Завгубнаробраз вызвал Макаренко и сказал: «Гоните немедленно!»К 3 октябрю 23-го года колония перебирается в бывшее имение братьев Трепке. Помимо уже существующих полевого во главе с Шере, конного, свиного под командованием своих командиров и прочих хозяйств в колонии появляется театр. Зимними субботними вечерами театр занимает особое место в колонии и постепенно набирает популярность в её окрестностях. Мест на спектакли не хватает, а в представлениях задействованы порой все колонисты и даже сотрудники. Особенно стараются ребята из шестого «Р», отвечающего за реквизит, и шестого «Ш», отвечающего за шум и эффекты, они отличаются своим рвением к натуральности происходящего в пьесах. Хотя переезд во вторую колонию близ реки Коломак являлся радостным событием, однако, пребывание в ней огорчали такие события: поступление в харьковский рабфак первых воспитанников, уход двух колонистов по собственному желанию после решения на собрании совета командиров, повесившийся Чобот возле конюшни от любви к Наташке, которая не согласилась ехать с ним в богодуховскую деревню, и лишение последней мечты о переезде в имение Попова на острове Хортице. Среди этих неприятных воспоминаний были хорошие и весёлые: умная, но вредная Маруся стала перевоспитываться и взрослеть, весёлый девятый отряд с «лекарями» умело распоряжался мельницей, приносившей хороший доход колонии, а десятый славился своей свинарней. Бывшее имение начало преображаться, и во время Олиной свадьбы, средь всей суеты, так долго не дававшей оценить то, что уже сделано, Антон Семёнович замечает ухоженные деревья и цветы, аккуратные дорожки и преобразившуюся территорию — дело рук горьковцев. То, что полито «трудовым потом сводных отрядов, как драгоценными камнями», не может затмить самих ребят в глазах преподавателя. После свадьбы Оли Вороновой уезжает из колонии в рабфак ядро, как сказала воспитательница Екатерина Григорьевна. Становится грустно и скучно, но жизнь входит в своё привычное русло, ставит всё на свои места, и горесть и другие беды отступают. Во второй колонии начинается переписка с Максимом Горьким. Воспитанники уже знакомы с его творчеством, и теперь писатель, на которого они равняются, помогает добрым словом и с пополнением библиотеки в воспитательном учреждении. Один раз отряд сапожников даже надумали пошить сапоги Пешкову. Вскоре по договору с 5-го до 15-е мая 1926 года предлагается перевести колонию Горького в бывшую Куряжскую колонию. Так случилось, что во время пребывания в Харькове завколонией Макаренко, инспектор наробраза Юрьев предложил ему взять харьковскую колонию с 280-ю колонистами. Педагог и писатель, зная о ужасной перспективе с новыми колонистами, отказывался от подобного испытания. Только после приезда в Куряж, где, кроме гулявшего ветра, воровства и нагаженных углов и проходов, можно было увидеть безалаберность работников, Макаренко встречает маленького беспризорного, бегущего по проталинам, босоногого мальчишку, которого ему становится жалко. Он решает вынести решение о переезде на обсуждение в колонии. Изначально описания увиденного Антоном Семёновичем встречаются хохотом ребят. Но после речи Калины Ивановича о том, как ему с заведующим вначале было трудно, и о том, что на ребят, если они поедут и помогут в перевоспитании, будет равняться весь харьковский пролетарий, решено было ехать. Началась подготовка к переезду в Куряжскую колонию. Огорчал заведующего переезд колонии Горького с новоприбывшими ребятами, которые ещё не успели привязаться к устоявшимся традициям, так долго лелеянным Макаренко. В особенности не хотелось брать с собой Аркадия Ужикова, которого привёл его отец, вначале бросивший семью, но после разыскавший своего беспризорного сына. Ужиков доставлял немало неприятностей колонии. Однако, и его удалось перевоспитать новому дружному коллективу после кражи в Куряже портфеля рабфаковцев со стипендией. О том, кто совершил преступление, узнали только на третий день, и на совете командиров решили судьбу Ужикова отдать товарищескому суду. Суд постановил игнорировать обвиняемого целый месяц вопреки мольбам Брегель, начальника Макаренко, не наказывать его. На полпути данного испытания Ужиков был амнистирован за прилежное поведение и хорошую работу.Зимой, перед переездом, благодаря уговорам Марии Кондратьевны Боковой, колония пополнилась девушкой лёгкого поведения Верой. Она уже была беременна, и Антон Семенович помог ей сделать аборт в больнице так, чтоб никто не узнал о случившемся. Вера много хлопот доставляла её наставнику, в особенности своими свиданиями с мальчиками в новой колонии. Свидания с телеграфистом Сильвестровым привели к следующей беременности, которую Вера просит прервать. Вопреки уговорам девочки, здравомыслящий педагог настаивает на том, чтобы она родила, и постепенно заставляет прислушаться к его словам. Воспитанница становится матерью. Пока ребята под командованием Коваля готовились к переезду, передовой отряд с командиром Волоховым и руководителем горьковцев отправился в Куряж. Там Макаренко знакомится с колонистами ближе, осматривает территорию колонии, убеждаясь в том, что eё запущенность большая, чем он предполагал вначале. При знакомстве с куряжанами, первых кого выделяет преподаватель — это Ваню Зайченко с его компанией и воспитательницу Гуляеву, единственную из предыдущих воспитателей, которая осталась в колонии после увольнения.

