Павел Иванович Новгородцев 3 страница

¹ См. ниже разбор книги Гайма о Гегеле.

ми виведем сумму, когда у нас под руками не будет всех слагаемнх и вместо действительного итога полу-чим мнимий.

Со всем зтим легко могут согласиться, но, пожалуй, заметят, что историк и не должен обт>яснить всех от-тенков и тонкостей индивидуальной мисли, что его задача — сблизить теорию с окружающей средой и вве­сти ее в цепь закономерного исторического процесса. Но зто замечание только яснее вскрнвает предели исторического об'ьяснения идей: значит, в самой его задаче заключается известное ограничение, обуслов-ливающее и помимо других причин неполноту исто­рического комментария. Для историка важно то це-лое, к которому он относит, как к общему субстрату, зволюцию идей; для него важно проследить социаль-ное происхождение и социальное действие изучаемих доктрин, оценить общественное значение мислителя. И таким образом он более об-ьясняет действительность с помощью идей, чем идей с помощью действитель-ности: центр тяжести переносится на общин ход ис-тории. Доктрина становится одним из многих источ-ников для суждений о пропілом; автор ее берется как свидетель известного исторического момента. На пер-внй план видвигаются реальньїе условия жизни, об-щие стремления времени, традиции прошлого, и за-тем ищется соответствие между всеми отими данни-ми и их идеальннми отражениями в доктринах. Зто часто ведет к тому, что перспектива наперед сужи-вается; исследователь находит в доктрине то, что ищет, и за реальними впечатлениями времени, послу­жившими для него точкой исхода, забьівает прихот-ливое и своеобразное отражение их у данного мисли­теля. Доктрина урезьівается в уровень с зпохой; ее

П.И. Новгородцев

Введе ниє

более глубокое, абстрактное и обобщающее значение остается в тени.¹

А между тем как бьі ни бьіла теория связана с фак­тами действительности, она всегда єсть абстракция; она всегда представляет логическое построение, кото-рое не только отражает, но и преломляет в себе бли-жайшие исторические впечатления. Зто особенно сле-дует сказать о произведениях философского характе-ра. Настроение минутьі в произведении философа подвергается логическому продолжению и углубле-нию; страсти времени, злоба дня до известной степе-ни перегорают в горниле философского мьішления, нейтрализуются силой обобщающей мисли. Впечат­ления недавнего прошлого и текущей действительно­сти скрещиваются с более отдаленньши исторически-ми воспоминаниями, со всем запасом тех данньїх, ко-торьіе успела собрать научная традиция и умственная культура. Девятнадцатмй век питается впечатления-ми Древней Греции; старьіе философм воскресают, для того чтобьі руководить новой мьіслью. Нельзя в до-статочной мере настаивать на том, что умственное наследие предшествующих поколений, что вся пре-дьідущая культура мисли сохраняется и действует в последующие апохи истории. Таким образом, сила абстракции и широта умственного опьіта являются — здесь, как и везде — теми условиями, которьіе возвьі-щают теоретические построения над непосредствен-ньіми впечатлениями действительности. Иногда при-ходится сказать, как зто сделано недавно по отноше-нию к немецкой философии, что «мьі вступаєм тут

¹ В качестве иллюстрации ко всем зтим утверждениям сошлюсь опять на следующий ниже разбор изображения Гегелевой системи Гаймом.

в сферу символических знаков, стократних прелом-лений, геометрических фигур, где конкретньїе при­знаки и указания обьїкновенно отсутствуют, где про-порции невозможно установить, потому что все ре-альньіе величини продолженьї до бесконечности» -¹ Само собой разумеется, что по мере возрастания аб-страктньїх свойств системи историку следует все с боль-шей и большей осторожностью вскрмвать за зтими «тенями, касающимися одним краєм неба», непосред-ственнне опьітн данной минути. ^г

Чтобьі закончить ряд зтих соображений, которне все направлень! к одному результату — указать труд-ности и граници исторического об-ьяснения идей, —

¹ Виппер Р. Ю. Общественньїе учення и исторические
теории XVIII и XIX вв. СПб., 1900. С. 175.

