Двадцать два

Снова озеро, в моих окнах мерцала Флорида. Гидросамолеты, словносолнечные мотыльки, летали, скользили по воде. Здесь ничего не изменилось,подумал я, раскладывая чемодан на тахте. Краем глаза я заметил какое-то движение и подскочил, я увидел его вдвери, - второго себя, о котором забыл: в латах, вооруженного и, в этотмомент, возмущенного. Словно я вернулся с прогулки по лугу с застрявшими вволосках маргаритками и с опустошенными карманами, где были яблоки и кубикисахара для оленя, и вдруг обнаруживаю воина в латах, поджидающего меня вдоме. - Ты опоздал на семь недель! - сказал он. - Ты не сказал мне, гдебудешь. Тебе причинит боль то, что я должен сказать, а я мог бы уберечь тебяот боли. Ричард, вполне достаточно твоего пребывания в общество ЛеслиПэрриш. Ты забыл обо всем, что узнал? Разве ты не видишь опасности? Женщинаугрожает всему твоему образу жизни! - Зашевелились звенья его кольчуги,скрипнули доспехи. - Она прекрасная женщина, - сказал я, затем понял, что он не пойметсмысл сказанного, напомнит мне, что я знал много прекрасных женщин. Тишина.Снова скрип. - Где твой щит? Потерял, наверное. Это счастье, что тебе удалосьвернуться живым! - Мы начали говорить... - Глупец. Ты думаешь, мы носим доспехи забавы ради? - Его глаза сердитосмотрели из-под шлема. Зеленоватый в металле палец указал на выбоины и следыот ударов на доспехах. - Каждая из этих отметин сделана какой-нибудь,женщиной. Ты был почти уничтожен женщиной; Тебе чудом удалось спастись; иесли бы не латы, ты был бы уже десять раз сражен, потому что дружбапревращается в обязанность и притеснение. Одного чуда ты заслуживаешь. Надесятки тебе лучше не рассчитывать. - Я износил свои латы, - пожаловался я ему. - Но ты хочешь, чтобы я... все время? Постоянно? Есть время и для цветов тоже. А Лесли - это нечтоособенное. - Лесли была чем-то особенным. Каждая женщина особенна на день, Ричард.Но особенное становится общим местом, воцаряется скука, исчезает уважение, -свобода потеряна. Потерять свободу - что еще терять? Фигура огромная, не более проворная, чем кошка в драке, и необыкновенносильная. - Ты создал меня, чтобы я был твоим ближайшим другом, Ричард. Ты несоздал меня симпатичным или смеющимся, или с добрым сердцем и мягкимхарактером. Ты создал меня, чтобы я защищал тебя от связей, ставшихопасными; ты создал меня, чтобы я обеспечил сохранность твоей душевнойсвободы. Я могу спасти тебя, только если ты будешь поступать, так, как яскажу. Ты можешь, показать мне хотя бы одну счастливую супружескую пару?Одну? Ты мог бы назвать, из всех своих знакомых тебе мужчин хотя бы одного,кто избежал бы немедленного развода и дружбы вместо супружества? Я вынужденбыл согласиться. - Ни одного. - Секрет моей силы, - продолжал он, - в том, что я не вру. До тех пор,пока ты не лишишь меня разума и не превратишь реальность моего существованияв вымысел, я буду направлять и защищать тебя. Лесли сегодня для тебяпрекрасна. Другая женщина была прекрасна для тебя вчера. Каждая из нихуничтожила бы тебя в супружестве. Есть одна совершенная женщина для тебя, ноона живет во множестве разных тел... - Я знаю. Я знаю. - Ты знаешь. Когда ты найдешь единственную в мире женщину, котораяможет дать тебе больше, чем много женщин, я исчезну. Мне он не нравился, но он был прав. Он спас меня от нападений, которыемогли убить во мне то, чем я в этот момент являлся. Мне не нравилась егосамонадеянность, но самонадеянность исходила от уверенности. Неуютно былооставаться с ним в одной комнате, но попросить его исчезнуть означало вконце концов стать жертвой открытия, что эта женщина или та не является моейединственной