Глава шестая Замечание в дневнике

Утром Генка оказался возле школы раньше милиционера. Его подняла бабушка. Она так долго и громко возилась с какими-то коробками у себя за ширмой, что лежать в кровати больше не было сил.

– Давай, давай, иди, – проворчала она, с грохотом закрывая очередную полочку в комоде. – Нечего сюда чужих людей приваживать. А то сегодня милиционер, завтра милиционер, а послезавтра полдома вынесут, слова сказать не успеешь. Иди-иди, непутевый. Как есть непутевый, весь в свою мать! Аяейговорила, когда она за твоего отца замуж выходила: не будет толку. Но меня ведь никто не слушается! Все делают по-своему.

Еще какое-то время Генка пытался прятать голову под подушку, но несмолкаемое ворчание бабушки все-таки выгнало его из постели.

– Ну куда, куда босиком? – Бабушка взмахнула руками, как старая ощипанная курица. – Давно не болел? Всю пенсию на твои лекарства извела. Еще хочешь? Никто мне не помогает, никто. Растила дочь, растила, думала, мне помощницей станет. Так нет, выросла неблагодарной, нашла себе упыря, бросила детей и сбежала. Кукушка!

Генка включил воду и заодно нажал на рычаг спуска воды в туалете. Голос бабушки утонул в этом потоке. На секунду стало хорошо. Он сполоснул лицо, глянул на свое хмурое отражение и из ванной сразу повернул в комнату. Надо было скорее собираться и бежать, пока бабушка вновь не завела свою шарманку.

– Ну куда ты за ботинками потянулся! – Сидоров уже почти переобулся, но бабушка не теряла бдительности. – Кто ж на улицу идет, не позавтракав? Живот давно не болел? Посмотри на себя. Тощий стал. Как тебя ноги держат, непонятно. Иди за стол, а то потом будете жаловаться, что вас бабка не кормит.

– Не будем, – отозвался Генка, упрямо не выпуская ботинок из рук.

Сказал он это зря. Промолчал, так бы, может, и ушел. Но теперь на его голову обрушилась новая порция ругани.

– А кто матери жаловался, что я вам денег не даю? Да что вам давать, если вы все съедаете в один день! На вас же не напасешься! Один придет, второй… Живо за стол. И только попробуй хоть крошку оставить!

Генка давился толстым куском хлеба, щедро намазанным маслом, и проклинал все на свете. Теперь он втайне надеялся, что милиционера в эту ночь посетит бессонница и он придет на час раньше. Ненавистную манную кашу Генка впихивал в себя уже через силу. Бабушка стояла напротив и, умильно сложив руки на животе, смотрела на мучения внука.

– Не торопись, не торопись, не отнимают! – тут же откликнулась она на Генкин вздох. – Давай, давай, тарелки любят чистоту. Нечего продукты на мусорное ведро переводить. Что глазами стреляешь? Недоволен? Все вы такие, вас растишь, стараешься, а вы злитесь. Весь в мать! Весь! Она такая же…

Конец этой уже знакомой истории Генка дослушивать не стал. Он выскользнул из-за стола, быстро сунул тарелку под струю горячей воды, обмахнул ее полотенцем и бросился в прихожую.

И вот теперь он стоял около центральных ворот, чувствуя, что от недосыпа замерзает. Стеша появилась неожиданно.

– А почемуты один? – спросила она, и Генка резко повернулся. – Тебя уже привели?

– Никто меня не привел, – ответил Сидоров, глубже засовывая руки в карманы куртки. – Иди куда шла.

– Мне просто надо с милиционером поговорить. – У Беленькой были такие глаза, словно она сейчас заплачет. – Он не придет, да?

– Придет! Куда ему деваться. Тебе-то он зачем сдался?

– Мне просто надо… один вопрос ему задать, – испуганно улыбнулась Стеша. – Ятутв сторонке подожду. Ладно?

– Делай что хочешь, – шевельнул плечомСи-доров. Он этого движения холод пробежал по телу, и Генка затанцевал на месте.

Сколько можно ждать? Еще немного, и он не успеет сбежать с урока. А если он останется на урок, то неизвестно, когда вообще вырвется из этого учебного ада.

