На примере рассказа Ханса Лоса

Интервью с Хансом Лосом³² мы взяли из исследовательского проекта «Примирение с национал-социалистическим прошлым», который вы­полнялся в Свободном университете (Freie Universitat) Западного Бер­лина под руководством автора настоящей статьи³³. В ходе этого иссле­дования, законченного в 1984 г., были проведены 24 биографических повествовательных (нарративных) интервью с лицами, состоявшими в свое время членами гитлерюгенда, — все они родились в 1923-1929 гг. На каждом интервью присутствовали двое интервьюеров.

При проведении настоящих интервью интервьюер следовал ме­тоду нарративного интервью, разработанному Фрицем Шютце (Fritz Schiitze)³⁴. Биографов просили рассказать интервьюерам о своем опы-

³² Более подробно интервью Ханса Лоса рассматривается в: Rosenthal G. «Wenn alles in Scherben fallt...».

" Die Hitlerjugend-Generation / Hrsg. von G. Rosenthal. Essen: Blaue Eule, 1986; Rosenlhal G. 1) Wenn alles in Scherben fallt; 2) May 8"¹, 1945: The Biographical Meaning of a Historical Event//International Journal of Oral History. 1989. N 10(3). P. 183-192.

¹⁴ Данный метод проведения интервью направлен на то, чтобы побудить интервьюируемого к подробному рассказу-повествованию и затем поддерживать это

те членства в гитлерюгенде и в целом о своей жизни во время войны, о пережитом опыте падения Третьего Рейха и о том, как потом их повседневная жизнь постепенно пришла в норму. В начале интервью мы подчеркивали, что не будем прерывать интервьюируемого во время! его рассказа, но будем делать записи для того, чтобы позднее можно было задать какие-то вопросы.

Основное повествование, следующее за вводным вопросом, обычно продолжалось от 90 минут до 3 часов. Биографы рассказы­вали с обилием подробностей — обычно без дополнительных вопро­сов со стороны интервьюеров — о своей жизни в обозначенный пе­риод, а иногда и выходили за его рамки. Большинство рассказов не ограничивалось темами, связанными с гитлерюгендом или опытом военного времени, но затрагивали и многие другие сюжеты повсед­невной жизни всего периода. Когда заканчивалось основное пове-ствование, мы просили уточнить какие-то детали, связанные с тема­ми и событиями, которых до тех пор почти не касались. К концу интервью мы регулярно спрашивали об отдельных исторических событиях, таких, например, как смерть Адольфа Гитлера, предпола­гая, Ч1то подобные события потенциально могут иметь особое отно­шение к биографии человека. Записанные интервью были целиком и полностью транскрибированы дословно, т. е. без соблюдения пра­вил письменной речи.

Представленное здесь интервью было проведено мной и моим студентом. Ханс Лос — это псевдоним. Прежде чем говорить об ана­лизе тематического поля этого интервью, следует вкратце изложить биографические данные, которые можно извлечь из всего интервью. Ханс Лос родился в 1923 г. в Берлине, он был вторым сыном в рабочей семье. Его брат был девятью годами старше. Отец Ханса был 'Сначала членом Коммунистической партии Германии, но затем вступил в СА — боевую военизированную организацию нацистов, когда те пришли к власти в 1933 г. В том же году и Ханс, достигший десятилетнего возраста, стал членом юнгфолька Qungvolk) — специ­альной секции гитлерюгенда для детей 10-14 лет. Однако спустя год

повествование при помощи набора определенных технологий, которые применяет подготовленный исследователь, прямо не вмешивающийся в рассказ интервьюи-руемюго. Этот метод основан на том положении, что рассказ о пережитых событиях ближе всего соответствует самому пережитому опыту. Повествование о биогра-фических событиях дает исследователю возможность понять какие-то мотивы и интерпретации, которыми руководствовался в своих действиях биограф (см.: Schuttze F. 1) Die Technik des narrativen Interviews in Interaktionsfeldstodien; 2) Pressure and Guilt.

практика работы исследователя

Г. розенталь. реконструкция рассказов о жизни

он перестал посещать собрания и участвовать в мероприятиях юнг-фолька.