² Из писателей, занимающихся специально историей
политических доктрин, я нахожу подчеркнутой ту же
мьісль об абстрактном значений идей, преломляющих по-
своєму действительность, уАнри Мишеля, вегостатье *Ве
Ь'Ьізіоіге сіез ^осігіпез роііЬідиез, за паіиге, за шеіЬосіе, ноп
езргії» (Кеуие Йи сігоіі риЬііс еі (1е Іа зсіепсе ро1ііі^ие еп
Ргапсе еі Ь'Еігапеег. Т. VII. Рагіз, 1897). Определяя от-
ношение историка политических доктрин к своєму пред­
мету, Анри Мишель говорит: «С^ие Іез тогіаіііез (Зи ^гоире-
тепі зосіаі, дие сегіаіпз іпзііпсіз, сегіаіпз (іезігз, сегіаіпез
сгоуапсез еіетепіаІгез аіепі ргоуодие, Йапз ип раззе
Іоіпіаіп, 1а ргетіеге аррагШоп Йи гиШтепі (іе сез ійеез, іі
пе 1е сопіезіе роіпі. ^ие Гасііоп регзізіапіе без тетез
саизез ехр^ие аиззі, еп рагііе, ^ие1^иез-ипез (Іез тосШіса-
Цопз иііегіеигез сіє се гисіітепі сі'ісіее іі Гассогде епсоге
аізетепЬ. А сопсііііоп ^и*оп Іиі ассогде цие, сій)оиг ои Іа
тесШапоп сопзсіепіе в'етраге сіез ісіеез, еііе Іеиг [аіі зиЬіг
ипе еіаЬогаііоп ци-і Іев Ігапзїогте еі, зі І'озе Шге, Іез еіепаіиге
(р. 225). Я укажу далее и другое совпадение Мишеля со
взглядами, которьіе я здесь защищаю.

П, И. Новгородцев

Введение

я должен еще вспомнить старое положение о необьяс-нимости вьісших продуктов человеческого гения: они как бьі отмеченьї печатью свободного творчества и неожиданного зарождения. «Подобно тому как Бог — разум мира, — говорил еще Вико, —так человеческий разум — Бог в человеке. Не случалось ли вам в порьі-ве сильной воли совершать дела, которьім вьі после изумлялись и которьіе вьі склонньї бьіли скорее при­писать Богу, чем себе?»¹ Когда в наше время повто-ряют зту мьісль о стихийной неожиданности и необ'ьяс-нимости гениального творчества, то зтим нисколько не думают отрицать исторической причинности; речь идет только о том, чтобьі напомнить о границах науч-ного исторического исследования. Как вьіражает зту мьісль писатель наших дней, «гений не обьясняется без исторических условий, среди которьіх он действу-ет и развивается, но вся особенность его состоит имен-но в том, что он не об-ьясняется из них одних. Отсюда обьічное одиночество и непонятость гения, трагедия его жизни; отсюда и то невольное изумление, которое он возбуждает, как пришелец из другого мира: то но-вое, что он приносит с собой, является странньїм, не-сльїханньїм и чудесним, поскольку он как бьі творит зто новое, и никто не знает, откуда он его берет».² Историк во всяком случае должен допустить, что на каждого более глубокого писателя влияет не только «его время» в узком смьісле зтого слова, а перекрещи-

¹ Слова из вступительной речи 1699 года. См. ОризсоЗі.
Т. IV. Цитирую по предисловию к французскому перево­
ду «Зсіепга пііоуа» под заглавием: «Ргіпсірез сіє 1а
рігііозорЬіе де ГЬізіоіге» раг Лиіев МісЬеіеі. Рагіз, 1827.
Аррепсіісе сій сіізсоигз. Р. ІЛ1І.

² Кн. Трубецкой С. Н. Учение о Логосе в его истории.
М. 1900. С. 380-381.