В школе звякнул предупреждающий звонок, когда Пушков появился около ворот. Но был он не один. Рядом с ним шла девушка.

– Так, – хмуро глянул на Генку милиционер. – Рты закрыли, и за мной!

Генка опешил от такого обращения во множественном числе, но, вспомнив, что где-то поблизости топчется Стеша, успокоился.

– Так, а ты что здесь делаешь? – Только сейчас Пушков сообразил, что количество конвоируемых у него увеличилось. Он достал из планшета разнарядку. Нет, там был записан один человек. – Тебе чего? – недовольно посмотрел он на Беленькую.

В школе взмолился о пощаде звонок.

– Извините, пожалуйста. – Стеша густо покраснела и стала изучать мыски своих ботинок. – Можно вас спросить?

– Ну? – Участковый еще не сменил хмурое выражение лица на более приветливое, поэтому выглядел угрожающе.

– Я всего на минутку, – растерялась Беленькая, не зная, чего в этом «ну» больше – желания испугать или согласия слушать.

– Так давай быстрее! – Милиционер покосился на девушку, оставшуюся за воротами.

– А вот если деньги пропали, то что бывает? – Было видно, что Стеша изо всех сил держится, чтобы не сбежать – со стражем порядка разговаривать ей было страшно.

– Какие деньги? – тяжело вздохнул Пушков.

– Но вы же ищите потерянное? – Беленькая путалась больше участкового.

– Я ничего не ищу, – сурово отрезал милиционер. – Это не по моей части. Что у вас там пропало?

– Просто… – начала Стеша и вдруг затараторила: – Нет, у нас ничего не пропало, но вот если пропадет, тогда – что?

– В школе? – догадался участковый.

– Ну, совершенно случайно, – отступила Беленькая. – Были – и вдруг нет.

– Сколько?

– Пятнадцать тысяч, – выдохнула Стеша и от ужаса прикрыла рот ладошкой.

– Немало, – качнул головой Пушков. – Откуда же у тебя столько?

– Просто мы… – пролепетала Беленькая. – А вот тому, кто потерял, что будет?

– По шее будет, – легко вынес приговор милиционер. – Ис родителей взыщут. С вас-то что брать?

– Их посадят?! – ахнула Стеша, хватаясь за щеку. Сидоров недовольно отметил про себя, что Беленькая слишком активно размахивает руками, словно пытается взлететь.

– Да кому вы нужны! – разозлился Пушков. – Лезете со своими мелочами! Вы что думаете, нам тут делать нечего, кроме как ваши дурацкие деньги искать да сопливую мелюзгу в школу водить? Да я вам всем по шее надаю, чтобы спокойнее были!

Стеша мгновенно побелела и качнулась, готовая вот-вот упасть в обморок от страха.

– Шутит она. – Генка поправил на плече сумку и пошел к школе, так что милиционеру пришлось оставить Беленькую и пойти следом за ним. – Давайте вашу бумажку. Я подпишу и завтра вам отдам.

Пушков быстро глянул на ворота и полез за разнарядкой.

– Ты вот что, – заторопился он. – Распишись за все дни, чтобы я с тобой больше не валандался. И завтра в отделение занеси. А то дел у меня много. Некогда с тобой возиться. Мне преступниками заниматься надо, а тут подсовывают маломерков. – Он, уже не отрываясь, смотрел на ворота и призывно улыбался своей спутнице. При этом лицо его из худого и злого превратилось в очень даже симпатичное. Даже шапка на его лохматой голове стала сидеть по-другому. – Все! Завтра жду! А не принесешь… – Он на мгновение для убедительности сжал пальцы в кулак и поднес его к Генкиному носу. А потом сунул Сидорову лист бумаги и помчался по обледенелой дорожке обратно. Около ворот он чуть не упал, поскользнувшись на повороте. Девушка звонко захохотала.

– Знаешь, что тебе надо сделать? – Генка задумчиво повертел в руках бумагу. – Раздобыть роспись Алевтины.

– Где же я ее возьму? – Стеша выглядела испуганной.