К концу 1937 г. он стал учеником ремесленника — обучение он закончил в 1940 г., на второй год войны. В 1941 г. его призвали в армию, он выбрал десантные войска. После периода подготовки он был направлен в 1942 г. в войска вермахта в Италии, сначала в Салерно на Сицилии, а затем под Монте-Кассино, где он и нахо­дился до осени 1944 г. Затем его отправили на фронт — он воевал в Польше, Литве и наконец в Восточной Пруссии. Оказавшись в тылу наступавших Советских войск, он вместе с небольшой группой своих сумел пробиться в Силезию, где находился на действительной службе до своего увольнения из армии 5 мая 1945 г. Ему удалось избежать захвата в плен союзниками и добраться до Берлина, где его взяли служить во вспомогательные силы полиции. Год спустя он занялся рэкетом на черном рынке — конец этой его карьере был положен 12 мая 1949 г., когда закончилась блокада Берлина. В 1956 г. он вместе со своей будущей женой эмигрировал в Канаду, но затем в 1962 г. вернулся назад в Германию. К тому времени, когда проводилось интервью — весной 1982 г., — он уже ушел на пенсию и жил в Западном Берлине, ему было 59 лет.

Исходя только из этих сведений, мы можем предположить, что в ответ на просьбу интервьюера рассказать о своей жизни в то время, когда он был членом гитлерюгенда, и позднее — во время и после войны, Хансу Лосу было что рассказать. Хотя бы уже его опыт уча­стия в боевых действиях на различных фронтах должен был вызвать поток воспоминаний. Однако, в отличие от всех остальных инфор­мантов из нашей выборки, Ханс Лос, казалось, был неспособен на­чать свой рассказ и отдаться свободному потоку возникающих по ходу дела сюжетов. Он закончил с основным повествованием за 30 минут — т. е. менее чем за одну треть того времени, которое обычно занимала эта часть интервью у большинства других инфор­мантов. На этой стадии он также несколько раз просил интервьюера задавать ему вопросы, чтобы помочь рассказу. Только во второй части интервью, когда мы спросили его об отдельных деталях, отно­сящихся к конкретным темам и событиям, эта просьба побудила его рассказать несколько более подробных историй, которые заняли еще 3 часа.

Следуя предположению о том, что затруднения, которые воз­никли у Ханса Лоса при создании ожидаемой формы (Gestalt) рас­сказа о своей жизни, должны как-то объясняться, мы на самом деле

нашли такое объяснение, когда реконструировали принципы отбо­ра, лежащие в основе созданного им текста. Иными словами, приме­няя описанные выше методологические принципы, согласно кото­рым стиль или структура авторского рассказа о своей жизни в таком интервью должны как-то соотноситься с общей биографической конструкцией рассказчика, мы смогли получить интересные резуль­таты из интервью, которое в ином случае могло дать лишь скудную разрозненную информацию. Приведенный ниже анализ показывает, что трудности, возникшие у Ханса Лоса в процессе рассказа, отража­ют его биографическую конструкцию, в которой история его жизни оказалась тесно переплетенной с национал-социализмом.

анализ тематического поля. Мы ограничимся здесь анализом первой части интервью — «основного повествования», — продол­жавшейся 30 минут (см. Приложение).

В ответ на стандартный вопрос, открывающий интервью, Ханс Лос начинает свой рассказ не с повествования (нарратива), но с ар­гумента, рассуждения. Он подчеркивает, что в начале национал-со­циализм в самом Берлине не пользовался особой поддержкой, как, скажем, это было во многих небольших провинциальных городках.

Что господин Лос хочет здесь сказать, когда утверждает, что сочувствие национал-социализму в Берлине не было столь сильно, как в других местах? Можно выдвинуть две гипотезы (1, 2):

1. Лос хочет объяснить, что он мало что может рассказать о
национал-социализме, т. е. это рассуждение (аргумент) относится
к вопросу его компетентности как информанта.

2. Он хочет сказать нам, что как житель Берлина он не был
фанатиком-«наци», т. е. он хочет оправдать свое поведение и
поведение своего окружения и пытается создать определенный
образ самого себя в наших глазах.