вающийся ряд традиций, идущих от различньїх зпох. Психолог к зтому прибавит, что проследить способ зтого скрещивания и образования новьіх комплексов идей совершенно невозможно. «Вьісочайшие верши-ньі духовной жизни, творення гения, — замечает Зим-мель, — носят характер психологической необ'ьясни-мости; и хотя они бесспорно имеют своим предполо-жением всю полноту предшествующей психической жизни субьекта, однако они не могут бьіть вьіведеньї из его психологического прошлого; они появляются так неожиданно и внезапно, что о них говорят как остихийньїх проявленнях гения».¹ Таким образом, мьі вновь приходим все к тому же вьіводу. Никогда ближайшие исторические впечатления не могут ис-черпать своими мотивами более глубоких произведе-ний человеческой мьісли; когда же для обьяснения их мьі обращаемся к более отдаленньїм впечатлениям и к более прочньїм и основньїм свойствам духа, мьі в конце концов теряем нити, которьіе обрьіваются в су-мерках зарождающегося сознания. Психологический анализ, как и исторический, имеет свои предельї.²

¹ Зіштеі С. Еіп1еі(діп£ іп сііе МогаішіззепзсЬаД. Вегііп,
1893. Всі. II. 8. 298-299. Зиммель, со своей точки зрения,
дает следующее об-ьяснение зтой беспричинности созна-
тельньїх продуктов: «Біе ІТгзасЬіозі^кеіі (іез Ье\уи85Іеп

егЬаіі еіпе апзсЬаиіісЬе Беиіип^ ипсі Ве£гйп-... (іигсЬ сііе Уогзіе11ип§- уоп йет каизаіеп РигсЬеіпап- <3ег ОеЬігпуог^ап&е, йепеп Ве^иззізеіп, ипсі зоіспег, сіеп кеіпез уегЬипсіеп ізі». 8. 300.

² В признаний зтого заключается один из очевидньїх
результатов недавнего спора Лампрехта с новоранкианца-
ми. Как известно, к числу главньїх пунктов зтого спора
принадлежало то, что спорившие слишком торжественно
обозначали иногда как Капке'зсЬе ІсіеепіеЬге, или, говоря

П. И. Новгородцев

Введениє

Все зти соображения заставляют иногда историков относиться весьма скептически к историческому изу-чению идей. Не видя средств к столь же точному ана-лизу их развития, какой возможен при исследовании явлений материальной истории, думают, что не наста­ла еще пора для приложения историческои методьі в зтой области; предлагают ждать дальнейших успе-хов историческои науки и более тщательной разработки доступного уже нам материала.¹ Но подобное мнение

проще, вопрос о том, как следует подходить к изучению личности и ее проявлений. Если противники Лампрехта согласились, что личность надо изучать в связи со средой (см., напр.: КасЬїаЬІ в ^ЬгЬйсЬег їйгКаііопаідкопотіеипо¹ ЗіаіівЦк. ^па, 1897. III РоІ£е. Всі. XIII (ЬХУІІІ). 3. 688), отказьіваясь лишь признать в зтом оригинальность новой школьї, то, со своей стороньї, Лампрехт должен бьіл допу­стить, что для научного историческогообт>яснения пробле­ми индивидуальной истории остаются несоизмеримьши величинами: они открьіваются, да и то не вполне, только художєственному постижению (см. тот же журнал, год и том. 8. 900). Ср. также замєчание Рігеппе в сочувствен-ном Лампрехту очерке «ІІпе роіеп^ие Мзіоі^ие еп АПе-іпа^пе» (Кеуие Ьійіогіцие. Т. 64. Рагіз, 1897): «Ь'Ьотте сіє £епіе гезіега Їои.іоиг8 еп рагііе іпехріісаЬіе» (Р. 55). О споре Лампрехта с его противниками, кроме указанной статьи Рігеппе, см. на русском язьіке реферат: Мали­ни н А. А. Старое и новое направление в историческои нау-ке. М., 1900.

¹ К зтому вьіводу склонястся Д. М. Петрушевский в ста-тье «Новое исследование о происхождении феодального строя». ЖМИП. 1892. Дек. С. 3-9. При ньшешних усло-виях науки он допускает не обт>яснение, а только «точное описание культурного процесса и установление культур-ньіх фактов в порядне их сосуществования и последова-тельностив (С. 8).