– А что у вас там с деньгами? – Сидоров весело посмотрел на новенькую. Лицо у нее было одного цвета со свеженькимснегом, выпавшимно-чью и еще не затоптанным неугомонной школьной братией. – Украли, что ли?

– Не знаю, – пожала плечами Беленькая, поправляя на голове капюшон. – Их дали Васильеву, а потом они исчезли.

– Ну и пускай Васильев ищет.

– Просто он говорит, что у него конверта не было. – Стеша шмыгнула носом – было видно, что все это ее очень расстраивает. – Говорит, что это я его потеряла.

– А ты теряла? – Сидоров в открытую смотрел на новенькую и улыбался. Он давно все понял (с Васильевым стало ясно еще в первом классе), но с большим удовольствием продолжал путать Беленькую.

– Я не теряла! Олеся ему в руки отдала, – по новому кругу стала объяснять Стеша. – Но этого никто не видел. А Рязанкина говорит, чтобы я искала.

– Ну, так ищи!

– А зачем искать, если я не видела, куда он его дел! – Стеша подняла на Генку большие испуганные глаза, и Сидорову стало неловко, что он так себя повел.

– Ладно, не дрейфь, найдутся твои деньги. Ты мне потом все расскажешь, а пока иди. Тебя Алевтина Петровна ждет. И постарайся сделать так, чтобы она расписывалась на чистом листе!

Последние слова раздались уже из кустов, куда Сидоров спрятался, чтобы не попасть на глаза грозной завучу. Она как раз вышла на крыльцо.

– Так! – Алевтина строго сдвинула брови. – 9-й «Б»? Я смотрю, это заразно? Стоит в этом классе появиться новому человеку, как он тут же становится таким же, как они. Беленькая! Как это объяснить?

– Просто мы… – начала оправдываться Стеша.

– Без просто! – прервала ее завуч. – Дневник, и чтобы родители посмотрели, что я здесь напишу.

Стеша повернулась в сторону пустой главной аллеи. Вдалеке между деревьями мелькнула серая куртка.

– Понимаете! – Смотреть в глаза Алевтине Петровне в этот момент было страшно, поэтому Беленькая старательно изучала мыски своих ботинок. – Я забыла дневник. Вернее, его у меня забрали вчера и обещали сегодня вернуть. Вернее… Вы не могли бы написать замечание на листочке? А я обязательно все родителям покажу.

– Что?! – Глаза завуча округлились.

– Просто… я дневник забыла, – прошептала Стеша и попятилась.

– Так! А ну, быстро в класс! Гуляют они тут! Сидорова видела?

– Так вон он… милиционер идет, – махнула рукой Беленькая в сторону ворот и робко потянула на себя дверь.

Завуч посмотрела на главный въезд. Там, около ворот, все еще стоял влюбленный милиционер.

– А где?… – начала она, но рядом уже никого не было. – Так! – грозно выдохнула завуч. – Ну, я сейчас все узнаю!

И она отправилась в 10-й «А», проверять, на месте ли этот неугомонный Сидоров.

Генка проскользнул вслед за ней в школу и устремился на второй этаж в кабинет истории.

За дверью стоял привычный шум – ни история, ни правоведение не проходили у них тихо. Историк все время затевал какие-то споры, громкие обсуждения боев и исторических документов. Генка шагнул в класс и застыл на пороге.

– Сидоров, – покачал головой Сергей Герасимович. – Не надоело?

Генка весело ухмыльнулся. Сегодня ничего не могло испортить ему настроение. К тому же таблетки «Ацинзол», которые он глотал чуть ли не каждый час, производили на него странный эффект – ему становилось легко и весело, улетучивалась ленивая сонливость.

– А придет Алевтина Петровна, под парту спрячешься? – Историк еще не мог решить, что ему делать, – пускать непутевого ученика или выгнать, поэтому вместе с Сидоровым они стояли у дверей. – Гена, этот вопрос нужно решить…

– А что тут решать? – вскочил Васильев. – Давайте запишем его сыном полка!

– Лучше уж тогда внуком революции, – улыбнулся Быковский. Лиза Курбаленко неожиданно громко засмеялась этой шутке.