Давайте посмотрим, как продолжает свой рассказ господин Лос и какая из двух гипотез получит в нем подтверждение.

Далее следует небольшое повествование (в 11 строк) о той об­становке, которая сложилась после прихода Гитлера к власти, когда его отец был вынужден под давлением соседей вступить в национал-социалистическую партию. Уже после этого его отец и вступил в резерв СА. Переходя к этой части рассказа после своего исходного рассуждения, господин Лос использует союз «но» — тем самым ука­зывая на связь между этими двумя заявлениями. Смысл здесь таков: национал-социализм не был столь силен в Берлине, но и здесь суще­ствовало определенное давление.

практика работы исследователя

Г. розенталь. реконструкция рассказов о жизни

В то время как в первой последовательности он выстраивает аргумент, здесь он повествует о том, как его отец вступил в нацио­нал-социалистическую партию.

Можно выдвинуть следующую гипотезу (3):

3. Господин Лос пытается в своем рассуждении преуменьшить
влияние нацистов, но его повествование выдает другую реально­
сть. Мы можем предположить, что в дальнейшем рассказе он
попытается передать посредством общих биографических оценок
ту мысль, что нацисты не обладали особым влиянием, но его
повествование о своей жизни будет этому противоречить. Иными
словами: сегодня он пытается представить свою жизнь такой, как
будто она была достаточно независима от национал-социализма,
но постоянное переплетение его биографии и национал-социа­
лизма будет тем, не менее, определять тематическое поле его рас­
сказа о собственной жизни.

После этого повествования Лос переходит к краткому рассказу (13 строк), темой которого служит время, проведенное им в юнг-фольке. Эту тему он вводит при помощи следующей фразы: «Ну тогда, таким образом, естественно, я вступил в юнгфольк». Свое вступление в юнгфольк он прямо связывает с членством его отца в СА, и выражение «естественно» передает здесь мысль о том, на­сколько самоочевидным был этот шаг, и то, что он не требует ника­кого дальнейшего объяснения или оправдания. Однако на самом деле в то время этот поступок был отнюдь не самоочевидным, но, напротив — исключительным. Для десятилетнего мальчика вступле­ние в юнгфольк уже в 1933 г. было достаточно необычным шагом — в 1933 г. юнгфольк еще только был создан.

Как следует понимать эту попытку представить вступление в юнгфольк самоочевидным поступком? Мы выдвинули две новые гипотезы (4, 5):

4. Лос выражает точку зрения, которая была у него в то время
(взгляд из прошлого), т. е. тогда ему казалось «естественным»
последовать примеру отца и именно этого от него и ждали.

5. Глядя на события с точки зрения настоящего, рассказчик
чувствует потребность представить этот неоднозначный шаг как
самоочевидный и таким образом оправдать его: сегодня в контек­
сте интервью господин Лос хочет преуменьшить значение своего
членства в нацистской молодежной организации в глазах интер­
вьюеров или же в своих собственных глазах. Подобно тому, как
он преуменьшал влияние нацистов в Берлине в первой последо-

вательности, он теперь пытается преуменьшить свою собствен­ную причастность к национал-социализму.

К настоящему моменту из этих гипотез уже должно быть видно, какова задача этого этапа анализа тематического поля. Речь идет не об интерпретации события — вступления Лоса в юнгфольк — это задача генетического анализа. Здесь же нас интересует, каким обра­зом эти сведения подаются в контексте всего интервью.

Следующий наш шаг — понять, почему Лос так коротко расска­зывает нам о своем членстве в гитлерюгенде, которое, по всей види­мости, длилось один год. Здесь можно выдвинуть ряд гипотез (6-8):

6. Господин Лос сообщает нам так мало, потому что особенно
рассказывать нечего - с этим периодом не связано никаких про­
блем и он не имеет особого значения для его последующей био­
графии, что и делает особую разработку этого сюжета ненужной.

7. Он не хочет говорить об этом времени, поскольку с ним
связаны неприятные воспоминания, которые он предпочел бы

забыть.

8. Он предпочитает не слишком много говорить об этом, по­
скольку его поступки и пережитый опыт того времени не соответ­
ствуют его нынешним взглядам и тому образу самого себя, кото­
рый он пытается представить интервьюеру (ср. с гипотезой 5).