родной душой. Насколько я понимаю, свобода равносильна счастью. Небольшая охрана, -такова маленькая цена за счастье. Единственно, думал я, у Лесли есть ее собственный стальной человек,чтобы охранять ее... гораздо больше мужчин планировали овладеть ею ижениться, чем женщин, строивших планы в отношении меня. Если бы она жила безлат, она была бы сейчас замужем, без молитвы радостной любви, которую мыизобрели. Ее радость тоже основывалась на свободе. Как нам не нравились женатые люди, которые иногда посматривали на нассо своими планами адьюльтера! Действуйте согласно своим убеждениям, неважно- каким; если верите в супружество, живите в нем честно. Если нет, -разведетесь быстро. Женюсь ли я на Лесли, если придется отдать ей так много своей свободы? - Извини, - сказал я своему другу в доспехах, - я не забуду. Перед тем, как уйти, он долго и мрачно смотрел на меня. В течение часая отвечал на письма, работал над журнальной статьей, сроки написания которойограничены не были. Затем я спустился вниз, в ангар, ощущая какое-тобеспокойство. Большое полое пространство покрывала тончайшая завеса, что-то не то...столько испарений, что ничего нельзя было увидеть. Маленькому реактивному ВО-5 необходим был полет, чтобы сдуть паутину сего поверхностей. Я тоже - в паутине, - подумал я. Неразумно терять навык полета накаждом самолете, слишком подолгу не возвращаться к ним. Маленький самолет -единственный, на котором взлет был опаснее посадки, - требовал полета. Двенадцать футов от носа до хвоста; он безжизненно выехал из ангара,как тележка для бутербродов без зонта. Не совсем безжизненный, подумал я.Скорее, мрачный. Я тоже был мрачен, оставленный всеми на много много недель, кроме развечто пауков в приборах для посадки. Вот, наконец, люк открыт, топливо проверено, предполетный осмотрсделан. На крыльях лежала пыль. Мне следует нанять кого-нибудь, чтобы стирал пыль с самолетов, подумаля и фыркнул от отвращения. Каким же ленивым хлыщом я стал - наниматького-нибудь, чтобы стирать пыль с моих самолетов! Обычно я был привязан к одному самолету, сейчас это был маленькийгарем; а я шейх, который приходит, когда захочет. Твин, Чессна, Виджн,Майерс, Мотылек, Рэпид, Озерная амфибия, Питтс:... раз в месяц, а иначе -как же я заведу их двигатели? В последнее время в бортовом журнале была запись только о Т-ЗЗ во времяполета из Калифорнии. Осторожно, Ричард, - подумал я. - Держаться подальше от самолета -совсем не способствует продлению срока его службы. Я проскользнул в кабину самолета-малыша, посидел некоторое время, глядяна панель управления, ставшую мне непривычной. Бывало, я весь день проводил со своим Флитом; ползал вверх-вниз покабине, переворачивая все вверх дном; пачкал рукава в масле, прочищаядвигатель и устанавливая вентили, закрепляя цилиндрические крепежные болты.Сейчас я был столь же близок со своими самолетами, как был близок сженщинами. Что бы подумала об этом Лесли, так умеющая ценить вещи? Разве не былимы близки, она и я? Мне бы хотелось, чтобы она была здесь. - Хвостовая турбина чистая! - я выкрикнул это предостережение попривычке и нажал стартовый выключатель. Воспламенители зажглись. Тшик! Тшик! Тшик! и наконец - грохот зажженного в форсунках реактивноготоплива. Температура в хвостовой турбине достигла нужной отметки, двигательнабрал обороты по своей крохотной шкале. Как много значит привычка. Изучишь самолет однажды, глаза и рукипомнят, как его поднять в воздух еще долго после того, как это стирается изпамяти. Находись кто-нибудь в кабине и спроси, как запустить двигатель, я быне смог ответить... Только после того, как мои руки выполнятпоследовательность