– Хватит издеваться над человеком! – не выдержала Маканина. – Придумали бы, что делать.

– Ты, Маканина, над своим делом думай, – зло бросил в ее сторону Андрюха. – У тебя там с бухгалтерией нелады, а мы сами разберемся.

Олеся вспыхнула и опустилась на место. Стеша же, наоборот, побледнела и испуганно захлопала глазами.

– Какой кошмар, – негромко прошептала Аня Смолова. – Ябы давно от страха умерла.

– Ага, помрешь ты, как же! – Васильев сегодня успевал за всеми. – Сидорыч, в бега тебе надо подаваться. Давайте мы ему скинемся на билет до Африки? Пока туда, пока обратно, на месте месяца два – здесь обо всем уже забудут.

– Васильев, кончай балаган, – не выдержал Сергей Герасимович. – Хоть бы дельное что предложил.

– Предлагаю махнуть Сидорыча на Жеребцо-ву из «А»! – Остановить Васильева было невозможно.

– Жеребцова-то тебе чем не угодила? – простонала Курбаленко.

– Так у нее же, это, роман с Рудалевым из десятого. Вот пусть она там и сидит.

– У Жеребцовой? – удивленно вздернула брови Рязанкина.

– Да она все перемены около их класса торчит! – со знанием дела сообщил Андрюха.

– Ну при чем здесь Жеребцова? – спросила Плотникова, но ее не услышали.

– А давайте вы поговорите с Юрием Леонидовичем, – предложила Рязанкина. – Он наш классный руководитель, он должен что-то сделать. Надо скорее что-то решать!

– Гена, ты-то почему молчишь? – снова повернулся к Сидорову историк. будь.

– Я в десятом классе учиться не буду, заклинание повторил он.

– Хорошо, а где ты будешь учиться? – устало вздохнул Сергей Герасимович. Было видно, что над этой проблемой учителя бьются уже не первый день. – Почему ты ничего не делаешь? Все думаешь, что кто-то решит твою проблему за тебя?

– Вы взрослые, вот и решайте! – подпрыгнул Васильев. – С нас-то какой спрос?

– А что вы все на взрослых киваете? – Сергей Герасимович прошел по классу, тем самым давая Генке возможность войти. – Кто вас только этим сказкам научил, что кто-то что-то вам должен? Сами творите дела, сами в них и разбирайтесь.

– Ацинзол, – прошептал Сидоров.

– Что? – повернулся к нему историк.

– Ацинзол – лекарство от иллюзий, – громче произнес Генка. – Говорят, классная штука.

– Ничего про такое лекарство не слышал, – быстро заговорил учитель. – А вот то, что ты бездействуешь и теряешь время, – это плохо.

– Да делаю я… – начал Сидоров и не закончил. Он как раз вовремя повернул голову, чтобы заметить выходившую из-за угла завуча.

Рыбкой Генка нырнул в класс и бросился к шкафу, стоявшему у дальней стены. Историк отступил к доске и начал вешать карту. Класс испуганно затих.

– Сергей Герасимович, что у вас происходит? – Алевтина Петровна застыла на пороге и недобрым взглядом оглядела вскочивших поприветствовать ее ребят.

– Обсуждаем политику Сталина во время начала войны, – ответил историк. – Решаем, был ли он прав по отношению к малым народам.

– К униженным и оскорбленным! – поддакнул Васильев.

– Так. – Алевтина Петровна шагнула в кабинет. Впечатлительная Стеша не выдержала тяжелого взгляда завуча и неожиданно заплакала в голос. – Так, – повернулась в ее сторону Алевтина Петровна.

– А это она за Гитлера переживает! – заорал Васильев. – Жалеет его.

– Сидоров появится, немедленно сообщите мне! – Дверь за завучем закрылась, и одновременно с этим что-то с грохотом обвалилось внутри шкафа.

Все с ужасом посмотрели на дверь. Но Алевтина Петровна решила не обращать на грохот внимания и ушла к себе.

Грохот повторился. Сергей Герасимович устремился в конец класса. Створка открылась, и по полу запрыгали круглые маленькие пластмассовые коробочки. От удара некоторые коробочки открывались, юркие крышки устремлялись под парты и в проходы.