Лос продолжает свое повествование о членстве в юнгфольке дру­гим рассказом о том времени, когда Гитлер пришел к власти. Он опи­сывает, как его отец был до 1933 г. безработным, выдвигая этот рас­сказ в качестве другого объяснения смены отцом своей политической ориентации — объяснение, отличающееся от того, которое Лос при­водил раньше. Можно сформулировать еще одну гипотезу (9):

9. Ханс Лос поставлен перед необходимостью оправдать при­частность своей семьи к национал-социализму (см. выше). Он также хорошо осознает, что его отец в какой-то степени находил­ся под влиянием нацистов, а не просто вступил в резерв СА под нажимом соседей.

Этот эпизод он заканчивает словами: «Если ты сам держал язык за зубами, то с тобой ничего худого не случалось» и затем подводит итог, утверждая, что его выход из гитлерюгенда — после того, как он провел в рядах этой организации один год, — не имел никаких отри­цательных последствий для него самого.

Это рассуждение, возможно, указывает на главную общую оцен­ку, которая определяет, каким образом, по замыслу биографа, слу-

практика работы исследователя

шатели должны понимать рассказ. Следующие гипотезы (10, IT) со­держат предположения относительно смысла сюжетной линии, пред­ставленной в этом рассуждении:

10. Господин Лос хочет показать, что Германия при национал-
социалистах не была страной, где все было запрещено и предпи­
сано, как это обычно утверждают. В определенном смысле этот
довод должен показать, что национал-социалистический режим
был ни в чем не повинен. Это рассуждение следует рассматривать
в связи с исходным аргументом Лоса о том, что нацистская поли­
тика имела ограниченное влияние на повседневную жизнь Бер­
лина. В основе стремления представить положение вещей в таком
виде лежит скрытая от наших глаз общая биографическая кон­
струкция — попытка создать историю жизни, не связанную с
национал-социализмом (ср. с гипотезами 2 и 5).

11. Лос поясняет, что человека не заставляли вступать в гитле-
рюгенд, - тем самым он оспаривает утверждение, которое мы
часто слышим сегодня, о том, что «людей заставляли принимать
участие» в этом движении. Таким образом, он также хочет ска­
зать, что он не может освободиться от того исторического про­
шлого, в котором он сам был замешан.

Сделав это замечание, господин Лос вводит новую тему — тему «евреев». Содержание этой последовательности показывает, что эта тема находится в том же скрытом тематическом поле и входит в состав той же явно выраженной общей оценки прошлого, которую мы уже встречали раньше. Ханс Лос начинает со слов: «Ну, мы... Ах, да! Как я уже говорил о евреях — об этом мы тоже ничего не знали». Выражение «как я уже говорил» показывает, что предыдущие рас­суждения Лоса тоже должны каким-то образом включать в себя ут­верждение о том, что «они» — возможно, здесь имеется в виду его семья — совершенно ничего не знали о том, что происходит. Отсюда вытекает гипотеза (12):

12. Общее оправдание «мы ничего об этом не знали» также
должно относиться и к членству отца, и к членству самого Лоса
в нацистских организациях, что, таким образом, помещает оба
этих рассуждения в то же тематическое поле, к которому относят­
ся другие темы о связях с национал-социализмом. Если эта гипо­
теза правильна, то нам следует ожидать, что в одной из следую­
щих последовательностей появится какое-то доказательство того,
что он сам на каком-то отрезке своей биографии был замешан в
преследовании евреев.

Его введение переходит в повествование-пример³⁵ об «игре в шахматы с евреями», которое должно показать, что по крайней мере в то время (т. е., возможно, до того, как в 1935 г. были приняты Нюрнбергские законы³⁶) сам рассказчик ничего не имел против ев­реев. Весь этот эпизод занимает всего 3 строки интервью. Невольно возникает вопрос: почему эта тема рассматривается лишь вскользь? Выдвигаем следующие гипотезы (13, 14):

13. Для рассказчика антисемитизм и преследование евреев не
представляют собой проблему, требующую более подробного об­
суждения. Ханс Лос не считает, что он сам был каким-то образом
связан с этой стороной нацистского прошлого, и не испытывает
никакого чувства коллективной и личной вины.

