Договора и ВтороЙ Мировой войны

По условиям Мюнхенского соглашения Гитлер получил все то, что он тре­бовал в Годесберге, а международная комиссия под давлением его угроз дала ему еще больше. Окончательное соглашение, подписанное 20 ноября 1938 года, обязывало Чехословакию отдать Германии 11 тысяч квадратных миль своей территории, на которой проживало 2 миллиона 800 тысяч судетских немцев и 800 тысяч чехов. На этой территории размешалась широ­ко разветвленная система чешских укреплений, считавшихся самыми не­приступными в Европе.

В Чехословакии была нарушена сложившаяся систе­ма железных и шоссейных дорог, телеграфная и телефонная связь. Соглас­но немецким данным, расчлененная страна лишилась 66 % своих запасов каменного угля, 80 % запасов бурого угля, 86 % за­пасов сырья для химической промышленности, 80 % цемента, 80 % текстильной промышленности, 70 % электроэнергии и 40 % леса. Процветающая индустриальная держава в одну ночь была разорена и разорвана на части.

Неудивительно, что Йодль в ночь подписания Мюнхенского соглаше­ния радостно записал в своем дневнике: «Мюнхенский пакт подписан. Чехословакии как государства больше не су­ществует... Фюрер с его гением и целеустремленностью, которую не поколеба­ла даже опасность возникновения мировой войны, опять одержал победу без применения силы. Остается надеяться, что те, кто не верил в его гений, те­перь переубеждены навечно».

Многие из сомневавшихся были переубеждены, а те немногие, кого переубедить не удалось, впали в отчаяние. Генералы Бек, Гальдер, Вицлебен и их гражданские советники опять ошиблись в своих расчетах. Гитлер получил то, что хотел, — совершил очередное великое завоевание без еди­ного выстрела. Его престиж достиг высот необычайных. Никто из прожи­вавших тогда в Германии не забыл того восторга, который охватил немцев после подписания Мюнхен­ского соглашения. Они вздохнули с облегчением — ведь опасность войны миновала; они чрезвычайно гордились бескровной победой Гитлера не только над Чехословакией, но и над Англией и Францией. Они не уставали повторять, что всего в течение полугода он завоевал Австрию и Судетскую область, увеличил население Третьего рейха на 10 миллионов человек, за­хватил огромную, важную в стратегическом отношении территорию, после чего перед Германией открылась возможность добиваться господства в Юго-Восточной Европе. И при этом не погиб ни один немец! Интуиция гения помогла ему не только предугадать слабость малых государств Цент­ральной Европы, но и провидеть поведение двух крупнейших государств — Англии и Франции и заставить их подчиниться его воле. Он изобрел и при­менил на практике с невероятным успехом стратегию и методы «политичес­кой войны», сводившей на нет необходимость войны как таковой.

Примерно за четыре с половиной года этот человек, не отличавшийся знатностью происхождения, превратил безоружную, ввергнутую в хаос и практически разоренную Германию, которая считалась самой слабой из больших государств Европы, в самое сильное государство Старого Света, перед которым трепетали даже Англия и Франция. Ни на одной ступени этого восхождения державы-победительницы не осмелились остановить его, даже когда у них имелись для этого силы. В Мюнхене, где была зафик­сирована его величайшая победа, Англия и Франция наперебой старались поддержать Германию. Но больше всего удивляло Гитлера, как, впрочем, Бека, Хасселя и других членов немногочисленной оппозиции, одно: никто из высоких политических деятелей, входивших в состав правительств Анг­лии и Франции, не осознавал, к каким последствиям приведет их попустительство каждому новому агрессивному шагу нацистского вождя.

В Англии это понимал, казалось, один Уинстон Черчилль. Никто не смог сформулировать последствия Мюнхена так сжато, как он в своей речи, произнесенной в палате общин 5 октября: «Мы потерпели полное и сокрушительное поражение... Мы находимся в центре грандиозной катастрофы. Путь вниз по Дунаю... дорога к Черному морю открыты... Все государства Центральной Европы и бассейна Дуная одно за другим будут попадать в орбиту широкой системы нацистской политики... которая диктуется из Берлина... И не надо думать, что этим все кончится. Это только начало».

Но Черчилль не являлся членом правительства, и его предупреждения были оставлены без внимания.

Была ли неизбежна англо-французская капитуляция в Мюнхене? Блефовал Адольф Гитлер или нет?

Теперь мы знаем ответ на оба вопроса. Как это ни парадоксально, но в обоих случаях он отрицателен. Все генералы, близкие Гитлеру, которым удалось пережить войну, соглашаются с тем, что если бы не Мюнхенское соглашение, то фюрер напал бы на Чехословакию 1 октября 1938 года. Они полагают, что вопреки сомнениям Лондона, Парижа и Москвы Англия, Франция и Россия все равно оказались бы втянуты в войну.