Генка отстранил от себя несколько рулонов карт и попробовал подняться, но полка над его головой, и так державшаяся на одном гвозде, не выдержала и обвалилась, стукнув Сидорова по макушке. Ворох листочков с шелестом осыпался на пол.

– Какое богатство! – среди всеобщей тишины произнес Васильев.

– Это фотографии? – Аня Смолова, известная своим увлечением фотосъемкой, достала из коробочки рулончик пленки.

– Это диафильмы. – Сергей Герасимович горстями подхватывал разбежавшиеся коробочки и относил их на свой стол.

– Диа… что? – переспросил Васильев.

– Вот оно – новое поколение! – простонал историк. Диафильмов было столько, что они не помещались на столе и снова падали на пол. – Это такой специальный фильм. Его по кадрам показывают.

– «Если нужно революции», – прочитала Смолова, разглядывая пленку на свет.

– А-а-а! Тогда понятно, – протянул Андрюха и заржал, показывая рукой на Сидорова, наконец-то выбравшегося из шкафа. Он был весь белый. – Гляди, братва, Дед Мороз!

– Что-то упало, – пробормотал оглушенный Генка, встряхивая головой, отчего вокруг него образовалось белесое облачко.

– Там коробка с мелом стояла. – Историк осторожно переступил с ноги на ногу, чтобы ничего не раздавить. – Вернее, когда-то там был мел, а теперь одни крошки остались.

– Ну вот, – возмутился Васильев. – Подарков не будет! Дед Мороз фальшивый. – Ионза-ржал над собственной шуткой.

– Не смешно, – холодно отозвалась Курба-ленко.

На нетвердых ногах Сидоров прошел к свободной парте и упал на стул.

– У тебя все цело? – забеспокоился историк.

– Да ладно! – приподнялся Васильев, чтобы лучше рассмотреть, что происходит. – У отличников головы железные. Они и не такое выдерживают.

– Может, его к врачу? – пискнула Смолова. Она, единственная среди всех, подбирала коробочки и в своих сборах подползла к самым Ген-киным ногам.

– Ему уже ничего не поможет! – неутомимо орал Андрюха. – Только морг!

– Сидоров, ну, что с тобой? – склонился над ним Сергей Герасимович.

– Да ничего! – Генка коснулся уже набухающей шишки на голове. На парту посыпалась меловая крошка. – Вроде, – добавил он, с удивлением рассматривая побелевшие руки.

– Был Гендальф Серый, стал Гендальф Белый, – снова подал голос Васильев, намекая на известную историю из «Властелина колец».

– Я у вас посижу, ладно? – жалобно попросил Генка, боясь поднять глаза на учителя.

– Сиди, конечно, – растерялся историк. Он и сам не понимал, что теперь делать. Выгонять Генку в таком состоянии невозможно, оставлять его в классе после разгрома тоже не стоило…

– Может, тебе чем-то помочь? – вылезла вперед сердобольная Плотникова.

– Мне подпись нужна. – Генка впервые поднял голову. – Алевтина должна расписаться на чистом листе бумаги.

– Раздобудем мы тебе эту подпись. – Андрюха забрался на парту, чтобы быть повыше, он не любил теряться в толпе. – Что ты так переживаешь?

– Да уж, ты достанешь, – потянула его с парты на стул Ксюша. – Сползай лучше.

– Отстань от меня! – отмахнулся от нее Андрюха и неожиданно заорал на Маканину: – А ты почему на меня уставилась? Смотреть больше некуда? Вот, Быковского изучай!

Олеся многозначительно щелкнула языком и отвернулась. Ничего, она еще разберется с этим занудой!

– Так! Тише, тише! – хлопнул в ладоши Сергей Герасимович. – Гена, сходи умойся. Пускай тебя Плотникова проводит. Смолова, складывай диафильмы обратно в коробку. Быковский, сможешь поставить полку обратно? – Павел посмотрел на учителя так, словно историк обидел его своим вопросом – кто ж не сможет этого сделать! – Тогда продолжаем урок. Все остальные вопросы решим на перемене.