14. Биограф пытается уклониться от этой темы, потому что ее
последующее развитие приоткрыло бы то обстоятельство, что его
прошлая биография как-то связана с этой стороной нацистского
прошлого. Тема «игры в шахматы с евреями» замещает тему «что
произошло с этими миролюбивыми и цивилизованными евреями
потом». Это как раз та тема, которой господин Лос - как и боль­
шинство других немцев, живших при нацизме, - стремится избе­
жать.

После этого очень краткого повествования-примера Лос пред­лагает слушателям общую оценку того, о чем он до сих пор расска­зывал: «Ну, так было в среднем. Вы ведь об этом хотите знать — о том, что было в среднем?» Он, по всей видимости, ссылается на начало интервью, когда один из интервьюеров так или иначе упомя­нул выражение «в среднем». Теперь Лос хочет проверить, насколько «он правильно понял» свою роль как интервьюируемого - он не вполне уверен, что он действительно отвечает ожиданиям интер­вьюеров. Далее, мы можем предположить, что этот вопрос, задан­ный в тот момент интервью, когда речь зашла о евреях, был не случаен — он подтверждает нашу гипотезу о том, что Лос пытается уклониться от этой темы.

³⁵ Повествование-пример (exemplifying narrative) должно придать дополнительное
правдоподобие данной линии рассуждения.

³⁶ Законы, принятые 15 сентября 1935 г. на конгрессе национал-социалистической
партии Германии в Нюрнберге, определившие положение евреев в Рейхе. По закону
о гражданстве (Reichsburgergesetz), только лица немецкой национальности могли
быть гражданами Германии. «Законом о защите немецкой крови и немецкой чести»
(Gesetz zum Schutze des Deutschen Blutes und der Deutschen Ehre) запрещались браки
и вообще все сексуальные отношения между евреями и немцами. — Примеч. пер.

Г. розенталь. реконструкция рассказов о жизни

практика работы исследователя

Задав этот вопрос, он без всякой паузы переходит к повествова­нию, занявшему целых 15 строк (до сих пор это самый длинный фрагмент повествования), — рассказу о том, как в 1940 г. его вызва­ли присутствовать на обязательном мероприятии гитлерюгенда, что он и сделал. Мы можем предположить, что интервьюер дал Лосу какой-то невербальный ответ на заданный вопрос — например кив­нул, и, таким образом, у Лоса отпала необходимость ждать ответа интервьюера. Далее, быстрый переход к новой теме показывает ри­торический смысл этого вопроса и его цель — уйти от «еврейской темы».

Лос продолжает свой рассказ рассуждением о том, что даже пос­ле этого вызова его дальнейшее уклонение от участия в мероприяти­ях, проводимых гитлерюгендом, по-прежнему не имело для него никаких негативных последствий. Он завершает этот сюжет слова­ми: «Можно было никуда не ходить, никакой формы, ничего тако­го».

К этому моменту становится достаточно очевидным, каким об­разом взаимодействуют общие оценки, данные Лосом национал-со­циализму, и тематическое поле его рассказа о жизни. Его оценку прошлого можно передать следующим образом: человека не при­нуждали вступать в нацистское движение, и какие бы преступления тогда ни совершались — он и его ближайшее окружение о них ничего не знали. Здесь снова можно задаться вопросом, пытается ли Лос оспорить распространенное утверждение о том, что все «участвова­ли по принуждению», — или же его намерение состоит в том, чтобы преуменьшить запретительные аспекты жизни при нацистском ре­жиме (ср. с гипотезами 10 и 11).

За его рассказом о том, как его вызвали участвовать в данном мероприятии, следует 3-секундная пауза, а затем он спрашивает: «Ну вот, теперь вы на меня так смотрите (смеется). Что там еще у вас, что мне вам еще рассказать? О том, что было до — до войны?» Этот перерыв в рассказе и потребность респондента обратиться за помощью к интервьюеру позволяют нам выдвинуть следующие ги­потезы (15-19):

15. Ханс Лос все еще не до конца понимает, что от него требу­ется. Он сам намеревается рассказать о всех существенных собы­тиях своей биографии вплоть до послевоенного периода. Интер­вьюеры, возможно, недостаточно хорошо его проинструктирова­ли или не оказали необходимой поддержки в самом начале.