И, что особенно важно, немецкие генералы в один голос заявляли, что Германия проиграла бы эту войну, причем в кратчайшие сроки. Аргументы защитников Чемберлена и Даладье насчет того, что Мюнхен спас Запад не только от войны, но и от поражения в войне, опровергают немецкие генералы, особенно те, кто фанатично поддерживал Гитлера до самого конца.

Ориентиром для этих генералов служил Кейтель, беспредельно предан­ный Гитлеру и всегда принимавший его сторону. Когда в Нюрнберге его спросили, какова была реакция немецких генералов на подписание Мюн­хенскою соглашения, он ответил: «Мы были необычайно счастливы, что дело не дошло до военного столкно­вения, потому что... всегда полагали, что у нас недостаточно средств для пре­одоления чешских пограничных укреплений. С чисто военной точки зрения у нас не было сил брать штурмом чехословацкую оборонительную линию[10]».

Если, как утверждают генералы, гитлеровской армии не хватало средств для прорыва чешских укреплений, если французские войска на западной границе значительно превосходили по численности немецкие, если настро­ения среди генералов были столь мрачными, что даже начальник генераль­ного штаба готовил заговор против Гитлера, чтобы избежать безнадежной войны, то почему об этом не знали генштабисты Англии и Франции? Невозможно поверить, что английский и французский генеральные штабы и правительства этих стран не знали о нежелании генерального штаба немецких сухопутных войск участвовать в европейской войне. Как известно, берлинские заговорщики в августе — сентябре, по крайней мере, по четырем каналам предупреждали об этом англичан. Известно также, что информация эта поступила самому Чемберлену. В начале сентября в Пари­же и Лондоне, вероятно, узнали об отставке генерала Бека и о том, какие последствия повлечет для немецкой армии уход этого талантливого воена­чальника.

В то время в Берлине английская и французская разведки считались до­вольно осведомленными. Трудно поверить, что верховное командование в Лондоне и Париже не знало об очевидной слабости немецкой армии и авиа­ции, об их неспособности вести войну на два фронта. Так что же, кроме врожденной мнительности, заставляло начальника штаба французских су­хопутных войск генерала Гамелена сомневаться в том, что он, имея под на­чалом почти сто дивизий, легко справится с пятью регулярными и семью резервистскими немецкими дивизиями, сметет их и глубоко проникнет на территорию Германии?

Как вспоминал позднее сам Гамелен. основания для сомнения были. 12 сентября, когда на заключительном заседании партийного съезда Гитлер метал громы и молнии в адрес Чехословакии, французский генерал уверял премьера Даладье, что если дело дойдет до войны, то «страны демократии продиктуют условия мира». Он утверждал, что даже написал письмо, в ко­тором объяснял свой оптимизм. В разгар чешского кризиса, точнее, сразу после встречи в Годесберге Гамелен, сопровождавший главу своего прави­тельства в Лондон, 26 сентября повторил свои заверения Чемберлену и по­старался подкрепить их анализом военной обстановки. Он стремился рас­шевелить не только британского, но и своего премьер-министра. Это ему, по всей видимости, не удалось. В конце концов, перед тем как Даладье отбыл в Мюнхен, Гамелен объяснил ему, на какие территориальные уступ­ки в Судетской области можно пойти, не опасаясь за безопасность Фран­ции, объяснил, что основные чешские укрепления, важные в стратегичес­ком отношении железные дороги, предприятия оборонной промышленности нельзя отдавать немцам. Кроме того, он добавлял, что ни в коем случае нельзя позволять немцам отрезать Моравский коридор. Совет сам по себе не­плохой, но только в том случае, если Чехословакия понадобилась бы Фран­ции в войне против Германии. А как известно, Даладье на это не решался.

Выдвигался и другой аргумент — в основном послами Франсуа-Пенсе и Гендерсоном: Мюнхенское соглашение якобы помогло западным демокра­тиям выиграть целый год, чтобы догнать по вооружению Германию. Факты опровергают такое утверждение. Черчилль, которого поддерживают все се­рьезные военные историки стран-союзниц, писал: «Промежуток длиной в год, якобы «выигранный» в Мюнхене, поставил Англию и Францию в поло­жение худшее, чем то, в котором они находились во время мюнхенского кризиса».

Сегодня, зная содержание секретных немецких документов и после­военных показаний самих немцев, можно нарисовать картину во всей ее полноте, что было совершенно нереально в дни Мюнхена.

1 октября 1938 года Германия была не готова вести войну против Чехо­словакии, Англии и Франции одновременно, не говоря уже о России. Раз­вязав войну, Германия быстро бы ее проиграла, и это стало бы концом для Гитлера и Третьего рейха. Если бы войну удалось предотвратить в послед­ний момент из-за вмешательства армии, то генералы Гальдер, Вицлебен и их сторонники свергли бы Гитлера, как и планировали, то есть в тот мо­мент, когда он отдал бы приказ напасть на Чехословакию.