представляет крайность противоположного своиства. Прежде всего трудность задачи в данном случае не такова, чтобьі за ней можно бьіло признать только вре-менньїй характер: напротив, у нас єсть все данньїе счи-тать ее постоянной, по крайней мере до тех пор, пока не изменятся каким-либо коренньїм способом приемьі исследования духовного творчества. С другой сторо­ни, трудность зтой задачи не исключает ее вьіполни-мости в известньїх пределах. Правильний вьівод со-стоял бьі в том, чтобьі твердо помнить об зтих преде­лах и не поддаваться искушению бьістрого подведения итогов там, где нет достаточньїх слагаемьіх. Говоря точнее, основное правило историческои методи при обьяснении идей следовало бьі формулировать так: исходя от фактов историческои действительности, не подставлять их в качестве исчерпьівающих мотивов под абстрактньїе теории; прослеживая длящиеся тра-диции и постепенно накопляющиеся впечатления мьісли, не стараться сводить исключительно к ним всю систему идей писателя; говоря о конкретних поводах к образованию известной теории, не отьіскивать во что бьі то ни стало их отражения даже и в наиболее отвле-ченньїх вершинах философской мьісли. При зтих усло-виях историческое изучение доктрин получит тот вид, на которьій нас единственно уполномочивает точная метода: не отваживаясь давать исчерпьівающих обьяс-нений, мьі будем говорить лишь о замеченной нами связи идей с историческими условиями.

Вьісказьівая зтот вьівод, я в сущности повторяю те требования, которьіе уже заявлялись и со стороньї ис­ториков.¹ Но тогда как зти заявления исходят из мьіс-

См. приведениую вьішс цитату из статьи Р. Ю. Вип-

пера.

П. И. Новгородцев

Введение

ли о необходимом усовершенствовании исторической методи, я хочу обратить внимание на то, что само зто усовершенствование имеет свои пределн, забьівая ко-торьіе впадают в неизбежньїе ошибки и недоразумения.

II

До сих пор мьі рассмотрели только первую часть наших исходньїх положений, относящихся к методе исторической. Вторая часть вьісказанньїх вьіше заме-чаний состояла в том, что при изучении идей невоз-можно ограничиться одной зтой методой: наряду с исторической задачей здесь возникают другие пробле­ми, которьіе не укладмваются в предельї собственно исторического изучения и имеют самостоятельньїй интерес. Мьі уже назвали вьіше зти проблеми — во-просами системьі, критики, догми. Соответственно с зтим можно говорить об особом и отличном от исто­рического изучения идей, для которого всего удобнее сохранить старое название философского.¹ Цели и

¹ Штаммлер противолагает еепеЬізсііе ипсі зуніетаЬівсЬе ВеігасЬЬіте (см.: Кеспї ипсі \¥іг(,нспаГ1;. 8. 420-421). Я ду­маю, что для наших целей удобнее употреблять термин «историческое изучение», так как помимо вопросов о ге­незисе здесь может идти речь о значений идей в пределах данной социальной средьі, об их распространении и при-менении и т. п.; все зто составляет обьічньїй круг истори-ческих вопросов. Столь же узким оказался бьі термин «си-стематическое изучение» для того ряда проблем, которьій мьі наметили. Позтому удобнее пользоваться названием «философское изучение», за отсутствием другого столь же широкого, но более онределенного понятия.

приемьі зтого изучения требуют более подробного разт>яснения. Для тех, кто специально занимается зво-люцией идей, здесь едва ли могут возникнуть какие-либо сомнения. Разработка религиозньїх философ-ских, политических и иньїх теорий имеет уже свои сложившиеся приемьі и намеченньїе пути. Сомнения вьісказьіваются со сторони историков, и притом в очень решительной форме. Требуют коренного изме-нения старьіх приемов в духе современньїх историче-ских взглядов.

Зти требования бьіли в особенности поддержаньї тем направлением в исторической науке, которое в Германии связьівают иногда с именем Лампрехта, противопоставляя его школе Ранке.¹ Характерной чертой нових научньїх стремлений служит между прочим ясно вираженими интерес к жизни масс, к изучению общественной среди как той почвьі, на ко-торой зарождаются исторические явлення.² Под влия-нием успехов зтого направлення привмкают смотреть на все обьектьі исторического исследования с точки зрения зарождения и действия в социальной среде. Вот почему, когда в последнее время все настойчивее повторяют мьісль, что изучение идей должно стать до-стоянием историка, зто оказьівается равносильньїм требованию, чтоби и в зту область бьіл внесен прием исследования общественних отношєний и настрое-

¹ Читатель, знакомьій с развитием исторической науки,
знает, что Лампрехту принадлежит в зтом отношєний
лишь ограниченное значение. При ближайшем анализе
здесь пришлось бьг отметить цельїй ряд исторических и
социологических учений, двигавших мьісль в направле­
ний к монистическому пониманию истории.