действий по запуску, я бы смог объяснить, что онипроделали. Резкий запах горящего топлива проник в кабину... вместе с ним всплыливоспоминания о тысяче других полетов. Непрерывность. Этот день - частьотрезка времени жизни, проведенного большей частью в полетах. Ты знаешь другое значение слова полет, Ричард? Бегство. Спасение. Отчего я в эти дни спасаюсь, что ищу? Я вырулил на взлетную полосу, увидел несколько машин, остановившихсяоколо аэродрома для наблюдения. Многого они увидеть не могли. Самолет былтак мал, что без дымовой системы для демонстрационных полетов его невозможноувидеть, пока он не покажется на дальнем конце взлетной полосы. Взлет - это критический момент, помни. Плавно работай РУДом, Ричард,осторожно набирай скорость. Ускорение 85 узлов, затем поднимай носовое шассина один дюйм и дай самолету оторваться самому. Добавь оборотов - и ты погиб. Вырулив по белой линии центра взлетной полосы, - люк закрыт и заперт, -я нажал на полную скорость и маленькая машина двинулась вперед. Со своимкрошечным двигателем самолет набрал скорость не больше, чем у индийскойповозки, запряженной волами. Он проехал уже половину взлетной полосы, но всееще не проснулся... 60 узлов было слишком мало, чтобы взлететь. Многовремени спустя мы достигли 85 узлов, оставив за собой большую часть взлетнойполосы. Я оторвал носовое шасси от бетона, и через несколько секунд мы былив воздухе; едва отделившись от земли, низко и медленно летели, стараясь незацепить деревья. Шасси поднято. Покрытые мхом ветки промелькнули на 10 футов ниже. Скорость полетадостигла 100 узлов, 120, 150, и наконец машина проснулась, и я позволил себерасслабиться в кабине. На 180 малыш мог делать все, что я пожелаю. Все, чтобыло нужно, - это скорость полета и чистое небо, и это было наслаждением. Как важен полет для меня! Это прежде всего. Полет кажется волшебством,но это мастерство, которому обучаются и тренируются, - с партнером, которогоможно изучить и полюбить. Знать правила, соблюдать законы, плюс дисциплина,которая самым любопытным образом дает свободу. Полет так похож на музыку!Лесли это понравилось бы. Южнее протянулась полоса кучевых облаков, готовящихся к грозе. Ещедесять минут, и мы скользнули по их гладкой поверхности; оторвались от края,исчезли бесследно и летели двумя милями ниже над пустыней. Когда я был ребенком, я любил прятаться в траве и наблюдать заоблаками; представлять себя взобравшимся на эту высоту и сидящим на такойвот кромке облаков, как эта, размахивать флагом и кричать мальчишке в траве:ПРИВЕТ, ДИКИ! и никогда не быть услышанным из-за высоты. В глазах - слезы:он хотел так много - пожить минутку на облаке. Самолет, послушный моей воле, повернул вверх, затем направился кверхушкам облаков, затем - австрийское снижение, прыжок с неба. Мы погрузилинаши крылья в густой туман, пробирались вперед. Можно быть уверенным, - занами тучи становятся реже, трепещущий белый флаг облака, обозначил место дляпрыжка. Привет, Дики! - подумал громче, чем прокричал. "Привет, Дики!" -кричу сквозь прошедшие тридцать лет ребенку на земле. Сохрани свою любовь кнебу, дитя, и я обещаю: то, что ты любишь, найдет способ увлечь тебя отземли, в высоту, в ее жутковато-счастливые ответы на все вопросы, какие тытолько можешь задать. Мимо нас, словно ракеты, летящие горизонтально,пронеслись с огромной скоростью пейзажи облаков. Слышал ли он? Помню ли я, что слышал тогда это приветствие, которое минуту назадпослал ребенку, наблюдающему из травы и из другого года? Возможно. Не слова,но абсолютную уверенность в том, что когда-нибудь полечу. Мы замедлили полет, перевернулись на спину, нырнули прямо вниз. Какаямысль! Если б мы могли разговаривать друг с другом время от времени, -Ричард-сейчас, вдохновляющий Дики-тогдашнего, - соприкасаясь не в словах, ав глубоких воспоминаниях о событиях, которые еще только должны произойти.