Но Чемберлен сорвал планы германского Сопротивле­ния, рассчитанные на твердую линию западных союз­ников в вопросе о Чехословакии. Гитлер мог праздно­вать победу; последняя надежда Сопротивления избавить Германию от нацистов рухнула. Германский генерал фон Клейст-Шменцин, кото­рый не испытывал симпатии к нацистам, выразил свое мнение кратко: «Гитлер, может быть, и свинья, но удачливая свинья». Генерал Гальдер принял близко к сердцу развитие мюнхенского кризиса: получив извес­тие о капитуляции Чемберлена, он разломал спой пись­менный стол. Ганс Вернд Гизевиус, вначале служив­ший в гестапо, затем перешедший на работу в абвер и выступавший против нацистов, пришел к выводу, ко­торый в целом разделяли его соратники по борьбе «Чемберлен спас Гитлера». И уже много лет спустя после войны, в 1958 году, на презентации одной из газет в Чэтем Хаусе — престижном лондонском клубе дипломатов - с горькой иронией было отмечено, что «если западные союзники с кем-нибудь и сотруднича­ли, то не с германским Сопротивлением, а с Гитле­ром».

Фанатичное желание Чемберлена дать Гитлеру то, чего тот хотел, его поездки в Берхтесгаден, Годесберг и, наконец, его роковая поездка в Мюн­хен спасли Гитлера, укрепили позиции Гитлера в Европе, в Германии, в армии настолько, насколько он и предположить не мог за несколько недель до Мюнхена.

Для Франции Мюнхен обернулся катастрофой. Трудно понять, почему этого не поняли в Париже. Военное значение Франции в Европе было све­дено на нет. По сравнению с полностью отмобилизованной немецкой армией французская армия составляла только половину. По производству оружия Франция также уступала Германии. Правда, Франция состояла в союзни­ческих отношениях с малыми государствами Восточной Европы — Чехослова­кией, Польшей, Югославией и Румынией, и эти страны, вместе взятые, имели военный потенциал «великой державы». Однако утрата 35 хорошо обученных и вооруженных чешских дивизий и укреплений, которые могли сдержать даже превосходящую по мощи немецкую армию, значительно ос­лабила французскую армию. И это еще не все. Как могли восточные союз­ники Франции верить после Мюнхена подписанным ею договорам? Высоко ли ценился теперь союз с Францией? В Варшаве, Бухаресте, Белграде на этот вопрос отвечали однозначно: не очень высоко. В этих столицах стара­лись, пока не поздно, заключить выгодную сделку с нацистским завоевателем.

Активность Москвы также повысилась. Хотя Советский Союз и состоял в военном союзе с Францией и Чехословакией, Франция вместе с Герма­нией и Англией единодушно исключили Россию из числа участников встре­чи в Мюнхене. Это был выпад, который Сталин запомнил. Через несколько месяцев западным демократиям пришлось за это расплачиваться. 3 октября, через четыре дня после мюнхенской встречи, Вернер фон Типпельскирх, советник германского посольства в Москве, докладывал в Берлин о послед­ствиях Мюнхена для политики Советского Союза. Он полагал, что «Сталин сделает выводы»; он был уверен, что Советский Союз «пересмотрит свою внешнюю политику»; отношение к союзной Франции станет менее друже­ственным, а отношение к Германии — более положительным. Немецкий дипломат считал, что «сложившиеся обстоятельства предоставляют возмож­ность для нового, более широкого экономического соглашения с Совет­ским Союзом». Впервые в секретных немецких архивах упоминается об из­менениях в политическом курсе Берлина и Москвы, пока еще едва замет­ных, но через год приведших к важным последствиям.

Несмотря на свою удивительную победу и то унижение, которое он за­ставил испытать не только Чехословакию, но и Англию с Францией, Гитлер был разочарован результатами мюнхенской встречи. Шахт слышал, как на обратном пути в Берлин фюрер говорил сопровождавшим его эсэсовцам: «Этот парень (Чемберлен) испортил мое вступление в Прагу». А ведь имен­но этого Гитлер обивался, именно об этом твердил генералам начиная с 5 ноября минувшего года. По его мнению, захват Австрии и Чехословакии явился всего лишь предварительным шагом перед походом на Восток за «жизненным пространством» и решением военного вопроса на Западе. 20 сентября во время беседы с венгерским премьер-министром он заявил, что самое лучшее — «уничтожить Чехословакию». Это, по его мнению, было бы «единственным удовлетворительным решением». Он боялся только одно­го — чехи могли принять его требования.

И вдруг мистер Чемберлен отправляется в Мюнхен, заставляет чехов принять все требования и, таким образом, лишает его, Гитлера, военной победы. Так думал Гитлер после Мюнхена. «Мне с самого начала было ясно, — призна­вался он позднее своим генералам, — что Судстско-Немецкая область меня не удовлетворит. Это решение половинчатое».

Через несколько дней после подписания Мюнхенскою соглашения не­мецкий диктатор начал приводить в исполнение план, согласно которому следовало решить эту проблему окончательно.

И не удивительно, что Гитлер это сделал. Получив с такой легкостью Чехословакию, он не мог остановиться на достигнутом. Чемберлен продал Чехословакию; это было исторической ошибкой, сделавшей войну неиз­бежной.