² См. об зтом вьіше. С. 46, иримеч. 2.

77. И. Новгородцев

Введе ниє

ний. ¹ Соответственно с зтим главное внимание начи-нают обращать на процесе подготовления идей в об-щественной ереде; самьіе идеи и учення получают ха­рактер второстепенньїх рефлексов ередм, игрьі теней на ее поверхности.

Поскольку вопрос идет об изучении историческом, я не знаю, что можно возразить против стремления связать зволюцию идей со всем ходом истории. Но когда с зтим соединяетея отрицание философекого изучения, новьіе требования заходят, очевидно, далее, чем следует, даже и с их собственной точки зрения. Как мне кажетея, здесь происходит некоторое недо-разумение, состоящее в том, что философекое изуче-ние смешивают с особмм разрешением той же проб­леми об отношении личности к обществу, которую постоянно имеет в виду историк. Отсюда упреки в не-достаточном вийманий к общественньїм условиям и предложение заменить логическое изучение идей ередствами исторического анализа. Указанное недо-разумение можно с ясностью отметить в характер­них замечаниях одного из наших нових историков, Д. М. Петрушевского. Упрекая культурньїх истори-ков в смешении массовой и индивидуальной психо-логии, он говорит: «Изучая рост идей, культурний историк, помня заветьі идеалистической философии, обьшновенно изолирует идеи от средьі и ограяичива-етея установлением отношении между ними чисто логическим путем: материальная ереда для него в сущ-ности косная масса, важная постольку, поскольку

¹ Отсюда исходят приведенньте вьіше требования Р. Ю. Виппера. Рігеппекраткохарактеризуетотносящий-ся стода взгляд Лампрехта словами «Гевргіі єні соттипе Йе 1а зосіеіе» (р. 55).

она преобразовьівается под творческим воздействием идеи, родившейся, развившейся и воплотившейся в образе вьідающейся личности, героя».' Зто возраже-ние, очевидно, обращаетея не только к историкам, но и ко всем, кто «изолирует идеи от средьі и ограни-чиваетея установлением отношении между ними чис­то логическим путем». Можно, однако, заметить, что заветьі идеалистической философии, допуская воз-можность логического изучения идей, нисколько не требуют взгляда на ереду как на косную массу. Мьі мо­жем согласиться со всеми требованиями современной исторической методи и остаться, однако, при своем убеждении, что существует особое философекое изуче­ние идей, которое не касаетея вопроса об их исто-рическом происхождении и значений и расематрива-ет только их внутреннюю и собственную ценность. Кажетея, зтот интерес к внутреннему содержанию и значенню идей имеет все признаки научной право-мерности: отчего же не изучать результати, помимо причин? отчего не иселедовать строение готового кри-сталла или организма, помимо условий их происхож-дения? Одна задача не исключат другой; зто не более как необходимое разделение научной работм, которое затем ожидает своего синтеза.² Все зто, кажетея, не

¹ ЖМНП. Дек. 1892. С. 6. Статья «Новое иселедование
о происхождении феодализма». Такое же недоразумение
относительно философекого изучения идей находим у
Р. Ю. Виппера. ЖМНП. Авг. 1896. С. 281, цит. статья.

² Такое разделение признаетея иногда полезньїм, в том
или другом виде, и сторонниками монистического по-
нимаиия истории. Так, например, автор «Очерков по
истории русекой культури» считает целесообразньїм,
«прежде чем изучать взаимодєйствие разньїх сторон
человеческой культури, позпакомиться с их внутренней

П. И. Новгородцев

Введе ниє

подлежит спору; но ввиду возникающих сомнении от-носительно философского изучения доктрин представ-ляется нелишним пересмотреть совокупность тех во-просов, из которьіх оно слагается.