Что-то вроде радиопсихики, передающей желания и слышащей голос интуиции. Как много можно было бы узнать, если бы мы могли побеседовать один час,побеседовать двадцать минут с самим собой - какими-мы-станем! Как много мымогли бы сказать самим себе - какими-мы-были! Плавно-плавно, с нежнейшим прикосновением одного пальца к РУДу,маленький самолет вышел из пикирования. На пределе скорости полета ничего неожиданного не предпринимают, иначесамолет превратиться в горящие обломки, падающие в разных местах в болото. Низкие облака промелькнули, словно клубы дыма от выстрелов салюта;внизу показалась и исчезла дорога. Можно было бы провести и такой эксперимент! Передать привет всемРичардам, пролетающим во времени вперед, мимо меня; найти способ услышать,что они хотят сказать! И разные варианты меня в разных вариантах будущего,где принимаются различные решения: тот повернул налево, я повернул направо.Что они должны были бы сказать мне? Лучше их жизнь или нет? Как они могли быизменить ее, узная то, что они знают сейчас? И никто из них, подумал я, неупомянет Ричарда из других периодов его жизни, в далеком будущем им далекомпрошлом Настоящего. Если все мы живем в Настоящем, почему мы не можемобщаться? К моменту, когда показался аэропорт, маленький самолет простил мне моенебрежение, и мы снова были друзьями. Труднее было простить себе самому, нотак бывает обычно, всегда. Мы замедлили полет и вошли в зону посадки, на тот самый участок,который я увидел в тот день, когда вышел из автобуса и пошел к аэропорту.Могу ли я увидеть его сейчас, идущего там со своим свертком и новостью отом, что он миллионер? Что я должен сказать ему? О Господи, что я долженсказать! Садиться было так же легко, как трудно - взлетать, BD-5 зашел напосадку, коснулся миниатюрными шасси земли, долго катился и выехал напоследнюю полосу. Превосходно развернувшись, мы через минуту были в ангаре,- двигатель остановлен, турбина вращалась все медленнее и медленнее инаконец остановилась. Я похлопал ее по изгибу люка и поблагодарил за полет; обычай всякоголетчика, который пролетал больше, чем она или он заслуживали. Остальные самолеты смотрели с завистью. Они тоже хотели летать; имнужно было летать. Вот бедная Виджн, у нее течет масло из носовой частиправого двигателя. Изоляция пересохла из-за долгого пребывания без движения. Могу ли я услышать будущее самолетов, так же, как свое? Если б япопробовал и узнал ее будущее, я, должно быть, не стал бы грустить. Онамогла бы стать самолетом-телезвездой, открывая каждую часть дико популярноготелесериала: летящая на красивый остров; садящаяся на воду; сопровождаемая вдок - сверкающая и красивая, без единой течи масла. Но она не могла бы иметьтакое будущее без настоящего, в котором она существует сейчас, - стоитгрязная в моем ангаре после того, как налетала со мной несколько сотенчасов. Так же как у меня - было бы впереди будущее, которое, вероятно, сталобы невозможным без того свободного одинокого настоящего, в котором я жилсейчас. Я поднялся в дом, поглощенный мыслями о возможности контакта с другимсамим собой в разных состояниях, - Ричардом-бывшим и Ричардом -который-еще-будет; мое "Я" в различные периоды моей жизни, на другихпланетах, в других гипотетических отрезках времени. Искал бы кто-нибудь из них супругу? Нашел бы кто-нибудь из них ее?Интуиция - в будущем/настоящем всегда-я нашептывала в этот момент налестнице: - Да.