Наконец настал день передачи колонии новому заведующему. Первым делом Шелапутин звонит в расколотый колокол, оставшийся в наследство, для собрания всех колонистов. Но как не старается Ванька, ничего не выходит: колонисты не собираются. Тогда Антон Семёнович решает строить уборные, без которых ни одно цивилизованное общество не может обойтись, и купить тарелки и деревянные ложки. Обходя колонию, Макаренко увидел избитого Мишкой, колонистом в составе передового, куряжанина Ховрака перед дверью в столовую. Ховрака, пытающегося противостоять новым порядкам, усмиряют, и после раздачи обеда приехавшие с Харькова рабфаковцы, горьковцы и работники Горьковской колонии агитируют прийти куряжских ребят на собрание. На собрании звучит предложение работать по 6 часов в день, на которое неохотно соглашаются куряжские воспитанники. Следующий день был потрачен на собрание новых командиров и перепись воспитанников, в числе которых были агрономы — так звали старших колонистов, за работу которым заплатили и обещали выдать дипломы агрономов. Даже после собрания командиров утром следующего дня работать никто кроме горьковских воспитанников не вышел. Ваня Зайченко, на которого заведующим Макаренко возлагались особые надежды, со своим отрядом не смог прийти, потому что его избили.

Получив телеграмму, заведующий новоиспечённой колонии отправляется к старым воспитанникам. Тут, рядом с горьковцами, Макаренко чувствует себя как дома и, не дождавшись окончания последнего прощального театрального представления, засыпает от усталости. Перед пьесой он замечает, что расставание с соседями для сельских девчат хотя и было печальное, но как отмечает автор повести: «Хорошо, что сердца Марусь устроены по принципу взаимозаменяемости частей».

И снова Антон Семёнович возвращается в неприятную обстановку, где его встречает следственная комиссия. Куряжане избили Дорошко, который по приказу кого-то из них украл несколько пар ботинок. Комиссия уезжает, так как избивали не горьковцы, а установить избивающих не удалось. С этого момента Брегель и товарищ Зоя становятся частыми спутниками, вращающимися в колонии и высказывающие язвительные выражения. Ещё несколько дней работают только ребята и сотрудники, прибывшие из колонии близ Полтавы, вместе с рабфаковцами и нанятыми работниками. Всего за пять дней ими проделывается немалая работа: расчищается территория, копаются ямы для парников и оранжерей, идёт работа в поле и другие виды работ.

Наконец, сорок пять вагонов с горьковцами в Люботине 17 мая встречает заведующий и рабфаковцы. Все вместе они едут до станции Рыжов, где ожидают подачи состава маневровым паровозом на первую платформу. Не дождавшись паровоза, Таранец уговаривает Антона Семёновича силами ребят толкать состав для того, чтобы переместить его к разгрузочной платформе. Кажется, что из данной затеи ничего не выйдет, но вот вагоны тихонько трогаются с места, и колония, разгрузив их, отправляется воссоединяться в Куряж. По прибытии куряжан собирают в одном из бывших монастырских помещений для чтения декларации Жоркой Волковым. Строгость декларации пугает куряжан, и Карабанов решает разрядить обстановку своим гопаком. После собрания вымывают, подстригают и одевают замухрышек и собираются вновь в столовой, где заведующий читает ребятам письмо Горького и говорит последние напутственные слова.