Прежде всего, несомненно, что каждая доктрина, помимо обьяснения условий ее происхождения и об-щественного значення, допускает еще рассмотрение связи и соотношения ее отдельньїх частей, их внут-реннего согласия или противоречия. Поскольку мьі имеем перед собою в доктрине логическую переработ-ку воспринятьіх писателем впечатлений, мьі можем открьіть у него и центральньїе мьісли, и конечньїе вьі-водьі, и стремление к систематическому единству. В отложениях жизненного опьіта мислителя мьі по-чти всегда обнаружим некоторме общие формульї и за-ключения, явившиеся результатом его размьішлений и вместе с тем определившие характер его построений. Стараясь освоиться с чужой мьіслью, мьі обьїкновенно спешим понять ее исходньїе пунктьі и общие начала и затем проследить их дальнейшее раавитие. Такую же задачу необходимого ориентирования вьіполняем мьі и при изучении доктрин. Несомненно, что при вьшолнении зтой задачи могут потребоваться и справ-ки с историей; но сама по себе зто не єсть историче-ская задача. В зтом случае мьі поступаєм так же, как если бьі мьі изучали известньїй архитектурньїй стиль.

зволюцией (Милюков П. Н. Очерки. Ч. 2, СПб., 1897. С. 5). Тот же прием обособленного изучения «идеологиче-ского развития» применєн в статье: Струве П. Б. ЗіікПеп

ипсІ Ветегкип^еп гиг Еп£шск1ип£5£Є5с1ііс}ііе сіез жіззеп-зсііаГЬ. ВосіаіІзтиз // Меие 2еіі. XV, 1. 8. 68 їі. Автор при-знает такое изучение, как «еіпе поіЬ\уєік1І£Є УогагЬеіі, (ііе аисЬ £йг Ше Ег£огзс}шп£ (ієн £езе11зсЬаШісЬеп "Зеіпз" уоп пісЬЬ ги ипіегзсЬаігепгіет ^егіЬ ізі...»

Каждая комбинация архитектурньїх линий, характе-ризующая то или другое произведение зодчества, не єсть произвольная игра художественной фантазии; она внушена цельїм рядом окружающих впечатлений и практических соображений. Однако мьі можем изучать ее и помимо зтих впечатлений и соображе­ний, — во внутреннем соотношении ее частей, в их отделке и завершений. Такова именно задача систе матического рассмотрения доктрин, которое состав-ляет одну из частньїх целей философского изучения. Конечно, изучать доктрину систематически не зна-чит наделять ее отсутствующим в ней единством, устра-нять ее противоречия и насильственно сводить все ее частньїе вьіводьі к замеченньїм в ней центральним мьіслям. Напротив, нередко придется указать отступ-ления писателя от принятьіх начал и констатировать присутствие в его мьісли борющихся между собою тен-денций. Задача состоит не в примирений всех отдель­ньїх злементов доктрини, а в их обьяснении с по-мощью их совокупного изучения. Необходимо понять доктрину в целом, чтобьі сделать заключение о ее от­дельньїх частях. В зтом именно и состоит правильное отношение к чужой мьісли: отдельньїе положення ее следует брать в общем контексте. Представители ис-торического изучения идей, конечно, не будут отри-цать зтого злементарного правила методологии; но по самому характеру своих приемов они скорее склонньї разлагать изучаемую систему на ее составньїе злемен-тьі соответственно тем воздействиям, при которьіх она сложилась. Мьі нисколько не сомневаемся в необхо-димости зтого последнего приема, вполне пригодного на своем месте и в должньїх пределах; но мьі хотели бьі также отметить и важность систематического

П. И. Новгородцев

Введение

изучения, без которого внутренний строй доктрини не может бьіть понят. Нельзя же рассматривать тео-ретическую мьісль только как ряд отрьівочньїх впе-чатлений и отрицать в ней то стремление к системе и единству, которое составляет необходимое свойство человеческого ума. Очень часто заслуга писателя со-стоит именно в том, что, обобщая полученньїе им впе-чатления, он возводит их в принцип и систему. Он делает логическое построение, которое должно бьіть оценено и в зтом качестве, независимо от того психо-логического фундамента, которьій послужил для него основой. Упуская зто из виду, забьівают самостоятель-ную цель таких построений, которьіе стремились как раз к тому, чтобьі возвьіситься от непосредетвеїшьіх впечатлений к общим принципам, от разрозненньїх взглядов к цельной системе. Забьівают, что система-тическое изучение часто вскрьівает впервьіе настоя-щую мьісль автора в ее сложивгпейся форме. Доста-точно вспомнить судьбу об-ьяснений любой из крупних политических доктрин, хотя бьі, например, Макиавел-ли или Монтескье.¹