16. Лос никак не может разговориться и перейти к подробному
повествованию, как от него требуется, поскольку он не знает, что
является существенным, а что нет. Он пытается подстроиться под

запросы интервьюеров.

17. Ханс Лос не хочет втягиваться в подробный рассказ, по­
скольку он не хочет говорить о том, что он пережил в это время —
это раскрыло бы его причастность к нацистскому режиму. С этим
периодом его жизни связаны такие события его жизненного пути,
которые он не хочет подробно обсуждать.

18. Лос не может перейти к подробному рассказу, как это от
него требуется, поскольку предложенная ему тема — как он ее
понимает - для него самого не имеет особого значения. Он исхо­
дит из того, что интервьюеров интересует национал-социализм, в
то время как, по его мнению, его собственная жизнь протекала

независимо от нацизма.

19. Ханс Лос хочет избежать темы национал-социализма, но он испытывает потребность оправдаться и поэтому не в состоянии перейти на другое тематическое поле, которое не было бы связа­но с национал-социализмом.

Далее интервьюер просит Лоса рассказать о своей собственной жизни, о том, что было важно для него самого. После паузы, заняв­шей 4 секунды, господин Лос говорит: «Ну, да. Для меня это на самом деле было... (пауза 3 секунды). Я стал учеником ремесленни­ка, получил подготовку...»

Его образование и подготовка к профессии теперь представле­ны как биографически значимые, хотя до сих пор ни один из этих сюжетов не упоминался. Эта его реакция дает некоторое подтверж­дение гипотезе 18 — о том, что Ханс Лос не в состоянии предложить нашему вниманию связный рассказ, поскольку он пытается подстро­иться под то, что важно для интервьюеров, и что данную тему он не считает значимой для своей биографии или же хочет избежать ее (ср. с гипотезой 17). Теперь же, когда его прямо попросили расска­зать о своей собственной жизни, его рассказ наконец-то потечет свободно - если наша гипотеза окажется правильной. И здесь мы можем выдвинуть гипотезу (20):

20. Господин Лос не видит никакой связи между своей соб­ственной профессиональной подготовкой и национал-социализ­мом.

После еще одного короткого рассуждения о том, что хотя он по-прежнему совершенно не интересовался гитлерюгендом, он, тем не

практика работы исследователя

менее, не встречал никаких препятствий в своем обучении ремеслу, Лос кратко упоминает о том, как он проводил свое свободное вре­мя — помимо мероприятий гитлерюгенда (2 строки). Затем он пере­ходит к рассказу об одном своем друге, который состоял в гитлер-югенде, а позднее стал эсэсовцем. Это приводит Лоса к несколько более пространному повествованию (22 строки) о событиях так на­зываемой Хрустальной ночи (Reichskristallnacht) — еврейского по­грома ноября 1938 г., в котором этот его приятель принимал непос­редственное участие. Лос прибегает к той же оценке, которую он уже приводил раньше, когда начинал разговор о преследовании евреев: «мы ничего об этом не знали». Однако затем он рассказывает о том, чему он сам был свидетелем во время погрома. Так, например, он вспоминает, что перед магазином, где он сам незадолго до этого приобрел наручные часы, на улице валялось множество часов.

Эта последовательность рассказа Ханса Лоса находится в преде­лах тематического поля «моя жизнь при национал-социализме». Здесь получает подтверждение гипотеза 19 о том, что он не может избежать этой темы, потому что чувствует потребность оправдаться. Тем самым опровергается гипотеза 13 о том, что тема «преследова­ние евреев» не имеет для него значения.

Данная последовательность создает у нас впечатление, что Лос опять противоречит своей общей биографической оценке. С одной стороны, становится очевидным, что его жизнь (по крайней мере, его дружба с человеком, который активно участвовал в преследова­нии евреев) связана с политикой национал-социализма и практикой преследования евреев и инакомыслящих. Рассказывая о том, чему он сам был свидетелем во время преследований, Лос также вступает в противоречие со своим же утверждением о том, что он ничего не знал. Можно задаться вопросом: осознает ли сам Лос это противоре­чие? Посмотрим, как он продолжает своей рассказ.