Но временная тишина долгожданного покоя не принесла. Олеся продолжала сверлить Андрю-хину спину нехорошим взглядом, отчего Васильев ерзал на стуле и вертелся. Вернувшийся после туалета Сидоров какое-то время сидел молча, а потом громко захлюпал носом.

Первой завизжала Смолова.

Перед Генкой на парте растекалась небольшая лужица крови. Сидоров возил в этой луже локтем в бессильной попытке зажать пальцами нос. Кровь бежала по руке, стекала по подбородку и щедро заливала парту.

– Голову запрокинь, голову! – кинулся к нему историк.

Весь класс повернулся к последней парте. Девчонки отпрянули назад.

– Платок достаньте! – послышался уверенный голос Быковского.

Генка, жалко поджимая плечи, пытался запрокинуть голову, но у него тут же начинало что-то булькать в горле, и он наклонялся вперед, отчего кровь лилась из него в два ручья. Не в силах что-то сделать, он тянул к себе рюкзак.

– Намочи! – Сергей Герасимович сунул в руки опешившей Курбаленко свой платок. – Только холодной! – Сам он одним движением смахнул в парты тетрадки и учебник, вздернул Сидорова вверх и уложил его на стол. Рюкзак, с которым Генка никак не мог расстаться, отправился ему под голову.

– А почему это так?

– Кровищи-то сколько!

– Бедненький!

– Он помрет, да?

– Вот ведь…

– Что же теперь делать?

– Ой, смотрите, на пол капает!

– Ну вот, урок опять сорвали.

– Врача бы…

– Ну что ты к себе рюкзак тянешь? – хлопнул по Генкиной руке Сергей Герасимович. – Ничего с ним не случится.

– Там таблетки, – прошептал Сидоров, настойчиво водя пальцами по «молнии» в поисках язычка.

– Вот! – пробилась сквозь одноклассников Курбаленко.

Но помощь была уже не нужна. Кровь больше не шла. Учитель для проформы приложил мокрый платок к переносице, а потом просто обтер Генкино лицо.

– Ас вами не соскучишься. – Он дернул язычок «молнии» на сидоровском рюкзаке. – Ну, что там с таблетками?

На пол выкатился коричневый пузырек с белой крышечкой.

– Ты смотри! – первым пузырек подхватил Васильев. – А Сидорыч у нас колесами стал баловаться! Что это? Аскорбинка?

– А-цин-зол, – по слогам произнес Генка. – Таблетки от иллюзий.

– От каких иллюзий? – Учитель перехватил пузырек и с сомнением посмотрел на таблетки. – А это не опасно?

– Ничего, люди живут, – пробубнил Сидоров, слизывая с губ уже начавшую подсыхать кровь. – Мышка бежала, хвостиком махнула…

– Да погоди ты со своей мышкой! – отстранил его руку историк. – Ты давно это пьешь?

– Брат вчера дал. – Спорить с Сергеем Герасимовичем у Генки сил не было, поэтому он обес-силенно откинулся на рюкзак и с ухмылкой оглядел удивленные лица одноклассников. – Ну, правда ведь, голове здорово помогает!

– А это не наркотик? – Учитель рассматривал пузырек на просвет. – Это не вредно?

– Не вредно. – Генка хотел, чтобы его голос звучал убедительно, но из-за слабости получалось скорее жалостливо. – Я вчера пил, ничего.

– От каких это иллюзий он тебя лечит? – Высокий Быковский тоже с любопытством смотрел на пузырек в руках учителя. – От жизни, что ли?

– Ни от каких, – насупился Генка. Ну как он объяснит этому благополучному народу, что ему плохо, что уже никакие таблетки его не спасут. – Витамины это обыкновенные. Что не понятно-то?

– Ладно, – сдался Сергей Герасимович.

– Ешь свои витамины. А вы расходитесь! И так от урока ничего не осталось. Тему пройдете самостоятельно, по учебнику. – Он посмотрел на перепачканные в крови руки и грустно добавил: – Ну, и постарайтесь особенно не трепаться о том, что произошло. Я сегодня же поговорю с Юрием Леонидовичем. Посмотрим, что можно сделать.