Всё что я знаю. Часть 1

В Осборне, бывало, Пруф затаскивал меня в столовую, чтобы биться и разводить дураков. Мы получали деньги. Пруф говорил: «Ставлю 20 баксов на белого пацана». Это была теория «у белых нет чувства ритма» – никто не думал, что белый мог выиграть. Пруф задавал бит, стуча по столу, и мы шли по кругу, и я выигрывал всех, кто хотел биться. Одного за другим. Мы шли домой и делили деньги. Прибыль” бывала большой – мы были как акулы в бассейне. Но до людей стали доходить слухи об этой игре, так что нам пришлось придумать новую. Вот когда я начал разрисовывать джинсы и кофты. Пруф убил бы меня, если б узнал, что я говорил это людям, но его первый рэп-псевдоним был Maximum. Я написал «Maximum» на его джинсах. Я был серьезно настроен на дело. Я выводил краску на ткани, чтобы сделать границы букв, потом красил внутри. Я воровал краску – я когда -то был немного клептоманом. Я носил пуховую кофту, она была из перьев и всякой такой фигни и у нее были здоровенные карманы. Так что я набивал их маленькими бутылочками краски для ткани. Моей клиентурой были чуваки из окрестностей, которых приводил -ш^.:* Пруф. Он говорил, чего хотят люди, а я говорил: «Как думаешь, сколько мне за это взять?» Если было $60, я давал ему $20. В то время это были для меня большие деньги, как вторая работа. Лучше, чем фабрика, на которой я работал – обдувка песком, готовка на кухне и очистка оборудования – это разрушало мои руки. Как-то Пруф привел одного парня, он хотел Eazy-E сзади на джинсовой куртке. Eazy-E с пистолетом. Когда я начинал рисовать, я не понимал, как долго это займет. Все больше и больше людей хотели разрисовать свою одежду, и заказы стали откладываться. Пруф говорил: «Эй, чувак хочет свою куртку с Eazy-E. Ты когда закончишь?» Eazy был на всю спину. На всю работу ушло, наверно, бутылок 20 краски, которые я спер.
Пруф научил меня стоять на своем и быть мужиком. Он был первым, кто показал мне как нужно драться. Если тебя никогда не били, ты боишься быть побитым, потому что не знаешь каково это. Пруф заставил меня переступить этот начальный страх. Мы с ним боксировали на голых кулаках. Мои удары были такими размашистыми и открытыми, что Пруф постоянно сбивал меня. На Dresden Street жил неотесанный чувак, байкер, который часто стоял у забора и смотрел, как мы деремся. Он всегда кричал: «Давай, Маршалл, вставай! Ты что, девка что ли? Вставай!» А Пруф говорил: «Черт, лежи, чувак, лежи». Но я всегда, блять, вставал. Пока Пруф не добивал
меня почти до бесчувствия, и я просто просил: «Только не выбей мне зубы! Пожалуйста?!» Он не давал мне расслабиться ни на минуту. Когда после мы заходили домой, с окровавленными кулаками, уставшие и вымотанные, мы с Пруфом делали упражнение, когда один из нас подбирал слово, а потом смотрели, как много слов мы могли срифмовать с ним. Либо брали пять слов и рифмовали с ними минуту. А если кто-то не справлялся, получал по лицу. (Шутка.) Мы дрались как братья, но настоящей ссоры между нами никогда не было. Была какая-то связь, которую нельзя было разорвать. Мы дрались из-за самых тупых вещей. Однажды я не встретился с Пруфом, назначив встречу, потому что разговаривал с девчонкой по телефону. Когда я, наконец-то, появился, Пруф сказал, что уже не хочет играть в баскетбол. Я бросил ему мяч, а он сел на переднее сидение моей машины. Он бросил мяч на пол в машине, закрыл дверь и надулся. Мы не разговаривали две недели. Это было странно, потому что мы работали в одном месте – Little Caesars. Как-то, проходя, он ударил меня полотенцем по заднице. «Ах ты говнюк!», я побежал за ним и у нас началась война на полотенцах. Неожиданно, мы снова стали друзьями.