Заканчивая эту часть своего повествования, господин Лос под­водит итог: «нужно было держать язык за зубами», потому что «если начнешь против этого выступать, тогда могло случиться... ну (пауза 2 секунды)... в общем кончишь за решеткой». Однако затем он пере­ходит к описанию нескольких эпизодов, которые, на самом деле, показывают прямо обратное: что, например, в той фирме, где он работал, никто не употреблял приветствия «Хайль Гитлер», что его коллега, который ранее был членом Социал-демократической партии Германии, открыто агитировал против нацистов — и так и не попал в беду. Однажды Лос сам вступил в спор с членом Werkschutz -

нацистской организации в промышленности, но это не имело ника­ких последствий.

Здесь мы встречаем очевидное противоречие: сначала Лос раз­деляет типичную точку зрения — «нужно держать язык за зубами», а затем прямо доказывает на своем собственном опыте, что это было совсем не так. Гипотеза (21) пытается объяснить это противоречие:

21. В тех ситуациях, которые затрагивали его лично, господин Лос был готов защищаться, но до тех пор, пока преследование евреев его прямо не касалось, он не чувствовал необходимости как-то реагировать. Иными словами, его упоминания об антисе­митизме являются следствием его нынешнего взгляда на вещи, а не связаны с тем, что было для него важно в то время. Оправда­ния, которые он приводит, являются составной частью его ны­нешнего отношения к прошлому, и они не могли иметь никакого значения для него в то время.

Это объясняет, почему Ханс Лос снова и снова подчеркивает отсутствие принуждения. Его сегодняшняя проблема состоит в том, что он не может освободиться от своей биографической причастно­сти к политике преследования евреев при национал-социализме, ис­пользуя довод о том, что к этому людей принуждали. Его самого никто не принуждал следовать течению — как это он сам испытал на собственном опыте, когда он просто перестал ходить на собрания гитлерюгенда. Но чувствует ли он свою личную вину по этому пово­ду? Были ли какие-то события, в которых он участвовал, о которых ему теперь трудно говорить и о которых он нам не рассказывает?

Его повествование о всех этих разных событиях и обстоятель­ствах заканчивается тем же самым рассуждением, с которого он на­чал интервью: Берлин, как столица, отличался от остальной Герма­нии — здесь все было более анонимно и никого не принуждали стать нацистом. Затем он добавляет: «До войны практически ничего не

случилось».

Таким образом, Ханс Лос все еще представляет нам свою общую оценку: «...не было никакого принуждения вступать в ряды нацис­тов и нет никаких особых связей между мной и национал-социализ­мом». И снова получает подтверждение гипотеза 10, согласно кото­рой он хочет преуменьшить репрессивную сторону нацистского ре­жима. Далее, гипотеза 11, где мы предполагаем, что он хочет оспо­рить распространенное утверждение о «принуждении к вступлению в ряды нацистов», сохраняет право на существование. Более того, гипотеза 1, выдвинутая в самом начале анализа, в которой попросту

практика работы исследователя

предполагается, что — как считает Лос - ему нечего нам рассказать, также находит подтверждение: по крайней мере до начала войны с ним лично не происходило ничего значимого, что имело бы отноше­ние к избранной им теме «национал-социализм и принуждение всту­пать в ряды нацистов». Это приводит нас к гипотезе (22):

22. Возможно, во время войны ему пришлось пережить что-то такое, что непосредственно связано с этой темой и о чем, как он полагает, стоит рассказать более подробно.

Вслед за последним рассуждением господин Лос делает паузу, продолжающуюся 8 секунд, а затем спрашивает: «Что-то еще? У вас еще что-то? (Прочищает горло.) Спрашивайте, не стесняйтесь!»

Он показывает, что хочет нам помочь, но по прежнему ждет от нас конкретных вопросов. Эта фраза также подразумевает, что у него складывается впечатление — интервьюер, возможно, не реша­ется его о чем-то спросить.