Куряжане работают неохотно, отлынивают с непривычки. Воспитатели их заставляют словом, а находчивые горьковцы, разыгрывая сценки спасения или иронически подшучивая над лодырями. К концу мая уже разрушена монастырская стена, стоят скамейки, полностью облагорожена территория, почти достроился свинарник и расчистился ребятами пруд. Не хватает только одеял, которые вскоре председатель помдета Халабуда обещает подарить горьковцам, поражённый проделанной работой. Обещание он выполняет только после того, как заведующий подаёт жалобу. Когда большая часть из намеченного уже сделана — можно праздновать, и первым в жизни двухсот восьмидесяти бывших куряжан становится праздник первого снопа.

На воспитательный процесс в Куряжской колонии всё чаще и чаще обращает пристальное внимание начальство. Уставший от постоянного нравоучения теоретиков, доказывающих свою правоту в неправильности воспитания новой колонии, Макаренко подаёт заявление об уходе Юрьеву, но всё ещё заведует колонией до отъезда Максима Горького и перед отправлением поезда, набитого отпраздновавшими встречу с писателем воспитанниками, передаёт свои полномочия Журбину.

Заканчивается книга рассказом о том, кем выросли воспитанники: людьми достойными и полезными обществу. Их не купить не за какие материальные богатства, на каждого можно положиться в трудную минуту.

Макаренко относился к колонистам как к обычным людям и, как он пишет, забывал их преступное прошлое. Это дало толчок к воспитанию новых личностей, готовых к любому труду на благо общества. В основе воспитания лежали советские идеалы, противопоставлявшиеся кулацкому воспитанию людей живущих для себя или граков.

«... Я только один из многих людей,

находящих новые советские пути воспитания,

и я, как и все остальные, собственно говоря,

стоим еще в начале дороги»[1].

Все понимали, что в колониях должны воспитываться новые люди, нужные нашей стране, нашему народу, и «делать» таких людей надо по новому, но как – никто не знал. Не знал и Макаренко. И хоть Макаренко понимал, что надо искать новые методы образования, он не испугался, и пошел по этому трудному пути.

Его первые воспитанники прибыли 4 декабря, их было шестеро: подростки и юноши с уголовным прошлым, привыкшие к безделью,- буквально издевались над педагогами. Макаренко рассказывает, что воспитанники просто не замечали своих воспитателей и категорически отрицали не только педагогику, но и всю человеческую культуру.

Они не хотели работать, не желали убирать за собой постели, носить воду для кухни, придерживаться какого бы то ни было режима, а воспитателей просто не замечали. Когда им хотелось, есть: они воровали еду. Когда они мёрзли: они жгли мебель или забор. Вот как описывает Антон Семенович их.

Бурун казался последним из отбросов, которые может дать человеческая свалка; в колонию он попал за участие в воровской шайке, большинство членов которой было расстреляно. Таранец - юноша из воровской семьи, строен, весел, остроумен, предприимчив, но способен класть по ночам бумажки между пальцами ног колонистов-евреев и поджигать эти бумажки, а сам притворяться спящим. Волохов - «чистейший бандит с лицом бандита» и лучший из них Задоров - из интеллигентной семьи, с холеным лицом. Но и этот «лучший» мог ответить так: «Дорожки расчистить можно, но только пусть зима кончится: а то мы расчистим, а снег опять нападет. Понимаете?». Мог так сказать, улыбнуться и забыть о существовании того, с кем говорил.

Макаренко с каждым днем терял все больше и больше контроля над ними. Но не терял надежды найти способ договориться с воспитанниками, атмосфера в колонии была так накалена, что Антон Семенович всем своим существом чувствовал, что нужно спешить, что нельзя ждать ни одного лишнего дня. В это решающее время чашу терпения и выдержки Антона Семеновича переполнил наглый ответ Задорова. «И вот свершилось, я не удержался на педагогическом канате...- рассказывал Макаренко.- В состоянии гнева и обиды, доведенный до отчаяния и остервенения всеми предшествующими месяцами, я размахнулся и ударил Задорова по щеке»[2]. После этого требования Макаренко начали безоговорочно выполняться.

Это было поворотным пунктом в поведении колонистов. «Мы не такие плохие, Антон Семенович! Будет все хорошо. Мы понимаем», - сказал Задоров в тот же день в ответ на распоряжения Антона Семеновича.

Много различных суждений вызывал и до сих пор вызывает удар, нанесенный Задорову, и его последствия. Сам Макаренко расценивал этот случай не всегда одинаково. «В начале моей «Педагогической поэмы»,- говорил Антон Семенович, - я показал свою полную техническую беспомощность... Тогда я сделал большую ошибку, что ударил своего воспитанника Задорова. В этом было не только преступление, но и крушение моей педагогической личности» [3].