Перед тем, как я пошел в 9-ый класс, мы с матерью переехали на Dresden Street на восточной стороне Детройта. Я все еще ходил в свою старую школу – дорога была суровей зимой! – но я проводил время, зависая в Osborn High School с Пруфом.

ХИП-ХОП СТАЛ
МОЕЙ ДЕВУШКОЙ, ТЕМ, КОМУ Я МОГ ДОВЕРЯТЬ,
ЛУЧШИМ ДРУГОМ.

Мой дядя Ронни впервые ввел меня в хип-хоп, когда мне было 11. У моей бабушки он был поздним ребенком, и, несмотря на то, что он был моим дядей, мы были почти одного возраста и вместе росли детьми в Миссури. Ронни сам записывал кассеты. Он жил в трейлерном парке, у него было два радио с кассетными деками. Одну он использовал как битбокс. Он нажимал воспроизведение – я отчетливо помню, как это было -потом нажимал запись на второй деке и читал под бит.

«That faggot walking down the street / He think that he have a funky beat / Huh-huh, look at him, combing his underwear / He thinks he’s bad, I think he’s sad / But the only reason I am glad /1 am the king of the funky beat /1 know what’s going down». Я сделал копию и взял кассету домой и постоянно слушан ее. Тогда я понял, что хочу сам делать это – читать. Я не касался хип-хопа до этого. Я слушал Майкла Джексона и New Edition, ну вы знаете, «Cool ItNow». Но даже в «Cool It Now» они читали рэп в конце. Я слышал рэп раньше самым первым был «Jam on It» от Newcleus, по радио. Как-то Ронни принес саундтрек к фильму «Breakin’», на нем была тема Ice-T «Reckless». После того, как я послушал кассеты Ронни, я начал собирать все: рэп постарей, типа Mantronix. Я выучил наизусть текст «Тhе Message». И все начало сливаться воедино.

В начале 6-ого класса 3 пацана, с которыми я ходил в школу, научили меня танцевать брейк. Они бросали на пол кусок картона в школьной библиотеке и приступали к делу. Мы жили в общежитии в Саванне, штат Миссури, и с друзьями выходили на игровую площадку со своими картонками – мы привлекали девчонок со всего комплекса. Это было круто! Некоторое время я не видел Ронни, потому что мы с мамой переехали обратно в Детройт. Когда мы на лето приехали в Миссури, Ронни ударился в хэви-метал. Это очень сильно доставало меня. Я знал слова песни LL Cool J «I’m Bad» от а до я. И я, стоя на дороге к дому Ронни, читал ее, выдавая шоу проезжающим машинам.
Никто не мог отличить меня от LL’a!

License to Ш от Beastie Boys сыграл для меня большую роль. Очевидно потому, что они были белыми парнями, читающими в преимущественно черном стиле музыки. И они были просто прикольными. Одно из лучших живых хип-хоп выступлений, которое я видел еще ребенком, был тур Run-DMC «Tougher than Leather». Beastie Boys открывали шоу и они вынесли огромный член на сцену. Хип-хоп был таким живым в то время. Выступление означало все. Если ты лажал, тебя освистывали, прогоняя со сцены. Потому что хип-хоп всегда остается реальным. Мне нравились Beastie Boys потому, что они были самими собой – они не выпендривались. Миллионы детей по всему миру были привязаны к тому, откуда они пришли. Когда Beastie Boys впервые выступили, они заработали себе уважение в андеграунде. Все строилось на этом. Они были собой – это помогло мне понять, как расслабиться и быть самим собой, давало мне чувство, что я могу просто подняться и раскачать майк, закачать миллионы. То, чего хочет начинающий рэпер. Я проводил много времени один – так хип-хоп стал моей девушкой, тем, кому я мог доверять, моим лучшим другом. В нем было столько эмоций: LL мог читать о девчонках, a Rakim, с его игрой слов, мог проникнуть действительно глубоко. Boogie Down Productions могли по-настоящему научить тебя чему-нибудь – что действительно невероятно, когда ты просто слушаешь музыку под настроение. У Masta Асе были удивительные навыки рассказывания историй -его мысли были настолько яркими.