Теперь интервьюирующая его исследовательница просит его продолжить свое повествование с того момента, когда его вызвали на мероприятие, проводимое гитлерюгендом. Исследовательница хочет подтолкнуть его к тому, чтобы он рассказал свою биографию в хронологическом порядке.

За этим следует пространное биографическое повествование, не прерываемое дальнейшими вопросами, в котором описывается его жизнь в течение периода, обозначенного в самом начале как хроно­логические рамки интервью. Ниже мы приводим очень краткий об­зор этих последовательностей, а затем подробнее рассмотрим от­дельные детали.

Лос начинает: «И тогда — да — я закончил учиться ремеслу». Он вспоминает свой выпускной экзамен и подробно распространяется на эту тему, приводя столько деталей, сколько он ранее еще не при­водил (23 строки). Он получил плохую оценку, поскольку его воло­сы были слишком длинными. Лос описывает, как он попал в армию, а затем делает внезапный переход: «Да, потом я был... в Италии, они меня арестовали». После этого следует длинное драматическое по­вествование³⁷ о том, как он предстал перед военно-полевым судом за «высказывания, подрывающие обороноспособность страны» (wehrkraftzersetzende Aussagen). После трехмесячного следствия, во

¹⁷ В «драматическом повествовании» несколько основных событийных цепочек соединяются вместе в одном эпизоде (см.: Kallmeyer W., Schutze F. Zur Konstitution von Kommunikations schemata. S. 187).

время которого Лос находился в тюрьме, его оправдали. Вся исто­рия заканчивается оценкой: «Вот таков был мой военный опыт, вот все, что у меня связано с Гитлером». Ханс Лос продолжает, переходя к короткому рассказу об офицерах-нацистах, под чьим командова­нием он служил. Затем он приступает к новой теме, обозначив время событий: «Ну, в 45-м война окончилась». Он начинает с того, как его отпустили из армии 5 мая 1945 г., и затем приступает к пространно­му эпическому повествованию³⁸, содержащему целый ряд драмати­ческих эпизодов, которые занимают не менее шести страниц транс­крипции. Здесь Лос повествует о том, как он добрался до Берлина, и рассказывает о своей жизни после войны. Он подробно описывает год, когда служил во вспомогательной полиции, и свою последую­щую карьеру рэкетира и достаточно внезапно заканчивает коротким рассуждением: «В начале пятидесятых в экономике дела пошли луч­ше». Не уточняя, чем он зарабатывал на жизнь потом, Лос перехо­дит к короткому рассказу об эмиграции в Канаду и о своем возвра­щении в Берлин, а затем — после паузы, продолжавшейся 6 секунд, -спрашивает интервьюера: «Ну, теперь (пауза 7 секунд) вы вполне удовлетворены этим, я надеюсь?»

Последний вопрос интервьюера, совершенно очевидно, дает Хансу Лосу возможность вступить в поток повествования и оста­ваться в нем, не получая дальнейшего поощрения вплоть до конца того периода, который интервьюер обозначил в начале интервью: Лоса попросили рассказать о своей жизни до того момента, «когда его повседневная жизнь пришла в норму». На этом заканчивается первая часть интервью — основное повествование.

Важно отметить, что поток повествования, прорвавшийся после заключительного вопроса интервьюера, нельзя объяснить лишь как результат взаимодействия сторон во время интервью — он явным образом связан с развитием самой темы. Как уже было предсказано ранее, в гипотезе 22, Ханс Лос на самом деле пережил нечто такое во время войны, что в его интерпретации было прямо связано с пробле­мой национал-социализма, — какой-то опыт, когда он лично столк­нулся с подавлением отдельного человека репрессивным режимом.

³⁸ Эпическое повествование - «повествование, содержащее подробное развитие темы в описательном ключе, в котором последовательность событий сжата до обобщенной формы (например, путем повторяющейся формулы-сокращения, такой как «так и было с нами, мы переезжали... из одной деревни в другую... все время пытаясь узнать... я все время спрыгивал с машины...») — для того чтобы придерживаться одной линии повествования» (Ibid. S. 187).

практика работы исследователя