«…Я пережил всю педагогическую несуразность, всю юридическую незаконность этого случая, но в то же время я видел, что чистота моих педагогических рук - дело второстепенное в сравнении со стоящей передо мной задачей…Нужно, однако, заметить, что я ни одной минуты не считал, что нашел в насилии какое-то всесильное педагогическое средство. Случай с Задоровым достался мне дороже, чем самому Задорову»[4].

«Разве удар - метод? - спрашивает Антон Семенович. - Это только отчаяние»[5].

В разговоре с Екатериной Григорьевной Макаренко сказал: «… я мог бы и не бить, мог бы возвратить Задорова, как неисправимого, в комиссию, мог причинить им много важных неприятностей. Но я этого не делаю, я пошел на опасный для себя, но человеческий, а не формальный поступок... Кроме того, они видят, что мы много работаем для них. Все-таки они люди»[6].

Воспитанники Макаренко не могли не почувствовать, что его страсть ответственна в самой своей глубине, что корень большого гнева Антона Семеновича - в новом человеческом отношении к ним, отношении не как к правонарушителям, а именно как к людям. «Надо,- говорил Макаренко,- уметь работать с верой в человека, с сердцем, с настоящим гуманизмом»[7]. Искренняя вера в человека, глубокий, подлинный гуманизм создали Макаренко уважение и авторитет и привели к «поворотному пункту» в поведении воспитанников колонии.

Начиная работу в колонии, Макаренко сначала считал, что его задача - «вправить души» у правонарушителей, «сделать их вместимыми в жизни, т. е. подлечить, наложить заплаты на характеры»[8]. Но постепенно он повышает требования и к своему делу, и к себе, и к своим воспитанникам. Его перестают интересовать вопросы исправления, перестают интересовать и так называемые правонарушители, так как он убеждается, что никаких особых «правонарушителей» нет, есть люди, попавшие в тяжелое положение, и жизнь каждого из них представляет собой «концентрированное детское горе» маленького брошенного в одиночестве человека, который уже привык не рассчитывать ни на какое сожаление.

Антон Семенович видел не только «безобразное горе выброшенных в канаву детей», но и «безобразные духовные изломы у этих детей»[9]. Он считал себя не вправе ограничиться сочувствием и жалостью к ним. Горе этих детей, говорил он, должно быть трагедией всех нас и от нее мы уклоняться не имеем права. Сладкую жалость и сахарное желание доставить таким детям приятное Макаренко называл ханжеством. Он понимал, что для их спасения необходимо быть с ними непреклонно требовательным, суровым и твердым.

Непреклонная требовательность и твердость в сочетании с глубоким уважением и доверием, активизирование вспыхнувших подожительных черт в характере воспитанника и неумолимая борьба с отрицательными дали возможность Антону Семеновичу придти кратчайшим путем к цели, которая стала для него главной и единственной, - воспитать каждого колониста так, чтобы он был настоящим советским человеком, образцом поведения. И мы видим, как постепенно воспитанники Макаренко становятся искренними, горячими и благородными натурами.

Воспитание в коллективе и через коллектив - это центральная идея его педагогической системы, красной нитью проходящая через всю педагогическую деятельность и все его педагогические высказывания.Макаренко считал, что воздействовать на отдельную личность можно, действуя на коллектив, членом которого является эта личность. Это положение он назвал “ Принципом параллельного действия”. В этом принципе реализуется требование коллектива - “один за всех и все за одного”. “Принцип параллельного действия” не исключает, однако, применения “принципа индивидуального действия” - прямого, непосредственного воздействия педагога на отдельного воспитанника. Одним из важнейших законов коллектива Макаренко считал “закон движения коллектива”. Если коллектив достиг поставленной цели, а новых перспектив перед собой не поставил, наступает самоуспокоение, нет больше стремлений, воодушевляющих участников коллектива, нет у него будущего. Развитие коллектива останавливается. Коллектив всегда должен жить напряжённой жизнью, стремление к определённой цели. В соответствии с этим Макаренко впервые в педагогике выдвинул и разработал важный принцип, который он назвал “системой перспективных линий”. “Человек не может жить на свете, если у него нет впереди ничего радостного. Истинным стимулом человеческой жизни является завтрашняя радость... Самое важное, что мы привыкли ценить в человеке, - это сила и красота. И то, и другое определяется в человеке исключительно по типу его отношения к перспективе. Воспитать человека - значит воспитать у него перспективные пути, по которым располагается его завтрашняя радость. Можно написать целую методику этой важной работы. Она заключается в организации новых перспектив, в использовании уже имеющихся, в постепенной постановке более ценных”