¹ ІИтаммлер, знергетически настаивающий на необхо-

димости систематического изучения наряду с генетиче-ским (КесЬі; ііпсі ДУігізспаїї. Ьеірт.і§, 1896. 8. 420-421 и 387) справедливо замечает: «\Уег шеііег пісЬіз іпиї, аів <іаз5 ег ієїієг еіпгеіпеп ЕгзсЬеіпип£ паскіаиГі ипсІ сіегеп АиЛгеЬеп іп ипнегепі Уогзіеііип^з-иші Ве£епгип£зуег-тб£еп іт Кеітеп ипй №ас1ізеп зісп сіеиШсп тасїіеп шШ, сїег луіїгсіе иЬегііаирі, піетаіз ги с*ег ЕіпЬеіі, іп сіег сііе ЕіпгеіегзсЬеіпип^еп іп заспііспег Агі зісЬ гизаттепвсіііі-езйеп Іаззеп, ^еіап^еп» (8. 420). Систематический инте-рес при изучении политических доктрин подчеркивает также Анри Мишель в статье, которую мьі цитировали ра-нее. По єго воззрению, изучая политические учення, мьі

Разііясняя сущность систематического рассмотре-ния идей, мьі подошли и к другой стороне философ-ского изучения: я говорю здесь о задаче критической. Основная цель систематического рассмотрения заклю-чается не в чем ином, как в проверке логических свойств системьі. Мьі стараємся при зтом вияснить, насколько удалось писателю свести свои взглядьі к единству и найти для них вьісшую примиряющую точку зрения. Таким образом мьі уже производим оценку данного учення со стороньї его логических до-стоинств и присоединяем к систематическому рас-смотрению критическое. Однако с зтого критическое рассмотрение только начинается. Дальнейший шаг критики — а вместе с тем и дальнейший шаг систе-матизации — состоит в том, чтобьі проверить логиче-ские свойства системьі через сравнение ее с другими. Вводя данную систему в известньїй логический ряд, мьі тем яснее понимаем ее недостатки; а вместе с тем мьі получаем и представление о ее месте и значений в развитии мьісли. Иногда у одного и того же автора при-дется отметить ряд систем в виде отдельньїх стадий его развития и таким образом произвести сравнение его взглядов, более ранних и более поздних. Тот же прием сравнения и сопоставления может бьіть затем повторен и по отношению к целой группе систем и уче­ний, принадлежащих различньїм авторам. Зтот при­ем помогает нам привести известную доктрину в связь с более общими логическими началами- Если потреб-ность в установлений таких связей частного с общим живо чувствуется историками в области реальньїх

должньї иметь в виду писателей-систематиков ^иі опі ауз-Іетаіізез), оставляя в стороне отрьівочньїе мьісли и отдель-ньіе мнения (Р. 222).

Я. Я. Новгородцев

Введение

явлений, тем более должна она ощущаться при иссле-довании. Еще недавно Пельман горячо защищал так назьіваемьій им всемирно-исторический принцип, со-гласно с которьім отдельньїе зпохи истории должнм рассматриваться в связи с другими и в их свете как необходимме части одного органического целого.¹ Зна-чение зтого принципа не раз предстанет нам с полной ясностью при ознакомлении с развитием идей.

Систематическое и критическое изучение удовлет-воряет прежде всего научному интересу, состоящему в определении основних свойств исследуемого пред­мета и его места среди других однородннх явлений. Однако задача философского изучения зтим не огра-ничивается. С ним может соединяться еще и догма тический интерес — потребность вьіяснить значение доктрини с точки зрения принятмх нами точек зре-ния или одушевляющих нас стремлений. Обьічное словоупотребление давно уже закрепило зто особое от-ношение к доктринам известньїм вьіражением, что то или другое учение имеет «не один исторический ин­терес». Зто, с первого взгляда, чисто отрицательное определение скрьівает в себе и положительную сторо­ну, поскольку оно указьівает на непрекращающееся влияние некоторьіх доктрин, на их жизненное значе­ние для сознания позднейших зпох.